Галина Чередий
Питбуль для училки
Глава 1
– Да с какой такой стати я должна переться в эту херову пырловку! – встала в позу рыжая зараза.
– Деревню Юрловка, где, между прочим, активно строится сейчас коттеджный поселок для весьма состоятельных граждан, – невозмутимо поправил ее я, продолжая укладывать вещи в чемодан.
– Бла-бла-бла, плевала я, как эта мухосрань называется! Какого хера я должна туда переться?
– Потому что я уезжаю на три месяца и не смогу за тобой присматривать, – все так же невозмутимо продолжал я. Когда повторяешь упертой девчонке что-то в тысячу первый раз, глупо злиться. На Лизку я в принципе давно перестал раздражаться. И с самого же начала было понятно, что она, по своей сути, совсем не такая, какой старательно хочет казаться. Я все еще не докопался, что за травма заставляет ее являть миру личину хамовитой бунтарки. Но такие откровения не приходят сразу. В любом случае, если ты мужчина, то хоть в кровь разбейся, но держи свое слово и взятые на себя обязательства. А я с какого-то дуру пообещал этой мелкой фурии заботиться о ней. А значит, должен озадачиться вопросом, кто присмотрит за этим рыжим чудовищем на время моей последней командировки в одну из «дружественных африканских стран».
Хотя правильнее будет ее назвать ссылкой с чрезвычайно большой вероятностью вернуться на родину «грузом двести». Вот поэтому мне и нужно пристроить свою ржавую обезьянку в надежные и достаточно крепкие руки.
– Я тебе питомец, что ли, долбаный, чтобы пристраивать меня на передержку? – Лизка стиснула кулаки и прищурила зло свои глазенки.
– Нет, Лиза, ты человек, за которого я взял на себя ответственность. Но в связи с обстоятельствами, возникшими по прекрасно известной тебе причине, я должен пока делегировать эту ответственность другим людям.
– Бля, вот кончай это, Корнилов! Аж бесит, когда ты вот так невозмутимо умничаешь!
– Я тоже не в восторге от того, что мне приходится в который раз объяснять тебе вещи, которые ты и так прекрасно знаешь и понимаешь. – Я застегнул чемодан и поставил его на пол. – Ты собралась?
– Нет! И не хочу! – Лизка топнула в гневе, но тут же сделала брови домиком и шмыгнула носом, делая жалобный вид. О, вот сейчас на сцену выйдет няха-притворяха. – Ну почему я не могу остаться тут, в твоей квартире? Я буду вести себя идеально. Клянусь! Никаких гулянок. С кем гулять ?У меня и друзей-то нет. – Да-да, друзей-то, может, и нет, но компанию на потусить у нее просто феноменальная способность найти где угодно. Вот, правда, мозгов не нажить в той компании проблем на свою жопку еще нет. Плюс характер, что порох. – Буду как мышь под веником сидеть, честно! Ми-и-иш! Ну, пожалуйста-а-а-а!
– Нет, Лиза.
– Ну почему?
Потому что я не могу быть уверен, что никто тебя, дурынду, не обидит. Потому что ты раздолбайка, и если тебя не гонять, то учиться не будешь. Потому что я должен знать, что кто-то проследит за тем, что у тебя будет завтрак-обед-ужин и ты не усохнешь с голоду. И самое главное «потому что» – это то, что я совсем не хочу, вернувшись, если так повезет, узнать, что меня таки прицельно проучили за неповиновение полностью и ты пропала без вести, или твое тело нашли как-нибудь. Кто знает степень мстительности тех мразей, кто затаривался «свежим юным мясцом» в том поганом приюте? Да, Лизка нигде не фигурировала во время скандала. Эта мелкая засранка вообще пропала из загородного дома, где я и журналисты прятали приютских поначалу. А потом, пару месяцев спустя, просто подошла ко мне на улице. Выглядела как бомжонок, ей-богу, пахла так же. Тощая – хоть плачь, но взгляд все тот же дерзкий.
