Георгий Комиссаров
Посланник МИД. Книга вторая
Глава 3.
Это «героическое» дело по спасению Штеннеса ещё больше сблизило меня с Вальтером Шеленнбергом.
Правда его несколько смущал тот факт, что я русский, и стало быть не могу быть членом НСДАП, куда его очень влекло.
Но по совету Ольги Чеховой, я ему рассказал «тайну своего происхождения». Ну ту, что до детдома. Там можно было врать, что ты хоть сам «незаконнорожденный» сын самого Людендорфа или потомок Бисмарка. Главное – что я тоже немец, но не по документам!
За несколько дней скитаний по тайным квартирам Германии я подружился и со Штеннесом.
Хотя… скорее всего… тому просто был нужен слушатель.
Он мне поведал много чего интересного … в том числе кое что и из недавнего прошлого Адольфа Гитлера.
Гитлер, говорил Штеннес, рассказывает всем, что пошёл в политику сразу же после начала Ноябрьской революции 1918 года в Германии.
Однако, как говорили его сослуживцы, он еще многие месяцы после ее начала болтался по баварским казармам. Ему было тогда 30 лет, и он был далек от всякой политики.
Выписавшись из госпиталя, и не имея никакого пристанища и занятия, он вернулся в свою мюнхенскую казарму.
У него не было ни семьи, ни родных, ни друзей, ни какой-либо профессии.
Гитлер никогда в жизни не занимался каким-либо постоянным делом.
Ещё до войны, он жил впроголодь, пустив по ветру перед этим отцовское наследство и все, что досталось ему от матери.
Тогда он подъедался рисование картинок с видами достопримечательностей Вены.
Но теперь, в атмосфере угара революционного переворота, его рисунки с видами были никому не нужны. И с этого ремесла было уже не прожить.
И Гитлер не без оснований боялся, как бы после увольнения из армии, снова ему не оказаться на улице без всяких средств. Он об этом своём страхе рассказывал своим сослуживцам и соседям по казарме.
Его весьма страшило очутиться опять в ночлежке, обреченным на жалкое существование, как это уже было с ним всего-то десять лет назад в Вене. И чтобы не быть выброшенным на улицу, он послушно тянул лямку, неся охранную и внутреннюю службу. Сначала в лагере для военнопленных, а потом и в своем прежнем полку.
Все те, кто тогда знали Гитлера, в один голос утверждают, что ефрейтор, сидя за казарменными стенами, был занят только планами собственной дальнейшей жизни.
Гитлер предавался тогда смутным мечтаниям. Ему грезилось, что он… то успешный живописец, то архитектор, то декоратор в некоем известном театре. То ему казалось, что он кулинар и придумал новое блюдо… Или что он просто выиграл много денег… И вот он… Гитлер… в одно прекрасное утро становится знаменитым, богатым и независимым.
Но когда он временами впадал в депрессию, то не раз говорил своим соседям по казарме, что ему хочется взять пистолет… и положить всему конец.
Но в «святые дни», – как выразился Штеннес, – подавления Баварской советской республики, все настоящие патриоты и в том числе Гитлер, пережили настоящий взрыв антикоммунистического подъёма и… подозрительности.
Тогда же Гитлер заявился в следственную комиссию при военно-полевом суде его полка и занялся «настоящим делом».
Он стал поставлять «информацию» о тех его сослуживцах, что сочувствовали коммунистам и Советам.
Этими доносами он выполнял задание командования рейхсвера. Да так хорошо, что вскоре его направили на специальные курсы по формированию «гражданского мышления».
Вот это и стало началом его политической карьеры.
Эти курсы организовал разведывательный отдел 4-й группы рейхсвера, расположенного в Мюнхене.
4-я группа рейхсвера являлась авангардом вооруженных сил молодой Веймарской республики.
На тех курсах преподавали ещё кайзеровские университетские профессора. Они рассказывали героическою германскую историю. Хвалили грабительский для России Брестский договор с Советами, но поносили Версальский позорный мир.
