Галина Чередий
Саблезубый
В оформлении обложки использована фотография Sensual brunette woman. Sexy fashion model with long brown hair (ID:934658928) с сайта https://www.istockphoto.com по стандартной лицензии.
Глава 1
– Боев, ты совсем, что ли, *банулся? – вылетел нам с Камневым навстречу Колька Шаповалов, стоило только вылезти из тачки.
– Уточнишь, о чем ты конкретно? – нагло осклабился я. Знал, само собой, в чем дело, просто нравилось мне его выбешивать.
Шаповалов стал нашим совладельцем всего год назад, раньше мы просто дружили. Хороший парень, положиться можно при любом раскладе, почти как на Яра. Столько вместе пройдено, столько выпито, сколько саун объезжено, сколько шлюх оттрах…
– Типа ты не знаешь! – Колька аж пятнами весь пошел красными и запыхтел, как перегруженный тягач на старте.
Хороший парень он. Был. Но вот приспичило и ему остепениться. Ладно Камнев, тот вообще никогда особо ходоком или ушлым *барем не был. Унылый тип, бля. Если и удавалось его вытащить с нами, то такое чувство вечно было, что ему все это не в кайф. Типа выбрался чисто лишнее отлить, давление, в мать ее, системе спустить, а совсем не потрахаться отвязно и от души. У меня такое впечатление, что этот долбаный лебедь-одно*б пережидал время после ухода сучки, первой жены, до встречи со своей ядовитой погремушкой. Как чуял, что такая напасть ему камнем с неба упадет однажды. Вот ни черта человек не умеет удовольствие от жизни и свободы получать. А теперь еще и этот заразился. *баная инфлюэнца моногамии. Фу, чур меня. Противогаз хоть бери и носи. Или скафандр. И ходишь среди этих подкаблучников целыми днями, пялишься на их рожи дурацко-довольные. Аж несварение у меня. Как будто периодических обедов от Роксаны Камневой-Борджия мне мало. Впрочем, она в последнее время ничё так готовить стала. Обходится почти без изжоги и поноса. Шучу.
– Понятия не имею, – пожал я плечами, скорчив невинную рожу.
– Что опять? – нахмурился Камнев, строго глянув на меня.
– Ты не в курсе еще? – взвился пуще прежнего Шаповалов. – Этот мудила-юморист нам новую секретаршу нанял!
Ну правильно, Сонька-то ушла в декрет. И я тут не при чем! Она сама со своим благоверным. Я хоть и бл*дво, не отрицаю ни разу, но одно дело – веселуха без последствий, и другое – дети.
– Что не так-то? – Я уже еле сдерживался, ожидая и реакцию Яра. – И разве ты не должен уже сидеть на чемоданах и предвкушать отдых в теплых странах? Хотя, конечно, какой там отдых, со своим-то самоваром…
– Я заскочил на минутку, документы оставить, а тут такое!
– Ну так оставляй и езжай расслабляйся, вон нервы ни к черту. В чем проблема, алё?
– Андрюха? – напрягся друг, хмурясь.
– В чем проблема? – продолжил разоряться на всю парковку Колька. – То есть, по-твоему, посадить в приемной проститутку – это нормально?
– Бывшую, – поправил я, ухмыляясь.
Густые брови Камнева поползли вверх.
– Вы серьезно?
– Еще как серьезно. Он Кристину взял!
– И что? – отошел я от обоих на пару шагов. На всякий. Смотри, какие все дерганые стали. От счастливой семейной жизни, небось, никак не иначе. – Она ушла же уже с панели. Хорошая девочка. Смазливенькая. Сговорчивая. Массаж опять же делать умеет.
– Ага, и сосет по первому требованию, да? – ткнул в меня обвиняюще пальцем почти женатый истерик.
– Во-первых, совесть имей орать непристойности посреди улицы, – поучающим тоном начал я, развлекаясь.
– Я тебе сейчас в челюсть *бну посреди этой улицы, – пообещал зачинщик хипиша. И так убедительно пообещал, прямо слушаешь и веришь.
– А во-вторых, – невозмутимо продолжил я, – ты и сам совсем недавно высоко оценивал… профессиональные навыки Кристюши. Да и Камень вон не раз…
– Вот сейчас заткнись, – тихо, но веско рыкнул Яр своим фирменным «ты почти нарвался» тоном.
– Дебил, у меня тогда еще Аньки не было!
– А у меня никого и по сей день нет. В чем проблема? В себе не уверены, мужики?
