Я сидел на краю высокого крутого берега и писал этюд моря. Мне посчастливилось найти такой зеленый тон, о каком я давно мечтал… Когда я удачно работаю, сердце у меня сильно бьется, как от вина, и в ногах у меня бывает такое ощущение, как будто я их погружаю в теплую воду.
Я улыбался, насвистывая марш из «Кармен», и думать забыл о зеленоглазой незнакомке и ее любовнике.
Неожиданно меня кто-то назвал по имени. Я обернулся. Это была Кетевани Георгиевна.
– Я помешала вам? – спросила она робко и застенчиво.
– Нет, нет, – пробормотал я, тайно огорчаясь, что уже нельзя будет дописать этюд.
Кетевани Георгиевна села на траву и обхватила колени руками.
Я взглянул на нее, и во мне снова возникло то острое, беспокойное и сладостное чувство, какое я испытал, когда в первый раз увидел ее серо-зеленые глаза. Я положил кисть и палитру и сел рядом с нею.
– Кетевани Георгиевна! – сказал я, беря ее за руку, – вы необыкновенная! Вы странная… Простите, что я так прямо и так нескладно говорю, но я не могу иначе. Я хочу сказать… Я хочу сказать… Ах, это так трудно выразить… Вы как-то влияете на меня… Я кажусь вам смешным и наивным? Да?
– Почему наивным? Нет… Нет, – сказала она, устремив на меня свои непонятные глаза.
– Вы влияете на меня. Я не знаю, что это такое. Не влюблен ли я в вас? Нет, нет… Я не знаю. Я в это не верю. Ведь вот я признаюсь вам: мне не хотелось оторваться от работы, когда вы пришли. И я не думал о вас. А сейчас, если вы уйдете, я буду чувствовать себя несчастным.
Кетевани Георгиевна тихо и радостно засмеялась.
– Ах, дайте мне ваши губы! – прошептал я.
– Не надо! Не надо, – сказала она, слабо меня отстраняя и полуоткрывая свой рот.
Я обнял ее и стал целовать.
Потом, лежа на траве у ее ног, я говорил, сжимая ее пальцы:
– Вы так явно неестественны, что это уже перестает быть фальшивым. Вы откровенно говорите неправду и не хотите, чтоб вам верили.
– Да, не хочу.
– Когда я целовал вас, вы шептали: люблю… Но ведь это неправда, неправда…
– Да, неправда.
– Нет, вы не женщина.
– Я – Морская Царевна.
Неожиданно она встала и торопливо простилась.
– Прощайте, прощайте… Это ничего. Это так. Не думайте обо мне. Это пройдет.
Но это не прошло. Я целый день ходил сам не свой. Все время я чувствовал запах ее духов, прикосновение ее губ. Перед обедом на пляже ее не было. И вечером тщетно я бродил по молу, надеясь ее встретить. Потом я пошел в казино и сидел там за бутылкою вина часа полтора. Я думал о Кетевани Георгиевне, о странном поцелуе, который никогда не повторится; сердце мое мучительно ныло, и весь мир казался мне фантастическим и страшным.
Я вернулся домой в двенадцатом часу. На пороге меня встретили старухи и, перебивая друг друга, сообщили таинственно, что меня ждет дама. Сердце мое упало.
Какое это было странное свидание! Мы были так молчаливы… Мы целовали друг друга, как в бреду, как во сне. И сейчас мне иногда кажется, что ничего не было, что Кетевани Георгиевна не приходила ко мне.
Она ушла от меня на рассвете. Как дрожали мои пальцы, когда я застегивал ее платье!
Уходя, Кетевани Георгиевна кивнула мне головой и загадочно сказала:
– Прощай, милый. Это – последнее.
– Что «последнее»? – спросил я, удерживая ее руки.
– Всё. Жизнь. Больше ничего не надо. Я знаю, что будет. Скучно будет. А сейчас хорошо мне. Прощай.
Слезы почему-то подступили к моему горлу.
– Не надо, не надо. Не уходи, – шептал я.
Но она ушла.
Я не спал в эту ночь. Утром, когда, наконец, я стал засыпать, меня разбудил стук в дверь.
– Сейчас, сейчас! – крикнул я, вставая и торопливо одеваясь.
Вошел Дробовский. Он был бледен. Руки его дрожали. Видно было, что он тоже не спал всю ночь.
– Я не знаю, почему я пришел к вам, – сказал он, прижимая руки к груди, – но все равно… Мне ничего не стыдно теперь. Если ее нет у вас, значит, я угадал. Всё кончено.
Он закрыл лицо руками.
– Пойдемте на берег, где стоят лодки. Я однажды видел ее там, когда была буря, – сказал я, предчувствуя недоброе.
Он молча надел шляпу.
Когда мы подошли к берегу, там стояла толпа рыбаков и женщин и слышался невнятный гомон.
Дробовский вздрогнул и, пробормотав что-то неясное, пошел назад торопливо.
Я подошел к толпе. На берегу лежало тело Кетевани Георгиевны. Я увидел прядь рыжих волос на затылке, линию шеи и руку, нежную и тонкую. Платье было опутано морской травой.
1912