Галина Романова
Вкус запретного плода
Глава 3
Игорь Васильевич Слепцов рассеянно крутил в пальцах головку брелока сигнализации. Ему следовало давно уже открыть машину. Влезть в нее и подъехать к своим девочкам, которые ждали его на стоянке такси с чемоданами. Они только что прилетели с отдыха. Только что вышли из здания аэропорта. Девочек он оставил на стоянке такси, а сам пошел за машиной. Они всегда оставляли ее на платной стоянке аэропорта до прилета. Он давно уже должен был за ними подъехать, а он все медлил и медлил.
Почему?
Потому что, пока он шел, по пути ему попался газетный киоск. И заголовки крупными буквами сразу трех печатных изданий голосили о таком…
О таком ужасе, что у него на какой-то момент даже дыхание перехватило.
– Боже мой! – ахнул он, выхватив из стопки газету и впившись взглядом в текст статьи. – Боже мой, только не это!
В статье говорилось о зловещем убийстве женщины средних лет и мужчины. Предполагалось, что они были любовниками. Оба были жестоко убиты. Скорее даже, казнены. Подробностей не было. Спасибо цензуре! Труп мужчины был опознан, его вот-вот должны были забрать родственники для погребения. А вот труп женщины до сих пор оставался невостребованным. Он был не опознан. Автор статьи предполагал, что женщина была приезжей, потому что в квартире был найден чемодан с женскими вещами, скорее всего, принадлежащими жертве. И фото чемодана было опубликовано.
Гоша едва не задохнулся, когда увидел это фото. Это был чемодан его тещи. Сто процентов ее чемодан. Таких немного увидишь. Она его из Испании привезла. Купила там задорого.
Далее в статье назывался адрес, где произошло убийство. И это было неподалеку от дома, где проживала его теща. А он знал, что она любила вылезти из такси за пару кварталов от дома и пройтись пешочком. Считала, что движение – жизнь. Конечно, с тяжелым чемоданом не очень-то разгуляешься, но…
Но теща его была с великими, на его взгляд, причудами. И с годами причуд этих становилось все больше и больше. Одно ее бегство с курорта чего стоило! Это надо было так мерзко поступить со всеми ними! С ним, с Иркой, с Натой. Ната проплакала всю ночь, когда узнала, что ее бабушка уехала, не сказав никому ни слова.
– Она обиделась, да! – кричала на них с Иркой дочка. – Вы не должны были так поступать с ней, не должны!
– Как, Ната? Как мы с ней поступили? – делал он недоумевающее лицо и разводил руками.
– Вы выгнали ее! – плакала девочка.
– Мы предоставили ей возможность пожить отдельно, малыш.
– Вы выгнали ее, – стояла на своем дочка.
Потом они жестко поссорились с Иркой. Та тоже пыталась обвинить его в изгнании Натальи Павловны. И даже слушать не хотела, что это было их общее совместно принятое решение.
– Ты настоял! – стояла на своем Ирка и тоже плакала.
Теща не позвонила, когда добралась до дома. Ирка тоже настырничала и не звонила ей.
– Мы ей не нужны, – рассуждала она, надувая губы. – Ей и без нас замечательно. Взяла и сбежала! Не предупредив никого. Мы, как дураки, в театр собрались. Нарядились. Ждем ее, а она…
Ната не звонила бабушке, потому что ей было стыдно.
– Она никогда не простит мне моего предательства, – всхлипывала бедная девочка. И не звонила бабушке.
А он не звонил по понятным причинам: ему это вовсе не было нужно. Ни говорить с тещей, ни извиняться перед ней. Он был совершенно счастлив, не слыша ее высокого звонкого голоса. Исчезли причины для желудочных колик, которые зачастую вызывались одним фактом ее присутствия.
Но вот когда они прилетели, его девчонки мгновенно достали свои телефоны, включили их и принялись названивать его теще.
– Недоступна, – нахмурилась Ирка.
– Телефон бабушки вне зоны, – тут же принялась кусать губы Ната. – Она поменяла номер? Чтобы мы не могли до нее дозвониться?
– Не мели чепухи, Ната, – одернула ее Ирка, но было видно, что она занервничала.
Они набирали номер тещи снова и снова. Результат был одним и тем же – ее телефон либо был выключен, либо находился вне зоны действия сети.
