Отвечать что-то смысла не было, да я бы и не смогла. Начни я хоть что-нибудь говорить, непременно расплачусь. О том предупреждал спазм, бинтом перехвативший накрепко горло. Сережа, как и подобает, кинется меня утешать, говорить что-то мягкое и вполне приличное. Все потечет по нужному руслу, и хеппи-энд нашей лавстори обеспечен. По крайней мере на сегодняшний день.
Нет! Так я не хочу. Лучше уж никак вместо как-нибудь… Кем было сказано, не помню, но сказано верно. У нас с ним действительно все получается «как-нибудь». Как-нибудь позвоню, как-нибудь увидимся, как-нибудь переспим, если выдастся случай. Да ладно бы, кто же против? Чего тогда пыжиться и изображать оскорбленную добродетель? Никаких обязательств – значит никаких. Если, конечно же, причина именно в ревности, а не в чем-то другом…
Почему в моей голове мелькнула подобная мысль в тот момент? Этим вопросом я задавалась потом неоднократно. Ломала голову, пытаясь вспомнить, что именно натолкнуло меня на мысль, будто его гнев вызван чем-то еще, будто существует еще какое-то неведомое мне объяснение. Проклятая невнимательность! Вернее, даже не невнимательность, а простое неумение сконцентрироваться на вещах второстепенных, с виду неприметных. А ведь именно в них подчас скрывается истинный смысл.
Одним словом, оставив без внимания интуитивные посылы, пальмовую ветвь я не приняла, упрямо продолжая собираться в дорогу, то есть набивать еще одну сумку оставшимися в холодильнике продуктами. Зачем я это делала, одному богу известно. Собиралась же купить все необходимое по дороге, а тут вдруг проявила просто чудеса предусмотрительности, выставляя на дно объемной сумки ровные ряды баночек с салатами и майонезом.
Аракелян все это время молча наблюдал за моими передвижениями по кухне.
– Ладно, я понял, – обронил он совершенно бесцветным голосом. – Тебе так удобнее. Ты без всего этого не можешь, потому до сих пор и одна…
Это был удар ниже пояса, даже хуже того – оглушительно звонкая пощечина, сразу все расставившая по своим местам.
Итак, мне вынесли очередной диагноз, причем сделано это было в весьма оскорбительной форме. Что же, пусть так. Только то, что прощалось моим подругам, не сойдет с рук людям посторонним, а Аракелян теперь был мною отнесен именно к этой категории.
Кстати, о подругах… Не успела я про них вспомнить, как одна тут же не замедлила явиться.
– Привет, милая. – Наталья переступила порог моей квартиры, поцеловала меня в щеку и, критически осмотрев мой наряд (я все еще продолжала разгуливать завернутой в покрывало), вопросительно подняла брови. – Ты что же, еще не одета? Или у тебя кто-то…
Закончить фразу она не успела, потому как из кухни нарисовался Аракелян, явив присутствующим совершенно безупречный голый торс, так как рубашку он застегнуть не мог по причине отсутствия пуговиц.
– Здрассте, – склонил он голову в приветственном кивке и встал для чего-то за моей спиной, словно боялся нападок со стороны моей подруги. – Рад вас видеть.
Опасения его не оправдались, потому что Наталья Николаевна слыла человеком достаточно уравновешенным и крайне воспитанным. Все, что она могла себе позволить в данной ситуации, так это оставить без внимания приветственные речи моего гостя и, заметно побледнев лицом, обратиться ко мне с натянутой улыбкой.
– Дашенька, у меня к тебе есть одна просьба. Я звонила, звонила, ты не отвечала. Мобильный тоже не брала.
– Да, понимаешь… – промямлила я, не зная, что придумать в свое оправдание.
– Конечно же, понимаю, еще бы не понять! – она все ж таки не удержалась от язвительного выпада. – Причина более чем… объективная… Ну, да это не мое, собственно, дело. Могу я говорить с тобой?
– Конечно! – обрадовалась я тому, что она так быстро вышла из ступора и сразу перешла к делам. – Говори, конечно!
