Вселенная не только более необычайна, чем мы себе представляем, она более необычайна, чем мы можем представить.
Дж. Холдейн
Он всплывал к свету сквозь толщу воды медленно, нехотя, как воздушный шар, подцепленный к тяжелому грузу; шаром была голова, а грузом тело. Вокруг становилось все светлей, тьма отступала, в темно-зеленой водной толще появились золотые прожилки и хороводы искр, холодные глубины остались внизу; потеплело. И наконец наступил момент, когда он вынырнул на поверхность океана беспамятства, не сразу осознав, что лежит на мягкой кровати под легчайшим пуховым покрывалом.
Не открывая глаз, он оценил обстановку и понял, что находится в знаменитом бункере Железовского, в одной из комнат отдыха. Кто-то наблюдал за ним, сурово и пристально, пока не выяснилось, что это медицинский инк. В соседнем помещении под аккомпанемент музыки спорили двое. Как только Ставр попытался определить личность спорщиков, один из них тут же прервал речь и появился у постели больного. Это была Видана.
«Очнулся, эрм? Слава Богу! Как самочувствие?»
В насмешливом тоне девушки проскользнули радостно-тревожные нотки, и стало понятно, что она беспокоится о состоянии Панкратова и одновременно сердится на себя за эти чувства.
Ставр открыл глаза и невольно окинул девушку взглядом; одета она была не в обычный уник, а в платье по моде «интим-момент», больше открывающее, чем маскирующее фигуру.
«Ну, как наш больной?» – вошел в комнату собеседник Виданы, отец Ставра. Вот его-то уж он встретить здесь не чаял и обрадовался по-настоящему.
«Живой, – сердито ответствовала Видана, тонко почувствовав перемену в настроении безопасника. – Ни одной скромной мысли, ни слова благодарности за уход, ни одного комплимента! Ухаживай тут за ним…»
«А я не просил».
«Жаль, что я согласилась остаться». – Видана выбежала из комнаты.
«Что это с тобой? – спросил Прохор, внимательно глянув в глаза сына. – Зачем грубишь девочке? Она ведь действительно провела возле твоей постели двое суток».
Ставр помолчал.
«Когда с ней говоришь строже, она лучше соображает, держит себя в форме».
«Вообще-то в таком тоне разговаривать с девушками не стоит, а тем более на грани фола. В какой-то момент она просто перестанет воспринимать тебя всерьез, ты станешь ей неинтересен. И ради Бога – не груби! Если бы я хоть раз пошутил в таком тоне с матерью, сын у меня вряд ли бы появился».
Ставр хмуро улыбнулся.
«Ладно, па, я постараюсь. Может быть, ты прав. Какие новости в мире? Неужели я провалялся без памяти двое суток? Хорош эрм!»
«Пси-удар был слишком мощным, таким мощным, что сгорел даже твой «защитник», приняв на себя часть разряда».
«Постой, ты о чем? Неужели… Фил?! Филипп-Филиппок, вечный надоеда… погиб смертью храбрых. – Ставр расчувствовался. – Зачем я его с собой взял! А что с Мигелем?»
«Мигель тоже получил нокдаун, но благодаря опыту перенес его легче и уже работает. Хвалил тебя. Сказал, что, если понадобится, снова пойдет с тобой в разведку».
Ставр порозовел, отвернулся. Потом поднялся на ноги, нашел в нише свой уник и стал одеваться, не обращая внимания на реакцию медицинского инка, приказывающего больному немедленно лечь и принять укрепляющее.
«Укрепляющее ты все же прими, – посоветовал Прохор. – А я пока перескажу новости, по большей части невеселые. База ФАГа, вернее, запасной командный пункт – по терминологии Грехова, – из Фаэтона исчезла…»
«Грехов объявился?» – поднял голову Ставр.
«Не перебивай. Грехов спас вас обоих. Именно по его подсказке мы вышли на Леонида Жученка, который не устоял под натиском и сообщил код метро базы. Еранцев, к сожалению, ускользнул и уже после всех событий сформулировал приказ: «Интраморф Ставр Панкратов обвиняется в терроризме и подлежит задержанию любыми средствами». Так что ты теперь во всемирном розыске. И никто, а тем более люди-нормалы, не станут разбираться, прав ты или нет».
