Георгий Николаев
Вечерний лабиринт
– Иди ты к черту! – сказал ему мужчина.
– Подойдите ближе, – сказала ему декольтированная дама.
Он подошел ближе, и она, заглядывая ему в глаза, стала завязывать галстук. Мужчина, оставшийся без галстука, неловко прикрывал рукой горло.
– Вот так… – сказала декольтированная дама и, отстранившись, с интересом посмотрела на Алексеева.
– Спасибо! – крикнул Алексеев, убегая к дверям ресторана.
– Проходи, – сказал ему швейцар, неохотно открывая дверь, – но только чтобы одна нога здесь, а другая…
– …там, – сказал Алексеев, сделал два энергичных шага, окинул взглядом дымный зал и.
– Гражданин, с портфелем входить запрещается, – сказал подошедший метрдотель.
– Но мне на одну минуту, только посмотреть, я договаривался, я должен встретиться.
– Это не мое дело, – сказал метрдотель. – Сдайте портфель в гардероб.
– Но он у меня поломан! Он не закрывается! – И Алексеев продемонстрировал метрдотелю, как не закрывается его портфель.
– Ничего, целее будет, – сказал метрдотель и подтолкнул его к двери.
При виде Алексеева швейцар отвернулся.
Алексеев еще раз взглянул на ближайшие столики и оказался за дверью.
На подгибающихся ногах он подошел к гардеробу и протянул портфель.
– Нет, нет, – замотал головой гардеробщик. – Это вы должны оставить в номере.
– В каком номере? – обреченно спросил Алексеев.
– В своем номере.
– Да нет у меня номера! – закричал Алексеев.
– Как это нет? – удивился гардеробщик. – А где же вы остановились?
– У родственников!! – закричал Алексеев. – Понимаете?! У родственников! А у вас я не останавливался! Не останавливался!
– Так что же вы, – продолжал гардеробщик игриво, – с улицы пришли?
– С улицы!
– Так что же вы, – не унимался гардеробщик, – в двадцатиградусный мороз в костюмчике ходите?
– Не хожу! Не хожу я в костюмчике! – кричал Алексеев. – Вот мой номерок! Я вам пальто сдавал! И шапку! Кроличью!
– Ну-ка… – сказал гардеробщик, забирая у Алексеева номерок. – Ты смотри-ка, и правда. Ну ничего, ничего, гражданин, сейчас разберемся.
И он скрылся с номерком среди вешалок.
Алексеев стоял, прислонившись к стене, и смотрел на люстру под потолком вестибюля. Люстра светилась радужными пятнами и расплывалась в глазах.
Вернулся гардеробщик.
– Пожалуйста, – сказал он, распахивая пальто перед Алексеевым.
Алексеев сунул руки в рукава и надел пальто.
– Шапку не забудьте, – сказал гардеробщик. – Кроличью.
– Что? Шапку? Какую шапку?! – закричал Алексеев, сбрасывая пальто. – Заберите его назад! Не нужно оно мне! И шапка не нужна! Кроличья!..
– Разве это не ваше? – спросил гардеробщик, подхватывая пальто.
– Мое! Но я вам портфель хотел сдать! Портфель!
– А-а, так ты уходишь, – раздался свирепый голос за спиной Алексеева. – А как же мой галстук?
Алексеев обернулся. Перед ним, широко расставив ноги, стоял мужчина без галстука.
– Не ухожу я, – закричал в бешенстве Алексеев. – Я портфель сдаю!
– Вижу я, как ты портфель сдаешь, – сказал мужчина без галстука. – Отдай галстук!
– Не отдам!
– Отдай галстук!!
– Да перестаньте вы, – сказала подошедшая к ним декольтированная дама. – Давайте лучше пойдем в ресторан и потанцуем.
– Давайте, – сказал Алексеев, бросая портфель гардеробщику, – потанцуем.
Швейцар услужливо распахнул дверь перед декольтированной дамой, хмыкнул, увидев Алексеева, и встал стеной перед мужчиной без галстука.
– Без галстука не пускаем, – объявил он и захлопнул перед ним дверь.
Алексеев оглянулся. Бледное лицо мужчины без галстука, приплюснутое к стеклу, было тоскливо и безнадежно.
В ресторане стоял дух всех времен и народов.
Тяжелые портьеры скрывали стандартные окна. Над столами с табличками «НЕ ОБСЛУЖИВАЕТСЯ» зависали фикусы. Над остальными – официанты. Современные панно на одной стене мужественно выдерживали безумный взгляд чучела бурого медведя – у другой. Деревянная Прибалтика соседствовала с медной Азией.