Превозносили колониализм… Поддерживали прусскую «закалку молодежи»…
А также обличали преступность забастовок рабочих, недопустимость неповиновения власти и расшатывание устоев.
На курсах рассказывали о тупой народной массе, не способной на героизм…
Сетовали о размягчении германского народа демократией, о продажности коммунистических лидеров.
Рассказывали об угрозе Германии со стороны «азиатского призрака большевизма»…на Востоке.
Предрекали скорый триумф над окружающим миром нордической германской расы господ.
Все это подкреплялось научной основой социал-дарвинизма, – учения выдающегося естествоиспытателя Чарлза Дарвина.
– Как по мне, – подумал я тогда – так полный бред и чушь. Дарвин о животных писал, а не о людях…
Можно с уверенностью считать, – констатировал Штеннес, – что Гитлер был обычным платным доносчиком и агитатором.
Его научили жонглировать громкими словами и пользоваться всеми этими дешёвыми приемами пропаганды.
И вот… после этих курсов… по заданию командования рейхсвера…осенью 1919 года Гитлер оказался на очередном собрании членов Рабочей партии Германии – ДАП, в мюнхенской пивной «Штернэккеброй».
В тот вечер здесь выступал «недавно обанкротившийся мелкий фабрикант».
В ораторе Гитлер с удивлением сразу же узнал «профессора» со своих курсов. Тот призывал рабочих «рвать цепи процентной кабалы».
Это даже с точки зрения Гитлера, с его мало-мальски несерьезным представлением о буржуазной политэкономии, казалось редкостной чушью…
Но с этим спорным постулатом Гитлер полемизировать не хотел…, – как он потом любил вспоминать этот судьбоносный для него момент.
Поэтому взяв слово, он обрушился на некий «баварский сепаратизм», призвав немцев объединятся вокруг абстрактной «национальной идеи».
Упрекая немцев в недостатке единства…, он перемешивал это высокопарными разглагольствованиям о «великой Германии».
Его заметили… и через несколько дней из комитета ДАП прислали Гитлеру уведомление, подписанное самим председателем партии – Дрекслером, что он – Гитлер принят в их партию… – к его Гитлера… собственному удивлению.
Как и положено агенту, он запросил разрешения у своего руководства.
Гитлер явно хотел отличиться … и убедил начальство в полезности дрекслеровской организации.
Те и приказали Гитлеру стать членом ДАП и добиться его избрания в ее руководящий состав.
Одновременно туда направили и однокашников Гитлера по рейхсверовским курсам.
Они все получили задание «взять шефство» над этой весьма жалкой в то время партией.
Для этого «варяги» тут же образовали в ней наиболее активную фракцию «ветеранов».
Вот так Гитлера «подкинули», как паршивого кота, в партию в качестве рядового шпика рейхсфера.
В ту самую партию, которой позже было суждено оказаться неразрывно связанной с его именем.
Гитлер сразу продвинулся в руководящий орган ДАП и занялся там вопросами вербовки новых членов.
Надо отдать ему должное… он рьяно выполнял свои партийные служебные обязанности, так как обладал непомерным честолюбием.
Так же он вполне угодил и своим начальникам из рейхсвера, на поприще деятельности в ДАП.
Это совпало и с его личными устремлениями… он добился того, о чём так давно мечтал, – славы оратора… хотя бы в этом… пока еще узком кругу.
То, с чем тут выступал Гитлер, родилось вовсе не в его голове.
Эти идеи были вложены ему, как и другим его соратникам «ветеранам» в ДАП, их рейхсверовским командованием.
В то время готовился государственный переворот… который возглавлял Капп и вступившее с ним в заговор военные.
В конце зимы 1920 года, за пару недель до начала путча, ДАП проводило большой митинг с целью обнародовать свою программу.
Её незадолго до того подготовили Дрекслер и «ветераны».
Гитлер зачитал новую программу партии, стараясь привлечь к себе всеобщее внимание, как вестник новой «национальной идеи».
Это был тот самый документ, известный теперь под названием «25 пунктов».