Ставр, надевающий туфли, сел на кровать, присвистнул.
«Круто!»
«Боится тебя Еранцев, мальчик. Но твоя беда не самая главная. Интраморфы уволены со всех постов, кроме, пожалуй, отдела безопасности, да и то лишь потому, что эмиссар считает Мальгрива, да Сильву и кое-кого еще своими помощниками, а твоего деда Ратибора держит в качестве прикрытия. Велизар вынужден был подать в отставку, и, хотя отставка не принята на Соборе, исполняет обязанности архонта Всевече его третий заместитель, ученый-глобалист Арсений Исаев. По оценке Велизара, подверглось глубокому зомбированию не менее пятидесяти процентов властных структур, что, естественно, будет способствовать блокированию всех разумных решений, направленных на выход из кризиса, и прохождению законов, выгодных ФАГу».
Ставр выпил предложенный медкомплексом стакан тоника и снова сел. Лицо его было неподвижно, однако Прохор чувствовал, что в душе сына бушует буря.
«Это все, что касается социума. Жить на Земле стало сложно, и паранормы снова потянулись в космос. Покинуло Систему еще не менее миллиона человек, то есть почти половина всех инакоживущих, и процесс не останавливается. Хорошо еще, что нас не отстреливают, как зайцев.
Теперь о внешних событиях.
Тартар решил проблему нагуаля, хотя и по-своему, то есть стряхнул его с себя или, вернее, себя с него. Роиды тоже повторили этот маневр, что сделать им было легче. Несомненно, их действия не решили проблемы в корне, а значит, и они не знают, что делать. Во всяком случае, повторять опыт Степы Погорилого никто не решился, а слуги ФАГа еще не дошли до этого, иначе уже попробовали бы взорвать нагуали таким манером. Кстати, Артур Левашов, – Прохор помолчал, прислушиваясь к чему-то, – исчез».
«Убит?!»
«Нет, просто пропал без вести. Обойма прикрытия констатировала исчезновение когга начальника погранотряда во время встречи с одним из роидов конвоя. Левашов готовил эксперимент, втайне от всех, разумеется, и, дождавшись возвращения одного из чужанских конвоев, торпедировавших нагуаль, отправил свою машину на замыкающего роида. И исчез!»
У Ставра загорелись глаза.
«Это означает одно: Артур нашел решение! Он теперь там, внутри роида!»
«Ты думаешь? Мы тоже надеемся, что это так. Роид вернулся домой как ни в чем не бывало и ведет себя спокойно, ни в какие конвои больше не встревает. Мигель в связи с этим хочет встретиться с тобой, он тоже занимался изучением континуума чужан и подошел к решению достаточно близко».
«Нам надо было объединиться, а не решать задачу порознь. Но если Артур смог… ах, черт побери, где же он увидел решение сингулярной точки? Какую калибровочную метрику применил?.. Дальше, дальше, отец!»
«А что дальше? Все. Нагуали продолжают расти, разбрасывая во все стороны свои иглы-нити, которые, соединяясь, образуют странные объемные паутинные поля, сквозь них не может пробраться даже мышь. Рост вакуумных флуктуаций возле нагуалей приводит к удивительным эффектам, вакуум «шатается», «кипит» и «вздрагивает». К чему это может привести, может сказать только Господь… или Ян Тот. Кстати, Грехов посоветовал тебе с ним встретиться».
Ставр очнулся, недоверчиво взглянул на отца.
«Ян не пожелал разговаривать даже с Баренцем… да и кто знает, где он живет? Я, например, не знаю».
«Я тоже не знаю, но, думаю, друзья Габриэля тебе подскажут. Слетай к нему домой и поговори с Диего. И вот еще что. Мы собираем экспедицию на поиски серых призраков, Сеятелей то бишь, возможно, ты войдешь в ее состав».
«Эту мысль вам тоже подсказал Грехов?»
«Ты имеешь что-нибудь против? Нет, эту мысль высказала Забава Боянова, бабка Виданы, будучи уверенной, что Грехов поможет. Ситуация складывается так, что без помощи извне нам не обойтись».