– Я хочу говорить с тобой наедине, дорогая. – Ее леденящий душу взгляд метнулся за мое плечо и остановился на бедном Аракеляне. – Вы мне это позволите?
Ну ни дать ни взять Снежная королева! Она и одета-то была соответственно. Кстати, Наталья относилась к категории женщин, для которых одежда существовала не для того, чтобы ею прикрываться, а для того, чтобы оттенять имеющиеся у нее достоинства. Ее выкрашенные в пепельно-русый оттенок волосы, свободно спадающие сейчас на плечи, великолепно сочетались с легким костюмом из натурального шелка, цветовая гамма которого металась от прозрачного стального до едва уловимого голубого. Бесцветные босоножки на высоком каблуке, сумка из какого-то немыслимого пластика. Довершали картину стильные очки. Их она держала сейчас в руке, слегка поигрывая дужками.
Впечатление было произведено, и Аракелян растворился в одной из трех комнат. Я даже не успела заметить, в какой именно.
– Что ты хотела, Натуся? – попыталась я подлизаться. Выражение лица подруги не сулило мне ничего хорошего. – Классно выглядишь!
– Не льсти мне, Дашка, – вздохнула она тяжело и, с тоской посмотрев в ту сторону, куда ретировался сконфуженный Аракелян, осуждающе качнула головой. – Зачем тебе это?! Ну, скажи мне!!!
– Наташа, не начинай снова, – вымучила я, стараясь, чтобы голос мой не дрожал, потому что вопрос, заданный ею, меня терзал уже минут десять.
– Господи, какая же ты дурочка! – Наталья так расчувствовалась, что всхлипнула, грациозно тронув переносицу длинными пальцами. – А как же Саша?! Он мне звонил вчера и полчаса рассказывал о том, как у вас все с ним хорошо. Он полон надежд. И он, между прочим, считает тебя порядочной женщиной!.. Он же славный, Даша. И тебе об этом известно не хуже меня. Почему тебя всякий раз тянет ступить в трясину?! Зачем?! В чем смысл твоих поступков? Не девочка же уже!
– Вот потому и делаю, что хочу, знаешь! – голос мой достаточно окреп, потому что не любила бесконечных напоминаний о моем возрасте. Не то чтобы это стало комплексом, но дважды за последний час – это, простите, уже перебор. – Ты чего хотела? Говори, а то мне некогда. Я на дачу собираюсь поехать. Сама понимаешь, сборы в разгаре.
– А-ааа, понимаю, как же! – Лицо ее от обиды исказилось почти до неузнаваемости. – Может быть, я и зря заехала к тебе, надеясь на помощь? Не открывала бы тогда!
Она круто развернулась к двери. Широкий подол ее юбки взметнулся, заискрившись холодным неоном шелковых нитей. Сейчас Наталья начнет всхлипывать, намеренно долго возиться с замком, ожидая того, что я кинусь извиняться и останавливать ее. Так случалось…
Ну, почему мне сегодня не хочется идти на поводу у чужих желаний? Даже странно… Всегда же оправдывала их, а тут вдруг непонятный, необъяснимый какой-то бунт. Сначала не оправдала надежд Сергея, теперь вот Наталья начала что-то бубнить, не дождавшись моих извинений.
– Ладно, черт с тобой! – Она снова повернулась ко мне с красным от напряжения и злобы лицом. – Трахайся с кем хочешь! В конце концов, что тебе еще остается, ни семьи, ни детей. Можешь подбирать любую дрянь. И в любое другое бы время я бы ни за что… Но сегодня такое дело. Короче, Дарья, меня срочно вызвали в налоговую. Вызвали именно сегодня и именно в половине пятого вечера!
– А что у нас было запланировано сегодня на половину пятого? – Пропустив мимо ушей ее гневные обвинения, я прошлась по прихожей, села на тумбочку под зеркалом и напрягла слух.
Это покажется странным, но Аракелян не подавал признаков жизни. Не мог же он спуститься по простыням с четвертого этажа, спасаясь бегством от гнева разъяренных женщин. Скорее всего одно из двух: либо он подслушивает, затаив дыхание. Либо… спит, потому что его расслабленное подремывание я прервала самым варварским, самым бессовестным образом.
