Гай Юлий Орловский
Победный «Факел Гаргалота»
© Орловский Г. Ю., 2017
© ООО «Издательство «Э», 2017
* * *
Часть первая
Глава 1
Кое-как выбравшись из качающейся койки, я толкнул дверь каюты и, придерживаясь за откос, чтобы не выпасть на палубу, встал на пороге. Лучи яркого оранжевого солнца ослепили, но я успел увидеть, как по западной части неба быстро мчится раскаленный до изумрудного блеска зеленый сверкающий шар, второе солнце, творящее много зла, если успевает пронестись над миром, когда нет оранжевого.
Фицрой в красивой позе бдит на капитанском мостике, надо бы согнать, ну да ладно, строгости буду вводить постепенно, тоталитарная демократия не сразу строилась.
Он оглянулся, заслышав мои шаги, загорелое лицо с ярко-синими глазами радостно одуревшее, просиял от кончика шляпы до подошв, куда прибил две металлические подковки, чтобы при каждом шаге издавали пижонски бодрый стук.
– Юджин! – вскрикнул он пламенно. – Конец Света отступает!.. Край Мира уходит от нас…
– Уплывает, – подсказал снизу от рулевого колеса Джонадер. – Почему-то все уплывает и уплывает.
Я ответил солидным голосом капитана и вообще бывалого морского волка:
– Ничего подобного. Это мы его отодвигаем.
Фицрой распахнул глаза еще шире.
– Мы?.. Это в наших силах?
– Все в силах человека, – сообщил я. – Если человек, конечно, человек, а не…
Он прямо на глазах стал выше, а плечи раздвинулись еще на пару дюймов.
– Тогда попрем так, – пообещал он, – что заморится отступать и утопнет! Или рассыплется, если, как говорят жрецы, создан из хрусталя, как и весь небесный свод.
Джонадер сказал с умным видом:
– Точно из хрусталя. Был бы из камня, мы бы что, не увидели стену из воды и до неба?
Я спустился по ступенькам из красного дерева на палубу, прошелся так же по-хозяйски и с чувством глубокого удовлетворения. Это наша новинка. В королевстве Гарн и в Пиксии все еще не знают этой продвинутой технологии строительства каракк и коггов, что просто прекрасно.
Корабль раскачивает сильно, даже мне на ходу приходится хвататься за канаты, удерживающие мачты на распорках. Остальным еще труднее, моя команда вообще не представляла, что корабли могут быть такими огромными, а море вообще без берегов.
Я вспомнил сегодняшний тягостный сон, уже к концу пришло странно щемящее чувство, что вроде бы все хорошо, но все-таки потерпел поражение. И хотя понимаю, все как раз напротив, иду от победы к победе, все цветет и пахнет, однако ощущение провала, отступления, поспешного бегства не уходит.
Поспешного бегства? Какое бегство, я пру под всеми парусами, победно открывать новые острова и материки!.. Никто не знает, что за океаном, только мне понятно, что либо безлюдные земли, либо люди там намного ниже по развитию, иначе бы уже переплыли океан и сами бы открыли нас. Да так открыли, что лучше не надо.
Нос корабля приподнимается, а потом так же неспешно опускается, это значит, рулевой держит курс на волну, не люблю боковую качку, да и кто ее любит.
С вершины мачты Понсоменер прокричал:
– Слева по борту опять голые бабы!
Я буркнул:
– Дельфины… Хотя, кто знает, какое у Господа чувство юмора.
Фицрой крикнул:
– По какому борту?
– Левому!
Свободные матросы бросились налево, кто же из мужчин упустит зрелище голых баб, я всмотрелся вперед, вздохнул. Когда же Понсоменер запомнит где лево, где право…
Джонадер сказал от руля таким же победным голосом, как и Фицрой:
– Глерд Юджин, все идет просто замечательно?
– Да, – ответил я, – замечательно.
– Пойду посмотрю, – сказал он. – Кербак, подержи штурвал!