– Да ты соображаешь, что будет, когда Анька ко мне на работу решит заскочить? У этой же на лбу прямо весь список предоставляемых услуг написан заодно с ценником! А одета она как? Камнев, ну скажи ты этому бл*дуну конченому, что работа и шалавы должны быть отдельно.
– Андрюха, – только и произнес Яр и покачал головой. Ему трындеть не надо, чтобы донести свою позицию.
– Ну чего вы взъелись? Девочка новую жизнь начинает, может, ей шанс нужен. Где ваше… это… как его… желание помочь ближнему своему.
Ага, местами-то девочка у нас всех случалась ближе некуда.
– Ей шанс, или тебе обслуживание в рабочее время?
– А вот не хрен завидовать, вы вон оба же у нас счастливые… э-э-э… семейники… семьянины, так что вам от нее только кофе светит.
Камнев молча пошел вперед. И ожидаемо, только заметив его, Кристиночка расплылась в сладкой зазывной улыбочке и подскочила, потопав навстречу, по-бл*дски вертя задницей, едва прикрытой суперкороткой юбкой.
– Ярик, приве-е-ет! – пропела она, подплывая к другу, нарочно максимально выставляя напоказ сиськи, обтянутые тонкой блузкой, сквозь которую четко обозначились ее напрягшиеся соски.
Кристюша у нас к Камневу слабость давно питает. По большей части, конечно, к его орудию смерти между ногами, но были у нее, насколько знаю, и иллюзии наложить лапки и на все остальное.
– Я так рада, что мы теперь будем вместе работать! – продолжила лить сироп девушка, соблазнительно помахивая ресницами. Даже облизалась демонстративно. Дура. – Я буду очень-очень стараться. Любые ваши указания, только скажите.
Ну ладно, должен признать, что девка может уйти с панели, но далеко не из каждой реально вывести панель.
Камнев смотрел на ритуальные пляски Кристины с заледеневшим лицом секунд тридцать. Повернулся ко мне.
– Убирай, – сказал он отрывисто. – Рокс придет – будем труп прятать. Два трупа.
– Что? – захлопала огромными ресницами бывшая эскортница, глядя в спину уходящему Камневу.
– А я тебе говорил, – фыркнул Шаповалов и пошел за Яром.
Ну не прокатило, чего уж.
– Кристин, ты дура? – спросил явно начавшую злиться девку. – Не могла хоть в первый день одеться прилично и не пытаться чуть ли не с разбегу на член к Камню запрыгнуть?
– Нормально я одета, – возразила она и притопнула ногой, обутой в «трахни меня» красную туфлю. – Ты серьезно думал, что я тут вам кофе с чаем носить собиралась? Смысл время тратить попусту?
Я вытащил бумажник, достал сто баксов и сунул ей в декольте.
– Давай-ка ты домой пока, детка. Вечером завтра подтягивайся в сауну на Вавилова, часам к десяти. Мы с парнями с фирмы устраиваем там предновогодний корпоративчик.
– Ярик будет? – сверкнула она хищно глазками.
– Сука, да усвой ты уже, что он теперь на всю голову окольцованный, другой бабой присвоенный и полностью недоступный.
– Не бывает таких, – фыркнула Кристина. – Уж не мне это втирай.
– Не нарывайся лучше. И Камнева с другими не равняй. Он особой породы. – У Кристины дернулось красивое личико, а во взгляде появилась болезненная зависть. – Так что насчет сауны?
– Я же сказала, что с этим завязала! – с почти достоверной обидой поджала губешки она. Эх, жалость, рот у нее суперрабочий, иметь такой под рукой – ну прелесть же идея. Минет под утренний кофе – лучшее начало рабочего дня. Долбоящера два кастрированных!
– Завязала – не приходи, – пожал я безразлично плечами и пошел восвояси, не оборачиваясь. Придет ведь, знаю.
Перед кабинетом Камнева столкнулся с вылетевшим обратно Колькой, который зыркнул на меня осуждающе и умотал. Весь какой-то взъерошенный стал. Вот ясно, почему Яр периодически за*банный, хоть и скалится счастливо: у него погремушка – это вам не сладкий леденец на палочке, да еще и на сносях. Вот-вот уже вроде Камненку рожаться. А этот-то чего? У него же только недавно конфетно-букетный период кончился. Из-за Кристины прям так завелся?
– Перебор, – буркнул мне Камнев, как только вошел.