Алексеев отчаянно вертел головой.
Ресторан шумел в неярком свете люминесцентных ламп, смеялся, звенел посудой, просил сдачи и шашлыков. На эстраде лениво переговаривался оркестр. Солистка зевала.
Декольтированная дама взяла Алексеева под руку и подвела к столу, на котором в художественном беспорядке были расставлены остатки прерванного пиршества.
– Выпей, – сказала она, – и успокойся. А то ты похож на этого… – и она указала на чучело.
Алексеев нервно рассмеялся и снова оглядел зал. Шефа было не видно. Тогда он отыскал на столе чистый фужер, налил коньяку и выпил одним глотком. Стало спокойнее. Он закусил лимоном и принялся методично осматривать присутствующих.
– А как тебя зовут? – спросила у него декольтированная дама.
– Николай.
– А полностью, вместе с отчеством?
– Николай Потапович.
Она весело засмеялась.
– Какое смешное у тебя отчество.
– А вас как зовут? – спросил Алексеев.
– Элеонора, – продолжая смеяться, сказала она.
– А полностью?
Элеонора перестала смеяться.
– Это неважно. Для тебя я просто Элеонора. А теперь идем танцевать.
– Зачем?
– Как зачем? Если музыка играет, значит, надо танцевать. Разве не так?
Алексеев со вздохом поднялся и повел Элеонору танцевать. Певица томно пела о неразделенной любви.
Алексеев медленно вел Элеонору среди танцующих, высматривая между фикусами шефа.
– Ты кого-то ищешь? – спросила Элеонора, положив голову ему на грудь.
– Да, – сказал Алексеев, изо всех сил вытягивая шею, чтобы лучше видеть.
– Женщину? – спросила Элеонора.
– Нет, – твердо сказал Алексеев и почувствовал себя одинокой собакой. Шефа в зале не было.
– Неужели разминулись… – прошептал он.
– Что? – не поняла Элеонора. – Что ты говоришь?
– Я говорю, что зря я сюда пришел, – сказал Алексеев.
– Ах, даже так. Какое совпадение, я ведь тоже зря сюда пришла. Просто я давно ему обещала, – она кивнула в сторону выхода. – И сегодня пришлось.
– А кто он вам? – равнодушно спросил Алексеев.
– Никто. Почти никто. Просто пытается ухаживать.
Певица вышла на верхнюю ноту и сорвалась. Оркестр заключительно грохнул всеми инструментами и торжественно замолк.
Алексеев склонил голову, декольтированная Элеонора присела в реверансе. На лице Алексеева появилось сожаление.
Они вернулись к столику. Элеонора села. Алексеев остался стоять.
– Что ты стоишь? Садись, – сказала она.
– Прости, – сказал Алексеев. – Мне надо идти.
– Мы пойдем вместе, – сказала Элеонора. – Ты не против?
– Нет, – сказал Алексеев.
– Официант! – крикнула Элеонора.
Подошел официант. Средних лет, конопатый. С блокнотом в руке.
– Рассчитайте, – сказала Элеонора.
– Двадцать два рубля семьдесят две копейки, – сказал официант и положил счет перед Алексеевым.
– ??? – сказал Алексеев, опускаясь на стул.
– Что случилось? – спросила Элеонора.
– У меня только пять рублей, – прошептал Алексеев, стыдливо шаря по карманам.
Наступила пауза, как штиль перед бурей.
– Мы передумали, – с наигранной легкостью сказала Элеонора официанту. – Принесите нам кофе.
– Зачем же еще кофе?.. – укоризненно прошептал Алексеев. Элеонора ничего не ответила.
Официант ушел. Алексеев видел, как по пути он что-то сказал метрдотелю. Метрдотель скользнул по ним взглядом и встал около выхода.
– С пятью рублями в ресторан не ходят, – задумчиво сказала Элеонора.
– Но я совершенно случайно попал в ресторан, – оправдывался Алексеев, – я и не собирался сюда идти…
– А куда же ты собирался?
– В гостиницу, куда же еще…
– А зачем пальто в гардероб сдавал? В гостиницу мог бы и так пройти. А зачем галстук выпрашивал?
– Чтобы в ресторан попасть… – сказал Алексеев, и тут его осенило. – Послушай, а тот, что раньше был с тобой… у него деньги есть?
– Есть, – сказала Элеонора, оживая. – У него всё есть. Правильно. Надо у него взять.