Именно они потом не раз объявлялись непреложным законом для НСДАП.
К огромному сожалению, – как сказал, вздохнув печально Штеннес, – та попытка военного государственного переворота, предпринятая в Берлине в марте 1920 года Каппом и генералом Лютвицем, – провалилась.
Неожиданно забастовала вся Германия – 12 миллионов бастующих…
И вооруженные выступления рабочих – свыше 100 тысяч… в считанные дни поставили на колени нового рейхсканцлера Каппа и его сторонников.
Но Слава Богу, – как заметил Штеннес, – правые лидеры Социал-демократической партии Германии (СДПГ) и профсоюзы не дали осуществить требование коммунистов «о создании революционно-демократического строя».
Это привело к расколу бастующих и не дало им добиться полного успеха. После бегства Каппа и генерала Лютвица, все осталось по-прежнему.
Этим воспользовалась фракция «ветеранов» НСДАП, которая активно расширяла своё влияние на массы, все больше захватывая в свои руки руководство НСДАП.
Теперь… в пивных различных размеров… проходили собрания НСДАП, на которых в основном выступал Гитлер, ставший уже руководителем всей партийной пропаганды.
Дабы, в глазах ее приверженцев, избежать связи НСДАП на прямую с военными, Гитлеру пришлось уволиться из рейхсвера.
Теперь он стал профессиональным политиком.
Он еще больше, чем остальные «ветераны», стремился к усилению своей единоличной политической власти в НСДАП и в массах.
А летом 1921 года им был разыгран внутрипартийный путч.
Предлогом для него послужил опереточный выход Гитлера из партии.
Это дало повод «ветеранам» требовать от Дрекслера и его группы возвратить якобы незаменимого оратора…
Поднялась огромная волна взаимных обвинений и нападок.
Сенсационные разоблачения «ветеранами» старой партийной верхушки поставили тех перед нелёгким выбором – уступить правление или сгинуть…
Верх в такой склоке, естественно, одержали самые бессовестные и кровожадные – сторонники Гитлера.
В итоге… летом 1921 года Гитлер был избран главным председателем партии на чрезвычайном общем собрании НСДАП.
Так успешно для него завершился этот путч. Теперь единоличное руководство партией было гарантировано.
Дрекслера поставили на пост почетного председателя. Старую гвардию рассовали по углам и щелям, бросив им таким образом кость.
Я, вспоминая тот рассказ Штеннеса, – «о первых шагах Гитлера», – рассуждал в мыслях:
– Да… это факт, что Гитлер, несмотря на свою психическую неустойчивость и общую… несерьёзность… сумел действовать намного бесцеремоннее, чем другие…
– И вряд ли это является простой исторической случайностью…
– То, что именно вербовщик нацистской партии сподобился стать во главе её, полностью отвечало логике развития событий в Веймарской Германии.
– И сейчас … став самой сутью этой партии – беспредельная демагогия, способствовала карьере именно тех её функционеров, которые подвизались на этом поприще.
– Именно НСДАП пустила в ход особенно эффективные методы демагогического воздействия на широкие массы и смогла благодаря этому при определенных условиях превзойти в обмане народа все остальные партии.
Я был внутренне уверен, что это не самый худший исторический выбор. Что были претенденты и ужаснее.
Например, тот же Рём… С которым видимо нужно будет разобраться… Позже..
Кстати, «наци №2» – Геринг, которого Гитлер назвал своим заместителем и приемником, очень в этом плане… опасная фигура. Как я выяснил… он был ещё и наркоманом – кокаинистом…
Таким образом, мне мой внутренний голос говорил, что обычным устранением Гитлера невозможно изменить надвигающуюся страшную войну!
Но можно сделать хуже…
Открыть возможность прихода к власти ещё более изощрённой и психически неуравновешенной личности.
Или вывести на вершину более хитрого и сильного лидера или лидеров.
Тех же братьев Штрассеров…
Но тем не менее… это не отменяло моей первоначальной задачи – не допустить этой войны.