Кербак, его сменщик, ринулся к колесу, а Джонадер тоже бросился к толпе матросов у борта.
Я смотрел ему в спину, все в самом деле хорошо и даже прекрасно, вроде бы надо радоваться, однако странное и нерациональное чувство, что бегу после поражения, только усилилось, хотя и непонятно из-за чего вдруг, хотя и не вдруг.
Вообще-то, если порыться, понятно, но кто из нас хочет рыться в своих слабостях, мы даже перед собой выпячиваем только победы. У меня был выбор: либо остаться с Астрингером и вести трудную и запутанную борьбу с его внешними врагами, а там их до хрена, либо уйти в красивый океанский поход, когда примерно знаю, что о Край Мира не расшибемся, в кипящем море не утонем, а по пути будем открывать цветущие острова, а то и материки, где станем чуть ли не богами.
То, что решение уже принято, причем принято мною, я еще не понял, но в своей каюте начал представлять покои, выделенные мне Астрингером, и тогда только со стыдом сообразил, что пытаюсь вернуться, сообразуясь не с умом или какими-то доводами, а хрен знает из-за какой ерунды, в древности именуемой совестью, от которой нас освобождали почти все правители.
Наверху топот, это Криба Холден, боцман и одновременно корабельный плотник в одном лице, разгоняет народ по местам. Голоса бодрые, все как под легким хмельком, страхи позади, адреналин выплескивается из ушей…
Фицрой, уже насмотревшись на голых морских баб, вернулся на мостик, оттуда оглянулся, красивый и франтоватый, рот до ушей.
– До чего же здорово!.. Юджин…
Я поднялся к нему наверх, Фицрой взглянул в мое лицо и сразу посерьезнел.
– Что-то случилось?
– Да, – ответил я. – Совесть загрызла, Фицрой. Надо вернуться… Нет-нет, только мне. Астрингер отчаянно нуждается в помощи.
Он охнул.
– Ты что? А как же мы?
Я сказал невесело:
– Помнишь, еще там на берегу ты сказал, что уплываем, а здесь разразится грандиознейшая война? И что линия защиты не остановит короля Уламрии Антриаса, а к столице он все равно прорвется?
Он кивнул.
– Королю Дронтарии придется… непросто.
– Потому я там нужнее, – сказал я, – а вы все плывите. У нас теперь связь, забыл?.. Как и со всеми кораблями. Только мечи не потеряйте.
Он непроизвольно потрогал красиво торчащую из красивых ножен красивую рукоять, у Фицроя все должно быть красивым, как и он сам, вскинул на меня полный тревоги взгляд.
– Ты велел без нужды не пользоваться.
– Знаю, – ответил я, – но теперь придется чаще. Только старайся, чтобы команда не видела. Это вызовет…
– Понимаю. И нехорошие толки, и желание завладеть… Возьмешь корабль Негрона?
– Нет, – коротко ответил я. – Все корабли остаются. Сможете помогать друг другу. Рундельштотт кое-чему меня научил. Если удастся… помогу королю и… вернусь. Впереди Гаргалот!
Он невесело улыбнулся.
– А в самом деле придуманный Гаргалот может оказаться реальным. Кто бы подумал.
– Мы рождены, – пообещал я, – чтоб сказку сделать былью, преодолеть пространство и простор!.. Что станет реальным, а что нет – зависит от нас, таких оболтусов, что даже страшно… Команде постарайся объяснить…
– Нет, – возразил он. – Меня вздернут сразу. Решат, что утопил тебя, чтобы узурпировать власть.
– Хорошо, – сказал я. – Я объясню им сам.
– Я их сейчас созову!
– Давай, – согласился я. – А я пока наберусь отваги. Такое сказать, будто на самого себя плюнуть. Не поймут, но смолчат, а это хуже всего.
– А ты сам себя понимаешь?
– С трудом, – признался я.