Ставр некоторое время разглядывал пол под ногами, потом встал и стремительно вышел. Прохор задумчиво смотрел ему вслед, с улыбкой покачал головой, услышал голос сына из соседней комнаты:
«Извини, Дана, я был оченно не прав. У твоего деда где-то здесь было шампанское. Давай выпьем по бокалу за успех безнадежного дела…»
Остальные слова заглушил поцелуй, и Прохор на цыпочках пошел к метро…
Дом Грехова встретил его тишиной, приятными запахами и атмосферой сосредоточенной деловитости.
«Проходи, эрм, – раздался в прихожей голос Диего Вирта, открывшего дверь без всяких уточняющих вопросов, хотя Ставр изменил внешность и узнать его было трудно. – Тут тебе записка оставлена».
Ставр помимо воли заглянул в спальню Грехова, задержался было в гостиной, увидев на диване какой-то длинный сверток фольги, но гостеприимством решил не злоупотреблять и прошел в кабинет хозяина, где его ждал инк.
«Запиской» оказался адрес Яна Тота, проживающего, как оказалось, в Мексике, в одном из вновь воссозданных городов исчезнувшей цивилизации майя Теотихуакане. Кроме того, Грехов просил передать Яну посылку, тот самый сверток из фольги. Против передачи Ставр не возражал, однако во встречу не верил. Пробормотал:
«Почему он так уверен, что Тот Мудрый меня примет?»
«Потому что необходимо создать новую организацию, не имеющую аналогов среди ныне действующих и не подверженную коррупции и предательству».
«Контр-3», что ли?»
«Называй ее как хочешь. Информация, которую ты получишь от Яна, поможет тебе сориентироваться».
Ставр потоптался у мигающей огоньками колонны инка. Можно было уходить, он получил все, что хотел, но какая-то трудноуловимая мысль не давала покоя, пока он ее не сформулировал:
«Диего, извините… не знает ли Габриэль, где искать Сеятелей?»
Инк некоторое время задумчиво молчал, потом «покачал головой»:
«Этого я не ведаю. Но, может быть, его приятель Морион знает?»
«Кто этот… Морион?»
«Я его сейчас позову».
Через несколько секунд в глубине дома раздался всхлип, будто из трясины выдернули бегемота, затем послышались тяжелые, сотрясающие дом шаги, и в кабинет вошла странная фигура – двухметровая черная глыба, похожая на обломок скалы, до середины от пола закованная в золотистую многопластинчатую броню. Верх черной глыбы непрерывно «дышал», то есть сыпь кристаллов на ней медленно меняла форму, как и сами кристаллы и весь объем «скалы». Но главное, что от нее исходила волна «живой» уверенности и силы в сопровождении целого пакета нечеловеческих эмоций. Это был роид, чужанин, неизвестно каким образом попавший в дом Грехова.
С тихим шелестом в голове Ставра расцвел «кочан капусты», листья которого после недолгих конвульсий сложились в огненную надпись без точек и запятых:
«Приветствие здесь очень звать Морион дружение Габри приятность».
– М-м-м, – ответил Ставр, быстро поправился:
«Я вас тоже приветствую… э-э… Морион. Я друг Габриэля (надеюсь, не враг, м-да…) и хотел бы выяснить одно важное обстоятельство. – Панкратов спохватился, что мыслит слишком быстро. – Вы меня понимаете?»
«Мы понимать, – был ответ. – Что есть интерес?»
«Серые призраки… то есть Сеятели… где их можно найти?»
Снова затрепетали, складываясь в слова русского языка, огненные ленты:
«Они далеко есть много-много-много далеко позвать невозможность необходимость полет струна».
«Значит, вы не можете сообщить координаты?»
«Точность неизвестность где есть позвать можность полет я знать можность полет сейчас».
«Он зовет тебя с собой», – хмыкнул Диего.
«Прямо отсюда?! – Ставр ошеломленно перевел взгляд с глыбы чужанина на Диего. – Но мне необходимо… о, черт! И на чем же мы полетим? И как долго продлится полет?»