И поэтому… нужно было находится рядом с источником её – Гитлером и его верхушкой.
Пока особо похвастать было нечем…
Ну кроме услуги, оказанной мною «наци №2».
В награду за которую он пытался нас Вальтером «осыпать рейхсмарками» в прямом смысле, но мы в один голос… с пылом и восторгом… отказались.
Тогда… поражённый нашим «бескорыстием»… Герман Геринг, дал на право «являться к нему без очереди».
Это было совсем не плохо!
Продолжилось моё общение и с Олей Чеховой… несмотря на десять лет разницы в возрасте.
Тем более, что эти нечастые встречи проходили в горизонтальном положении. А там… как известно… разница стирается, ха-ха. Тем более если юноша, то есть – я – пылок, а девушка красива, страстна и … опытна!
Оля тоже… между делом… рассказала много чего интересного.
Например, на моё искреннее удивление современной оснащённостью митингов НСДАП и скепсисом, что это можно сделать за счёт членских взносов или скромных пожертвований бюргеров, Оля, рассмеявшись моей наивности, как она выразилась, поведала мне…
– Конечно же не на гроши рабочих и лавочников это всё…, – подтвердила она.
– А шикарные вилы и автомобили самого Гитлера и его бонз?, – задала она риторический вопрос и сама на него ответила:
– Это всё деньги рурских промышленников…
– Ты, Серж, наверное, слышал, что Рур был оккупирован французам за невыполнение Версальского договора? Так вот… благодаря выступлениям националистов, поддержанных рурскими магнатами, лягушатники вынуждены были убраться…
– А так как настоящей боевой армии у Германии нет, то единственной силой являются штурмовики из СА и СС, которые входят в структуру НСДАП…
– У меня есть одна знакомая …, – продолжила Оля, – зовут её Эльза Брукман… так вот она рассказывала мне, что для установления контактов с рурскими промышленниками, Гитлер использовал салоны мюнхенских светских дам, где бывали владельцы рурских концернов. Он там пожинал лавры мученика… после отсидки за «пивной путч»…
– Эта Эльза Брукман тоже принимала Гитлера в своём в доме … и тот её так пленил, что она писала потом мне, что стала восторженной поклонницей фюрера, и поставила целью своей жизни связать его с главными магнатами…
– По её словам… первое выступление Гитлера перед рурскими промышленниками состоялось ещё июне 1926 года, когда тот предпринял поездку по Руру – оплоту германской тяжелой индустрии. Он выступил на нескольких «закрытых» собраниях среди крупных местных групп НСДАП, поскольку официально произносить публичные речи ему тогда еще запрещалось за «пивной путч». А затем он выступил перед приглашенными «руководящими деятелями хозяйства Рура».
Видя моё удивление, Оля по своему его поняла и перешла к другой стороне финансов…
– И личное материальное положение Гитлера…. с того времени… заметно улучшилось… Так уже в 1928 году он купил себе роскошную виллу в Берхтесгадене… до этого он снимал её на летние месяцы…
– Я там была… отличное место… это альпийский курорт в Баварии…, – пояснила мне Оля.
– Хозяйство в ней ведёт сводная сестра Гитлера – Ангеля Раубаль, вместе с двумя взрослыми дочерями…
– У Гитлера есть личный шофер – единственный человек, посвященный в его амурные дела …
– Обычно – это кратковременные связи…, – с сожалением сказала Оля, как мне показалось, и продолжила свои сплетни:
– У Гитлера появились средства нанять и слуг для своей городской квартиры…
– Роскошные апартаменты… из девяти комнат на мюнхенской площади Принцрегентплац, – со вздохом и нотками зависти описала их Оля.