– Слышь, капитан, жить меня к себе возьмешь? – шмыгнув носом, спросила, натягивая рукава тонкой куртки так, чтобы спрятать замерзшие наверняка кисти. – А то на улице что-то стало холодать.
Ну я и взял. А куда ее денешь? Не в новый приют же пристраивать.
И да, мы с орионовцами слепили ей доки, по которым она якобы моя очень-очень дальняя родственница. Но этой филькиной грамотой можно было глаза только участковому и соседям прикрыть. Если ей заинтересуются спецы из моей конторы, то на раз выяснят, кто она. И если мне организовали эту предувольнительную последнюю (во всех смыслах может статься) командировку, то что с ней способны сделать – черт знает. Я-то и сразу хотел ее пристроить кому-нибудь, дом найти понадежнее моего. Но эта рыжая зараза пригрозила сбежать опять.
– Потому что не можешь, Лиза, и мы уже об этом говорили. Я должен точно знать, что ты в порядке и под присмотром.
А еще то, что если меня и привезут на родину в цинковом ящике, ты не останешься совсем одна.
– А ничего, что мне уже восемнадцать?! – вмиг из жалобного пушистика выскочила истинная натура рыжей уличной бойцовской кошки. – Ты, на хрен, не смеешь распоряжаться мною!
– Смею. И это, как и то, что ты прекращаешь ругаться, было у нас изначально обговорено. Или ты не собираешься держать свое слово?
– Засранец! – огрызнулась Лизка, но сдулась. Она упертая, взрывная, бесится от контроля, но честная. Если что пообещала – задней не включит. За это я ее… Короче, привязался очень.
– Иди, вещи собирай, обезьянка.
***
– Здрасти, – едва не плюнула через губу Лизка, выбираясь из машины во дворе нового коттеджа семейства Камневых, когда я открыл ей дверцу.
На самом деле, выбор был между роскошным особняком Стального короля и домом Камневых, едва справивших новоселье. Я решил все же пока озадачить Камневых. От города подальше, соблазнов Лизке поменьше. И интуиция мне подсказывала, что с Роксаной она не только поладит, но и, даст бог, откроется ей, хоть чуть. Было в этих двух особях женского пола что-то похожее. Что-то, что иногда еще мелькало в глазах Роксаны, а вот в зеленых зенках моей ржавчины жило все время. Когда-нибудь разберусь. А может, и не я, а хороший парень, которого я для начала проверю на все, вплоть до того, если ли у него, мать его, глисты.
Короче, Камневу, с ее, само собой, пробитым мною прошлым, я счел лучшим вариантом, нежели слишком уж мягкую, как по мне, Александру уже Шаповалову.
Роксана и просечет, как говорится, все хитрости ржавой обезьянки, и на место поставит эту языкатую.
Нас прямо вся орионовская делегация встречала. Три, блин, богатыря как на подбор. Мрачный, с острым взглядом Камнев, вечно чему-то скалящийся, белобрысый Боев и слегка раскабаневший на хороших харчах Шаповалов. Мужик с какими-то волчьими глазами. Смотришь в них и не знаешь, что он сделает в следующую минуту: атакует или улыбнется во все тридцать два. И всех их с определенного времени я рискую называть друзьями. Не вслух, конечно. Хорошие люди и правильные мужики. При всем том, что точно знаю, что сделали. Иногда быть хорошим – это вовсе не носить нимб и поступать в рамках закона. Что поделать, реальная жизнь далека от справедливости.
– В амбалье царство меня привез, – пробубнила моя ржавчина, зыркая на всех неприветливо.
– Здравствуй, Лиза. Рад видеть тебя в нашем доме, – на правах хозяина приветствовал Ярослав.
– А я… ну тоже как бы рада, – тяжкий страдальческий вздох, – слегка.
