Герасим Аникин
Мозаика размышлений. Сборник стихов
Не возвращай обиду
Каждый живет, как знает,
Каждый живет, как хочет.
Кто-то всю жизнь страдает,
Кто-то всю жизнь хохочет.
Кто-то, не зная брода
(Может быть, дно не ровно),
Вниз головою в воду
Прыгает хладнокровно.
Ну, а другой под пенкой
Жару не ожидает,
После ж, с переоценкой,
Воду все охлаждает.
В выборе поведенья —
Слезы иль клоунада,
Разнятся часто мненья,
Сам выбирай, что надо.
Ведь нам дано Всевышним
Жизнью распоряжаться,
Помнить отнюдь не лишне —
Только своею, братцы.
Хочешь, будь эгоистом,
Падким на все награды,
На руку будь нечистым,
Но обижать не надо.
Тех, кто все время рядом,
Или бывает редко.
Не обожги их взглядом,
Шуткой излишне едкой.
Тем, кто с надменным видом
В сердце ужалит больно,
Не возвращай обиду
Даже непроизвольно.
Как нас учил Спаситель,
Жизнь чтоб прожить пристойно,
Ближнего полюбите,
Пусть он и недостойный.
Было всегда и будет:
Даже твое прощенье
Гнев небес не остудит,
Не отвратит отмщенья.
Вдруг подведет здоровье,
Иль “огорошат” дети,
“Счастье” привалит вдовье —
Лучше б не жить на свете.
Коли худое дело
Сделал, то в покаяньи
Искренне и всецело
Сам осуди деянье.
Людям же небезбожным,
Исповедь перед Богом
Станет простым и сложным
К праведности прологом.
Купе
Посвящается искусствоведу Н. А. Рыжиковой
Не часто я ныне в дороге.
Пропало желание быть
На чьем-то неблизком пороге,
И что-то смиренно просить.
Иль правду замешивать с ложью,
Что б к цели какой-то прийти,
На милость надеяться Божью,
Лишь Он может к нам снизойти.
А если вдруг надобно ехать,
Дорога, став черной дырой,
Проглотит и радость успеха,
И оптимистичный настрой.
Унизит невидимый полог
И связанный с ним этикет,
Вид нар или, как там их, полок
И запахов крепкий букет.
И благо, коль может случиться
Дорожно-купейный расклад,
Который в сердца постучится,
И в каждом откроется клад.
Российского супер радушья,
Познаний большой глубины,
К беде чужой неравнодушья,
Которому нету цены.
Тогда для душевной беседы
Не нужен особый мотив,
И общие радости, беды
Купейный затмят негатив.
Проявится вдруг в разговоре:
Сосед – отставной генерал.
В опале он был и в фаворе,
Но честь свою не замарал.
И рядом приятная дама,
К тому ж еще искусствовед,
Как жрице музейного храма,
Ей виден истории свет.
От палехской чудо-иконы,
От старых картин и скульптур.
В них ясно видны ей каноны
Исчезнувших древних культур.
А третий, особенно бойкий,
Болтливый всезнайка-простак,
Являясь плодом перестройки,
Уверен: у нас все не так.
Не так на Кавказе воюют,
Реформы неверно идут,
Художники ж просто малюют.
Где цель, нас к которой ведут?
Но, к счастью, не гибнет в сумбуре
Кораблик общения. Он
Через дилетантство к культуре
Пробьется, взяв серость в полон.
Ответ дилетанта остудит:
Такой не бывает войны,
В которой б невинные люди
На муки не обречены.
О музах же спор бесконечен.
Но в мире российский талант
В картинах-шедеврах отмечен,
В коллекциях он – бриллиант.
Вот так по местам все расставит
Житейская мудрость подчас,
И для размышленья оставит
Желание – в путь еще раз.
Игра
"Вся жизнь – игра" – так емко, просто
Поэт формулировку дал.
Играют все: дитя, подросток
И те, кто влез на пьедестал.
Сначала милые бабайки
И оловянные полки,
Поздней – смешные угадайки,
А вот уж примкнуты штыки.
Играют нежно, жестко, круто
С надеждой разной и ценой
Семьей, любовью, институтом
И даже целою страной.
Игра, как подлинный учитель,
Для каждого из нас нужна,
Ведь в ней всегда есть победитель,
И есть другая сторона.