– Ладно, по дороге домой заедем к ней. Навестим. Извинимся, – решила Ирка и подмигнула Нате, которая выдохнула с облегчением. – Все будет хорошо, малыш. Гоша, ступай за машиной. Мы тебя тут подождем.
И Гоша пошел. И наткнулся на газетный ларек. И купил газету с ужасными кричащими заголовками. И уже минут пять пребывал в ступоре, не зная, как сообщить обо всем этом Ирке.
«Ну, ты где? – пискнул телефон сообщением от жены. – Мы устали. Нам жарко».
«Еду», – ответил он ей и полез в машину.
Газету с ужасной статьей он выбросил в мусорный контейнер. Не надо раньше времени страха нагонять. Вот сейчас они приедут к теще, а та дома. Сидит себе на любимой лоджии с огуречными кружками на надменной своей физиономии и просматривает на компе бухгалтерский отчет, который ей прислала ее любимая подруга, она же главный бухгалтер салона красоты, которым владела теща с ней на паях. Вернее, подруга владела одной восьмой салона. Все остальное было тещино.
Кстати, подруга! А не позвонить ли ей? Не узнать ли, с чего это Наталья Павловна вдруг не отвечает своим близким?
Гоша потянулся за телефоном и тут же одернул руку. И уверенно вдавил педаль газа в пол.
Нет, Вере он звонить не станет. Они не терпели друг друга: он и давняя подруга тещи, она же компаньон. Как-то так вышло. И познакомились-то на бегу, и общались не больше часа, но и этого времени хватило, чтобы между ними пробежала черная кошка размером с медведицу. Гоша даже подозревал, что именно Вера гадит в их отношениях с тещей. Настраивает ее против зятя.
Нет, ей он звонить не станет. Пусть уж Ирка сама. Если вот Натальи Павловны дома не окажется, пусть она сама звонит Вере. И выясняет, где ее блудная мать.
Девчонки заждались. Ирка вспотела, волосы разлохматились. Она глянула на мужа злыми глазами и проворчала:
– Только за смертью тебе ходить, Гоша.
И он неожиданно побледнел, вспомнив статью из газеты и фото чемодана, так похожего на тещин.
– Папа, поехали уже, – захныкала Ната и полезла на заднее сиденье.
Он быстро загрузил чемоданы. Они расселись и поехали на тещин адрес.
– Ждите меня здесь, – скомандовала Ирка, открывая пассажирскую дверь и свешивая ноги на землю.
– Мама, я с тобой, – взвыла Ната.
– Нет. Я одна хочу с ней поговорить, – свела брови на переносице Ирка. – Без свидетелей. Нам нужно многое сказать друг другу. Ждите.
Гоша подмигнул дочери в зеркало заднего вида. Та, надув губы, отвернулась. Все еще сердилась на него за бабушку.
– Хочешь мороженого, Натусь? – принялся он подлизываться, когда за Иркой закрылась подъездная дверь. – Давай сходим в магазин, он тут недалеко. И пока мама говорит с бабушкой, мы с тобой…
– Идем, – быстро сдалась дочь.
Мороженое она очень любила, но матерью оно запрещалось, особенно в жару, особенно когда дочь перегревалась на солнце.
– Только надо быстро, пап, – бормотала Ната, семеня рядом с отцом к магазину за углом тещиного дома. – Надо успеть купить и по возможности быстро съесть, чтобы скрыть следы преступления.
И Наташка рассмеялась весело и звонко. А он снова побледнел, вспомнив фото из газеты.
Скрыть следы преступления. Какая, по сути, страшная фраза. Почему погибшую женщину так никто и не опознал? Потому что она не была жильцом того дома, где совершилось убийство? Или потому, что ее никто не хватился? А это-то почему? Потому что она одинокая? Или…
Или ее родственники где-то далеко или, к примеру, в отъезде и думают, что все в порядке. Все в порядке с их матерью, тещей, бабушкой.
Тьфу-тьфу-тьфу! Незаметно для дочери Гоша трижды поплевал через левое плечо. Он, конечно, был бы рад не видеться больше с Натальей Павловной никогда. Но не так это все должно было произойти. Не так трагично, не так страшно. Это должно было произойти естественным способом. По естественным причинам.