– Мне нужно, чтобы ты съездила на железнодорожный вокзал в Ленинском районе, встретилась там с Володей и передала ему вот этот пакет, – быстро проговорила Наталья и, расстегнув свою умопомрачительно стильную сумочку, извлекла оттуда сверток размером с буханку «бородинского». Это был даже не сверток, а обычная бандероль в упаковочной бумаге и нескольких сургучных печатях. – Это очень важно для Володи, понимаешь! И нужно именно к пяти. Мы с ним договорились встретиться на платформе и вместе ехать по одному делу, которое, кстати, связано именно с этим… И тут этот звонок! Отказаться или перенести встречу в налоговой – значит навлечь неприятности. Не поехать на встречу с Володей тоже не могу. Мобильный у него второй час молчит. Не могу нигде его достать, чтобы предупредить. Он будет ждать меня, Даш! Поможешь?
Мне оставалось только развести руками. Как не помочь, тем более что просьба-то пустяшная. Ленинский район находился по пути на дачу. Почему бы не заехать на вокзал и не передать Володе сверток? К тому же не использовать шанс лишний раз увидеться со славным человеком я не могла. Володя меня любил искренне и трепетно, я, между прочим, отвечала ему тем же. А после сегодняшних встрясок моя душа просто жаждала общения с приятным человеком. Поэтому, приняв из рук Натальи бандероль, я буркнула: «Без проблем». Позволила поцеловать себя в щеку, выслушать «на посошок» еще пару пожеланий рекомендательного характера. И лишь когда за ней закрылась дверь, я пошла на поиски Аракеляна.
В гостиной его не было. Лоджия тоже пустовала, и на перилах не красовался живописный узел из связанных простыней. В следующей комнате, где у меня было что-то наподобие спортивного зала и рабочего кабинета одновременно, Аракелян также отсутствовал. Оставалась спальня, дверь в которую почему-то оказалась прикрытой. Потоптавшись с минуту у входа, – мне претило встречаться с ним на этой территории, – я все же вошла.
Конечно же, так и есть! Разметавшись на смятых нами простынях, Сережа спал сном праведника. В его лице не было заметно ни тени тревоги или хотя бы намека на переживания по поводу нашего последнего разговора на кухне. Поразительная безмятежность! Вот у кого, наверное, нервы, будто стальные канаты. Тут всю выворачивает просто наизнанку и от злости, и от огорчения, и – чего уж тут лукавить – от желания дотронуться до него. А он спит!..
– Эй, Аракелян! – громко позвала я и грубо пнула его ногой в колено. – Поднимайся, уезжаем!
Он подскочил как ужаленный. Нет, к моей вящей радости, с нервами у него обстояло не так хорошо. Безумный совершенно взгляд. Руки вцепились в простыню. Грудь высоко вздымается. Дышит так, словно только что закончил марш-бросок с полной боевой выкладкой. Уж о чем о чем, а об этом-то я имею прекрасное представление.
– Что?! – сипло выдавил он, заметив мое изумление.
– Ничего. – Открыв встроенный шкаф, которым мастера-краснодеревщики задекорировали мне альков, я вытащила оттуда белье, тонкие летние джинсы и футболку. – Мне пора уходить.
– Почему? – Он слез с кровати, с хрустом потянулся и тут же придвинулся ко мне, начав сразу урчать на ухо: – Ну, Дашка, ну не будь такой букой. Ты нежная, славная, тебе не идет кукситься. Ну, чего ты? Ничего же не произошло! Так, недоразумение какое-то…
– Сережа, давай отложим выяснения всех недоразумений до лучших времен, – попросила я, отгораживаясь от него ворохом одежды. Непосредственная близость грозила нам последствиями, а мне нужно было торопиться на встречу с Володей Волковым. – Мне надо уезжать сейчас, а ты…
– А ты выметайся, стало быть. – Он невесело хохотнул, но рук с моей спины не убрал. – Мне можно с тобой? Конечно же, нет, учитывая тот факт, что встречаешься ты с мужем своей подруги.