– Там… он поселил дочь своей сестры – 20-летнюю Гели … и сделал ее своей любовницей…, – огорошила меня тогда Оля, продолжив:
– Я с ней знакома… милая девочка… мне она как то рассказывала, что дядя Альф, – так она зовёт Гитлера… не даёт ей житья своей ревностью… да к тому же требует от нее невыполнимого…
Тут я слегка напрягся, представляя дикие желания Гитлера в стиле оргий Калигулы, но Олино продолжение у меня вызвало смех…
– …стать оперной примой и воплотить на сцене дух древнегерманских образов вагнеровских опер…
– А поскольку у Гели нет никакого таланта и желания… то это приносит ей невыносимые мучения…, – пояснила серьёзно Оля, со знанием предмета… хорошо разбираясь в терзаниях творчества.
В другой раз Оля рассказала мне про Геринга…
Что тот сейчас является главным связующим звеном между НСДАП и крупным капиталом Германии.
И даже не стесняясь её… брал у некоего Тиссена чемоданы денег.
От куда сразу доставал пачки крупных купюр рейхсмарок и раздавал им… присутствующим там с ним… дамам…
Меня это почему то не удивило… Как раз в стиле Геринга… с его обещанием осыпать меня и Вальтера деньгами…
Между мимолётными встречами с Олей, я занимался и своим основным делом – учёбой.
Не могу сказать, что было легко, но сильно сложно тоже не было…
Сдав успешно летнюю сессию, мы с моим другом Вальтером расстались до октября.
Он отправился к себе на родину в Саар, а я в горячую Испанию.
Там меня ждали важные дела…
***
Сталин даже не старался скрыть своего веселья и смеха, что вызывали у него последние донесения Сергея.
Тем более, что он был один в кабинете…
А повеселиться было от чего…
Нет… конечно многое о чём писал Козырев было ему известно и раньше… из разных источников.
Но вот чтобы о главаре немецких нацистов – Гитлере, так отзывался один из её верхушки… хоть и изгнанный оттуда… это было впервые.
Конечно… пока это… нет смысла придавать огласке. Нет подходящего повода. Тем более, что вряд ли удастся надолго утаить и источник этих сведений и тех, кто заказал их публикацию. А нам пока сориться с Гитлером не с руки…
Впереди маячит что-то похожее на союз… Пока между его НСДАП и нашей КПГ…
Так по крайней мере рассчитывал сам Сталин и на это он настраивал Тельмана и других деятелей из Коминтерна.
Из этих откровений некоего Штеннеса выходило, что Гитлер полное ничтожество, научившийся на курсах ловко манипулировать массами. Так что, по мнению Сталина, в случае самого невероятного… прихода того к власти в Германии, его будет ему… Сталину… не трудно водить за нос и вообще… навязывать свою волю.
Продажность верхушки НСДАП тоже порадовала Сталина, хоть и не удивила. К сожалению, это в человеческой природе…
И даже самые пламенные борцы были и будут подвластны магии «золотого тельца»… Особенно во времена прекращения борьбы, когда вроде как достигнута победа и можно пожинать её плоды. Что сейчас и происходило тут…
Все «старые большевики» оказались поголовно сибаритами и зазнайками. Объединились в разные Советы ветеранов революции и гражданской войны и пытаются оттуда указывать даже ему и Политбюро.
Особенно достают действительно старые соратники, у которых члены Политбюро, да и он сам… были на побегушках. Пройдя с ними ссылки, каторги и эмиграцию.
Сталина стало в последнее время очень раздражать обращение к нему на «ты».
Таких людей в его окружении было пока немало…
Хотя процесс уже запущен… по их сокращению.
Глава 4.
Дорога в Испанию пролегает через живописную Францию и волшебный Париж.
Но снова нет времени насладиться всем этим.
Мысли в голове не дают этого… Повторяя мне, что именно в Испании… в ближайшие годы могут начаться события, связанные с будущей большой войной.
Моим «важным делом» были выборы в Испанский парламент, называющийся «кортесы».
Я ехал не один… а с грузом и командой.
Мне удалось подобрать специалистов, что организовывали нацистам митинги и не только… во время их предвыборной компании. Да таких… которым эти нацисты не нравились…
Так же я вёз с собою вагон различного оборудования и отпечатанных листовок.