Мороженое съесть они с Натой не успели. Когда вернулись, Ирка уже нетерпеливо приплясывала возле машины.
– Ой! – пискнула Ната, пряча руку с мороженым себе за спину. – Папа, мама сейчас ругаться будет.
Но мама даже не заметила их самоволки. Даже не обратила внимания на то, что дочь в летний зной есть мороженое.
– Ее нигде нет, Гоша! – подняла она на мужа бледное лицо, глаза неестественно вытаращились.
– Дома нет?
– Дома нет. В квартире! Ты что, тупой?! – взвизгнула Ирка. – И ее не было!
– Ладно тебе паниковать. Она просто где-то гуляет. Может, в салон подалась. Могла она просто ради приличия там показаться хотя бы раз за месяц?
Это он съязвил. По понятным причинам. Теща, на его взгляд, из рук вон плохо вела свой бизнес. Полностью передоверила все своей подруге, которая наверняка ее обворовывала. За два последних года, по его сведениям, Вера дважды меняла дорогие машины и начала строить дом за городом. Тогда как свои доходы теща называла более чем скромными.
И он предлагал ей, между прочим, свои услуги. Предлагал устроить внезапную проверку всей бухгалтерии. Теща отказалась.
– Я знаю Верочку не один десяток лет, Гоша. Она никогда не стала бы мне врать. И уж тем более обворовывать. А шикует она оттого, что у нее появился очень-очень-очень влиятельный и обеспеченный друг.
И этому Гоша не верил тоже. Вере, как и Наталье Павловне, было под полтинник. И привлекательностью его тещи Вера совершенно не обладала. Была прожорливой и оттого грузной. Сильно косолапила. И что особенно ему казалось неприятным: в разговоре всегда смотрела мимо собеседника. Какой влиятельный, обеспеченный друг? О чем вы?
– Не было ее в салоне. Я звонила Вере.
– Да? Странно.
У него ныла и чесалась грудь, хотелось быстрее домой. Хотелось отвлечься, забыться, не вспоминать про фото чемодана, так похожего на тещин. Про статью со страшным содержанием. И про неопознанный, не востребованный родственниками труп женщины.
Господи, хоть бы она уже отозвалась! Пусть ворчит, пусть обижается, пусть намекает, что он недостоин ее дочери. До сих пор недостоин, хотя они в браке уже восемь лет. Пусть все это будет уже. Чтобы он мог со спокойной душой запереться в ванной с бокалом хорошего виски, погрузиться в ароматную воду, прикрыть глаза и немного помечтать о запретном.
Мечтать ведь не запрещено, так?
– Домой? – спросил Гоша, заводя машину и глядя на встревоженную Ирку старательно отрепетированным беспечным взглядом.
– Какой домой, Гоша? Какой черт домой! В полицию поехали! – скомандовала жена.
И он послушался. Хотя очень боялся такого приказа, очень. Там ведь Ирка сразу обо всем узнает. И будет беда. С ней, с его женой. Про Нату он вообще боялся думать. Ее-то точно надо будет как-то оградить от правды.
– В какое отделение ехать, Ириша?
– В районное, Гоша! В районное! – Она сложила пальцы щепотью и помахала ими у него перед носом. – Разве не понятно! Не в МУР же ты меня повезешь!
Он вздохнул и поехал.
Районное отделение располагалось не так далеко. В паре кварталов от микрорайона Звездный. Доехали быстро, без пробок. Хотя сегодня он этому был совсем не рад. Лучше бы они застряли часа на три. Глядишь, за это время и Наталья Павловна бы объявилась. И Ирка бы успокоилась.
– Тебя подождать? – вежливым голосом поинтересовался он у жены, судорожно сующей в карман дорожного комбинезона телефон.
– Нет, уезжай к черту отсюда! – выругалась она.
– Я к тому, что с тобой идти или нет. Ира, прекрати, – попросил он тут же. – Прекрати истерить. Нату перепугаешь.
– Прости. – Она опустила голову и отчетливо всхлипнула. – Я чувствую… Я чувствую, что что-то не так, Гоша. Господи, какая же я дрянь! Я даже не позвонила ей, не спросила, добралась она до дома или нет! Ее никто, представляешь, никто из соседей не видел. Даже сестры Котовы. А они видят все! Где же она?!