– Ты все слышал? – Мне стало стыдно за Наталью. Но потом, вспомнив, что именно Волков, а не кто-нибудь поспособствовал нашему знакомству, я предложила: – Кстати, ты мог бы поехать со мной. Я еду на встречу с человеком, который тебе не безызвестен. Думаю, что как раз он-то будет рад, что мы вместе…
– Пусть идет к черту! – выругался вдруг Аракелян, отпрянул от меня, словно я предложила ему что-то гадкое. – Этого добряка, которого вы все так уважаете, я глубоко презираю, понятно?
Нет, непонятно, хотелось мне сказать. Но благоразумие сегодня было моим коньком, и я снова промолчала. Пока Сережа стоял ко мне спиной, быстро оделась. Подошла к нему и потянула за рукав растерзанной рубашки.
– С вокзала я еду на дачу. Там поживу какое-то время. Хочу немного отдохнуть, собраться с мыслями. Если тебе неприятно видеться с Володей, ты мог бы подождать меня в машине и потом…
– Я не могу торчать на твоей даче, Даша. У меня есть жизнь, о которой ты ничего не знаешь. Да тебе и не надо о ней знать! – жестко и даже грубо перебил он меня, комкая мое предложение.
Одернул руку и, кое-как сведя полы рубашки, заправил ее в брюки. Тут же зло посмотрев на меня, проговорил:
– Как-то так ненароком у тебя сегодня получилось затронуть то, чего тебе затрагивать совсем необязательно. Или не ненароком, Даша?! Или ты сделала это умышленно?!
Проехавшись пятерней по волосам, качнув головой чему-то неведомому, Сережа едва слышно выругался. Потом уставился на меня и непозволительно долгое время разглядывал. Темные глаза лазером скользили по мне, вызывая одно лишь желание: сделаться величиной со спичечную головку или вовсе исчезнуть куда-нибудь.
Я же ничего такого не сделала! И ровным счетом ничего не понимала! Почему откровенное хамство Натальи подействовало на него усыпляющим образом, а мои вполне невинные заявления и вопросы вызывали такую бурю протеста, подозрения. Странно как-то все…
Я молчала, не зная, что говорить и как вообще реагировать на его, казалось бы, беспричинные вспышки ярости. Тема его прошлого и всего того, что с ней было связано, оказалась на поверку весьма скользкой. Жена там, к примеру… Ее безвременная кончина… Какая-то неведомая мне теперешняя его жизнь… Опять же ладно, все это более или менее понятно: ну не хочет человек, чтобы ему лезли в душу, кто же против. Только при чем тут Володька?! Он его вытащил из тюрьмы, наплевав на профессиональный долг. Сейчас продолжает с ним нянчиться, как с больным ребенком. Меня вон подсунул ему из совершенно благих намерений. И хотя ими известно, что вымощено, упрекнуть Волкова ему не в чем. Я так вовсе не обижалась. О чем я и не преминула заявить.
Сказано ему об этом было уже в прихожей, где Аракелян, вставив под пятку обувную ложку, натягивал стильные кожаные ботинки.
Боже, что тут опять началось!!!
И ложка полетела куда-то в угол. И кулаками о стену дважды посмел ударить. И орал что-то мало вразумительное. Короче, вел себя, как псих распоследний. Оторопело взирая на все это, я притихла из опасения навлечь приключения и на свою голову. Молчала и наблюдала, наблюдала и молчала, понимая все меньше и меньше.
Буйство прекратилось так же неожиданно, как и началось. Аракелян, тяжело глядя на меня, замолчал и даже сделал попытку извиниться.
– Без проблем, – кротко обронила я, более всего желая остаться в одиночестве.
– Ты просто ничего не знаешь! – заявил он, стоя одной ногой за порогом. – И, дай бог, тебе никогда не узнать! Одно хочу тебе сказать, Даша. Держись от этого благонравного Волкова подальше. В этой жизни очень мало людей, которых я ненавижу остро и на всю жизнь… Так вот, твой Волков – один из них. Запомни это и впредь будь умнее!