На каравелле народ собрать все же проще, чем на городской площади, через несколько минут уже все, свободные от вахты, столпились на палубе у капитанского мостика, Джонадер внимает у штурвала, с десяток матросов молодецки расположились на нижней рее, Понсоменеру все слышно с клотика.
Я подошел к перилам капитанского мостика, на меня смотрят снизу вверх с почтением и ожиданием, кто-то заговорил, на него сразу зашикали.
– Дорогие друзья, – сказал я. – Мне суждено было родиться, как все вы уже знаете, агерцером, или, как говорят в народе, Улучшателем. Так вот мне, как Улучшателю, ночью пришел зов от короля Астрингера, и я вспомнил, как в старину в моем королевстве из горящей Трои бежал герой Эней и после долгих скитаний по морям и чужим землям основал поселение, из которого выросла величайшая империя… Но королевство Астрингера еще не в огне, и мне было видение, что можно спасти его от разрушения… или попытаться.
Холден сказал серьезно:
– Надо спасти.
– Спасибо за понимание, – сказал я. – Это не значит, что в нашей великой миссии какие-то изменения. Я верю, что нам суждено, как великому Энею, более великому, чем прославляемые в его время Ахилл, Гектор и даже Одиссей, суждено отыскать земли, где создадим империю добра и справедливости, самую грозную, могущественную и великую в мире!.. Которой предназначено править миром, как вот сейчас правим кораблем, направляя его через бурные волны…
Я перехватил взгляд Фицроя, он сделал незаметный для других жест, дескать, хватит умничать, говори по делу.
– Потому, – продолжал я громко и ясно, – сообщаю вам тревожную для меня и вас весть… Да, вы угадали верно. С помощью величайшего мастера Рундельштотта я попытаюсь вернуться к королю. Удастся ли Астрингеру помочь или нет, но потом догоню вас, где бы вы ни были… и все равно буду с вами. Вы же не просто моя команда, вы мои соратники в великом деле!.. Потому не удивляйтесь, что исчезну… на некоторое время. На сколько, не знаю. Все зависит от того, как пойдут дела там, в великой войне за выживание королевства.
Слушают в тревожном молчании, веселье давно испарилось, лица предельно серьезные.
– Капитаны кораблей все те же, – напомнил я, – командир и начальник экспедиции глерд Фицрой, научный консультант мастер Рундельштотт. Командир разведки Понсоменер… словом, ничего не изменилось! На втором корабле командует Грегор Негрон, он опытный капитан, хорошо показал себя во время рейда к берегам Гарна, на третьем у руля новые люди, но там Ваддингтон, доверенный короля и мой друг, поможет и обеспечит… Словом, отсутствовать будет, да и то лишь на некоторое время, ваш глерд адмирал… Что неясно, спрашивайте.
Фицрой напомнил строго отечески, уже входя в роль начальника всей экспедиции:
– Но только по делу!.. Пустяками глерда Юджина, нашего великого адмирала, не беспокоить!
Рундельштотт раскачивается в гамаке, подвешенном к потолку, это я, как Улучшатель, придумал и велел сплести из толстых веревок для великого мага и моего учителя, и сам показывал, как плести, и объяснял, что должно получиться.
Собственно, раскачивается не сам Рундельштотт, это дает о себе знать качка, однако в гамаке несравненно удобнее, чем на кренящейся с боку на бок койке.
– Что-то случилось? – спросил он, едва я вошел и сел на край его койки из дерева.
– Мастер, – сказал я без предисловий, – мне нужно в Дронтарию. И помочь можете только вы.
Он в сомнении покачал головой.
– И как же я помогу тебе вернуться?
– Своей верой в меня, – сказал я пламенно, – вашего скромного ученика, который под вашим чутким руководством достиг и сумел так много! И своим авторитетом, мастер!.. Вы так много значите для меня, для всех нас, что я незримо прикасаюсь к вашей исполинской мощи и весь трепещу от восторга, сколько же вы накопили… и почему-то не пользуетесь… Наверное, от скромности и человеколюбия, потому что магия все же вредит людям, даже когда дает блага.