– Ну да, ну да, – ухмыльнулся понимающе Боев. – А я-то думаю, чё это на твоем лице, а оно, оказывается, радость.
– Посторонись, Казанова на пенсии, – проскользнула между мужчинами стройная и очень уж хрупкая на фоне этих бугаев жена Камнева. – Привет, Лиза.
На руках она держала пухлую малышку в розовом комбинезончике с черепами.
– Рокс… – недовольно проворчал Ярослав и отобрал ребенка. – Мишка где?
– Спит как всегда. Я – Роксана, – протянула она руку.
– Спиногрызов ваших нянчить не стану, сразу говорю, – нелюбезно отозвалась Лизка, но вот же дурында умиления во взгляде на мелкую скрыть не смогла. – Где тут в ваших хоромах мне кости кинуть можно?
– Пойдем покажу, – кивком пригласил ее Камнев.
– Ну… – Лизка уставилась мне в глаза цепко, часто сглатывая, даже на секунду показалось – заревет или упрется намертво и скажет «не пойду и все». – Давай, до встречи, Корнилов. Ждать особо не буду, – и, мотнув рыжим хвостом, девушка ушла, скрываясь в доме.
– Хм… – прикусила губу с пирсингом хозяйка дома.
– Вы ее особо не расслабляйте. Она актриса та еще. И больной прикинется, и послушненькой. Ну и психованная, когда не прокатывает у нее что-то, имейте в виду, – перечислил я.
– Угу, а еще влюблена в тебя без памяти, – сказала Роксана.
– Ну я ее тоже люблю.
– Только не так, как ей хочется. Ладно, уживемся, если сразу не поубиваем друг друга. Удачно съездить, Михаил.
– А может, и так, да? – подмигнул мне Боев, как только Камнева скрылась в доме.
– Ты о чем? – не сразу сообразил я.
– Да все о том же. А чё, норм вариант. Девочка – картинка, молодая, под себя заточишь, от выкрутасов отучишь, в сексе, как тебе надо, надрессируешь.
– Ты *банулся такое о ребенке, считай, нести? – Я и сам не понял, как подступил к этому весельчаку и схватил за грудки.
– Тихо, тормози, Корнилов, – положил мне руку на плечо молчавший до сих пор Шаповалов.
– За языком своим пусть следит, а еще лучше за мыслишкам похабными. Он на твоей сестре, что вот-вот родит, между прочим, женат, а сам Лизку…
– Э-э-э… ты фильтруй, чё несешь! – от веселья Боева тут же не осталось и следа, на меня ощерился хищник в человеческом обличии. – Катьку и не упоминай при таком, мужик! Я просто предположил. Пялишься же на девку, как на свою.
– Свою, да. Она мне как… родня, а не то, что ты приплетаешь!
– Ну прости, Корнилов, попутал, каюсь, – выставил ладони перед собой Андрей. – Однако ждет тогда девчонку разочарование, потому как погремушка права: она в тебя влюблена.
– Дурость все это, и детство в жопе играет, – отмахнулся я. – Встретит парня-ровесника – и все мигом повылетает.
– Ну дай-то бог, – буркнул Боев. – Эй, Колян, а ты в нем ошибся.
– В смысле? – нахмурился Шаповалов.
– Да в прямом. Он тебя, Корнилов, за глаза в свое время псиной борзой окрестил, без обид. А ты не борзюк. Ты самый натуральный питбуль.
Да пофиг мне на псину. Я она и есть пока. Пес был служивый, охотничий, это точно. А вот когда дело касается своего… то да, питбуль и есть, похоже.
– Давай, Корнилов! – хлопнул меня по плечу Николай глядя пристально. – Чуток осталось.
– Да, мужик, живым возвращайся главное и свою рыжую захребетницу забирай обратно, – напутствовал меня Андрей.