По результатам игр, как местных,
Так и масштабных, дорогих,
Открытых, с хитрецой, бесчестных,
Известно, где ты средь других.
Игрок наивный строит планы
На том, что, может, повезет,
Ловкач организует кланы,
Где каждый к выгоде ползет.
Создав из лидера икону,
Они, всё втаптывая в грязь,
Живут по волчьему закону,
Всей стаей, превращаясь в мразь.
А внешне можно заглядеться,
Ведь это надо ж, у одних
Все может лихо так вертеться
И получаться лишь у них!
Но жизни нить не бесконечна,
И пусть сверкает их притон,
Я, зная, что душа лишь вечна,
Играю только в бадминтон.
SO
So I’m old! Even I’ve a grand – daughter.
During life I crossed fire and water.
Being a rather experienced one,
I feel myself always likewise a son.
I am not simply a son of my mother,
But many teachers, my friends and all others,
Who had been tuning up strings of my mind.
Helping to get features of certain kind.
I am a son of provincial town,
I was up here and soon should be down.
Farmed in the 60-th I steadily show:
I am a son of Nikita Khrustchov.
Parents of mine were hard labour and hunger,
They educated me when I was younger,
Showing what was a kindness, a crime,
Forming the spirit – a son of my time.
1987
Покаяние
Ну, вот и все! Пришел черед
Сказать, встав на колени в храме:
Прости меня, честной народ,
За роль в происходящей драме.
Увы, восторженный юнец,
Поверил я чудесной сказке,
Что суть всех зол – златой телец,
Бывает только в частной маске.
С тех пор, приняв на веру то,
Что требовало доказательств,
Я превратил себя в ничто,
Став соучастником предательств.
От моего лица дракон
Под радостные песнопенья
Творил безнравственный закон,
И совершались преступленья.
Он растоптал свободу стран,
Народов, целых поколений,
И винтик-человек попран
Был с помощью его решений.
А я?! Всем басням доверял
И был удобным членом свиты.
Все то, что нужно, одобрял,
Хоть и далек был от элиты.
Ведь нас учили: Мы должны
В едином ритме жить, трудиться,
Не сметь, как ни были б важны
Причины, в чем-то отличиться.
Зажатый правом большинства
В «демократичном» централизме
Я чтил глупцов, как божества,
Опорой став “драконоизма”.
Но вот настал ответа час,
Открылись жуткие творенья.
И то, чем жили мы, кичась,
Заслуживает осужденья.
За слезы, кровь, соленый пот,
Пролитые в угоду страху,
Суди нас, праведный народ.
Я голову кладу на плаху.
12.11.1990
Время и мы
Часто мы азартно судим,
Кто хорош, а кто злодей.
Но, однако, помнить будем:
Время лучше всех судей.
Кто-то был богат и важен,
Горд собою, а потом…
Гребнем времени приглажен,
Безымянен под крестом.
Притесняемые ж прежде,
В тяжких муках испокон,
Ныне дарят свет надежды
Ликами святых икон.
Но, однако же, наивно
Верить в чистый абсолют.
Время тоже субъективно,
Люди мненье создают.
А у них и так бывает:
Груз печалящий – за борт.
Боль утрат ослабевает,
И не так уж страшен черт.
Вот пример. Призывность тона
Вновь слышна, нас стали звать:
“Все под красные знамена!
Будем счастье раздавать”.
Мы ж недавно это счастье
Испытали на себе
В виде милостынь от власти
И ударов по судьбе.
Их делили по заслугам:
Поощрить иль проучить.
Льготы лишь “народным слугам”
Можно было получить.
Иванову счастье просто,
Знает, где кричать ура,
С крепким базисом для роста —
Ведь рабочим был вчера.
А Петров к властям поближе.
За путевку на курорт
Он усердней жопу лижет,
Быстро делает апорт.
Ну, а Сидоров, конечно,
Власть! Его ль не уважать?
Чтить его и бесконечно
Надо чем-то ублажать.
Спецпайки и спецкостюмы
Темно-синие и беж,
Всё за мизерные суммы.
Плюс поездки за рубеж.
Остальным Ивпесидорам,
Чтобы в ногу всем идти,
Политические шоры,
Ну, и свет в конце пути.
Дабы зря не драли глотки,
Не совали б в власть носы,
Вволю хлеба, соли, водки,
И в столице – колбасы.
Неужели все забыто,
Не успев еще остыть?