Всю дорогу от моего дома до вокзала, где мне надлежало встретиться с Володей Волковым, я предавалась размышлениям. Тем более что подумать было над чем.
Сложившаяся ситуация, в эпицентре которой я оказалась, мало сказать, не радовала. Она вгоняла меня в панику до такой степени, что становились влажными ладони, сжимавшие руль. В голове все перемешалось и перестало вовсе в ней укладываться.
Как тут было не воспользоваться советом Аракеляня, брошенным им вскользь на прощание. Впредь будь умнее… Надо бы! Да разве получится, когда кругом друзья, доброжелатели да воздыхатели. В ком среди них мне искать мерзавца? Пойди разберись!
Володя, к примеру, мне всячески рекомендовал Сережу, не произнеся ни единого дурного слова в его адрес. Тот же, как раз напротив, едва голову не размозжил о мою стену, всячески проклиная Волкова. Даже настоятельно просил меня держаться от него подальше. А с какой, собственно говоря, стати?! Володю я знаю с момента его знакомства с моей подругой. И ни разу с того самого времени я не могла уличить его в подлости или еще в чем пострашнее. Тогда как с Аракеляном я знакома всего два понедельника. За это короткое время единственное, в чем он мне казался безупречным, так это секс. Во всем же остальном – недоразумение, а не человек. Сплошные противоречия, недомолвки, подозрения… Оно мне надо?! Нет, однозначно!
Сейчас вот проеду по объездной три квартала, миную пару светофоров, припаркую машину на привокзальной стоянке и пойду искать хорошего человека Володьку Волкова.
Как можно говорить о нем подобное?! Об этом даже думать грех, не то что вслух произносить. Когда Волков ушел из школы, дети к ним домой еще целую четверть бегали, умоляя вернуться. Особо эмоциональные даже слезу пускали, в надежде разжалобить. Дурак он – этот Аракелян! Дурак и есть. Дурак и еще неудачник, который всегда ищет виновного в собственных неудачах, а отыскав, уж отдастся ненависти на полную катушку. Да, наверное, так и обстояли дела. Волков просто-напросто оказался крайним в целой серии неудач, обрушившихся на Аракеляна. С него, получается, и спрос. И посему… Посему мне нужно просто ехать вперед и постараться выбросить весь этот вздор из головы. Чтобы он не точил изнутри червем и не мешал получать удовольствие от намеченного отдыха.
Утихомирив таким образом собственные тревожные импульсы, я остановилась на последнем перед вокзалом светофоре и оглянулась. Была у меня такая привычка: на каждом светофоре, притормозив, непременно покручу головой по сторонам. То ли это прерогатива всех женщин, то ли исключительно моя. Но Аракелян об этой моей привычке наверняка не знал, потому и не стал особенно заморочиваться на конспирации, остановившись через ряд от меня за огромной «Тойотой».
Следит?! А что же еще! С какой целью? А вот здесь можно фантазировать сколько угодно, не придвинувшись к разгадке ни на йоту. Ладно, не до того сейчас. Светофор мигнул желтым, позволив двигаться дальше нетерпеливо фыркающим авто. Еще минут пять «Лендровер» Аракеляна маячил сзади, то появляясь из-за черного покатого бока «Тойоты», то снова скрываясь за ней. Потом я его потеряла. Движение на привокзальной площади оказалось слишком оживленным, чтобы позволить себе вольность понаблюдать за преследователем.
Еле втиснув свою старенькую «Мазду» между сияющей перламутром «Ауди» и «десяткой», я выбралась из машины и оглядела стоянку. Машины Аракеляна нигде не было. Либо он припарковался в другом месте, либо проехал дальше, не решившись на тотальную слежку, в которой я была готова его упрекнуть.
Я открыла свою сумочку, еще раз проверила в ней наличие бандероли, которую надлежало передать Волкову, и только тогда в относительном спокойствии двинулась к пятой платформе. Там, по словам Натальи, должен был томиться в ожидании ее несчастный супруг.