– Да, – сказал Алексеев. – Это он все выпил и съел. – И Алексеев брезгливо отодвинул от себя тарелку с костями цыпленка табака.
– Подожди меня, – сказала Элеонора. – Я схожу к нему за деньгами.
– Жду, – неуверенно сказал Алексеев, провожая ее взглядом.
Он видел, как метрдотель в нерешительности переступил с ноги на ногу, пропуская декольтированную Элеонору, и стал внимательно наблюдать за Алексеевым.
– Это конец, – прошептал Алексеев. – Если она не вернется, это конец.
Он налил себе коньяку и выпил. Приятное тепло разлилось по телу. Будь что будет.
Она вернулась. Пока она грациозно лавировала между столами, на лице Алексеева последовательно сменилась вся гамма возможных человеческих переживаний.
Она подошла к столу, села.
– Его нет.
– О господи! – тихо воскликнул Алексеев. – У него мой паспорт!
– Откуда у него твой паспорт?!
– Я дал ему за галстук… – сказал Алексеев.
– Ничтожество! Какое ничтожество! Он такой. В этом – он весь.
– Но как же мой паспорт? – спросил Алексеев бессильно.
– Чепуха, – сказала Элеонора. – Ты слишком серьезно ко всему относишься. Найдется.
Официант принес кофе. Поставил на стол, посмотрел со злорадной усмешкой на декольтированную Элеонору и ушел.
Алексеев тягостно молчал. Элеонора в глубокой задумчивости пила кофе.
– Если ты шел не в ресторан, – наконец сказала она, – значит, ты шел в гостиницу?
– Да, – сказал Алексеев. – В гостиницу.
– Куда в гостиницу?
– В номер, куда же еще, – сказал Алексеев. – В 415-й номер.
– Ты там один? – спросила Элеонора. – Или есть еще кто-нибудь?
– Нет, – сказал Алексеев, – там мой… – и он замялся. – Там мой коллега… коллега по работе.
– Какой ты глупый, – сказала Элеонора с материнской нежностью. – Вот все и уладилось. Сходи возьми деньги и приходи, а я подожду, выпью кофе.
– Нет, – сказал Алексеев и обреченно посмотрел на метрдотеля. – Я не смогу. Меня не выпустят.
– Тогда я схожу, – сказала Элеонора. – Какой номер? 415-й?
– Да, – сказал Алексеев. – 415-й. Это на четвертом этаже, По коридору направо. Только прошу тебя, поднимайся пешком.
– Ладно, – сказала Элеонора, поправляя прическу. – Поднимусь пешком. Я скажу ему, что я от Николая Потаповича, правильно?
– Нет, – сказал Алексеев, – зачем же, скажи просто, что ты от Алексеева.
– Хорошо, от Николая Потаповича Алексеева.
Элеонора встала и уверенно пошла к выходу.
– Какой ужас… – застонал Алексеев, представив себе лицо шефа. – Что же будет?
Он слил из бутылки остатки коньяка и залпом выпил.
Элеонора прошла по пустынному коридору, остановилась у двери 415-го номера и небрежно постучала. На стук никто не отозвался. Элеонора с досады дернула за ручку. Дверь открылась.
В номере был полумрак, только в глубине, у окна тускло светил торшер. Без колебаний Элеонора вошла в номер и огляделась.
На кровати, отвернувшись лицом к стене, негромко храпел мужчина в белой рубашке и брюках. Его пиджак висел на стуле.
Элеонора на мгновение задумалась, потом взяла пиджак, поднесла его поближе к свету и проверила карманы. Обнаружив деньги, она повесила пиджак обратно на стул и подошла к кровати.
Мужчина продолжал безмятежно храпеть. В полутьме белела его спина, перекрещенная подтяжками. Элеонора подцепила их пальцем, оттянула и безжалостно отпустила.
Мужчина судорожно дернулся, как будто через него пропустили электрический ток, и с междометием сел.
– Спать еще рано, – сказала Элеонора. И пока он слепо смотрел на нее и пытался протереть глаза, добавила: – Кстати. Я от Николая Потаповича. Он просил вам передать, что вы можете сходить в кино. На последний сеанс. У Николая Потаповича сейчас должно быть деловое свидание. А вы только мешать будете. Понятно?
Мужчина ошалело кивнул.
– Тогда через час, – сказала Элеонора и вышла из номера.
Минуты тянулись бесконечно долго. Оркестр играл. Певица пела. Алексеев допил полбутылки вина, опрокинул чашку с кофе и согнул вилку. За окном сверкали огни, проносились в снежной пыли машины, а казалось, что все это на другом конце света.