Вновь разбитое корыто?!
Этого не может быть!!!
2001
Ностальгия
Мелькают годы чередой,
Как ряд мгновений,
И волос смотрится седой
Уж без волнений.
Давно ль олимпиадный пыл,
Зовя к сраженью,
Естественным отбором был,
Путём к сближенью.
Семнадцать видов, как побед,
Так поражений,
Давали стимул много лет
Для всех свершений.
Весёлых шуток острота
Нас закаляла,
Русалок рубских красота
Спать не давала.
Мы в дружбе долгие года
Прожить мечтали.
Огонь – ничто! Пустяк – вода!
Но трубы звали.
Однако, их призывный зов
Не всем был сладок,
Ведь ясно, что от льстивых слов
Мораль в упадок.
А дружбы искренней, большой
Ещё поищешь,
И слов с открытою душой:
«Держись, дружище!»
Аспиранты
После долгих мучений и раздумий тяжёлых
Наконец-то решились аспирантами стать:
Хорошо аспиранту, вечно бодрый, весёлый,
Кандидатом мечтающий жизнь продолжать.
Скользки тропы науки, чуть свихнулося что-то —
В Богородское можешь, как в пропасть упасть.
Аспиранты – трудяги без упорной работы
Вам к вершинам науки никогда не попасть.
Жёны пусть не жалея наши нервы больные,
Будут громко расходы каждый вечер считать.
Аспиранты, мы будем эти годы шальные
С удовольствием после всегда вспоминать.
Кандидаты науки, мы степенно и важно
Будем лекции скоро студентам читать.
Но, как эксаспиранты, сколько лет нам – неважно,
Будем просто друг друга по имени звать.
1970 г.
Одиночество
Я устал бороться сам с собою!
В одиночестве уж столько лет.
Грех судиться со своей судьбою,
Но в душе покоя нет и нет.
Много лиц прошло передо мною
С добрыми улыбками и без,
И всегда невидимой стеною
Возникал недоумений лес.
Тот желал себе лишь подчиненья,
Этот жаждал правым быть во всем,
Третий брал без всякого сомненья
То себе, что сделали вдвоем.
Я ж готов, для блага, подчиниться,
Сдаться в споре, истину ценя.
Все отдать иль чем-то поделиться
Было очень просто для меня.
Но не путай “подчинить” с “унизить”,
Мой властолюбивый оппонент,
Можешь со своим чужое сблизить,
Только ранит этот инцидент.
Сердце сдавит разочарованье,
Разум нити связи оборвет,
И не в радость после все свиданья.
В одиночество здесь поворот.
Что же все так плохо? Неужели
Не был удовлетворен хоть раз
Достижением заветной цели,
Встречей, неожиданной подчас.
Были ведь друзья? Конечно, были.
С ними было просто и легко.
Но одни в небытие уплыли,
Вознеслись другие высоко.
С генетическим моим наследством
Есть контакты, мало общих дел.
Дети хороши во время детства —
Одиночество здесь мой удел.
Женскою любовью не обижен,
Легкий флирт и пламенная страсть —
Весь набор расчётом не унижен,
Только чувств невиданная власть.
Но она лишь в жарких клятвах вечна.
Постепенно исчезает новь,
Будничность все давит бессердечно,
И… забыта пылкая любовь.
Труд мой на стезе образованья.
Как птенцов, кормлю с своей руки
Зернышками жизни пониманья.
Где же вы, мои ученики?
Все вокруг такое нетакое!
Мало в отношеньях чистоты.
Почему? Об этом спорят двое.
Оба – я, с своей лишь высоты.
– Реалист я, и порою вижу,
Как несправедливость правит пир.
– Ты идеалист! Вглядись поближе,
Ею полон наш жестокий мир.
– Да, идеалист! И твердо верю:
Доброта – основа жизни всей.
– Хищному скажи об этом зверю.
Станет он на стороне твоей?
– Я ценю любви святое чувство,
К Богу приближающее нас.
– Мир – театр. Любовь как вид искусства
Действенна лишь на спектакля час.
Мало, что ты только в мыслях судишь.
Зло необходимо обличать.
– Не суди, да не судимым будешь.
Бог все видит. Мы ж должны молчать.
Так во мне и спорят эти двое,
Реалист и с ним Идеалист.
Я ж устал бороться сам с собою.
Да, ослаб во мне мой Оптимист.
2001