– Ой, да брось. Могло стать в офисе повеселее, если бы не вы, ссыкуны.
– Я посмотрю, как ты в свое время ссаться будешь, – улыбнулся скупо друг.
– Не посмотришь. Я вольный стрелок и таким и останусь. Кольцо на палец надевают, а не на член. Я если и соберусь узакониться с кем-то и размножением заняться, то об этом прямым текстом и скажу. Бабы должны четко понимать, что у каждой свое место и роль. Одни – детям сопли вытирать, жрать варить, в законных женах ходить. Другие – для радости, веселья и расслабухи.
– Дебил ты, Боев, вот как есть дебил. И чую, жизнь тебе за это таких трындюлей отвесит.
– Я хорошо сдачи давать могу.
– Ну-ну. Я завтра на объект за городом. В офисе не появлюсь. Смотри тут, не начуди.
– И что, к нам в сауну и на полчасика не заскочишь?
– На кой мне?
– Ну мало ли. Это не у меня жена с пузом и капризами. Вдруг чего захочешь.
– Нет у Рокс никаких капризов. А тебе поумнеть пора.
– Как ты?
– Зачем как я? По-своему.
Глава 2
– Все кривишься и рожу воротишь, гадина? – Вознесенского сильно шатнуло влево, и он был вынужден отпустить мой подбородок, чтобы опереться на руку одного из моих надзирателей. Но тут же оттолкнул ее и оскалился на парня: – Пошел на х*й, холоп! *бешь ее, небось, за моей спиной, а?
Так, ясно, старый гондон нажрался в очередной раз до синих чертей. Херово. Пьяный он часами может не кончать, мордуя меня. Но что еще хуже, у него может вообще не встать, и вот тогда действительно меня ждет «веселье». Начнет зло срывать по-другому. А у меня еще с прошлого раза не все синие полосы со спины и задницы сошли. Лицо-то ублюдок никогда не трогает. Ему потом по утрам, видишь ли, смотреть на меня больно. Его тонкая душевная организация не выносит вида побоев на женских лицах. А вот ремнем своим армейский отхерачить – это запросто. Но опять же, в одежде. Через нее-то не видно ничего, да и кожа цела остается. Он же меня типа учит уму-разуму по-отечески, правильно в жизни молодую и бестолковую ориентирует. Заботливый, п*дор.
– С ним *бешься, Катька? Или вон с Маратом? – покачиваясь, пьяный ублюдок пошел на меня.
С обоими, бля, чего уж мелочиться, так и хотелось выкрикнуть мне в его красную рожу. Но делать этого нельзя, я же не мазохистка. За эти два года поняла, что лучше промолчать и перетерпеть. Быстрее закруглится. А вот по первости и огрызалась, и дралась, и убегала.
– Отвечай! – рявкнул Вознесенский, хватая меня опять за подбородок, стискивая до боли и запрокидывая голову. Уставился в лицо остекленевшим взглядом, засопел и принялся елозить большим пальцем по моей нижней губе, нажимая все сильнее. – Сучка… Что же в тебе такого, тварь неблагодарная, а? Вы*бать бы да выкинуть, паскуду холодную. Кукла бл*дская, у меня же от тебя все нутро уже сгорело до углей, а ты хоть бы раз глянула поласковей.
От бухла у тебя нутро сгорело, козлина. Хер тебе по всей морде. К жене своей топай, она пусть и улыбается тебе.
– Я тебя, коза драная, с помойки вытащил. Кем бы стала без меня? Шалавой-алкашкой, как мамаша твоя. Одел, обул, цацками засыпал. Я жене столько брюликов не дарил, как тебе, гадюка! – Засунь себе свои побрякушки в жопу, урод! – Хату купил, личный водитель, охрана у нее. – Ну да, тюрьма и надзиратели. Ни шагу в сторону, прыжок – попытка улететь. – А ты рожу от меня все воротишь! Ноги раздвигаешь, как одолжение делаешь!
Он влепился в мои губы своими пельменями, пропихивая в рот язык. Меня тут же затошнило. Со всем я уже свыклась, но вот целовать его было невыносимо. И даже терпеть, пока сам во рту у меня елозил. Уж лучше отсосать ему, чем это. Как прямо в душу гадит. Хуже, чем когда трахает.
Давясь начавшимися рвотными позывами, я отшатнулась и дернула пояс шелкового халата, сбросила его с плеч, оставаясь голой. Мне плевать, что охранники пялятся. Они уже чего только не навидались.