Ныть и чесаться в груди стало просто невыносимо. Потому что он, кажется, знал ответ.
– Сидите с Натой здесь. Я одна схожу. – Ирка дотронулась до его руки, сжала. – Одну ее не оставишь. А чтобы она там была, я не хочу.
– Хорошо. Мы тебя подождем. Правда, Натусь?
Он нашел в зеркале заднего вида дочку. Вот ведь! Они даже не заметили, что ребенок, сморенный перелетом, уснул.
Он потом и сам задремал, так долго Ирки не было. Очнулся от странного звука. Дернулся, открыл глаза и тут же наткнулся на Иркину растопыренную ладошку, приплюснутую к стеклу водительской двери. Он нажал кнопку, стекло поползло вниз. Ирина отлепила ладонь, отступила на шаг от машины, давая ему возможность выйти.
– Ната спит? – спросила она хриплым голосом.
– Да, спит. – Он для надежности еще раз заглянул в салон, кивнул. – Да, спит. Что тебе сказали в полиции?
– Я написала заявление. – Она подняла на него сумасшедшие глаза. – Но они его не приняли.
– Почему? – возмущенно откликнулся он.
И уставился на жену. С ней явно было что-то не так. Взгляд неподвижный, тяжелый. Как у душевнобольного человека. Руки висят вдоль тела, хотя она так стоять не любила. Всегда им находила применение. То в карманы сунет, то воротник поправит, то в сумку полезет. А тут ее руки словно умерли. Они повисли. Безжизненно повисли.
– Они предложили мне для начала… – Она запнулась.
– Подождать возвращения Натальи Павловны три дня? – подсказал он.
А сам уже догадался, уже понял, что ей предложили сделать в полиции. И даже привалился спиной к машине, ноги ни черта не держали.
– Что они тебе предложили, Ирина? – Он странно охрип, когда спрашивал.
– Они предложили мне… Съездить на опознание, Гоша.
Ее правая рука дернулась и потянулась к лицу. Но не вышло ничего у его жены. Ни слезы вытереть, которые побежали по щекам, ни поправить прическу, ее волосы были в ужасном беспорядке. Пальцы сжались в кулачок и спрятались в кармане светлых брюк.
– На опознание?
– Да, – кивнула Ирина, не замечая, что плачет. – Несколько дней назад где-то по соседству с маминым домом произошло страшное убийство. Убили молодого мужчину и женщину средних лет. Мужчину забрали родственники. Женщину не искал никто. Пока. На квартире остался ее чемодан. Это… Это мамин чемодан, Гоша. Судя по фотографии, это мамин чемодан. И они мне предложили…
Ирка качнулась. Упала лицом на его грудь и зашлась в плаче. Он даже не пытался ничего говорить. Все слова бессмысленны в такой ситуации. Это понимали оба. Стояли, обнявшись, и ждали друг от друга сил. А их не было. Был только ужас, слепивший их в единый организм.
– Сейчас Натка проснется. Надо успокаиваться, Ириш. – Он погладил жену по волосам. – Надо успокаиваться и ехать домой.
– Но надо же ехать туда, – ее рука вяло махнула куда-то себе за спину. – Они и адрес морга дали и… Я не могу, Гоша! Я не смогу!
– Все. Успокаивайся. Все. Я сам все сделаю, – пообещал он сгоряча.
– Правда? – Она ухватилась за его плечи, заглянула в лицо. – Ты правда это сделаешь? Один?
– Да.
– Потому что я не смогу, Гоша. Не смогу!
– Я все сделаю, – уже тверже пообещал он.
И мысленно обратился за помощью к подруге тещи – Вере. Эта громоздкая баба сможет все. Она и с конем, и с крокодилом сладит. И войдет куда хочешь. Если не сможет опознать тело Натальи Павловны она, не сможет никто.
– Там еще дело в чем, Гоша, – зашептала жарко Ирка ему на ухо. – Тела… Тела были оскальпированы. Их сложно опознать.
– Ты говорила про чемодан Натальи Павловны. Там же ее вещи, – ухватился он за соломинку, надеясь, что не придется смотреть на то, что осталось от тещи.
– Вещи… Вещи все в крови. Все испорчено. Там невозможно… Господи, за что?!