Времени у меня в запасе было еще где-то минут двадцать, поэтому ничто не мешало мне поглазеть на пассажиров и встречающих. Ну, и – чего уж тут греха таить – поискать в толпе Аракеляна. Начать я решила с билетных касс и направилась прямо туда, по ходу соображая, куда отправлюсь следом. Но уже менее чем через десять минут поисков я отказалась от своей затеи. Конец лета – не самое удачное время года для прогулок по железнодорожным вокзалам. Студенты возвращаются к местам учебы. Отпускники едут либо на отдых, либо обратно с багажом таких размеров, что не удариться коленом или боком о торчащие повсюду угловатые ребра чемоданов и корзинок просто невозможно. Тут уж не до поисков, которые к тому же оказались бесплодными – Аракеляна нигде не было. Зато стоило мне выйти из здания вокзала и подняться по переходу, я тут же увидела Волкова.
Володя нервно прохаживался по самому краю платформы под номером пять и беспрестанно поглядывал на часы. Я тоже взглянула на свои, тут же недоуменно пожав плечами: было ровно шестнадцать двадцать. Его нервозность, если и показалась мне странной, то я не обратила на нее внимания, а вместо этого принялась подпрыгивать и размахивать руками, пытаясь привлечь к себе внимание Волкова. На меня уже стали оборачиваться, а Волкову и дела не было. Он без устали пялился на свое левое запястье, где, невзирая на достаток и социальное положение, красовались патриархальные «командирские». Пришлось поспешить, поскольку до того места, где сейчас нервничал и потел в ожидании Волков, оставалось метров пятьсот.
– Девушка! Осторожнее!!!
– Куда прешь, как лошадь?..
– Очертенела, девка!!!
Подобные реплики неслись мне в спину, когда, изо всех сил работая локтями, я бежала к платформе номер пять. Первую часть пути, подгоняемая ругательствами, я преодолела почти без труда. Но вот потом…
Потом мне пришлось остановиться, потому что перед самым выходом на платформу случилась какая-то непонятная огромная пробка. Я попыталась пробраться, втискивая попеременно колени и локти между плотно сбившимися людьми, но тщетно. Народ стоял стеной. Никогда бы не подумала, что человеческие спины могут быть таким непреодолимым монолитом. Самое странное заключалось в том, что никто из тех, в чьи спины я так и не смогла достучаться, не делал ни единой попытки шевельнуться. Толпа словно окаменела перед лицом чего-то мне неведомого.
– Что там?! – крикнула я громко кому-то на ухо. – Почему стоим? Эй, да ответьте кто-нибудь, что там случилось?!
– Тише ты, не ори! – шикнула на меня какая-то тетка в соломенной шляпке, сползшей ей на жирный потный загривок. – Разоралась! Там человек попал под поезд!
– Да? Интересно… – пробормотала я озабоченно.
– Ничего интересного в этом нет! – затрясла все та же тетка одутловатыми лоснящимися щеками. – Ужасно, милочка, а не интересно!!! Уж поверьте мне!!!
Мне захотелось ее разуверить. Объяснить, что мое «интересно» не имеет никакого отношения к нездоровому любопытству, а означает лишь недоумение, поскольку минуты три назад ничто не предвещало несчастья. Люди деловито сновали по платформе, а она в этой части подъездных путей была единственной. Никто из тех, кого я наблюдала, стоя наверху, совершенно не собирался прыгать на рельсы. Кому же приспичило?..
– Скажите, а кто под поезд попал: мужчина или женщина? – вдруг спросила я и тут же почувствовала, как начала пульсировать кровь в висках.
– Ну, знаете! – снова принялась возмущаться полнотелая дама, не обратившая внимания на мой испуг. – Это просто верх цинизма!
– Да я не об этом! – попыталась я ее вразумить, но мои реплики утонули в ее шумном негодовании.
– Вот молодежь! Сплошь и рядом циники! Ну, а уж если для вас имеет принципиальное значение, то на рельсы упал мужчина…
Объяснять ей, что мне уже через месяц тридцать пять, я не стала. Да у меня и сил на это не осталось. Ноги вдруг ослабели, а во рту сделалось сухо. Кровь, до этой минуты молотившая мне голову, мгновенно отхлынула, обдав огненной волной сердце. Господи, еще минута, и я точно умру от неимоверного напряжения, дикого страха и почти физической боли. Кто бы мог подумать, что простой инстинктивный импульс, называемый предчувствием, способен творить с человеком подобное.