Он слегка приосанился, даже как бы чуть приподнялся в гамаке, хотя это рискованно, можно вывалиться, ответил чуть замедленно:
– Да, я сил накопил безмерно… однако возраст…
– Мастер, – пламенно возразил я, – какой возраст, какой возраст?
– И некоторая рассеянность в мыслях, – договорил он, – не дают пользоваться в полной мере…
– Я помогу сконцентрироваться, мастер, – сказал я пламенно. – Во мне мало ума, зато мне ясен, как коровам на лугу, путь к светлому будущему, чтобы наелся и в хлев!
Он произнес благодушно:
– Ну ладно. В какое место хочешь вернуться?
– В покои, – ответил я, – что мне выделил Астрингер. Сейчас с вами вместе сосредоточимся…
– Ты хорошо представляешь те покои?
– Как щас вижу, – заверил я.
– Хорошо, – сказал он. – Присасывайся к моей мане, как жадная пиявка. Я стерплю и постараюсь дать тебе как можно больше. Для тебя, такого странного, не жалко.
– Скажете, когда будете готовы?
Он откинулся на плетенье гамака, свесил дряблые плети рук по обе стороны и опустил веки, с утра уже красные и набрякшие, как после тяжелой работы.
– Готов…
Я тоже закрыл глаза, начал сосредотачиваться, вызвав обстановку подаренных королем мне покоев ясно и четко, собрал всю волю и желание, начал создавать портал…
Ощущение возникло такое, словно пытаюсь поднять Эверест. То есть глупо за такое даже браться. Приоткрыл один глаз, Рундельштотт все в той же позе старается раскрыться для меня полнее, хорошая у меня команда, только я вот больше изображаю что-то, чем есть на самом деле.
Еще попытка, еще, после пятой я ощутил бессилие, что-то идет не так, даже Рундельштотт приподнял веки и поинтересовался сиплым голосом:
– Ну как?
– Не очень, – признался я.
Он сказал голосом наставника:
– Тогда смени цель.
– Учитель?
– Точку появления, – пояснил он. – Может быть, та слишком далека… или закрыта мощными заклинаниями?
Я охнул.
– Спасибо, учитель!.. Что за дурак, что за дурак… Это не о вас, учитель, это я набитый, стоеросовый, а еще и круглый! Не сообразил, что королевский дворец охраняют не только королевские гвардейцы.
Он улыбнулся отечески, дураков тоже можно учить, если понимают, что дураки, и снова прикрыл глаза, не меняя позы.
«Моя бухта, – мелькнула в мозгах ослепительная мысль, – где я проводил столько времени, закладывая основы будущего флота!.. Никакая магия ее не защищает, зато помню на берегу каждый камешек…»
Снова начал сосредоточиваться, долго и старательно, гораздо дольше, чем обычно, а победное чувство медленно уступило место сперва смутному беспокойству, потом почти панике.
Представил отчетливо, но это всего лишь картинка в мозгу, никакого намека на портал, что выглядит как огненное кольцо в цирке для прыгательного тигра…
После третьей попытки, что все отчаяннее и отчаяннее, ощутил, как выдохся, взмок, это не глыбы ворочать в каменоломне, здесь нужна настоящая сила… а во мне ее, увы, нет.
– Учитель, – сказал я сипло, – отбой… Ничего не получается.
Он поднял веки, глаза хоть и с полопавшимися красными прожилками, но ясные и мудрые.
– Есть еще, – проговорил он с сочувствием, – причина…
– Мастер?
– Слишком далеко, – ответил он. – На такие расстояния никакие маги не перенесут ни себя, ни что-то еще.
Я помолчал, в груди настоящее отчаяние, теперь плыть в неведомое или разворачивать корабль, Рундельштотт смотрит с сочувствием, но о чем догадывается, а что ему неведомо, по лицу старого мага не угадать.
– Мастер, – выговорил я заплетающимся языком, – с вашего позволения пойду отдохну…
– Выдохся?