Глава 2
– Сережа, я выгляжу в этом так, будто кого-то вырвало стразами на меня. – От того, насколько безвкусным чучелом я смотрюсь в этом ужасном велюровом костюме цвета ядовито-розовой жвачки, усыпанном мелкими блестяшками повсюду, у меня буквально задергался правый глаз и заломило в висках. Или это от тягостного предчувствия стольких часов, что вынуждена буду провести в обществе этих новых быдлоковатых, прости господи, друзей моего мужа и их безмозглых телок. Нет, боже упаси, я не навешиваю на людей с ходу ярлыки и не считаю себя белой костью какой-нибудь, но по-другому этих девиц и не назовешь.
Вечно все как на подбор – крашеные блондинки с химической завивкой, одеты так, чтобы показать куда как больше, нежели спрятать. Накрашены настолько, что удивительно, что глаза с этими жуткими жирными стрелками и накладными ресницами открываются. Говорят, а точнее уж, канючат зачем-то противно писклявыми голосками, которые мигом трансформируется в стервозное змеиное шипение, едва их спутники оказываются вне зоны поражения их сомнительного обаяния. Хотя чего уж сомнительного, если девушек исключительно такого типа на эти посиделки и приглашали, и, судя по хвастовству подарками друг перед другом, мужчины были с ними весьма щедры. Как же они всегда пронзительно визжат и тут же хихикают, позволяя себя шлепать по заднице и лапать за грудь, не скрываясь. Смеются над одними и теми же пошлейшими анекдотами, сюсюкают в ответ на откровенную грубость. Нет, я понимаю, что это ни черта не мое дело и нет права судить. Жизнь сейчас сложная, и многие понятия перевернулись с ног на голову. Но меня каждый раз прямо-таки тошнить от этого зрелища начинало, а Сергей бесился. Смотрю я не так на его дружков и их пассий.
– Ленка, мозги мне не засирай, а! – огрызнулся, как обычно в последнее время, муж. – Я за это тряпье кучу бабла отслюнявил, и девка-продавщица сказала, что сейчас это самая круть. Моя жена не появится на людях как дешевка какая-то. Пусть все видят, что лавэ у меня водится.
Господи, вот как раз в этом я дешевка дешевкой, ходячее клубничное мороженое. Цвет вообще не мой, я же рыжая от природы, хоть уже и практически забыла об этом. Почти сразу после свадьбы покрасила волосы в каштановый, по настоянию супруга, да так и повелось. И стиль в одежде предпочитала сдержанно-элегантный, тем более профессия обязывает. Впрочем, некоторые мои коллеги не особенно стеснялись носить одежду с глубокими декольте или юбками сильно выше колена, использовать яркий макияж. А в новой компании моего мужа моя манера одеваться и подавно не одобрялась. О чем он мне и сообщал неоднократно. И вот ждать, когда я сама стану следовать их «модным тенденциям» Сергею надоело. Принес это безобразие.
– Сереж, ну это же глупо. Шашлыки, трава там, мало ли, вино прольется, – сделала я еще попытку. Ну почему я не могу поехать хотя бы в джинсах и приличной футболке? – Испачкается. Да и зачем мне вообще ехать? Знаешь ведь, я не люблю этот отдых на природе. Да и маму твою напрягать с Федькой сидеть. Он с ней не любит, будет капризничать, а она нервничать.
Правильнее будет сказать, что это бабушка совсем не рада сидеть с внуком. Но с Сергеем ссориться не хочет, невыгодно, так что смиряется. Ну да, а потом неделями мне припоминает, цепляясь и придираясь ко всему, бубня по поводу и без, что я дерьмовая мать и паршивая жена, и лучше бы Сережа на Маринке из дома напротив женился, гулял ведь с ней, и так далее. Вот она бы его любила и обихаживала как надо, ребенка бы на нее, больную, несчастную, не вешала. И плевать, что это Сергей настаивал на этих моих выходах на гулянки с его дружками, чтобы, напиваясь, потом хвастаться, словно какой-то престижной вещью, что ли. И он же был против нанимать няню, огрызаясь, что с его наследником чужие бабы сидеть не будут, своих хватает. Но крайняя-то все равно выхожу я. Не было у нас так ведь сначала, а вот стало. И все чаще себя спрашиваю, что стану делать, если дальше еще хуже будет.