– Отойдите же! – вдруг заорала на меня тетка в шляпке из искусственной соломки. – Разве вы не видите?!
Пока я вслушивалась в себя, в толпе, преграждающей выход на платформу, произошли видимые глазу изменения. Целостность ее нарушилась едва заметным колыханием, потом она слегка поредела, и даже обозначилось какое-то подобие коридора. Да, так все именно и происходило. Народ сначала зашевелился, вполголоса обсуждая происшествие. Потом стал жаться к железным поручням перехода, ведущего к выходу на платформу. И вдруг разом обозначился коридор, в конце которого замаячила фигура в белом.
– Да не стой же ты столбом!!!
Кто-то зашипел на меня, ухватил за плечо и притиснул с силой к себе. Кто это был, я не знаю. Может быть, все та же тетка, а может быть, кто-то еще. Значения это не имело. Широко распахнув глаза, я смотрела на гигантского вида санитаров, которые почти бегом волокли носилки, накрытые окровавленной простыней.
– Смотрите, он жив!!! – волнообразно пронеслось по толпе. – Даже глаза открыты!!!
«Конечно, жив! – хотелось мне заорать во все горло. – Если бы не был жив, то его бы не несли сейчас, а дожидались появления бригады оперативников. Только бы… Только бы это был не он!!! Господи, сделай так, чтобы это был не он!!! Пускай я опоздала на встречу, пускай не успела вручить ему его злополучную бандероль! Пусть он даже наорет на меня и обзовет необязательной, безответственной, которой…»
Додумать я не успела, потому что мой обезумевший взгляд остановился на левом запястье мужчины, которого почти бегом несли два дюжих санитара. Старенькие «командирские», с которыми Володька Волков не расставался еще со службы в армии, были залиты кровью. И само запястье, безвольно свисающее сейчас с носилок и покачивающееся в такт чужим шагам, тоже было залито кровью. И это было его – Володькино – запястье. И часы тоже были его. Только вот лицо не было его. Это я поняла сразу, как носилки поравнялись со мной. Это лицо, искаженное болью и множественными ранами, не могло принадлежать Володьке. Человеку, которого я обожала и которого так ненавидел Аракелян.
Почему я в тот момент сразу подумала о Сергее?! Что натолкнуло меня на эту мысль?! Что послужило толчком?! Боль, которая просто сочилась из широко распахнутых глаз Володьки? Или сам вид его, прежде крепкого и здорового, а теперь истерзанного, изломанного, не видящего и не понимающего ничего вокруг.
– Володя!!! – взвизгнул кто-то остро и тонко.
Господи, неужели это я так пронзительно завизжала? Наверное! Потому что санитары внезапно остановились и уставились на меня. И не только они. Все взгляды разом скрестились на мне, как сотня острых игл, жалящих в самое сердце.
– Володя!!! – продолжала я визжать, не делая попытки сдвинуться с места.
– Эй, уважаемая, вы его знаете? – оборвал мой истерический вопль тот санитар, что замыкал шествие.
– Да, да, да!!! – замотала я головой.
– Тогда пройдемте. Времени мало…
Они снова двинулись вперед, уверенные в том, что я последую за ними.
«Времени мало… – едва не заскулила я, семеня следом за носилками. – Что он имел в виду?!»
Времени действительно оказалось мало. Его не хватило вообще ни на что. Ни на то, чтобы спасти ускользающую Володькину жизнь. Ни на то, чтобы успеть хоть что-то сказать ему. Ни на то, чтобы спросить его о том, как он мог позволить сотворить с собой подобное. Она, эта самая жизнь, просто вырывалась из него наружу вместе с его беспомощными всхлипами, надувалась кровавой пеной на затихающих Володькиных губах и все никак не хотела повременить и дать ему хотя бы еще один шанс…
– Он умер, девушка. – На плечо мне опустилась чья-то ладонь. – Кто он вам?