Чужанин встопорщил кристаллики «кожи», переступил с «ноги на ногу» – глухое тумм! тумм! – но промолчал. Вместо него ответил развеселившийся Диего:
«Полет – не совсем корректный термин в данном случае. Чтобы достать Сеятелей, надо проникнуть в другую метавселенную. Хотя, возможно, потребуется и бросок по «струне» через пространство к точке перехода. Но я об этом знаю мало, поинтересуйтесь лучше у Габриэля». – Диего перешел на другой диапазон связи, что-то сказал роиду, и тот, не поворачиваясь кругом, затопал обратно.
Ставр пришел в себя, когда звук шагов чужанина стих в коридоре и «хлопнула» – с тем же мокрым хлюпающим звуком – дверь его «кельи», та самая, за которую когда-то заглядывал дед Берестов и его внук.
«Приходите, когда будете готовы, – сказал все еще улыбающийся Диего. – В этом доме три типа метро: наше, чужанское и Сеятелей. Какое-то из них и приведет вас к цели».
«Спасибо…» – Ставр хотел задать еще один вопрос, но не успел, ощутив знакомое «колебание» внутреннего пространства в голове, означавшее рождение Голоса Пустоты. Через мгновение рация «спрута» принесла новое изречение Голоса:
– Хорошее зеркало вызывает слезы, культуры…
– Вы слышали? – прошептал Ставр. – Чушь какая-то…
«Слышал. – Диего помрачнел. – Потеря качества сигнала влечет за собой снижение качества мышления».
«Простите, не понял…»
«Всему свое время, юноша. До скорой встречи».
Все еще не пришедший в себя от встречи с роидом, а также сбитый с толку объяснением инка Ставр пробормотал слова прощания и вышел. Голос Диего догнал его уже у порога:
«Возьмите-ка лучше на конюшне машину Габриэля. За домом ведется наблюдение, и до такси вы можете не добраться. А еще лучше воспользоваться метро. Коды выхода те же, что использует ваш отдел. А код входа сюда прочитаете в кабине, но не записывайте – запомните».
Ставр молча повернул обратно. Записать код мог только терафим, но Фил погиб, а сообщать об этом Диего не имело смысла.
Теотихуакан, знаменитая столица древнейшей цивилизации Центральной Мексики, располагался в пятидесяти километрах от Мехико в большой и плодородной долине и был построен индейцами еще в первом тысячелетии до нашей эры, а воссоздан почти в первоначальном облике к четырехсотому году третьего тысячелетия.
Его вид сверху был так живописен, что по молчаливому согласию спутницы Ставр остановил такси в воздухе, и они четверть часа любовались двумя пересекающимися центральными проспектами города – Дорогой Мертвых и Проспектом Жизни. Гигантские массивы Пирамиды Луны и Пирамиды Солнца, сложенные из альфабетонных блоков и облицованные нетесаным вулканическим камнем, с храмами на плоских вершинах, выглядели величественно и грозно, вызывая священный трепет овеществленной Истории. А обширный комплекс построек, возведенных на одной платформе у пересечения проспектов и объединенных под общим названием Сьюдадела, что по-мексикански означает «цитадель», бывший текпан[1] правителя Теотихуакана, был поистине великолепен. В этом ансамбле сверкающих позолотой зданий выделялся храм Кецалькоатля – Пернатого Змея, покровителя культуры и знаний, одного из главных божеств местного пантеона. Храм, состоящий из шестислойного основания – каждая следующая платформа была меньше нижней – и пирамиды с балюстрадой парадной лестницы, украшали скульптурные изображения головы Кецалькоатля и бога воды и дождя Тлалока в образе бабочки. Это чудо древнеиндейской архитектуры можно было рассматривать часами.
К западу от Сьюдаделы располагался еще один комплекс построек, но уже современных, хотя и стилизованных под пирамидальную готику древних сооружений. Именно там и должен был проживать Ян Тот, характер которого по отзывам укладывался в знаменитое высказывание Эрнста Теодора Амадея Гофмана: «Друзья утверждали, что природа, создавая его, испробовала новый рецепт и что опыт не удался»[2].