Наконец появилась Элеонора.
– Всё в порядке, – весело сказала она, положив перед Алексеевым двадцатипятирублевую ассигнацию. – Я думаю, что этого хватит. Больше все равно не было.
– Что он сказал? – с дрожью в голосе спросил Алексеев.
– Ничего. Он спал. Я взяла деньги из кармана пиджака. Только не знаю, это твой пиджак или его… Серый такой, в клеточку…
– Это не мой пиджак, – сказал Алексеев.
– Неважно, – сказала Элеонора, – отдашь ему завтра. Позови официанта.
– Официант! – крикнул Алексеев.
Неторопливо подошел официант. На его лице застыло предвкушение скандала.
– Возьмите, – Алексеев протянул ему деньги.
Официант с трудом преодолел желание посмотреть двадцатипятирублевую бумажку на свет.
– Давай еще захватим с собой бутылку вина, – сказала Алексееву Элеонора.
Алексеев затряс головой, пытаясь побороть наступившее опьянение, и достал из кармана свои последние пять рублей.
– И еще бутылку вина, – сказал он официанту. – Только не открывайте.
– Будет сделано… – сказал официант, с возросшим недоверием рассматривая деньги.
– Что-то не так? – спросила у него Элеонора.
– Нет, нет, – сказал официант и ушел в полной растерянности.
– А зачем бутылка вина? – спросил Алексеев, приоткрывая один глаз.
– Как зачем? Твоему коллеге, чтоб не обижался.
– Ха-ха-ха, – сказал Алексеев. – Лучше не надо.
– Не надо, так не надо. Тогда выпьем за знакомство. Все равно уже заказали.
– Ладно, – сказал Алексеев, погружаясь в дремоту. – Выпьем за знакомство.
Перед ним, как из тумана, всплыло распухшее лицо шефа, оскалилось, раздулось от ярости до чудовищных размеров и лопнуло атомным грибом.
Алексеев жалобно закричал и очнулся.
Декольтированная дама дергала его за рукав. На столе стояла бутылка вина.
– Идем, – говорила дама, поддерживая сползающего со стула Алексеева.
– Да, – сказал Алексеев. – Идем.
Он взял бутылку и неуверенно направился к выходу.
– А он симпатичный старичок, – говорила декольтированная дама у него под боком, – только пришибленный немного.
– Кто? – спросил Алексеев и вдруг все вспомнил. – Кто пришибленный? – закричал он.
– Твой коллега, – сказала Элеонора.
– Мой коллега?.. – с изумлением переспросил Алексеев, тупо глядя на открывающиеся перед ним двери лифта. – А-а… мой коллега…
– Вы на какой этаж? – раздался голос человека в униформе, сидевшего на стуле рядом с лифтом.
– На четвертый, – сказала Элеонора.
Человек хихикнул.
– Нет! – закричал Алексеев. – Только не на лифте!
– Глупый! – сказала Элеонора, – неужели тебе охота подниматься по лестнице?
– Неохота, – сказал Алексеев. – А зачем я вообще должен подниматься?..
– Так надо, – сказала Элеонора, взяла его под руку и затолкнула в лифт.
– Надо, надо… – недовольно проворчал Алексеев, стараясь увидеть себя в зеркале, и вдруг увидел.
– Но почему, почему ты сказала, что он пришибленный? – с трудом ворочая непослушным языком, спросил Алексеев. – Он же спал, ты сама говорила.
– Я его разбудила, – сказала Элеонора.
– Зачем?! – закричал Алексеев страшным голосом.
– Я сказала ему… – и Элеонора немного смутилась. – Я сказала ему, что я от Николая Потаповича и что ты его просишь. Ну, в общем, просишь, чтобы он, мол, пошел погулять или в кино на последний сеанс сходил… Ну что у Николая Потаповича, мол, деловое свидание, и ты хочешь, чтобы тебе не мешали.
– Боже мой… – сказал Алексеев.
– Так что? На четвертый? – спросила Элеонора, держа палец у кнопки рядом с цифрой 4.
– На четвертый, – сказал Алексеев, сел на корточки в угол лифта и заплакал.
Лифт дернулся и поехал.
– Ну что ты, Коля, – говорила Элеонора, склонившись над Алексеевым и нежно поглаживая его по голове. – Зачем ты плачешь?.. Разве ты женат?
– Я не женат, – сказал Алексеев сквозь слезы. – Я еще только не женат.
– Вот и хорошо. Значит, у тебя еще всё впереди.
Лифт остановился. Двери открылись.