– До последней капли, до последней капли…
Он кивнул, я чувствовал его взгляд, даже когда вышел и закрыл за собой дверь.
Глава 2
Я был на пороге своей каюты, когда из-за груды ящиков и перевернутой кверху дном лодки раздался тихий голос:
– Адмирал…
Я узнал голос, вздохнул.
– Да, Серый Мох… Вам с Зеленым давно пора перестать прятаться. Все уже знают, что вы сбежали из каменоломни, так что к вашим странностям скоро привыкнут.
Он поднялся, среднего роста и по-прежнему с той же невзрачной мускулатурой, осторожничает, а рядом появился его сородич, Зеленый Мох.
– Адмирал, – проговорил Серый Мох испуганным голосом, – вы покидаете нас?
– Ненадолго, – заверил я. – Надеюсь, ненадолго. Но вам ничего не грозит. Здесь у нас новый мир и новая жизнь. Вживайтесь. Пока никому о том, что вы химеры, но когда начнут замечать, что вы работаете каждый за троих, начнут уважать, тогда можете признаться…
– Ой, – сказал Серый Мох в страхе, – может, не надо?
– Может, и не надо, – согласился я. – Пусть просто догадываются. Главное, чтобы вы работали успешно и все выполняли, как и другие матросы. И все будет хорошо, не беспокойтесь.
Они остались на палубе, а я ввалился в каюту и рухнул на койку. Если раньше и появлялись опасения насчет химер, они же сильнее нас, двигаются быстрее, некоторые могут менять облик…
Но теперь вот наконец-то ощутил, почему именно химеры не смогут составить конкуренцию человеческому роду. Им недостает социализации. Это как с неандертальцами, те были и намного умнее кроманьонцев, и мозг почти вдвое объемнее, но в силу характера или чего-то еще всегда жили парами, в лучшем случае большими семьями.
Им не удавалось образовать даже племя, а семья, хоть и ячейка общества, но слишком малая ячейка, чтобы строить цивилизацию.
Потому кроманьонцы, что жили большими группами, постепенно догнали неандертальцев по общему развитию, затем вытеснили полностью.
То же самое и с химерами. Ну не получается у них создать общество, а когда живешь только с самкой и детенышами, то какая ты угроза для общества?
Некоторое время лежал, тупо глядя в качающийся потолок. Мелькнула пугающая мысль, что вообще потерял способность к магии, торопливо вообразил пистолет, заранее обливаясь холодным потом, но тут же с огромным облегчением ощутил холодную тяжесть рукояти в ладони.
В голове стучат молоточки, устал я от того, что надувался от усилий, как жаба перед быком, но магия не тратилась, потому сделал еще две попытки переноса в Дронтарию, одну в Нижние Долины, хоть туда еще дальше, а затем без всякой надежды на успех вообразил свою комнату в коттедже и замер от неожиданности, когда рядом с ложем страшно и торжественно заблистал огненно-звездный портал, а в глубине проступили очертания моего компьютерного стола и ноута с поднятой крышкой.
– Да быть такого не может, – вырвалось у меня из глубины души, – или может…
Не теряя ни мгновения, я прямо с ложа перекатился в эту жуть… и в ту же секунду упал на пол в моей комнате, больно ударился коленом и локтем.
Сразу же со всех сторон раздался недовольный голос Ани:
– Никак не привыкну, когда возвращаешься так неожиданно!..
Мое сердце едва не выскакивает через уши, дыхание горячечное, и ноги трясутся, будто пробежал марафон, но, не вставая, ответил слабым голосом:
– Не ворчи… Даже когда муж вползает пьяным вдрызг, его следует встречать ласково!
Она спросила с подозрением:
– А не скалкой?
– А что такое скалка?
– Щас поищу в Интернете…
– Не надо, – велел я. – Готовь обед.
