Геннадий Мурзин
Кланяюсь судьбе
© Геннадий Мурзин, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
В мечтах купаться станем мы
(Из фронтового письма домой)
Цвела сирень, и пели птицы,
А где-то зычно ныл баян.
Я тихо шел, обняв за плечи,
Тебя, Любовь!.. О, я был пьян!
Ах, как любил те наши встречи,
Когда вечернею порой
Я ждал на площади, у церкви
Явленье образа родной.
Ты верь, родная: будет счастье
На нашей улице с тобой.
И с глаз уйдет от нас ненастье:
Наступит праздник и покой.
Мы станем благостны и снова
Для нас вокруг всё расцветет.
Сирень, черемуха и роза —
Все-все к ногам твоим падет!
И в неге утренних рассветов
Опять, как прежде, до войны,
Оптимистично до закатов
В мечтах купаться станем мы.
P. S. Впервые стихотворение использовано в изданном мною литературном сборнике.
Ах ты, плут…
Плутишка тот ещё мой Васька:
Ему внушенья нипочём
– Ну, помешала тебе штора?!
Молчит, как будто, ни при чем.
Хвостом вильнув, с прищуром смотрит:
Моё, мол, дело – сторона.
– Ах, штора?! Ну, её-то стоит
Слегка потискать за бока.
И заслужил мой Васька трёпки
Да, вот, какая тут беда:
Рука поднята, но до холки
Не дотянуться никогда.
– А ты и пользуешься, шельма,
Что добр хозяин у тебя.
А то б досталось, правда-правда:
Урок то был бы – о-ля-ля!
О дружбе
Ах, сколько клятв, в них столько жару!
Казалось, дружбе нет конца.
Считалось нами в ту же пору,
Что чувства прочны, жизнь – полна.
Одни – то лезли целоваться,
То руки сильно-сильно жать.
Другие – все пытались клясться,
Что мне уж с ними благодать.
А третьи? Бога призывали
И били крепко в грудь себя:
Не мы ль давно, мол, доказали.
Любя тебя и лишь тебя?
А годы шли и все менялось:
Усох тот клятвенный ручей.
Куда же все вы подевались,
Где мёд столь сладостных речей?
Возможно, это даже лучше:
И вы избавлены от лжи,
И я, вернее, даже пуще
Хотел бы жить в своей тиши.
Посвящение
Характер женщины-Полины —
Да-да, не сахар и не мед.
Идет всю жизнь лишь вдоль стремнины,
Подчас уносится вперед.
Найти бы ей еще мужчину,
Чтоб был отважен и умен,
И не на час, а на годины
Желаньем к ней был устремлен.
О, жаль, что я не тот мужчина,
Что нужен ей. Ну, честно, жаль,
Но ты найдешь его, Полина;
Отбрось унынье и печаль.
А коли нет того-другого,
То это, точно, не беда.
Пусть жизнь твоя идет полого…
Нет-нет, не вниз, а ввысь всегда!
Бойся льстецов
Средь нас так много хитрецов,
Гораздых на обман,
Что, убоявшись ты льстецов,
Пойдешь и на таран.
Расчистив ауру вокруг,
Ты радостно вздохнёшь.
Пусть место то займёт лишь друг,
Коль ты его найдешь.
Сердце бедное мое
Курва, жизнь, зачем терзаешь
Сердце бедное мое?
Да неужто ты не знаешь,
Что давно больно оно?
Бьется-бьется как в припадке:
Аритмия, говорят.
Хорошо, что всё в порядке
С духом, волей, так сказать.
Праздничный диалог
– День Седьмое Ноября —
Красный день календаря.
– Погляди-ка ты в окно;
Что, по-прежнему мрачно?
– Двор не весел. А почто?
Что им надобно нетто?
– Отменили, говорят,
Праздник тот, что был им свят.
– Ну и власть! Лишать народ
Той мечты, что вскормлен род?
– То попытка развенчать
И поёрничать уж всласть.
– Россиянину-то что?
– Хлобыстнуть пять раз по сто…
– И радёшенек-то он…
– А чего, коль упоен?
Мал, да удал
Глядит на всех он исподлобья,
Не улыбнется никогда.
«Мочить в сортире» обещая,
Проник в российские сердца.
Шесть лет минуло. Он все «мочит»:
Конца и края не видать.
Теперь, хотя, иное строит.
Тому названье – «вертикаль».
Да, он «строитель» очень справный.
Талантов, право, не отнять.
Проблема в том, что вождь наш малый
Ведет Россию снова вспять.
Рыже-белая отрада
Гляжу: и кто же там сверкает
Зеленым глазом на меня?