– Это черт знает что!.. – раздался знакомый голос. – Я нажимаю на первый этаж, а лифт отправляет меня на девятый!
Алексеев вжался в угол лифта, как будто хотел исчезнуть. Элеонора выпрямилась.
– А, это вы, – сказал знакомый голос. – А где ваш Николай Потапович? Ну конечно, вот он, в уголке, как это я сразу не заметил многоуважаемого Николая Потаповича.
– Не смейте, – сказала Элеонора. – Ему плохо.
– Ему плохо?! – взорвался шеф. – А мне хорошо?! Я жду его с семи часов в номере! У нас горит проект! А он!.. В такой тревожный момент, когда всем надо думать о технике безопасности, он посылает ко мне своих женщин и смеет требовать. И смеет требовать, чтобы я шел в кино!! На последний сеанс!! Чао!!
– Простите меня, – сказала Элеонора. – Я была к вам несправедлива.
Шеф остановил на ней взгляд, и здесь какое-то близкое воспоминание пришло ему в голову, и он, пристально всматриваясь в Элеонору, вдруг отступил.
– Послушайте, а это не вы сегодня… – он застучал двумя пальцами одной руки по невидимой пишущей машинке.
– Я, – сказала Элеонора. – А это тоже вы?.. – Она бегло продемонстрировала двумя пальцами одной руки, как он ходил взад и вперед перед ней по приемной.
– Да, знаете ли, получается, что я… – расплылся в приторной улыбке шеф. – Вы уж меня простите, что я вас сразу не узнал.
– Ну что вы… – вежливо ответила Элеонора.
– Нет, нет, я чувствую себя виноватым, хотя, поверьте, я ни в чем не виноват. Это просто чертовщина какая-то, что делается. И всё Алексеев! Конечно, бывают недоразумения, как наше с вами. Но затем!.. Затем появляется его ненормальный дружок, гонится за мной по коридору, хватает меня за горло, срывает с меня галстук и сует мне вот это! Алексеев!!!
Алексеев, прижимаясь к стенке лифта, медленно выпрямился.
– Да это же мой паспорт… – сказал он фальцетом.
– Простите его, – сказала Элеонора и ласково взяла шефа за руку. – Это не его дружок. Это мой знакомый.
– Ах так… – шеф с неудовольствием сдержался. – Я не знал. Тогда, конечно, бывают недоразумения.
– Отдайте мне мой паспорт, – вмешался Алексеев с непростительной решимостью.
– А кто мне отдаст мой галстук?! – снова вскипел шеф.
– Я дам вам другой, еще лучше… – сказал Алексеев, пытаясь снять с себя галстук.
– Не нужен мне ваш галстук, – заорал шеф. – Мне нужен мой галстук!
– Но это не мой галстук… – растерялся Алексеев. – Это галстук того человека, у которого ваш галстук.
– А-а-а!! – закричал шеф и бросился на него, как таран.
Двери лифта закрылись. Свет погас.
Полная темнота. Возня. Сдавленные стоны. Нечленораздельные выкрики. В узких прорезах вентиляции мелькают дни и ночи.
Голос Элеоноры: Прекратите! Прекратите, вам говорят!
(Возня стихает.)
Голос шефа: Слезь с меня! Сейчас же!
(Снова возятся.)
Голос Элеоноры: Успокойтесь, наконец! Сколько можно?!
(Возня прекращается.)
Голос шефа: Включите свет, я ничего не вижу.
Голос Элеоноры: Кажется, мы едем.
Голос шефа: Мы поднимаемся.
Голос Элеоноры: Нет. Опускаемся.
Голос Алексеева: Спускаться дальше некуда. Мы стоим на месте.
Голос шефа: Включите свет, я ничего не вижу.
Голос Элеоноры: Коля, это ты?..
Голос Алексеева: (С грустью.) Нет, не я.
Голос Элеоноры: Уберите руки!
Голос шефа: (Меланхолично.) Включите свет, я ничего не вижу.
Лифт остановился. Двери открылись. Перед ними был холл первого этажа.
– Вот мы и приехали, – сказала Элеонора, выходя из лифта и поправляя платье.
– Вы с какого этажа? – спросил человек в униформе, сидевший рядом с лифтом.
– Не знаю, – сказала Элеонора.
– С девятого, – сказал шеф.
– У вас свет не работает, – сказал Алексеев злобно.
Человек в униформе кивнул и склонился над блокнотом.
Наступила тягостная пауза. Пользуясь служебным положением, шеф бессовестно уставился на Элеонору. Алексеев нахмурился и отвел глаза.