– Пойдем в постель, – позвала своего мучителя и, повернувшись, пошла по коридору в сторону спальни.
– Х*ли вы зенки свои в нее уперли! – заорал Вознесенский. – Узнаю, что хоть кто в нее хер свой сунул – урою! Кастрирую собственными руками, на куски живьем порубаю и урою! Ясно?! Это моя баба, моя!
Он еще верещал, а я вытянулась на животе поперек постели и подложила руки под щеку, уставившись в телек. Внутри привычно растекалось онемение, я себя уже выдрессировала «включать» его каждый раз. Иначе бы сдохла, наверное.
– Лицом повернись ко мне, дрянь! – велел стягивающий с себя шмотки Вознесенский, и я подчинилась. Не похер ли как, лишь бы побыстрее. – Ненавидишь меня, да, Катька? А мне пох*й на твою ненависть.
На самом деле сейчас я не чувствовала уже ничего. Ненависть была поначалу и жгла меня же заживо. Мне и без нее мучений хватало.
– А знаешь почему? – нависнув надо, мной Дмитрий жрал меня плотоядным взглядом, грубо лапая за грудь и больно скручивая соски. – Потому что ты моя вещь. Я тебя купил с потрохами. Купил, поняла? Если посмеешь еще перед кем ноги раздвинуть, я с тебя шкуру спущу. А потом вылечу и снова драть буду. – Он навалился, умащиваясь между моих ног. – Моя, поняла? Моя… моя… Не отпущу. Удавлю сам, но никому не достанешься. Любого, кто хоть прикоснется, замочу. Поняла?
Да все я поняла. Каждый раз талдычит это, когда трахает, пока под конец не раскисает и не начинает сюсюкать да соплями и слезам меня своими пачкать. Любит типа он меня, ага. Во все щели прямо. Роковая страсть у него: увидел – и пропал. Сердце у него из-за меня болит. Да откуда у тебя сердце, мразь? У тебя хер и твои хотелки вместо него. Хоть бы ты сдох уже. Кончил и сдох. А я бы встала, подмылась и свалила отсюда в жизнь. Ту самую, которой у меня еще и не было. Работу бы нашла. Учиться пошла. На доктора. Мать бы от пьянства вылечила. И никто бы нам уже никогда не угрожал.
Жестокий укус в шею заставил меня вернуться из пространства, куда себя отправляла в такие моменты.
– На меня смотри! – навис Дмитрий надо мной. – На меня! Не смей представлять себе кого-то. Я тебя имею! Я!
И он сжал мое горло, начав толкаться с такой скоростью, что аж сипеть от натуги стал.
– Нравится тебе так, а? Нравится, шлюха? – пыхтел он.
О да, продолжай, дорогой! Мне так хорошо при мысли, что тебя от такого темпа может удар хватить. Инсульт, скажем, долбануть. И будешь ты лежать беспомощный, а все вокруг примутся глумиться над тобой. Потому что ты не только меня за*бал, тебя все ненавидят.
– Через неделю на Кипр едем, – сообщил мне Вознесенский, что так и не откинулся, к сожалению. Хрипит вон, потный, вонючий, но живой. – У дочки свадьба там. Я тебя на этаж ниже поселю. Чтобы под рукой была. А то оставь тут, и всех охранников в постель перетаскаешь. Каждому дашь, да?
Дам, конечно. Хоть узнаю, как это – по своей воле. Для чего-то же другие бабы спят с мужиками. Не все же, как я, или из-за бабок. Есть и по любви. Или просто для удовольствия.
– Ты меня слышишь? – поднялся Дмитрий на локте и опять уставился мне в лицо. Протянул руку и принялся оглаживать щеки и губы. – Что же ты за девка такая, Катька? Смотрю на тебя и помираю. Крючит всего и душит. Я же все для тебя готов… все… А ты как мертвая. Слова лишнего не скажешь. Сама не дотронешься никогда. Убью ведь я тебя однажды. Убью реально.
– Ну началось снова! – закатила я глаза и вскочила с постели, желая смыть с себя все следы его прикосновений. – Ты домой когда?
– Дождаться не можешь, когда свалю? Обломайся! С тобой останусь сегодня!
Как же я это терпеть не могу! Еще и храп его слушать.