Деньги на всё это были. Нет… я не взял их у Геринга… Хотя такая мысль у меня была…ха-ха.
Средства были мои собственные. Не зря же я провёл полтора года в эпицентре мировых финансов, где спровоцировал крах биржи?
Тем более, что начальный капитал у меня был от ОГПУ. Который, кстати, я весь вернул… с процентами… резиденту ИНО ОГПУ в Нью-Йорке товарищу Адамсу.
Конечно, о своём личном номерном секретном счёте в одном из швейцарских банков я никому не говорил. От греха… как говорится…
После красот Франции… как то сразу… проехав в тоннелях сквозь Апеннины, попадаешь в другой мир…
Испания встретила нас неимоверной жарой и… разливом красного цвета… маков на полях и кумача в городах и деревнях.
Жёлто-голубого сочетания цветов приверженцев монархии вообще видно не было.
Иногда правда на улице попадался какой ни будь полусумасшедший монах с кружкой для пожертвований или хитрый клирикал, призывавший народ к покаянию и… голосовать за христианскую партию.
Нищие деревушки вокруг, отделенные одна от другой крутыми перевалами… Редкие дороги, превращающиеся в тропинки…
Камни и рыжая пустыня… ни леса, ни воды.
– Как могла эта страна в течение веков править четвертью мира?, – задавался я вопросами.
– Как она могла заполнить Европу и Америку яростью своих конкистадоров и бесчинствами своих инквизиторов-изуверов?
Первое впечатление об Испании – большое безлюдное плато, ветер и… скука.
И только на полях ее, что примостились на узких склонах гор, ведущих к морям, здешняя природа поместила благодатные зеленые поля Галисии или оливковые рощи и виноградники Валенсии.
Южная Страна, о которой мечтают жители севера, как о «рае на земле» – на самом деле неприютная и жестокая местность… на первый взгляд.
Но в Аликанте зреют вкуснейшие финики, в Валенсии всё так же наливаются солнечным золотом сочные апельсины, а в Хересе растёт знаменитый на весь Свет виноград и производится из него легендарное вино.
Появление Мадрида происходит с невероятным театральным эффектом. Откуда ни возьмись вырастают небоскребы среди пустыни…
Здесь та же красота нашей великолепной северной столицы, что описана в сотнях томов русской литературы…
И вот представьте… в добавок к этому… просто посреди пустыни… сидят в кафе изысканные кабальеро и сеньориты и, попивая вермут, обсуждают…
«кто лучше говорил сегодня в кортесах – дон Педро или дон Хуан?..»
Они окружены тёмной испанской ночью и камнями пустыни.
По камням крадутся тени будущих перемен, и… как пароль, звучит: «Республика, свобода!».
Долорес встретила меня с радостью и удивлением, – увидев мою компанию и количество груза, что прибыли со мною.
Но после моих кратких пояснений всё поняла.
Она была прирождённым агитатором и просто на лету схватывала те новые возможности, что открывались для пропаганды, использование усилителей звука.
А идея записывать лучших ораторов испанской компартии на грампластинки просто её потрясла.
Тем более, что аппаратуру для этого и несколько сот матриц для самих пластинок, я тоже привёз.
Теперь получалось, что вполне себе посредственный активист-коммунист мог приехать к себе на участок и после вступительного своего слова, включать на всю громкость речь самой… Долорес! Которая уже сейчас считалась непревзойдённым оратором среди испанских коммунистов.
Ради моего приезда и с целью показать всем, что великий Советский Союз на стороне левых сил Испании, коммунисты организовали что-то вроде приёма.
Я до этого в испаноговорящих странах не был… до этого года. Да и тут… в самой Испании… был недавно впервые… в конце зимы, в начале весны и то… недолго.
Поэтому представление о их культуре и темпераменте имел довольно … театральное… то есть основанное на опере композитора Бизе – «Кармен» или на «Дон Кихоте».
И поэтому был весьма удивлён, когда понял, что представление это было… в общем то верное!
Где три испанца – там уже карнавал!
Если мужчины были в шикарных нарядах, то женщины – в умопомрачительных.