Полюбовавшись десятками пышных храмов и дворцовых сооружений по обеим сторонам проспектов, среди которых выделялись Дворец Кецальпапалотля, Храм Атетелько и Дворец Пернатой Улитки с их квадратными колоннами с низкорельефными изображениями божеств и животных, орлов и ягуаров, и красочными фресками, Ставр повел такси к кварталу Тепантитла. Грехов не дал точного адреса Тота, и теперь надо было искать его в поле Сил без особой уверенности, что их примут.
«Давай я попробую определить, где он живет», – предложила Видана. Волосы девушка уложила короной, отблескивающей драгоценными камнями, а уник-платье превратило ее в индейскую принцессу.
Ставру ее наряд нравился, хотя он подумал, что Ян Тот вряд ли заметит, во что одета гостья.
«Попробуй», – согласился он.
Видана сосредоточилась, откинулась в кресле. Такси медленно плыло над городом на стометровой высоте, обгоняемое другими аэрами и туристическими флайтами, трижды пролетело над открытыми барами, кафе и ресторанами, полными веселящихся посетителей. Точно такие же рестораны можно было встретить в любой части света, и Ставр невольно помрачнел, подумав: весь мир – ресторан! Он сознавал, что не прав, но в свете последних событий видел в разгульном веселье людей внизу открытый вызов ему и другим интраморфам, каждый из которых имел свое понятие об отдыхе, не связанном с ресторанным времяпрепровождением.
Минута истекла в молчании. Потом Видана вздохнула и неуверенно показала пальцем на одну из каменных пирамид на окраине массива Тепантитла.
«Здесь?»
Ставр, который давно уловил «запах» ауры Яна и запеленговал его, понимая, что Ян Тот сделал это специально не без просьб кого-то из общих знакомых, того же Грехова, отрицательно качнул головой.
«Он живет на севере, в баррио Сакуала. Видишь на холме белокаменный комплекс с миниатюрной пирамидой? Это его текпан».
Видана смерила спутника уничтожающим взглядом, и Панкратов, чтобы предотвратить спор, вынужден был признаться в личном вызове. Озадаченная девушка примолкла, и такси совершило посадку в углу патио – прямоугольного внутреннего дворика, вокруг которого вздымались стены собственно владения Яна Тота. Аэр улетел, а они стали разглядывать архитектуру дома «с тылов», остановившись возле бассейна с хрустально прозрачной водой и ожидая появления хозяев.
Многокомнатные ансамбли, обрамлявшие патио с трех сторон, располагались на двухслойных платформах и имели узкие окна и двери, украшенные барельефами из светлого камня. Стены этих невысоких зданий были также облицованы разноцветными плитами тесаного камня, кое-где украшенными резьбой или фресками. Пирамидально-ступенчатые крыши зданий говорили о внутренних ступенчатых сводах, терракотовые статуэтки богов майя и животных, украшающие крыши, стоящие в нишах и по углам дворика, вносили завершающий штрих в гармоничность композиции.
Замыкался патио пирамидальным «храмом» высотой метров пятнадцать, который был точной копией Храма Надписей в Паленке. Пирамида состояла из девяти платформ, а венчала ее пятиоконная «усыпальница», к которой вела центральная каменная лестница в четыре пролета.
Ставр вдруг сообразил, что все здания, по сути, повернуты к патио не тыльной стороной, а фасадом, а это означало, что к дому Яна Тота дороги не было. Дом стоял на крутом холме, и добраться к нему можно было только по воздуху.
Поскольку прошло несколько минут, а во дворе никто не появился, Ставр предложил Видане поискать хозяина, но не успели они сориентироваться, с какого здания начинать поиски, как на вершине «храма» появился человек в развевающейся от ветра оранжевой накидке.
«Поднимайтесь», – родился в головах гостей отчетливый голос.
Переглянувшись, они направились к лестнице и вскоре стояли напротив незнакомца, одеяние которого вовсе не было накидкой, а просто полоской кисейной материи, обмотанной вокруг груди и ниспадавшей складками с плеч на руки и бедра.