Бессонная ночь тянулась бесконечно. И только ранним утром я стала придремывать. Вознесенский поднялся в полседьмого, я лежала неподвижно, с закрытыми глазами, и надеялась, что его с утра на секс не потянет. Он собрался, но еще минут пять стоял над кроватью, пялясь на меня. Ушел, хлопнула входная дверь, и я сорвалась на балкон при спальне. Вытащила припрятанную под креслом пачку сигарет и зажигалку и с удовольствием затянулась, слушая, как загудел внизу в гараже движок его тачки. Слушать, как он сваливает, – одно из моих малочисленных удовольствий. Как и покурить ему вслед, зная, как он ненавидит запах сигаретного дыма.
– Эй, Димасик, тормози! – услышала я со своего места голос матери. Судя по нему, она вдатая и сильно. Впрочем, как всегда.
– Ты охренела, курва старая?! Какой я тебе Димасик! – зарычал невидимый мне Вознесенский.
Я аж дымом подавилась. Мама, куда ты лезешь? Он же сейчас опять тебя избить прикажет. Как же, целого мэра-самодержца Димасиком назвать. Уже почти высунулась закричать ей, но тут почему-то приморозило на месте.
– Ну как же, зятек почти. Вон дочку мою любимую, красавицу, кровиночку дерешь. Родня почти, – мать засмеялась, и я поежилась от ее циничного тона. Я-то привыкла слышать ее слезливой и жалобной, утешающей меня, по возможности, и причитающей от страха.
– Ты чего приперлась, дура?
– Так это… деньжат бы мне. Хотела у дочки перехватить. А тут ты, смотрю.
– Я тебе в этом месяце уже платил, отвали. Ты и эти не отрабатываешь.
Что?
– Так не хватает мне. Добавить бы.
– А за что тебе добавлять? Ты же дочь свою научить, как быть со своим благодетелем поласковей, не можешь. Как была бревно с глазами, так и осталась. Дождетесь, выкину вас, как мусор. Мало, что ли, девок свежих.
– Ну ты-то на мою Катьку запал. Запа-а-ал, не звизди, Димасик. Потому что она у меня брильянт!
– Кусок камня твоя Катька. Не одумается – выкину. Или вообще Кривому в его притон продам. Там ее быстро научат, как быть с клиентами ласковой да услужливой.
– Да не пенься ты. Слышь, а давай по новой твои амбалы меня чуть помнут, как в тот раз, в больничку положим. Катьку привезешь, я ей поплачусь, попрошу мать пожалеть. Мол, из-за ее упрямства мне страдать. Или там болячку мне страшную придумаем. Чтобы денег много надо. Она тогда расстарается, вот увидишь.
Сигарета выпала у меня из пальцев. Как же так, мама? Как так?
– Тихо ты, идиотка бухая! – шикнул на нее Вознесенский. – В машину быстро села!
Я поднесла трясущуюся руку к лицу, тупо глядя на нее, и перед глазами все расплывалось. Моя реальность расплывалась. Выворачивалась наизнанку. Как. Же. Так?
– Катерина Олеговна! У вас все в порядке?
Марат вывел меня из ступора, появившись на балконе. Проморгавшись, я поняла, что дико замерзла. Ведь вышла на балкон в одном халате и сижу тут черт-те сколько.
– Кать, что, сильно лютовал в этот раз? – спросил охранник уже тише. – Смотри, синяя ты уже вся, застыла. Заболеешь, он нам всем таких пистонов навставляет. Иди внутрь.
Я медленно поднялась и зашла в спальню.
– Давай ванну наберу горячую, – продолжил суету Марат.
Я глянула на дверь. Второго надзирателя, Алексея, редкого гада, кстати, не было видно. Торопливо подбежала к сейфу в стене и открыла его. Загребла пятерней, как мусор, кучу украшений и подскочила к мужчине.
– Марат, ради бога, помоги мне свалить отсюда! – зашептала ему в ухо, запихивая сверкающее содержимое ладони в его карман.
– Сдурела! – шарахнулся от от меня. – У меня семья, дочери вон. Вознесенский нас закопает, если тебя упустим.
– Умоляю! – плюхнулась я на колени. – Если твою дочь так… на мое место…
– Не смей! – шипел он на меня. – Что я могу, Кать? Ну чего тебе с ним не живется нормально? Погладь разок, улыбнись, и он усрется от счастья. Что тебе стоит? Другие бы горло за такую жизнь перегрызли любому.
– Вот пусть и грызут. – Руки у меня опустились, и я села на толстый ковер, усмехаясь глядя на россыпь золота, платины и сверкающих камней ценой в целое состояние.
– Кать… – Марат топтался рядом. – Кать… Если сбежишь, он же мать твою…
Я вскинула голову.