Даже если это были полувоенные френчи. Но то, с какой грацией и внутренней энергетикой это носилось… просто повергало неподготовленных зрителей в некий шок!
Вокруг были сплошь гранды, кабальеро, сеньориты и сеньоры…
Не покидало чувство, что сейчас заиграет гитара, её подхватят литавры, за ними защёлкаю кастаньеты… и вся эта пёстрая публика пустится в пляс… сменив серьёзное выражение лица на бесшабашную улыбку.
Но мне приходилось сохранять серьёзность. Так как я выполнял официальную роль, будучи в частном статусе.
Нет… я конечно по-прежнему числился спецпосланником НКИД СССР, но вот именно сейчас я был с частным визитом.
Но так как… по вполне понятным причинам… наш полпред в Испании не мог посещать никакие собрания компартии, то эту миссию пришлось выполнять мне.
Товарищ Луначарский… более известный, как первый нарком просвещения… туго знал свои полномочия и те запреты, что они накладывали на дипработников.
– А германский посол господин Вельчек таки пожаловал, – прошептала мне Долорес, указав незаметным кивком на господина в глухом чёрном сюртуке и котелке.
Тот заметил это и отвесил учтивый поклон в нашу строну, едва коснувшись пальцами полы своего котелка.
– Дорогая Долорес… ты же не хочешь, чтобы возникли трения… из-за ничего незначащего визита Луначарского сюда…?, – спросил я вежливо.
– Нет… конечно, – та замахала руками, – но каков нагл…, – не успела она договорить фразу, как я её остановил, заметив, что господин в котелке проворно продвигался к нам.
– Долорес… к нам гость…, – шепнул я ей одними губами и галантно развернул её в строну немецкого посла.
Тот улыбался, но глаза были холодными…
– Здравствуйте уважаемый мистер Козырефф и дорогая Долорес, – поздоровался тот первым на немецком.
– И вам не хворать, господин посол, – ответила Долорес тоже на языке Шиллера и Гётте, а я учтиво протянул руку для приветствия, которую тот живо пожал.
– Какими судьбами в солнечной Испании?, – начал немец свой допрос с меня.
– На каникулах… в гостях у друзей, – ответил я и вежливо поклонился в сторону Долорес.
– Да… мы с товарищем Сергеем давние друзья, – подтвердила «Пассионария» мои слова, гордо взметнув свою прелестную головку.
Посол сделал удивлённое лицо и спросил:
– И где Вы учитесь?
– Там же где и Вы учились, уважаемый господин Вельчек, – ответил я учтиво.
– В Боннском университете…, – полуспрося утвердительно кивнул тот.
А я тут же задал следующий вопрос: – А Вы как тут оказались?, – и обвёл взглядом предвыборное мероприятия испанских коммунистов.
Конечно, тут ничего совсем не напоминало революционные митинги в России 17-го… и даже на Германию 18-го не походило, с её скучной революцией и капитуляцией.
Тут были и влиятельные земельные магнаты и фабриканты, и католические священники. По моему, – даже скрытый Папский легат в гражданском – с потрохами выдававший себя чётками и шевелением губ в неслышной молитве.
На мой простой вопрос послу, последовал витиеватый ответ, суть которого сводилась к тому, что Германия заинтересована и в дальнейшем… при любом правительстве… в долгосрочном сотрудничестве с Испанией.
– О да… я уже знаю, что Ваше назначение сюда в конце 1925 году совпало чудесным образом с подписанием контракта на пять миллионов рейхсмарок на поставку завода по производству торпед…, в обход запрета на производство оружия Версальским мирным договором в самом Фатерлянде – продемонстрировал я свою осведомлённость.
Посол Германии удовлетворённо кивнул и заметил:
– А до этого мы построили завод в подмосковных Филях фирмы Юнкерс…
Долорес обняла слегка нас обоих и ласково проворковала:
– Испания рада иметь в своих друзьях такой мощный союз, как СССР и Германия… против…, – при этом она незаметно кивнула в сторону высокого джентльмена с рыжими усами, в котором угадывался стопроцентный британец.