Человек был молод, высок, худощав, блестящие иссиня-черные волосы крылом падали на высокий лоб и волной ниспадали на шею, узкое лицо с прямым носом и смуглой кожей красноватого оттенка не выглядело хищным, но подчеркивало целеустремленность натуры, а черные глаза, слегка затуманенные внутренним диалогом или размышлениями, были полны внимания и силы.
Пауза затянулась. Ставр заметил, как Видана зачарованно смотрит на лицо Тота, и сделал шаг вперед. Он не был готов к тому, что Тот Мудрый не старше его самого.
«Здравствуйте. Примите наши извинения, но мы…»
«Я знаю. Приветствую элиту «контр-2» в моем скромном владении. Идите за мной».
Несмотря на жару и ясный солнечный день снаружи, внутри «храма» царили прохлада и полумрак. Узкий коридор, повернув дважды, вывел их в квадратное помещение со статуэтками по углам и с разрисованными стенами. Посредине помещения в керамической ажурной вазе горел огонь, хотя не было видно, что его поддерживало: ни свечи, ни деревянной щепы, ни блюда с маслом и фитилем внутри вазы гости не заметили. За вазой стояла чуть наклонно стела с иероглифической надписью, а под ней – каменная скамья, на которой буквально светилась полуметровой величины раковина, оправленная в золото.
На полу помещения красовался ковер с орнаментом из геометрических фигур, а на одной из стен висел гобелен с таким же рисунком.
«Моя келья для размышлений, – сказал Ян Тот. Заметив, что Ставр разглядывает стелу, добавил: – Здесь рассказывается о рождении Капайотля, моего прапрапрадеда в стопятидесятом колене, одного из правителей Йошчилана».
Тот откинул кисейную накидку на стене, скрывающую нишу, вернее, небольшой каменный склеп, жестом приглашая гостей войти.
«Склеп» оказался натуральным лифтом, доставившим их на «первый этаж» здания, в комнату, иллюзией видеопласта преображенную в залитую солнцем веранду, зависшую над гигантским, сказочной красоты каньоном. У вырезанной из камня балюстрады стоял столик и несколько легких кресел. Фрукты, конфеты и напитки возникли на столе как по мановению волшебной палочки, едва гости расселись по креслам. Ставр еще раз, более внимательно, присмотрелся к хозяину, пси-сферу которого абсолютно не было слышно, будто рядом с ними находился не интраморф и даже не человек вообще. Лишь изредка Ставр «хватал» высшие регистры пси-поля, созвучные с тем, словно где-то далеко-далеко играет музыка. Ставр понял, что полчаса назад, когда они искали дом Тота, Ян высветил свою ауру ему лично для пеленга. В противном случае они могли искать дом не один час.
В любом слое социума, в любые времена существуют интеллектуальные лидеры, элита не по званию или рождению, а по природе – философы, естествоиспытатели, художники, сказочники, поэты, писатели. Но лишь некоторые из них достигают высот духовного прозрения, дающих им власть ясновидения и абсолютного знания. Ян Тот, Тот Мудрый, относился именно к этим последним.
Поймав взгляд темных глаз хозяина, Ставр осознал, что в своей оценке не ошибается. Теперь он уже сомневался, что Ян Тот так молод, как выглядит.
«Итак, я вас слушаю», – прозвучал наконец выразительный пси-голос Тота.
Вопрос застал Ставра врасплох, и, чтобы не выглядеть в глазах – даже не Яна – в глазах Виданы мямлей, он бесстрастно проговорил:
«Я одержим подозрением о существовании иного порядка вещей, более таинственного и менее постижимого»[3].
Ян Тот еле заметно усмехнулся, он понял, но ответить не успел, потому что вопрос задала Видана:
«Что такое нагуаль?»
«Бесконечно глубокая потенциальная яма, – ответил Тот Мудрый невозмутимо. – Но в нашем континууме этот объект обрастает «шубой» вырожденной или, как ее назвали, Абсолютно Мертвой Материи. Не волнуйтесь, Ставр, наш разговор никто прослушать не сможет. – Ян странным образом уловил беспокойство спутника девушки. – Угощайтесь и не стесняйтесь задавать вопросы, ради этого меня и просили встретиться с вами».