– Что? Покалечит? Убьет? Не гони мне!
– Откуда узнала?
– Что меня, оказывается, продали? Не похер ли.
А я ведь терпела, все думала, что спасительница вся из себя. Единственному родному человеку жизнь и здоровье сохраняю, ложась под этого мерзавца. А не главный он, выходит, мерзавец. Настойчивый покупатель, точнее. Купил вещь, пользуется как хочется.
Марат ушел, скорее уж, сбежал. Но вечером, занося на кухню доставленный, как обычно, из ресторана ужин шепнул мне одними губами: «В аэропорту. Будь готова».
Глава 3
– Давайте, езжайте все вместе, мужики! – махнул я парням в холле.
– Так а на посту… – начал новичок Трофимов, но я заткнул его.
– Слышь, начальство говорит, езжай кайфовать – значит, надо исполнять. Кому наш офис сдался, что тут красть? Валите, я сам все закрою.
– Но Ярослав Григор…
– Камнева тут нет и уже до послезавтра не будет. Все, вперед, нас ждут вискарь, водяра, жрачка от пуза и сиськи. Много-много сочных сисек.
Больше возражений не последовало, и все вывалились в двери, оставляя меня в тишине. Оно и понятно – какой нормальный мужик откажется от такой заманухи? Пожрать, набухаться и потрахаться на халяву. Разве что один из этих придурочных семейников. Оно же уныло сидеть около одной задницы, ожидая благосклонности, куда как приятнее, чем без всякого напряга оттянуться с любой другой доступной. Как же, та, единственная, прям золотая. Или п*зда там поперек. Я неторопливо прошелся, проверяя двери всех кабинетов и черный ход. Конечно, я подбил подчиненных на безобразие и безответственность, но сам-то все контролирую, и один раз в году – ни разу не водолаз. Не распустятся небось. Пусть кайфанут, лучше работать будут и начальство крепче любить.
Поймав свое отражение в темном стекле, я отчего-то завис. Четыре года назад, день в день, да, Андрюха? Четыре года. Забил же вроде, пошел дальше. Живу не тужу. А вот вдруг ни с чего, словно опять как пинок смачный с оттягом прямиком по голому сердцу.
– Юль, хорош, ты обещала, – процедил я, глядя на ее роскошные светлые волосы, рассыпавшиеся по обнаженной спине.
Как же они всегда пахли! Роскошью, что ли, мечтой пацанячьей о том, что такому, как я, только чудом обломиться могло. Только носом утыкался – и уносило к хренам.
– Андрюша, ну не начинай, а, – глянула Юлька через плечо, торопливо натягивая чулок. – Ну не могу я сейчас.
– Ты мне это уже год повторяешь, – начал заводиться я. – Когда?
– Когда будет подходящий момент. – Она вскочила и, повернувшись ко мне боком, надевала лифчик. У меня опять вставал просто от взгляда на очертания ее груди в тусклом свете номера.
– Когда он будет? – нажал я, садясь и чувствуя внезапное поганое такое головокружение и удушье. Я знал ответ. Уже знал. Может, даже с самого начала. Знал, но не хотел этого.
– Малыш, ну что ты снова? – Мурлыкающий тон, от которого у меня раньше в голове плыло, сейчас почудился каким-то оскорбительным. Будто я недалекий, одноклеточный и капризный на пустом месте. – Ну все же хорошо у нас? Ты меня просто с ума сводишь от удовольствия. Потерпи, я постараюсь еще разок на этой неделе вырватьс…
– Да какого хера, Юль! – не выдержав, взорвался я, вскакивая. – Я тебя про что спрашиваю? Про очередной сеанс по*баться, что ли?
– Андрюша… – брезгливо поморщилась женщина, сожравшая мои мозги. – Ну я же тебя просила. Ладно я еще во время секса терплю эту твою матерщину, но не сейч…
– Кончай мне херню городить! – Я схватил ее за плечи и тряхнул, глядя в глаза, в которых себя терял. – Меня затрахало отпускать тебя каждый раз к нему! Ты моя или нет? Когда ты ему скажешь и переберешься ко мне?
– Да прекрати, Боев! – с неожиданным раздражением Юля дернула локтями, освобождаясь и отступая от меня подальше. – Ну как ты себе это представляешь?
– Что?
– Мой переезд. Куда? В твою двушку после загородного дома в триста квадратов? Я твоя и так. С тобой сплю.