– Может быть, нам сходить в ресторан? – спросила Элеонора, с улыбкой глядя на шефа, особенно на расстегнутый воротник его рубашки без галстука.
Шеф оживился.
– Это было бы весьма кстати.
– Не надо, – сказал Алексеев, не оценив коварного замысла.
Элеонора разочарованно вздохнула.
– А вас никто не спрашивает, – сказал шеф Алексееву. – Вы отправитесь сейчас в мой номер и напишете объяснительную записку на имя начальника главка. И не вздумайте извращать события. Я проверю. Все безобразные факты вашего омерзительного поведения должны быть налицо. – Он протянул Алексееву ключ от номера. – Вам все ясно?
Алексеев взял ключ с видом приговоренного к смерти.
– Да.
Он беспомощно посмотрел на Элеонору. Элеонора так же беспомощно пожала плечами.
– Прошу вас… – сказал шеф, галантно предлагая ей руку.
Они неторопливо направились к ресторану. Шеф – степенно, Элеонора – грациозно.
Алексеев стоял и смотрел им вслед. Потом повернулся и пошел к гардеробу. Он был унижен, отвергнут и забыт.
У гардероба он остановился и долго смотрел в лицо гардеробщику, нисколько не замечая его. Гардеробщик сначала просто ждал, потом что-то говорил, но Алексеев не слышал его и никак не реагировал.
– Коля! – раздалось у него за спиной. – Коля!
– Ты вернулась!
– Нет, Коля, подожди.
– Чего ждать? – спросил Алексеев, ощущая необычайный прилив энергии. – Нам нечего ждать!
– Сначала дай мне твой галстук, – мягко сказала Элеонора.
– Зачем?
– Так надо, Коля. И не задавай вопросов. Если ты не понял меня сразу, то и сейчас не поймешь.
– Но это не мой галстук.
– Все равно. У него нет галстука. Его не пускают в ресторан.
Она оглянулась. Шеф стоял у дверей, гордый, как статуя, и разглядывал потолок.
– И это все, что ты хотела мне сказать?!
– Нет, Коля, не все, но сначала дай галстук.
– Только в обмен на мой паспорт, – сказал Алексеев.
– Коля! Неужели ты такой же, как все!
– Нет, – закричал Коля. – Я не такой! Я наоборот! Все требуют за свой галстук чужой паспорт, а я за чужой галстук – свой паспорт!
– Прости меня, Коля, – сказала Элеонора. – Я пойду у него узнаю.
– Иди, – сказал Алексеев. – Узнавай.
Через минуту она вернулась с паспортом.
Алексеев сорвал с себя галстук.
– Ты не уходи, – сказала ему Элеонора. – Подожди меня. Я быстро. Слышишь? Подожди меня обязательно. Потом ты всё поймешь.
Алексеев ничего не ответил и повернулся к гардеробщику.
– Привет!
– Здрасте, – сказал гардеробщик. – Ваш номерок.
– Я его сдал, – сказал Алексеев. – Вместе с пальто, шапкой и портфелем.
– А а… – сказал гардеробщик. – Сейчас. – И ушел вглубь вешалок.
Пять секунд. Десять секунд. Двадцать секунд. Откуда-то сверху с раздирающим душу визгом грохнулась глыба льда и раскололась.
Алексеев почувствовал, как он с ног до головы наполняется холодной уверенностью человека, которому нечего терять.
– Эй! – крикнул он и грохнул кулаком по деревянной перегородке. – Сколько можно ждать?!
– Сию минуту, – выныривая из-за вешалок, сказал гардеробщик и услужливо распахнул перед Алексеевым пальто. – Не извольте беспокоиться.
Алексеев оделся. Накинул на голову шапку. Взял портфель и положил в него бутылку вина.
– Вы забыли номерок, – сказал гардеробщик, поймал его за руку и сунул жестяной номерок.
– Спасибо, – великодушно сказал Алексеев и надел номерок на палец.
– Опять уходишь?!.. – крикнул кто-то, сбегая вниз по лестнице.
Алексеев медленно повернул голову. Перед ним стоял мужчина без своего галстука, правда, теперь уже с чужим галстуком.
– А как же мой галстук? – спросил он нагло.
– А как же мой паспорт? – спросил не менее нагло Алексеев.
Мужчина вытянул шею и попытался разглядеть на Алексееве за воротником и шарфом свой галстук.
– А где мой галстук? – по-детски обиженно спросил он.
– А где мой паспорт? – усмехнулся Алексеев.