«Кто просил?» – вырвалось у Ставра.
«Вы его не знаете», – был ответ, сбивший Панкратова с толку. Он приготовился услышать имя Грехова.
Видана, также ожидавшая другого ответа, не решилась задать следующий вопрос и принялась за фрукты, среди которых были и плоды жаботикабы, похожие на крупный виноград. А Ставр, задумавшийся над «простым» решением загадки нагуаля, вдруг поймал ответ на вопрос, мучивший его со времени эксперимента Степана Погорилого.
«Значит, Степан… просто «очистил» нагуаль… то есть «яму» от «шубы» вырожденной материи?!»
«Абсолютно верно, – кивнул Ян Тот. – Вырожденная материя имеет как отрицательный объем, так и отрицательную энергию, которые можно уничтожить, аннигилировать с помощью перенасыщенных энергией пространств чужан. Но, к сожалению, это не решает всей проблемы: нагуаль как одномерный объект, как глубокая потенциальная яма остается и продолжает аккумулировать вырожденную материю. Уничтожив эту «шубу», мы просто оттягиваем финал».
«И все же это дает надежду…»
«Согласен, полумера – тоже своего рода шанс, что мы успеем найти решение проблемы нагуалей, но я пока такого решения не нашел. Вот еще одна причина встречи с вами. В нашем метагалактическом домене существуют лишь три вида разума, способные избавить Вселенную от нагуалей, но их еще надо найти. Однако, во-первых, я не уверен, что представители этих разумных захотят нам помочь, а во-вторых, что они успеют это сделать».
Ставр молчал. Информации на голову свалилось слишком много, чтобы он мог сказать что-нибудь внятное. Зато не выдержала Видана:
«Что же это за виды разума? Тартариане, чужане и орилоуны? По-моему, они сами до сих пор не могут разобраться с нагуалями».
«О нет, не они. Но для того, чтобы вы поняли, надо начать издалека, по сути – с рождения нашей метавселенной, которая является всего лишь доменом, клеткой Универсума, того существа или, скорее, разумной сверхсистемы, объединяющей в себе множество таких «клеток». Мы с вами живем внутри этой системы и зависим от конкретных законов, образовавших домен, но и Универсум зависит от нас, хотя и на неизмеримо низших уровнях. Так вот, процесс рождения нашей метавселенной, маленькой «клетки» гигантского тела Универсума, контролировался как извне, как и изнутри. В самом начале рождения это были разумные стабилизирующие системы, назовем их Архитекторами Мира, которые реализовали переход от инфляционной стадии развития домена, стадии раздувания, к стадии фридмановского расширения. Я не слишком зануден?»
Видана, для которой речь Яна Тота была откровением, только покачала головой. Глаза ее горели. Но и Ставр слушал Тота с возрастающим изумлением и возбуждением, поскольку до этого он знал лишь малую часть того, что втолковывал им Тот Мудрый. Правда, как ученый-физик, Панкратов был подготовлен к восприятию новой информации и соображал быстро.
«То есть Архитекторы Мира, – сказал он, – реализовали наш вакуум! Вы это хотите сказать?»
«Вы не ошиблись. Архитекторы откалибровали базу дальнейшего развития «клетки»-метавселенной – ее вакуум. А вот уже вслед за ними пришли Конструкторы, один из которых пережил свое время и вылупился, благодаря нам, на Марсе. Они сыграли роль корректоров роста домена второй стадии, оптимизировав вакуум в домене таким образом, что тот оказался основой собственно космоса с наинизшим уровнем энергии и трехмерным «каркасом», благодаря которым мир стал сложным и многообразным, образовалась сетчатая структура метавселенной, галактики, звезды, элементарные частицы, взаимодействующие между собой по сложнейшим законам. Конструкторы как бы «впаяли» в мир, зафиксировали принципы, позволяющие метавселенной развиваться в соответствии с замыслом Универсума: расширение, предельная скорость передачи информации – триста тысяч километров в секунду, сетчатость, неполная симметрия законов, асимметричность времени…»
«Погодите! – взмолилась Видана. – Дайте передохнуть! Все, что вы говорите, – это… это ужасно! И великолепно!»