– Ленка, не доставай меня! Шевелись лучше и губы, что ли, накрась поярче как, – велел Сергей. – Вечно бледная, ну чисто смерть. Испачкается тряпка – выкинешь, хер с ней.
– Сереж, не ругайся, мелкий слышит.
– Ну и пусть слушает! Мужиком пусть растет, а не сю-сю каким, что за мамку вечно цепляется. Привыкает пусть сам и с бабкой вон. И старая тоже отрабатывать должна, а то каждый день – дай на то, дай на это.
– Сережа, потише, прошу!
– Я в своем доме! Хер ли шептать должен?! – он нарочно еще и повысил голос.
– Ты уже выпил? – насторожилась я.
– Отчитываться перед тобой, что ли, должен?
– Сереж, я не поеду с тобой выпившим, – развернулась я к нему решительно.
– Поедешь! Вот ты как раз за руль и сядешь, – он подступил ко мне, вжав спиной в зеркало, и обхватил подбородок, стиснув его до легкой боли, и пристально уставился в глаза. – Сам Сван сказал, чтобы я с тобой был. Запал, видно, на тебя, жук старый, запа-а-ал. – Муж запрокинул мне голову, продолжая смотреть уже с каким-то злорадством. – А чего же не запасть, если глаза у мужика есть, да, Ленка? Ты же у меня не тем прошмандовкам, что рядом с ними вьются, чета. Штучная вещь. Знал, что брал.
Сергей засопел, явно начав возбуждаться. Прошелся рукой по боку, сграбастал грудь, ныряя второй под пояс штанов.
– Давай разок по-быстрому, Ленка, – пробормотал он сипло, тыкаясь лицом в изгиб шеи. – Рачком встанешь…
Я дернула головой, освобождаясь, и выскользнула из-под него.
– Ты говорил, мы торопимся. – Мне было и горько, и противно, и стыдно одновременно. Горько за себя, вынужденную терпеть неутоленное желание, но отказываться. Противно от того, какой стала наша близость. Отвратительной. А стыдно потому что… ну что я за жена, если всячески избегаю заниматься сексом с мужем. Но на это были причины.
– Торопимся. Но ночью мне дашь! Поняла? – Сергей демонстративно поправил себя в штанах. – Я твой муж и право имею.
Да и вот она одна из причин. Я право имею. Мне надо. Что-то не так – твои проблемы.
Когда-то у нас был замечательный секс. Мне, конечно, сравнивать не с кем, с Сергеем мы вместе еще со старшего класса школы, но было-то хорошо. По-настоящему хорошо. Но после рождения Феди у меня появились проблемы с тем, чтобы завестись. А Сергей, наоборот, стал лениться тратить время на прелюдию. И мои жалобы на дискомфорт и то, что я просто не успеваю с ним получить удовольствие, сначала практически игнорировал. Убеждал, что это со мной что-то стало не так, ему-то по-прежнему нормально. А потом и просто злился, однажды даже накричал, что это не его трудности. Он нормальный мужик, все у него работает как надо, и ему нужен секс, он меня хочет, и я должна ему давать. Давать. Вот так наша близость, нежность, страсть и стала обязаловкой ему давать. От которой я, само собой, старалась уклоняться как могла. И да, я знаю, что такие вещи в семье необходимо обсуждать. Но с некоторых пор с моим мужем ничего нельзя обсудить, не нарвавшись на грубость. Вот и было у нас в постели не пойми что. Чаще всего утром, если не успевала вовремя ускользнуть из кровати, Сергей пристраивался сзади или наваливался, перевернув на живот, и получал свое. Для меня же секс стал только тем, после чего надо пойти подмыться. И это даже если не поддаваться отвращению, вспоминая ехидные слова одной из подвыпивших девиц, что в тех случаях, когда Сергей не привозит меня на их гульбища, он совсем не остается в одиночестве, и его участившиеся приходы далеко за полночь со стойкими запахами дерьмовых духов. Кстати, ни разу после того откровения я ни на одном сборище ту девушку не видела, а другие со мной толком и не общались.