– Да… Германия скоро покажет этим напыщенным островитянам…, – грозно, но тихо рявкнул Вельчек и пояснил:
– В мае спущен на воду первый послевоенный немецкий линкор «Дойчланд»…
Мы с Долорес переглянулись с неким непониманием…
А немец надулся, как индюк, от гордости и взирал на нас с превосходством тевтонца…
– Что может показать Германия одним своим «карманным линкором», как его обозвала пресса, «владычице морей» с её 10 «суперлинкорами»?, – пронеслось в моём мозгу и во взгляде Долорес.
Неловкую паузу нарушил господин Мигель, – член «кортесов»… «переобувшийся монархист». Теперь ярый республиканец!
– Разрешите украсть у Вас господина посла?, – обратился он учтиво к нам.
При этом он протянул немцу запотевший стакан с белым вином…
Немец схватил его и приложился к нему так…как будто не пил сутки…
Мы с Долорес этим воспользовались и откланявшись, устремились к столам с закусками… по дороге тоже взяв с подноса у любезного официанта по бокалу прохладного напитка из виноградных плодов солнечной Андалусии.
В этот мой приезд я немного рассмотрел Испанию.
Ну что сказать?
Если из России убрать её леса и реки, то получится Испания.
Такая же нищая деревня… и огромная пропасть между бедными и зажиточными.
И вопрос этот не решить таким манящим лозунгом: «отобрать и раздать».
У нас это привело к кровавой бойне и никого не сделало счастливее… не накормило голодных и не одело голых, не дало кров бездомным. Наоборот… нищеты стало в разы больше.
А тут… в Испании… есть уникальная возможность этого избежать.
Новое левое испанское правительство энергично взялось за организацию кооперативов на селе.
Так проще контролировать перераспределение результатов труда на земле… народной общей земле.
Но крестьяне сопротивляются… Хотят иметь свой клочок… Не хотят переезжать из заведомо бесплодных районов в более благоприятные.
Наводнившие Испанию эмиссары всевозможных левых партий, в том числе и троцкисты и сталинисты… да… тех, кто из СССР зовут тут сталинистами…
все они ратуют за скорейшую раздачу земли… Хотя не один из них и близко не имеет понятия о крестьянском труде.
И не знают, что на бедных землях можно прожить только сообща. Ведь не зря в России так сильна была Община.
А вот на более богатых землях Прибалтики, Новороссии, Малороссии… там да… в основном жили отрубами, выселками и хуторами. Это накладывало свой отпечаток на менталитет. Он становился крайне реакционным – хуторским и кулацким.
Поэтому большой ошибкой в СССР я считал ныне проводимую там сплошную коллективизацию.
Это может привести к голоду, в тех районах, где не было общинного опыта совместной обработки земли. И к сопротивлению… с последующими репрессиями…
Об этом я говорил не только с Долорес, но и с местными коммунистами. Переубеждая их не видеть в раздаче земли самоцель.
У Ленина это был вынужденный… тактический ход… чтобы переманить крестьянство на строну непопулярных на селе большевиков.
Процесс отъёма земли у помещиков в России в 17-м году шёл и сам собою полным ходом. Дезертиры, из числа крестьян, массово возвращались вооружённые к себе в деревни и делили землю.
В Испании ничего подобного нет! Раздача земли приведёт к голоду! Так как резко упадёт валовый сбор товарного зерна.
Излишки же крестьяне продавать в город по твёрдой цене откажутся и хлеб придётся отбирать силой!
Конечно, в Испании была своя специфика.
Например, жуткая нехватка воды и плодородных почв.
Поэтому деревня тут балансировала постоянно на грани голода. И первейшей задачей нового республиканского правительства было накормить голодающих.
Об этом все партии, что участвовали в выборах, писали и кричали в первую очередь.
И конечно же не могли себе отказать в популистских лозунгах – «земля – крестьянам, фабрики – рабочим».