Ян Тот пошевелил рукой, и на столе появилось шампанское. Открыл бутылку, налил в бокалы.
«Попробуйте, это «золотое».
Ставр пригубил шипучий янтарный напиток и кивком выразил восхищение. Видана же, по-видимому, не ощутила ни букета, ни вкуса, ожидая продолжения.
«Конструкторы должны были инициировать появление третьей волны разума – Инженеров, которые продолжили бы работу по усложнению домена и рождению новых форм взаимодействий. Но что-то они сделали не так, вернее, они изменили – без воли Универсума – один из законов бытия, а именно – Макрозакон, утверждающий принципиальную невозможность получения полного знания, и мир изменился настолько радикально, что в нем не осталось места для самих Конструкторов! А Инженеры так и не появились. Вместо них родились цивилизации вероятностного разброса, не связанные общей идеей и развивающиеся, образно выражаясь, как кому взбредет в голову. Сеятели, одиночники и познаватели – люди их еще не открыли, кайманоиды, джезеноиды, солнечники-плазмоиды, люди, наконец. Наш метагалактический домен как бы выпал из вектора прогресса, оказался ослаблен и предрасположен к «вирусным заболеваниям». Результат вы знаете».
– Трансгрессия нагуалей, – вслух сказал Ставр. Спохватившись, снова перешел на слоган-речь.
«Значит, никакого ФАГа нет? А есть лишь «вирусная инфекция» нагуалей в нашу «клетку»-домен?»
Ян Тот покачал головой.
«ФАГ существует, хотя и не в том смысле, какой вы придаете ему и его деятельности. Нагуаль для нашего мира действительно – вирус, инициирующий рост «раковой опухоли» вырожденной материи, и направляется этот процесс именно Фундаментальным Агрессором, олицетворяющим собой Закон Перемен… о котором говорить пока рано. Но прежде, чем выяснить, что, собственно, происходит, кто такой ФАГ и что ему нужно, необходимо опять-таки начать издалека.
Итак, мы живем внутри живой – по иным параметрам, но живой – «клетки» исполинского живого – опять же не по нашим масштабам – и разумного – по иным законам – существа, Универсума. Не Бога или Брахмы, как утверждали адепты многих эзотерических школ и учений. Микросущества. Как и любая клетка земного организма – аналогии вполне уместны, «клетка»-метавселенная имеет своеобразные «вакуоли», «ядра», «стенки» и тому подобное, но так как эта «клетка» намного сложнее, она способна передавать «нервные импульсы» – «мысли» Универсума. Это ее не основная, но важная функция.
Теперь представьте, что в Большой Вселенной живут другие суперсущества типа Универсума. Они не всегда ладят между собой, а может быть, просто играют, но их взаимодействие – назови его Войной, Игрой, Разговором или Наслаждением – всегда нарушает работу «клеток» взаимодействующего организма. Что для существ, населяющих «клетки»-метавселенные, зачастую превращается в трагедию, ведет к самым настоящим войнам на уничтожение».
«Как в нашем случае… Но тогда ФАГ – это действительно Игрок? Или «собеседник»? И живет он не в нашей вселенной, а за пределами тела Универсума?»
«ФАГ – это Миросущество Большой Вселенной со своим набором «клеток», законов, принципов и констант. С нашим Универсумом он, возможно, и не воюет, даже наверняка не воюет, просто «играет», но для нас с вами эта Игра оборачивается Войной со всеми вытекающими последствиями, и мы обязаны драться, чтобы выжить. Задачи спасти метавселенную никто перед нами не ставил, но, возможно, я знаю не все, и появление в домене нас, людей, запрограммировано как раз на этот случай. Да и что такое в принципе одна клетка для организма, состоящего из миллиардов клеток? Для человеческого тела потеря одной клетки вообще незаметна. Однако… – Тот понял, какое впечатление произвело на гостей его последнее заявление, и закончил: – Но, может быть, я не прав. Уверен я лишь в одном: человек – система, решающая определенную функциональную задачу космоса, но обладающая достаточной свободой воли».