– От Свана, смотри, не шарахайся мне, – принялся наставлять меня муж уже в пути. – Он говорит, что поболтать с тобой приятно. А я думаю, что просто вы*бать тебя хочет, хмырь. Аж подпекает его.
– Сережа, можно не материться?
– Нет, бля, нельзя! Своих утырков малолетних поучай, училка. Я муж твой и взрослый мужик. И словеса культурные разводить не обязан. Позориться еще перед братвой.
Господи, а когда-то стихи мне писал. Простенькие, с кучей ошибок, но писал ведь.
– Вот ваш Сван не ругается, при мне по крайней мере, но вы его уважаете, – на самом деле от этого Свана, представившегося Георгием Владимировичем и звавшим меня тоже исключительно по имени отчеству, у меня не просто мурашки. Кровь стынет от взгляда этого… вот язык не поворачивается человеком назвать. И лицо, все черты какие-то звериные, и взгляд такой же. Посмотришь – и сразу понимаешь, что этому типу убить ничего не стоит.
– Ну так говорю же, мечтает тебя старый на спину завалить, вот и производит впечатление, – ухмыльнулся муж.
– Так зачем ты меня туда везешь, если такое думаешь?
– Ты тупая, что ли, Ленка? Сван сказал, чтоб с тобой был. С ним не спорят.
– Я могла бы сказаться больной. Зачем глаза мозолить, если ты уверен, что я нравлюсь ему.
– «Нравлюсь», – фыркнул Сергей насмешливо. – Отодрать он тебя хочет. Но Сван – мужик с понятиями. Сам он к чужой бабе ни за что не полезет. Если завалит, значит, это ты виновата и повод дала, ясно? Смотри у меня, Ленка! Улыбаться улыбайся, он от этого добреет, глядишь, меня старшим над братвой поставит. Но не дай бог будет чё, и я узнаю… Завалю суку, поняла?
– Ты хоть понимаешь, насколько отвратительно со мной поступаешь? Я не хочу, ты понимаешь? Ни гулянок этих ваших не хочу, ни на рожи дружков твоих смотреть, ни Георгию этому жуткому улыбаться, думая каждую секунду, как бы не ошибиться!
– А жить хорошо хочешь? Как оно, простой училке на работу на иномарке своей кататься, а? А квартиру новую хочешь? Не облезешь! Все так живут. Я тебя содержал, пока училась, и содержу сейчас, пока ты отсиживаешься на своей беспонтовой работе, вот и ты постарайся для семьи. Улыбайся, бля, улыбайся.
Господи сколько было моих слез, уговоров, даже угроз, когда узнала, с кем он связался. Но ничего не сработало.
– Не будь дурой, Ленка, это тебе не кирпичный, сука, завод. Тут нельзя, захотел – работаешь, а захотел – уволился. Навсегда это, ясно? Уйти можно только на тот свет. Нав-сег-да. Как ты со мной. Сечешь?
Куда исчез мой Сережа Крупенин? Мальчик, что защищал меня от всех за то, что дразнили очкастой и заучкой рыжей? Парень, что сцеловывал все до единой мои веснушки, пока я таяла в его объятиях от нежности и счастья? Мужчина мой, первый и единственный, любимый до боли в сердце. В какой момент я стала его бояться и содрогаться от брезгливости от прикосновений. Неужели ничего уже не вернуть, и это и есть моя реальная жизнь? Ведь я знаю, что он ни капли не шутит. Убьет, если попробую уйти. Тот, каким был, не тронул бы. Тот, каким стал сейчас, – запросто.