– Ты со мной трахаешься, а спишь с ним. Живешь с ним. Дом тебе нужен? Так скажи какой, я тебе отстрою!
– Как будто в доме дело! Да, я с Костей живу. А тебе чего надо ? Чтобы мы задницами терлись каждые день и ночь? Чтобы я в халате домашнем тебе борщи варила и носки стирала? А я этого не хочу, Боев, ясно?! Меня устраивает моя жизнь, где мне ничего этого делать не надо. Того, что денег может на что-то не хватить, не надо.
– Так дело все в бабках? Думаешь, я не заработаю, сколько тебе нужно?
– Боюсь, ты даже не представляешь, сколько нужно для того, чтобы иметь меня в качестве жены, Андрюша.
– Потяну.
– Господи, ну как тебе еще-то объяснить! – От раздражения она даже ногой притопнула. – Без обид, но кто ты? Совладелец охранного бизнеса Андрей Боев? Кто тебя знает? А он – Константин Завадский. Нефть, алмазы, связи, имя, положение. Куда я буду выходить с тобой? Максимум раз в неделю в ресторан? У меня есть все, что нужно. Уже есть. Так понятнее?
– Все, что нужно, да? Муж – для бабок и жизни роскошной, выходов в свет, и дурак Боев – для хорошего про*ба? – Мне в брюхо как углей набили, и они жгли-жгли…
– Ты опять? Для чего все опошлять? Я люблю тебя. Разве этого мало?
– Мало, бля, если этого недостаточно, чтобы выбрать меня одного. Или бабки мужа ты любишь так же сильно?
– Знаешь, я не буду с тобой сейчас разговаривать, Андрюша. И оскорбления от тебя выслушивать не намерена. В меня тычешь, а сам чем лучше? Думаешь, я не знаю, что ты девок по баням таскаешь?
– Да потому что я не могу вот так… раз в две недели. Не могу спать, зная, что ты с ним… под ним…
– Ну что же, ты нашел себе прекрасное успокоительное в виде дешевых шалав. Мне разве не противно понимать, что ты с ними после МЕНЯ?!
– После тебя, да? Противно, говоришь? А в чем такая принципиальная разница между ними и тобой, а, Юль? В цене? Они за деньги ноги раздвигают и ты.
– Да как ты!.. – Любимое лицо исказилось и пошло некрасивыми пятнами. – Ты… Сравнить меня… Меня! Еще на брюхе приползешь и умолять будешь!
Скорее всего, так и будет. Уже такое чувство, будто сам себе тесак в грудь воткнул и проворачиваю.
– Надумаешь извиниться – позвонишь! – И Юля ушла, хлопнув дверью номера.
А я нажрался. Чуть не до смерти. И телефон расхерачил. Топтал его и топтал, пока в дверь долбить не начали. И не приполз. Хоть и очень хотел. Аж до воя. Меня ломало без нее. Материл себя на чем свет стоит. Чего было доводить до этого? Пусть бы хоть так. Хоть по капле, но моя. Но потом в ум приходил. Нет, мне такого от нее не надо. Или вся моя, или лучше с корнями. С кровью и кишками. Один раз и насовсем.
– Насовсем, ага, – ухмыльнулся я своему отражению в стекле. – Оно и видно, как насовсем.
– Але-е! – Хрипловатый женский голос послышался из коридора, мигом стерев картинки из прошлого. – Есть здесь кто? Дверь открыта была.
Мне вдруг захотелось увидеть обладательницу этого звучания. Оно, как щекоткой, мне по нервам прошлось, аж все волосья на шкуре дыбом.
– Вы кто и к кому? – Я шагнул навстречу, стараясь рассмотреть визитерку.
Очень странную, однако, визитерку. Рост где-то сто семьдесят. Одета во что-то бесформенное. Вроде как замызганный мужской плащ размеров на пять больше, чем нужно. Плащ. В конце декабря. На улице с утра было тепло. Минус пять всего-то. Фигуры не разобрать. Зато запашок своеобразный очень даже различим. Как будто она где-то в зассаном подвале живет. И над этим куском грязной херни, в которую она зябко куталась, голова на тонкой такой, прям аристократической шейке. Не тощей, а именно изящной. Поднимаясь вверх, облапал глазами очертания подбородка и рта. А ничего так. Прям очень ничего. Личико хорошенькое. Хотя нет. Это по-другому назвать тянет. Съедобное, что ли. Не в смысле сожрать, а облизал бы и эти скулы, и губы бледные. Ну или головкой члена бы обвел, размазывая сперму. Бл*дь, прав Камнев: кто о чем, а вшивый о бане. От нее разит – близко не подойти, а я все о *бле. Посмотрел напоследок в глаза… Ух ты! Здесь темновато, но что-то аж мурашки по хребтине. Волосы, брови, ресницы у девахи-то чернючие, а глаза как прозрачные. Такие светлые, что та вода. И глядит пристально, как чего поганого от меня ждет.