– Что?! – Я все еще держала Володю за руку и не могла поверить в то, что мне только что сказали.
– Он ваш родственник?
– Володя? Он муж моей подруги. Она должна была с ним встретиться сегодня, но не успевала, знаете, в налоговой там…
И тут по обреченному вздоху санитара, по тому, с какой жалостью он смотрел на меня, я наконец осознала, что любое объяснение сейчас бесполезно. Оно уже не имеет никакого значения и не сможет никому помочь, а тем более Володьке, на лицо которого уже успели накинуть край простыни.
– Да, вы правы, наверное, – с трудом выдавила я из себя и, дождавшись понимающего кивка, позволила поднять себя с коленей. – Надо ей звонить?
– Разумеется. – Огромный парень, успевший повидать за свою жизнь наверняка не одну трагедию, усадил меня на кушетку подальше от того места, где покоился на носилках Володя. – У вас есть с собой телефон? А то можете воспользоваться телефоном дежурного. И… и вымыть руки вам надо.
Мои ладони, в которых я сжимала холодеющие пальцы Волкова, действительно были сильно перепачканы кровью. Санитар снова помог мне подняться, повел куда-то длинным коридором. Коридор был узеньким, облицованным светло-голубой плиткой. Потом он внезапно закончился крохотным помещением, в котором размещались умывальники.
– Вот полотенце. – Парень протянул мне бумажное полотенце, дождался, пока я вымою руки и вытру их, взял меня за плечи и снова повел куда-то.
– Куда мы идем? – все же нашла в себе силы я спросить.
– Там в дежурке идет опрос очевидцев. Наверное, вам нужно будет ответить на пару вопросов, прежде чем вы позвоните его семье.
Господи! Семье!!! Как?.. Как я позвоню ей?! Как скажу о том, что случилось?!
– Я не смогу, – затрясла я головой. – Наталья… Она не переживет… Это же ужасно! Нет! Я не смогу!
Я на самом деле не стала ей звонить. Эти полномочия взвалили на себя работники правоохранительных органов. После недолгого совещания со мной они решили, что так будет лучше. А до того момента они со мной говорили. Говорили обстоятельно и, я бы даже сказала, с пристрастием. Кто, зачем, почему и откуда…
– Как думаете, у него были враги? – спросил как бы между прочим один из дознавателей.
– Враги?! У Володи?! Нет, что вы! Он же… был таким… таким хорошим! – Тут, снова не к месту вспомнив Аракеляна, я расплакалась. – Почему вы спросили?! Это же был несчастный случай! Почему вы спросили?!
Ребята в штатском переглянулись между собой, и теперь уже второй из них в тактичной форме пояснил мне:
– По словам очевидцев, случившееся не относится к разряду несчастных случаев. Будем, конечно, разбираться, но все указывает на то, что погибшего столкнули на рельсы в момент прибытия скорого поезда. Так что…
– Вы хотите сказать, что Володю убили??? – Мой голос, не в силах справиться с силой потрясения, сорвался на какой-то нечеловеческий сип. – Но кто???
– Будем разбираться, – пообещал мне с сочувственной улыбкой дознаватель и, прощаясь, посоветовал принять успокоительное. – А за семью не переживайте. Семье мы сообщим. Координатами вы нас снабдили…
Я совершенно не помню, как мне удалось добраться до стоянки и разыскать свою машину. С трудом припоминаю, как ехала потом, пробираясь по запруженным автомобилями улицам. Доехав до дома, поднялась к себе на этаж. Очень долго открывала дверь, не в силах попасть ключом в замочную скважину из-за судорожно сведенных пальцев. Попытки, наверное, с восьмой все же зашла к себе в квартиру. Закрылась изнутри и тут же упала на пол. Впервые за свою жизнь я в полной мере осознала, что такое лишиться сил. Никогда прежде со мной такого не случалось. Даже потерю родителей я пережила более стойко. Почему же теперь?! Почему гибель Володи сшибла меня с ног и лишила воли?!
Аракелян!!! Это все из-за него!!!
Я застонала протяжно, вспомнив поминутно все события, предшествовавшие страшной трагедии.