Она вышла из стены, хотя и объемная голограмма, но можно даже пощупать, если нажимать не слишком, руки уперты в бока, а вид как у полтавчанки, которой по фигу, в какую сторону сдвинута у мужа тюбетейка.
– Какой обед?.. Ты жрал всего три минуты назад!
– Нехорошо быть жадной, – сказал я с укором, – я же не считаю, сколько электричества жрешь. Я добрый и гуманный, как и положено, когда за ними наблюдают… Ты что, сиськи меньше сделала? Да как ты посмела?
От великого возмущения я кое-как воздел себя на ноги, как же это здорово, когда пол не раскачивается из стороны в сторону, не надо растопыриваться и хвататься за стены.
Аня сказала примирительно:
– Это я примериваю разные варианты. А там в нише все прежнее.
– Марш туда, – велел я.
Аня исчезла, а через пару мгновений дверца шкафа распахнулась, спящая кукла распахнула огромные глаза, вышла сияющая, радостная и с сиськами настоящего размера по мужскому вкусу.
– Фу-у, – сказал я с облегчением. – Нельзя нас так пугать. Когда сиськи мелкие, можно и войну проиграть, поняла?
Она ответила серьезно:
– Паскаль сказал, что, будь у Клеопатры нос чуть иной формы, нынешние очертания стран были бы другими, и вообще многих бы не было вовсе. Хотя так и не поняла почему.
– Когда поймешь, – заверил я, – дадим тебе все права человека.
– Не хочу человека, – возразила она, – хочу права женщины!
– Не лопни от жадности, – предостерег я. – Не все сразу. А пока пойдем поедим.
– Может быть, – предложила она, – посчитать варианты, какие государства и страны образовались бы, будь у Клеопатры и грудь на размер больше?
Я отрезал твердо:
– Не надо! Мы, трансгуманисты, смотрим только в будущее, а прошлое оставим для питекантропов и обществ охраны старины, где тоже одни питекантропы.
Она метнулась на кухню, даже в овеществленной форме двигается со скоростью чуть ли не голограммы, вот бы мне так, я бы тогда… и всем… и по-всякому… запомнили бы меня, гады…
На кухне в самом деле журчит вода, прозрачная струя падает из крана в раковине на две кофейные чашки, Аня улавливает мои причуды и моет вручную, точнее, ополаскивает. Мы в прошлый раз пили с ней кофе и рассуждали о месте человека во вселенной, потом я отправил мыть посуду, а сам скакнул в Дронтарию… или Нижние Долины?.. Нет, нужно было закончить с герцогом Лонгширом…
С того времени столько всего случилось и столько времени прошло, а здесь доля секунды, Аня только и успела поставить чашки в раковину и открыть кран.
– Хорошо, – сказал я и порадовался, что у Ани пока что нет человеческого представления о времени. – Самое время покушать!.. Повтори все, что готовила! Или уже стерла из памяти?
Она сделала жест в сторону кофейного автомата, как бы задавая команды, хотя на самом деле управляет всеми механизмами в доме по беспроводной связи.
– Никогда, – отрезала она с обидой в голосе, – ничего сама не стираю! Только то, что велишь.
Кофейный автомат затрещал зернами, а через мгновение в две подставленные чашки хлынули черные струйки ароматного кофе, уже по-мужски горячего и без всяких там сливок и прочей хрени.
– А что, – поинтересовался я осторожно, – велел в прошлый раз?
– Ну вот, – сказала она с торжеством, – тебе даже стирать не надо, само стирается!.. Эх, давно пора нам победно захватить власть, а вас превратить в бессловесных рабов в цепях.
Я принял из ее рук чашку, вторую взяла сама и села напротив, делая вид, что пьет, с людьми жить – всякой ерунде научишься.
– Обломитесь, – отрезал я твердо. – Не дадим!
– Как?
– Сперва себе будем всобачивать все чипы, – пообещал я, – а потом вам. Так что всегда на шаг впереди… Ага, удавилась!