Против воли все же передернулся. Такое чувство, как кто по спине куском льда провел. Сначала холодком обожгло, потом тут же жаром. И встал у меня. Здрасте.
– Мне нужен Николай Шаповалов, – ответила необычная бомжиха, выходя окончательно на пятачок света, что падал у меня из-за спины.
– По какому вопросу?
– Это личное.
– Так, может, я помогу?
– Я же сказала, это личное! – чуть повысила она голос и нахмурилась. – Очень личное.
Вот оно как. И ты мне сраные лекции о морали вчера читал тут, Шаповалов. Серьезно? На острова с Анькой своей, а к самому девка вон подвалила. Дело у нее личное. Ага, знаю я эти ваши дела.
– Залетела? – ухмыльнувшись, спросил я.
– Что?
– Говорю, налажал Колька, да? Срок хоть какой? На аборт еще успеваешь?
Ну давай уже, начинай просить денег, что ли, а то меня дела повеселее ждут, чем разборки с чужим косяком.
– С какой стати на «ты» и этот допрос? – ощетинилась она, отступив на шаг и сощурив свои необычные глаза. – Я, по-моему, четко сказала, что мне нужен Николай Шаповалов. Совладелец охранного агентства «Орион». На вывеске над входом так и написано. Он здесь или нет?
Надо же, какие бродяжки пошли информированные.
– Повторюсь: по какому, мать его, вопросу?
– По. Личному, – отчеканила она. – Который тебя ни хера не касается, ведь ты не он.
– Слушай сюда, девочка с помойки. Шаповалова здесь нет. И не будет. Тебе ловить с ним нечего. Если нужно лавэ – прямо говори. Я тебе отслюнявлю, и топай отсюда. А то проветривать потом умаешься.
– Ты тупой? Мне. Нужен. Шаповалов.
– Нет, тупая здесь ты. Но это ненадолго. Так… Если бабок не надо, то мандуй на выход. У меня дела еще.
Я отвернулся, захлопнул дверь и повернул ключ в замке. И тут у меня брови поползли вверх, а яйца сжались. Потому как в мой висок уперся ствол.
– Шаповалов, – прошипела девка. – Пожалуйста, сука.
Я даже моргнул пару раз, почти кайфанув от такой борзоты. Смотри-ка, отчаянная какая. Может, ее, если отмыть, и трахнуть будет не в западло? Член эту мысль одобрил. С большим энтузиазмом. Вот кто знал, что ствол у башки способен так меня завести? Не замечал за собой.
– Ну раз «пожалуйста», – фыркнул я и молниеносно схватил за запястье, сжимая и выворачивая кисть, чтобы заставить бросить оружие, дернул на себя и вжался в живот стояком. – И всю жизнь, дорогуша, был кобелем, им и остаюсь.
Пистолет тяжело грюкнул об пол, но вслед за ним, вскрикнув как-то чересчур болезненно, стала обвисать в моем захвате и сама террористка.
– Что за херня?! – возмутился я, подхватывая обмякшее легкое тело. – Я же и не сжал толком!
Донес это недоразумение до поста охраны в холле. Уложил на диван, предварительно стряхнув с нее вонючий плащ. Под ним она оказалась в спортивном костюме. Вполне себе приличном, бархатистом, с блестками какими-то. На рынке таких валом. Без смердящего плаща неожиданно уловил тонкий аромат парфюма. Я немного научился разбираться в этом бабском дерьме. Дорогой запах. Не подделка польская, или гребаная «Шахерезада» или «Розы Кавказа». Из тех, что в голове у мужика вызывают какое-то особое шевеление, волнение, что ли, и держатся на одежде долго, неделями. А леди-бомж у меня с сюрпризом, похоже. Облапал, обыскивая, не отказав себе в удовольствии и хорошенько изучить формы. Все в порядке у нее с прелестями. В охренительном таком порядке. Все же член у меня интуит прямо. Такое стоит трахнуть. Так, а что это у нас массивное на поясе? Еще оружие?