И Ирка повисла у него на руках, потеряв сознание.
Глава 4
– Володя, не провожай меня, милый, не надо.
Настя стояла перед зеркалом в своей прихожей и делала вид, что застегивает блузку. Присутствие мужа за спиной она чувствовала спинным мозгом. Слышала его напряженное дыхание. И почти угадывала течение его тревожных мыслей. Он всегда и всего опасался. Всегда за всех переживал: за нее, за мать, за сестру и племянниц. А теперь, когда в прессе раздули историю погибших при невыясненных обстоятельствах мужчины и женщины, он буквально ходил за ней тенью.
Отвозил на работу. Встречал с работы. Пару раз за минувшую неделю привозил ей в офис комплексный обед. Он…
Он перекрыл ей кислород по всем направлениям! Он лишил ее свободы! И ее запретные свидания с Женей на время пришлось прекратить. А они скучали. Они уже не могли друг без друга. И расставание больше чем на сутки вгоняло обоих в тоску.
Поэтому было решено самим напроситься в командировку, в которую никто не хотел ехать.
– Даже если бы и не было этой командировки, мы бы ее все равно придумали, правда, малыш? – Женя смотрел на нее влюбленными глазами. – Правда?
– Конечно, – неуверенно отозвалась она.
Если честно, она не представляла, как она смогла бы придумать командировку. Ее мужа сложно обмануть подобным образом. Он бы позвонил кому-нибудь или заехал за ней в офис. И подлог раскрылся бы. Не могли же они всех на свете посвятить в свой заговор. Это и стыдно, и опасно. Все равно кто-нибудь да проговорился бы.
А вот когда все по правде, то и бояться нечего.
– Настюша, а кто с тобой едет в эту командировку? Ты, кажется, не говорила?
Это был один из излюбленных приемов Вовы: поймать ее на несостыковках, заставить завраться. Но если в первые годы это у него выгорало, она часто палилась, и рыдала потом часами, и неделями сидела взаперти, то теперь нет. Теперь она поднаторела в искусстве наставлять мужу рога. И поймать ее можно было только разве на любовнике. Проболтаться она уже не могла.
– Милый, я говорила тебе. Ты забыл, – мурлыкающим, убаюкивающим голосом произнесла Настя, тщательно заправляя скучную блузку в длинную юбку. – Сначала я должна была ехать с Вероникой, но у нее дома случился какой-то форс-мажор. Ей пришлось даже взять отпуск. И теперь со мной едет молодой айтишник. Кажется, его зовут Женя. Но могу и ошибиться. Видела фамилию и инициалы. Имя на букву «Е». Не Екатерина же и не Елена. Так ведь?
– И вы поедете с ним в одном купе?
Острый кадык мужа заерзал вверх-вниз.
– Представь себе! – фыркнула она будто досадливо. – С ним, в одном купе. Хорошо еще, что его девушка с ним едет, развлечения ради. Мне хоть будет с кем словцом перемолвиться. А то представляю себе дорогу из трех дней! Сидит этот скучный тип в компьютере, я в женских журналах. И ни слова, кроме доброго утра и спокойной ночи. Ужас! Хорошо, что девушка его едет.
– Да, хорошо. – Вова заметно расслабился. Легонько коснулся ее шейных позвонков указательным пальцем. – Ну, раз у него есть девушка, значит, не такой уж он и скучный, айтишник этот.
– Возможно. Мне это, если честно, все равно. Я еду туда много и напряженно работать. Обещали премию.
– Не помешала бы. – Володя покосился на вешалку, где болталась его старая кожаная куртка, которую он все никак не решался выбросить. – Может, наконец удастся что-то мне купить. На замену этой ветоши.
– Конечно, купим, милый!
Настя повернулась к нему и, пряча счастливую улыбку, прижалась лицом к его груди. От футболки мужа неприятно пахло кухней. Он только что закончил готовить обед себе и двум своим племянницам, которые обещали к нему заскочить после лекций в институте.
– Но ты и себя не должна забывать, – тихонько дул он ей на макушку. – У тебя износились осенние сапоги.
– Потерю набойки ты называешь «износились»? – Смех все же вырвался, хотя и не слова мужа были тому причиной. – Я их еще не один сезон поношу.