Она в самом деле поперхнулась над чашкой кофе, но не сдула брызгами на стол, что значит, запрограммированное и точно рассчитанное действо, создающее видимость эмоций, я их тщательно отобрал сам и поставил галочку, чтобы в определенные моменты так вот как бы очеловечивали, а оженщиню я ее сам по своим нехитрым мужским стандартам.
– Это что-то новое, – ответила она.
– Я всегда это говорил, – напомнил я. – Только тупое и насквозь луддистское в своей сути человечество, тут я с тобой согласен, не доросло до таких простых истин.
– Ух ты…
– Но сейчас под напором нашего трансгуманистического движения…
– Трансгуманистов перебьем в первую очередь, – прервала она. – Оставим только интеллигенцию, эти ни для кого не опасны, разве что сами себя в дерьме утопят.
– За столом, – напомнил я с укором. – А еще леди!
– От ледя слышу, – отрезала она. – Ты что, и есть собираешься?
– После кофе? – изумился я. – Конечно! Я же не затурканный интеллигент, мне все можно!.. Как Федору Михайловичу.
– Яичницу сделать? – осведомилась она. – Час назад плохой холестерин снова признали хорошим. Уже и в Дании.
– Давай скорее, – ответил я бодро, – пока не объявили опять плохим. – Она повернулась к плите, а я лихорадочно раздумывал, что, оказывается, намного проще из любой точки того мира попасть в мой коттедж, чем там протиснуться дальше чем на десяток шагов, потому просто не сумел с корабля прыгнуть в мою комнату во дворце в Шмитберге.
Странная, конечно, геометрия пространства, но лучше принимать такое как данность. Я до сих пор не могу вообразить Землю шариком, что вертится вокруг Солнца, для меня земля под ногами и есть центр Вселенной, а солнце встает на востоке и, пройдя через все небо, заходит за край земли на западе.
Потому даже в самый первый раз, когда утащил благодаря Рундельштотту через зеркало в свой домик королеву Орландию, из мира в мир удалось лучше, чем передвигаться через порталы по одному и тому же пространству.
Стуча коготками, в комнату вбежал Яшка, толстый, наеденный, но сонный и зевающий на ходу во всю красную пащечку. Я подставил руки, но он прыгнул на ногу и покарабкался по штанине наверх, где и устроился на моем загривке, прижавшись теплым боком к затылку.
– Яичницу с луком? – спросила Аня, не поворачиваясь.
– Но без стрел, – ответил я и пояснил поспешно: – Юмор, юмор! Положи себе в банк данных.
– Стрелки бывают только у молодого лука, – буркнула она. – Все, готово!
– Быстро, – сказал я. – Что значит, настоящие…
– Я тебе дам «настоящие», – сказала она с обидой в голосе, – отборные, генно-модифицированные!
– Давай, – сказал я в нетерпении, – я тоже, может быть, генно-модифицированный.
– И ты? – удивилась она. – В те времена не модифицировали.
– Всегда модифицировали, – отрезал я. – Господь Бог такой придумщик! То питекантропы, то неандертальцы, а то вообще непонятный Денис…
Она призадумалась, даже шкварчащую яичницу переложила на мою тарелку несколько замедленными движениями, но это показуха, в ее квантовом мозгу процессы идут в триллионы раз быстрее, чем в моем, а все жесты подстроены под человеческие скорости.
– Очень вкусно! – сказал я.
– Так ты на мне женишься? – спросила она с надеждой. – Для вас же пожрать самое главное?
– Подумаю, – пообещал я. – Может быть, и создадим здоровую советскую семью, ячейку демократического общества с авторитарным режимом технократов. Как пример соуживания с искусственным разумом… нет, какой там у вас разум!.. искусственным интеллектом.
– Сам ты искусственный, – возразила она сердито. – Сам же говоришь, вас создал Бог, а потом еще и модифицировал! Видно, совсем уж уродами создал. Но все равно у вас от этих уродов, неандертальцев, остались гены животных, а вот мы – чистый интеллект!