Ага! То Муська вопрошает:
«Пошел на долго ль и куда?»
И хорошо б, считает Муська,
Принес хозяин ей трески.
– Не голова! Пусть будет спинка
И без кости, да, без кости!
Не будет против молочишка
И, непременно, пожирней.
А то, бывает, что водичка
Ей предпочтительней, вкусней.
Та рыже-белая отрада
Мурлычет, трётся об меня:
– Я буду рада, очень рада,
Коли побалуешь, любя.
– Хитрюга ты, однако, Муська!
Но от того ты лишь милей.
Да, будет, будет тебе рыбка,
А, может, что и повкусней.
Диалог со слабым полом
– Стоит ли, девчонка, плакать,
Слезы лить и водку пить?
– Не мужик пошел, а лапоть:
Улизнуть всё норовит.
– Знать, приманка не по вкусу…
– А ему что ни подай.
– Загляни-ка ему в душу.
– Да пошел он, разгильдяй!..
– Ну, дела… Неужто плохи?
– Хуже некуда, ей-ей.
– Не тужи. Не все же лохи.
– Может быть. Тебе видней.
Катерине из Петербурга
Где Катерина, там «Гроза»:
Со школы каждый знает.
Любовью полнятся глаза,
А всяк ли понимает?
Жизнь Катерины тяжела,
Душа все время в свете,
Но тьма кругом. А всё ж мила
Ей встреча на рассвете.
Бежит уж из дому она.
Вперед, к беде, что в грозу,
Чтоб насладиться уж сполна
Минутой счастья сразу.
Спор с самим собой
– Судьба, коварная и злая,
За что преследуешь меня?
Пощады жду я, уповая,
На кроху счастья для себя.
Судьба, возрадуясь, сказала:
– Отныне ты в моих руках.
Не сметь барахтаться устало,
Я удержу тебя в когтях.
Попытка все-таки не пытка.
И «сети» пробую я рвать.
Уж есть, мне кажется, в них дырка.
Судьба за шиворот – и хвать!
Она с издевкою вскричала:
– Нет, от меня, брат, не сбежишь!
Ведь не напрасно я рождала
Таким, каким ты тут сидишь.
Судьба, похоже, та злодейка:
Все норовит на шею сесть.
– Но не бывать тому, паршивка:
Тебе меня не одолеть!
– Перечить? Мне?! Ах, ты, кривляка! —
Судьба аж взвизгнула со зла. —
Коли возьмусь, то будет бяка
На месте том, где я «спала».
– Никто не вынудит, ну, право,
Всю жизнь угодливо терпеть
Твое извечное паскудство…
Так прекратишь тенета вить?!
– Да ни за что! Ответ мой ясен?
Иль угодно повторить?
Я – могу, но, будь любезен,
Не ныть, не злить и не дерзить.
– Я?! И ною? Уж это точно
Ты с кем-то путаешь меня.
И надоела ж ты, однако:
Мутит-воротит от тебя.
– Причем тут я? Побойся Бога!
Ты сам во многом виноват:
Скандалишь вечно – это ж правда!
Кого ты корчишь, Герострат?
– Ну и сравненье… Право, круто.
Не жег я «храмов» тех иль сих
Люблю я славу, но чтоб так-то…
Нет! Никогда! Ни при каких!
– Ай, как хорош! И что тут скажешь:
Милашка, душка, чудодей.
Отрадно то, что не прикажешь
Поверить в кружев тех теней.
– Проходят дни и даже годы.
Виски уж кроет седина.
Закончим спор уж мы однажды
И разбежимся навсегда.
Наш вечный спор
– Умру я, странствуя по свету.
А разве есть иной исход?
Когда весь век мотаю эту
Нить жизни тонкую на взлет.
– Да, умер. Что же в том такого?
Уходят все: ты не один
Из праха вышел. Так какого
Рожна ты хочешь, а, кретин?
– Да, я кретин: никто не спорит.
Однако верую сполна:
Отец небесный сверху смотрит
И одобряет чудака.
– Скорей всего, иное слово
Уместней здесь, наверняка.
Сорваться с язычка готово,
Но… Воздержуся я пока.
– Ну-ну! И зол же ты, однако!
Скажи: в чем, где моя вина?
Ужели в том, что я столь хватко
Дружил, любил и пил до дна?
– Нет, тут дела иного рода.
Злословил в адрес-то других?
Уж такова твоя порода:
Ведь не щадил даже своих.
– Вот, вспомнил! Да уж – я не ангел,
Но ведь и ты не Апулей.
На белом свете много видел
Таких, как ты, учителей.