И, помня о скопидомстве мужа, Настя добавила:
– Это жуткое расточительство: покупать сапоги через сезон. Так никаких денег не хватит.
Она с облегчением выпрямилась. Погладила мужа по небритой щеке. Если ему не надо было на работу, он никогда не брился. Экономил лезвия.
– Ну, мне пора. – Она ухватилась за чемоданную ручку. – Не провожай, а то я расплачусь. И какой тогда из меня работник!
Они расцеловались у порога. Настя вышла из дома. Спустилась в лифте на первый этаж. Села в служебную машину, которая всегда отвозила сотрудников на вокзал и встречала там же. И уже через полчаса переминалась с ноги на ногу возле открытой двери спального вагона.
Она не спешила усаживаться. Женьки еще не было. Воспользоваться служебным автомобилем он побоялся, потому что Настин муж мог все же выйти ее проводить, хотя бы до машины. И он где-то встрял в пробке на такси. Она теперь ждала.
Но это было даже неплохо. Взгляд ее, внимательный, напряженный, прыгал по лицам людей, высматривая не только любовника. Взгляд ее искал еще и мужа Володю.
Он запросто мог отправиться следом за ней на вокзал и проследить за тем, как и с кем она уезжает. И хотя она нигде пока не обнаружила его нескладную долговязую фигуру, и вряд ли бы он потащился жарким воскресеньем через весь город, Женьку она все равно снабдила очень строгими инструкциями. Проколоться на последних минутах они не должны были ни за что.
– Доброе утро, Анастасия, – чопорно поздоровался с ней ее любимый, подводя к вагону какую-то странную деваху в мешковатых одеждах и старомодных очках. Духи ее были отвратительными. – Познакомьтесь, это Лиза.
Лиза молча кивнула и от рукопожатия отказалась. И в вагон полезла с ними вместе, успев на ходу что-то шепнуть проводнице.
Все прошло как по маслу. Они вошли в купе, которое они с Женькой выкупили полностью за свои деньги. Женя тут же принялся рассовывать их багаж под нижние полки. Лиза застыла у двери, нетерпеливо поглядывая на часы. Настя прилипла к окошку.
Она все еще боялась увидеть в толпе провожающих своего ревнивого недоверчивого супруга.
Его нигде не было. Тьфу-тьфу-тьфу!
– Провожающих просьба покинуть вагон, – принялась вопить в коридоре вагона проводница. – Поезд отправляется через минуту.
– Ну, я пошла. – Лиза схватилась за дверную ручку. – Счастливо оставаться, голубки.
– Спасибо, Лизок. Я твой должник. – Женька сжал кулак и постучал им по груди в районе сердца. – Как договаривались?
– Угу, как договаривались. – Она скупо улыбнулась и вышла из купе.
– Кто это был? – спросила Настя, не поворачиваясь.
Ей все еще не давала покоя мысль, что Володя мог приехать следом, и прятался в какой-нибудь нише, и подглядывал из-за фонарного столба.
– Моя студенческая подруга. Мой кореш, другим словом. – Женя запер дверь купе и встал сзади. – Она всегда и во всем меня выручала.
– А если бы мой Вова ее прижал? Она бы…
– Не раскололась ни за что. – Руки Жени легли ей на бедра и осторожно потянули вверх длинную юбку. – Что на тебе надето, милая? Что это за рубище?
– По-твоему, я должна была ехать в чулках и подвязках? Погоди. Еще не тронулись. – Она толкнула его задом. – Вдруг он здесь?
– Кто?!
– Мой муж!
– У тебя паранойя, дорогая.
Он послушно отошел от нее, присел на краешек нижней полки, дождался, когда вагон судорожно дернется, станет медленно набирать скорость, и лишь тогда прилип к ее телу сзади…
Лиза спрыгнула на насыпь не совсем удачно. Сильно подвернула левую щиколотку. Она уже была прежде травмирована и теперь при каждом неудобном случае подворачивалась.
Сегодня случай был особенно неудобным. Она выручала студенческого друга, в которого тайно была влюблена. Она, кажется, даже самой себе боялась признаться в том, что любила Женьку. Потому что у нее не было ни малейшего шанса завоевать его. Ни единой мечты о нем, способной сбыться. Просьбу побыть немного его девушкой она восприняла как подарок небес. И даже хотела надеть на себя что-нибудь понаряднее.