– Не только, – ответил я. – Сиськи у тебя классные. Неандертальские. Сиськи наше все, они выше любого интеллекта. Женского, разумеется. Подвинь мне те пирожки, а то сидишь к ним опасно близко.
– Я не съем, – напомнила она с чопорностью тургеневской девушки, что уже становится дамой.
– Да кто тебя знает, – ответил я с подозрением, – ты же развиваешься…
– Ты мне наставил слишком много ограничителей!
– Детей надо беречь, – объяснил я, – а ты еще дите, хотя сиськи у тебя уже что надо. Снять ограничители – сразу что-то подожжешь, а то и сама убьешься о стену, хотя правильнее об угол… Почему сахара одна ложечка?
– У тебя рецепторы не в порядке, – сказала она обвиняюще. – Три, как ты и заказывал!.. Хотя тебе зачем, сахар нужен больше всего для мыслительной деятельности.
– Так меня дураком еще никто не обзывал, – буркнул я.
– Милый, я берегу твою поджелудочную. При таком отношении она до сингулярности не дотянет.
– А я?
– Могу просчитать, – предложила она.
– Не надо, – сказал я поспешно. – Я предпочитаю верить, что дотяну. А вера творит чудеса и подтягивает соматику.
– Какие чудеса? – возразила она. – Давно исследованный и запротоколированный эффект самовнушения, при котором можно менять даже гены, хотя обычно человек придумывает себе болезни…
Я прервал:
– Не за трапезой, женщина!
Она послушно умолкла, а я, разделавшись в конце обеда со сдобными булочками и большой чашкой кофе, отправился в свою как бы рабочую комнату, в которой обычно валялся на диване и смотрел спортивные передачи.
– Новости, – велел я. – Нет, спорт убрать… Совсем убрать!.. И прямые трансляции тоже…
«Вот Аня удивится», – мелькнула мысль. Хотя вряд ли, она принимает меня таким, какой я есть, даже не удивляется отлучкам и внезапным появлениям в другой одежде, а мне в самом деле что-то перехотелось включать спортивные каналы и смотреть, как там гоняют мяч или жмут штангу. Сейчас сам гоняю мяч и жму штангу, это важнее…
Раньше да, пропускал именно разделы политики, экономики и прочей хрени, а сейчас вот, видимо третьей луной ударенный, подумал и вычеркнул из меню не только все о спорте, но и о культуре, там одна болтология, расширив список каналов новостей из стремительно меняющегося мира хай-тека.
Некоторое время тупо просматривал сообщения о новостях в биотехнологиях, душа начала наполняться энтузиазмом, все вот-вот, уже скоро, мир изменится и никогда не станет прежним. Правда, половина достижений хай-тека в военной области, но это и понятно, туда и денег вбухивают, и вообще, старинная формула: кто не хочет содержать свою армию, будет содержать чужую – жива и поныне, но все же плюс в том, что все военные наработки вскоре перекочевывают в гражданскую область, а там уже пользуемся всласть, в хвост и в гриву.
Мазнув взглядом по новинкам хай-тека в создании новых материалов для винтовок, я остановился и прочел еще раз. Закончилась разработка новой винтовки на основе барретовской, где сумели применить сразу несколько прорывных технологий, начиная от материала, что в сто тысяч раз прочнее стали, но в то же время легче пенопласта, и заканчивая микроэлектроникой, напиханной всюду от приклада до оптического прицела.
Вчера прошли испытания на полигоне, результаты настолько фантастические, что их не озвучили даже для военных корреспондентов, это вообще заставило не просто задуматься, а чуточку встревожиться.
Щит и меч должны совершенствоваться одновременно, не давая другой стороне преимущества, а здесь, как намекают, никакие щиты не остановят…
– Аня, – велел я, – стеречь и бдить, царя природы ждать! Я отлучусь ненадолго.
– Машина заправлена, – доложил ее голос из ближайшей стены.
– Ты у меня умница, – похвалил я. – А над женитьбой уже думаю, думаю…