Мужчина замялся.
– А где Элеонора?
– Вместе с твоим галстуком, – сказал Алексеев и внезапно добавил: – А ты знаешь, что мне пришлось заплатить за тебя в ресторане?
– Ох, прости, – сказал мужчина и стал рыться в карманах. – Сколько?
– Двадцать пять, – сказал Алексеев.
– А счет есть? – недоверчиво спросил мужчина.
– Конечно, – сказал Алексеев. – У Элеоноры.
Мужчина нашел деньги и отсчитал Алексееву двадцать пять рублей пятью пятирублевками.
– А одной бумажкой нельзя? – спросил Алексеев.
– Нет. Но я так и не понял, где Элеонора?
– Это заметно, – сказал Алексеев мстительно. – Она ушла вместе с твоим галстуком. Разве не понятно?
– Я так и думал, – сказал мужчина, – она такая… В этом она вся… А где мой галстук?
– Я обменял его на паспорт.
– На какой паспорт?
– На свой паспорт.
– Твой паспорт?.. Так я же его.
– Правильно, – сказал Алексеев, – ты его.
– Значит, мой галстук у этого старого хрыча с четвертого этажа?!
– Совершенно верно, у старого хрыча, – сказал Алексеев, – и не только галстук.
Мужчина в чужом галстуке свирепо зарычал и бросился к лифту.
– Стой! – крикнул Алексеев, но тот уже влетел в лифт.
– Вы на какой этаж? – кричал человек в униформе, вскакивая и волоча за собой стул.
– Подожди! – кричал Алексеев.
Двери лифта закрылись. Мужчина в чужом галстуке отбыл в неизвестность.
Алексеев и человек в униформе посмотрели друг на друга.
– А я вас где-то уже видел, – сказал человек в униформе. – Вы с какого этажа?
– Это как получится, – сказал Алексеев и пошел в ресторан.
У дверей он достал из портфеля бутылку вина и показал швейцару. Швейцар заинтересовался и открыл дверь.
– Комиссия, – представился Алексеев и ткнул пальцем в швейцара. – А где ваш галстук?
Швейцар вздрогнул, прикрыл рукой горло…
– Но мне… – сказал он.
– Ничего не знаю, – сказал Алексеев и протянул ему деньги мужчины в чужом галстуке. – Обменяйте живо на двадцатипятирублевую бумажку.
Швейцар, озираясь, убежал.
Алексеев независимо разглядывал лепной потолок, наслаждаясь своим человеческим достоинством.
– Пожалуйста, – сказал запыхавшийся швейцар.
– Благодарю, – сказал Алексеев, взяв хрустящую ассигнацию, и вышел вон.
– Вы на какой этаж? – спросил его человек в униформе, сидевший на стуле рядом с лифтом.
Алексеев нажал кнопку. Двери лифта открылись.
– Вы на какой этаж? – с нетерпением переспросил человека в униформе.
Алексеев поднял его вместе со стулом и поставил в кабину лифта.
– Вы на какой этаж? – передразнил он человека в униформе.
Человек закричал. Двери лифта закрылись.
Алексеев снял шапку, постоял несколько минут с обнаженной головой и стал подниматься по лестнице.
На третьем этаже он достал ключ от номера и поднялся на четвертый, болтая им в руке.
– Между прочим, – сказала ему дежурная по этажу, – выходя из номера, вы должны оставлять ключ мне.
– Я бы так и сделал, – сказал Алексеев, – если бы я выходил из номера.
– Так что же, – сказала дежурная по этажу, – мне все мерещится? И на самом деле вы сейчас в номере? А мне мерещится, что вы здесь?
– Нет, что вы, – сказал Алексеев. – Это мне мерещится, что я в номере, а на самом деле я здесь.
Дежурная по этажу задумалась и стала загибать пальцы.
– Если мне мерещится, что он вышел из номера – раз, если ему мерещится, что он вышел из номера – два, если мне мерещится, что ему мерещится – три…
– Кстати, – сказал Алексеев, – если в 415-й номер придет посетитель. Вы меня слушаете?.. Такой энергичный, крикливый мужчина, скажите ему, что он не там ищет, пусть спустится в ресторан.
– …Если ему мерещится, что мне мерещится – четыре.
Алексеев тяжело вздохнул и пошел в 415-й номер.
Открыв дверь, он зажег свет и огляделся. На стуле лежало пальто, на столе – типовой проект. Алексеев положил типовой проект к себе в портфель, а в карман пальто опустил двадцать пять рублей. Потом достал лист бумаги, хотел написать объяснительную записку на имя начальника главка, но передумал, смял бумагу и бросил демонстративно в угол комнаты. Затем погасил свет, вышел из номера и закрыл дверь.