– Лизок, оставь. Это ни к чему, – остановил он ее возле распахнутого шкафа.
– А разве мы никуда не пойдем?
Она-то размечталась до вечеринки, куда будет его сопровождать. А еще успела подумать, что он мог позвать ее на деловую встречу. И чтобы произвести впечатление, пригласил ее: умную, серьезную, способную поддержать разговор.
Оказалось, что сопровождать Женьку нужно на вокзал. Довести до купе, потом купе покинуть. Но выйти из вагона она должна будет не на перрон, а на обратную сторону. Чтобы ее, если что, никто не заметил.
– Сделаешь, Лизок? – спросил Женька, глядя на нее счастливыми ясными глазами.
Она сделала. И теперь морщилась от страшной боли в левой щиколотке. И еле тащилась по железнодорожной насыпи вдоль рельс в обратную от железнодорожного вокзала сторону.
Так Женька велел. Потом он велел ей слиться с толпой, вернуться домой и на время забыть обо всем.
– До следующего раза, Лизок.
Ей очень хотелось крикнуть ему в лицо, что следующего раза не будет. Хватит уже ему ее использовать.
Хотелось, но не смоглось. Если она ему откажет хотя бы раз, она его вовсе не увидит. Никогда. Им всецело завладеет эта шикарная женщина с потрясающей фигурой, способная выглядеть потрясающе даже в скучных нарядах. Лицом дама тоже была чудо как хороша. Но, к радости своей, Лиза заметила бросавшуюся в глаза разницу в возрасте. Дама была лет на десять старше Женьки, и это было очень заметно.
Поиграется и бросит ее, решила Лиза, ковыляя по шпалам. Потом еще одну и еще одну. А она всегда будет рядом. Всегда придет ему на помощь.
– Что-то случилось, милая? Не помочь?
Лиза вздрогнула и остановилась. Оглянулась на голос и никого не увидела. Только рельсы и насыпь. И обрывающийся металлической лестницей перрон. Она, собственно, к этой лестнице путь и держала. Оставалось метров пять до нее, и она снова окажется среди людей. И ей не будет так страшно от голоса, который шел как будто из-под земли.
Лиза сделала еще несколько неверных ковыляющих шагов по направлению к лестнице. И снова тот же голос окликнул ее:
– Может, помочь тебе? Ты ведь любишь помогать людям. Может, и тебе помочь?
Господи! Это наверняка муж той красивой возрастной дамы, с которой у Женьки случился роман. Женька предупреждал Лизу о нем. Говорил, что тот страшно хитер. Что обмануть его непросто. Именно по этой причине он просил Лизу спрыгнуть из вагона на противоположную сторону от перрона.
Неужели он все время следил за ними? За всеми ними? Но почему он пошел именно за ней? Почему? Вошел бы в вагон, застал бы свою жену-изменщицу в Женькиных объятиях и устраивал бы там разборки, а не подстерегал ее здесь, в паре метров от лестницы, ведущей наверх.
Она наконец рассмотрела его. Мужчина стоял, сильно согнувшись, возле одного из столбов, на которых держались толстые плиты перрона. Лица его не было видно, но то, что мужчина был высоким и худым, она рассмотрела. Еще рассмотрела серые старомодные брюки и черную футболку. Успела подумать, что в такой одежде ходит двадцать процентов мужского населения планеты. И тут же побежала.
Она неплохо бежала, хотя боль в травмированной щиколотке простреливала до бедра. И даже успела вскочить на лестницу и преодолеть четыре ступеньки. Оставалось еще десять. Это ерунда! Она справится. Она уже слышит голоса людей, которые либо приехали, либо провожали, либо собирались уезжать. Если что, она закричит.
– Какая ты быстрая, девочка, – проворчал мужчина где-то внизу, где-то за ее спиной. – Погоди ты! Не спеши! Я просто хочу поговорить. Просто хочу спросить.
И тогда она завизжала. Пронзительно, громко, во всю силу своих легких и глотки. И его пальцы, успевшие схватить ее за левую кроссовку, разжались, выпустили.
