Ганс Христиан Андерсен
Колокольный сторож Оле
Посещение первое
В числе книг, данных мною Оле в последний раз, было одна о валунах; она-то особенно и понравилась ему.
– Вот чей юбилей следует отпраздновать – юбилей валунов! – сказал мне Оле. – А мимо них проходят, даже не замечая их. Я сам так делал, гуляя по полю и по берегу, где их лежат сотни. На мостовой же эти остатки седой старины равнодушно попираются ногами! И я делал тоже! Но теперь я смотрю на каждый камень мостовой с глубоким почтением! Спасибо за эту книжку! Она овладела моим вниманием, освободила меня от старых предрассудков и привычек и возбудила желание прочесть побольше таких книг. Роман земли всё-таки интереснее всех романов! Жаль только, что нельзя прочесть первых его глав: они написаны на таком языке, которому мы не учились; приходится читать по слоям, кремневым пластам различных земных периодов, а действующие лица, Адам и Ева, появляются только в шестой главе. Некоторым читателям такое появление кажется несколько запоздалым: им подавай живых лиц в самом начале земного романа, ну, а мне – всё равно. Да, вот роман со сказочным содержанием, и все мы выведены в нём! Мы барахтаемся, копошимся, ползаем и – всё ни с места, а шар-то вертится себе да вертится, не выливая на нас океана. Корка, по которой мы ходим, тверда, так что мы не проваливаемся, и вот, роман тянется миллионы лет, а продолжение всё впереди. Спасибо за книгу о валунах! Вот молодцы! Умей они говорить, они бы рассказали кое о чём! Право, забавно этак, сидя тут, на вышке, превратиться в нуль, вспомнив, что все мы, со всею нашею глянц-ваксой, орденами, движением вперёд – только минутные муравьи на земной куче! Да, чувствуешь себя таким молокососом в сравнении с этими миллионолетними валунами, что просто неловко становится. Я читал книгу как раз под Новый Год и так углубился в неё, что позабыл доставить себе обычное удовольствие – поглядеть, как «мчится на Амагер дикая орда». Да, вы-то, пожалуй, об этом и не знаете!
О полёте ведьм на шабаш знают все; это бывает в Иванову ночь, и слетаются они на гору Брокен. Но у нас бывает свой туземный и современный шабаш на Амагере в ночь под Новый Год. Все плохие поэты и поэтессы, музыканты, журналисты и другие, никуда не годные, артистические величины, мчатся, в ночь под Новый Год, по воздуху на Амагер; летят они верхом на кисточках или гусиных перьях, – стальные не годятся: слишком тверды, не гнутся. Я, как сказано, смотрю на путешествие дикой орды каждый год и многих из путешественников мог бы назвать вам по именам – не стоит только связываться! Им смерть не хочется, чтобы люди знали об их ежегодном ночном путешествии, верхом на перьях, на Амагер, но у меня есть одна дальняя родственница, торговка рыбой и поставщица бранных слов в три уважаемые газеты – как она говорит – и она раз присутствовала на таком шабаше в качестве гостьи. Её принесли туда, так как сама она не держит в руках пера и верхом ездить не умеет. Так вот, она-то мне обо всём и рассказала. Половина из её рассказов – ложь, но и остальной половины довольно. Начался праздник песнями; каждый из гостей написал свою и пел свою, – она, ведь, была лучше всех! Да и не всё ли равно? Все пели на один лад! Затем, «труженики языка» маршировали небольшими кучками. Тут были и звонари, что звонят по домам, и маленькие барабанщики, что барабанят в семействах. Потом те, кому нужно было, познакомились с писаками, что пускают свои статейки без подписи – чтобы смазка могла сойти за глянц-ваксу! Между ними был палач и его подручный; подручный-то и был самым резким на язык, – иначе на него, ведь, не обратили бы внимания! Был тут и мусорщик, который вываливал из ящика мусор, приговаривая: «Хорошо, очень хорошо, замечательно хорошо!» В самый разгар «веселья» из помойной ямы вырос стебель, дерево, чудовищный цветок, огромный гриб, целая крыша; это была «ёлка» честного собрания; на ней было навешано всё, что они в продолжении старого года дали миру. От неё сыпались искры, – словно блуждающие огоньки летали; это были заимствованные мысли и взятые напрокат идеи, которыми участники веселья пользовались; теперь они освободились и взлетели на воздух фейерверком. Началась игра в «жгут горит»; поэтики же играли в «сердце горит», краснобаи сыпали остротами, – иначе они не могут – и остроты гремели, точно разбивались о двери пустые горшки или горшки с золою. Ужасно весело было – по словам моей родственницы! Собственно говоря, она высыпала ещё с три короба злых, но остроумных замечаний, но я не стану повторять их: надо быть добрыми людьми, а не критиками. Теперь вы поймёте, что я, зная о таком празднике, не упускаю случая ежегодно, в ночь под Новый год, посмотреть, как мчится дикая орда. Иной год случается мне хватиться некоторых прошлогодних путешественников, зато прибавляется обыкновенно и несколько новых. Нынешний же год я прозевал зрелище, катясь вместе с валунами через миллионы лет. Я видел, как они отрывались от скал Севера, скатывались вниз, плавали на льдинах задолго до построения Ноева Ковчега, падали в воду, погружались на дно и вновь подымались на поверхность вместе с песчаною отмелью, которая говорила: «Здесь будет Зеландия!» Я видел, как эти камни служили седалищем для неизвестных нам пород птиц, троном для предводителей диких дружин, имён которых мы тоже не знаем; видел, наконец, как на некоторых из камней вырубили топором рунические знаки. Этим камням таким образом отведено место в счислении времени, зато сам я окончательно потерял всякое представление о времени, превратился в нуль… В это время с неба упали три-четыре прелестные звёздочки, и мысли мои приняли другой оборот. Вы знаете, что такое падающие звёзды? Учёные, ведь, этого не знают! Я смотрю на них по-своему.