Дежурной по этажу не было на месте. Ключ от номера Алексеев оставил у себя и стал спускаться по лестнице, считая ступеньки:
– Раз, два, три, четыре… сорок восемь, сорок девять.
Между вторым и первым этажом он остолбенел.
– Пятьдесят.
По вестибюлю металась Элеонора. Увидев Алексеева, она бросилась к нему и, схватив его за руку, потащила по лестнице обратно наверх.
– Сорок девять, сорок восемь, сорок. – Алексеев сбился со счета.
– Коля, быстрее, идем отсюда, – говорила она, – сейчас что-то будет.
– Что? – спросил Коля.
Раздался звон разбиваемого стекла, высокие двери ресторана распахнулись, пропуская Колиного шефа.
– Отпустите меня! – кричал он начальственным голосом, пытаясь вырваться из рук швейцара и метрдотеля. – Я трезвый! Отпустите!
– Трезвый он, как же! – кричал выбежавший следом официант. – Трезвые в ресторан без денег не ходят!
– Есть у меня деньги! – кричал шеф, вращая глазами и пытаясь залезть в карман серого в клеточку пиджака. – Только я их потерял!
Элеонора уткнулась головой в плечо Алексеева и вздрагивала при каждом крике.
– Их здесь целая банда! – кричал официант. – То один, то другой, то нет денег, то есть деньги! Надоело!
Алексеев стоял с бесстрастным лицом и с высоты лестничной площадки наблюдал за происходящим.
– Стойте!! – раздался пронзительный крик, и из лифта, как черт из шкатулки, выскочил мужчина в чужом галстуке.
– Вот он!! – закричал он и вцепился в галстук шефа. – Мой галстук!
Лицо у шефа вздулось бордовым шаром, и он страшно захрипел.
Швейцар с метрдотелем отпустили шефа и набросились на мужчину в чужом галстуке.
Потерявший опору шеф мешком повалился на пол.
– Я больше не могу, – всхлипнула Элеонора. – Я не железная. Я устала от всего этого. Мне надоело быть эмансипированной женщиной. Хоть что-нибудь ты можешь сам сделать?..
– А что я должен сделать? – удивился Алексеев.
Элеонора долго смотрела на него, потом горько вздохнула.
– Ничего. Ты написал объяснительную записку?
– Нет.
– Тогда идем. Мы будем писать ее вместе.
– Обратно? А он?
– А что он?.. Он теперь до утра не вернется.
– А о нем напишем?
– Конечно, – Элеонора улыбнулась. – Мы напишем о его безобразном поведении. Пусть почитают. А что у тебя с рукой?
Алексеев посмотрел на свою руку.
Указательный палец, продетый в жестяной номерок от гардероба, надулся и посинел.
– Вот черт!.. – сказал Алексеев. – Уже не снимешь… Неужели это никогда не кончится?..
– Что не кончится? – подозрительно спросила Элеонора.
– Да всё это… – махнул рукой с номерком Алексеев.
– Так мы пойдем? – обиделась Элеонора.
– Пойдем, пойдем.
И Алексеев стал уже в который раз подниматься по лестнице. Элеонора шла за ним в полном молчании чуть сзади и сбоку.
– Вы в какой номер? – спросила их дежурная по этажу.
– В 415-й, – сказал Алексеев.
– В 415-й?! – обрадовалась дежурная по этажу. – Подождите-подождите…
Она выскочила из-за стола и загородила им дорогу.
– Вам просили передать, – злорадно щебетала она, – что вы не там ищете и чтобы вы спустились в ресторан. Так что, – она ехидно улыбнулась Элеоноре, – вам придется вернуться.
Алексеев остолбенело смотрел на дежурную по этажу и не двигался с места.
– Но, простите, – возмутилась Элеонора. – Как же так?! Что значит, мы не там ищем?!.. И почему мы должны опять спускаться в ресторан, когда.
– Спасибо, – вдруг сказал Алексеев дежурной по этажу и, схватив сопротивляющуюся Элеонору за руку, потащил ее к лестнице.
– Куда ты меня тащишь?! Куда?! – выкрикивала Элеонора. – Что случилось?! Я не понимаю! Я не понимаю, почему мы должны идти опять в ресторан из-за того, что ей кто-то сказал, что нам надо идти в ресторан! Я не понимаю, почему мы должны.