– Мамочка, мамочка, мамочка, – бормотала она и неслась по перрону, толкая людей локтями, коленками. – Помоги… Помоги… Помоги…
Она прыгнула в первый подошедший к остановке автобус. Через две остановки обрадовалась, поняв, что автобус идет как раз к ее общаге. Села за водительским местом, сжалась в комок и зажмурилась.
Куда он ее втянул?! Как он мог так рисковать ею?! Она же верная, любящая, она же…
Слезы просочились из-под зажмуренных век. Лиза громко всхлипнула, тут же распахнула глаза и огляделась. Никому нет до нее дела. И хорошо! Ей сейчас чужое внимание ни к чему. Ей надо успокоиться. Вернуться в общежитие, запереться в своей комнате, сварить крепкий кофе на спиртовке и хорошо все обдумать.
– Лиза, привет, – улыбнулась ей приветливо соседка по этажу. – Чего такая хмурая? Ой, да ты плакала, что ли? А в пыли вся почему?
Лиза только сейчас обратила внимание, что коленки ее широких штанов и локти объемного тонкого свитера выпачканы. Результат неудачного приземления. Она неловко прыгнула. И щиколотку травмированную подвернула. И та, зараза, ноет невыносимо. А потом еще бежала вверх по лестнице, помогая себе руками. Вот и вымазалась.
Соседка не уходила, стояла и ждала объяснений. Она такая была – прилипчивая, дотошная. Вечно всех контролировала. Такая вся из себя староста на общественных началах. То, что они два года как не студенты и живут в студенческом общежитии на семейном этаже только потому, что работают в университете, ее вовсе не смущало. Она продолжала быть старостой.
– Лиза, что стряслось? Тебя обидел кто? Женька?
– Нет. – Лиза замотала головой. – Никто меня не обижал.
– А плакала почему? – не унималась соседка Таня, вставив полные ручки в полные бока.
– Женьку провожала, – решила она сказать ей полуправду, не отстанет ведь.
– Причина слез понятна. Расставание с ним для тебя горе, – согласно кивнула девушка, чья дверь располагалась напротив Лизиной. – А в пыли-то почему?
– Поезд пыталась затормозить, – неумело пошутила Лиза, открыла дверь своей комнаты. – Все в порядке. Честно. Просто накатило.
– Ну-ну… – Соседка Таня покусала губы, осуждающе качнула головой. – Накатило на нее.
И ушла к себе, вспомнив, что через десять минут начинается ее любимый сериал.
Она успела сделать себе четыре бутерброда со сладким перцем и ветчиной, успела позвонить маме, обещав еще раз с ней связаться в рекламную паузу. Успела подумать, что Лиза неправильно ведет себя по отношению к Женьке. Вернее, он неправильно себя ведет с ней. Использует. Мучает. Держит на коротком поводке. Причем с первого курса. Потом она заварила себе чайник элитного зеленого чая. Достала большую чашку. И стоило поползти по экрану титрам, забыла обо всем.
Сегодня шло сразу четыре серии. Это целых четыре часа! И сюжет в них крутило так, что она даже всплакнула пару раз. Но маме звонила во время рекламы. И они успевали даже обсудить то, что успели показать. Мама тоже любила этот сериал. И плакала на тех же самых местах, что и дочь.
К концу просмотра четыре бутерброда ушли, будто их и не было. И чая почти не осталось, одни лохмотья заварочные. Она слезла с дивана, на котором сидела с ногами. Сладко потянулась. Решила сходить принять душ, заодно вымыть заварочный чайник, чтобы назавтра к ее возвращению с работы листья чая не покрыло мохнатой плесенью.
Таня взяла в одну руку резиновую сумочку, с которой обычно ходила в душ. В ней было мыло, мочалка, зубная паста со щеткой, смена белья и банное полотенце. В другую руку – заварочный чайник. Вышла из комнаты. Заперла ее на ключ. Сделала два шага к душевой, расположенной в левом крыле длинного коридора общежития. И тут же замерла от дикого воя.
Ей навстречу не бежала, летела толстуха Лидочка, преподававшая на машиностроительном факультете. Летела явно из душевой, потому что на ней был ее любимый махровый халат с крупными цветами. К груди Лидочка прижимала точно такую же резиновую сумочку с банными принадлежностями. Они все тут с такими ходили в душ. Длинные спутанные волосы Лидочки развевались за спиной, как водоросли.
