“Не смей называть меня по имени или самый долгий путь в самую глубокую бездну”
Солнце, жаркая улица, горячий песчаный ветер обдувает разбитые глиняные трущобы. Дети в рванной одежде бегают по песочной площадке, играя в кожаный мяч. Вдоль длинной дороги медленно и молча идут мрачные жрецы Анубиса, неся общественный саркофаг, как будто отмеряют каждый шаг и знают сколько еще им предстоит их сделать в этой жизни, поэтому идут наслаждаясь каждым. Повязки и капюшоны не дают рассмотреть эмоций на их лицах, а глаза кажутся стеклянными и заплывшими. После удара одного из самых маленьких детей, мяч начинает свой полет, летя в сторону мрачной процессии, скорость полета, на удивление, оказывается очень быстрой, что повергает мальчишку в шок и ужас от последствий, которые обрушатся на него, если он попадет в одного из жрецов. Мгновение начинает растягиваться, звуки детских криков всё сильнее и сильнее замедляются, время течет все медленнее и медленнее, вся жизнь мальчишки пролетает перед глазами, такая короткая, но вместившая в себя: голод, болезни, смерть близких, нищету, родительскую любовь, доброту и заботу. Страх лишиться этой жизни пронзает сердце ребенка и сковывает его так сильно, что он не может даже крикнуть, моментальное понимание того, что игра вышла из-под контроля и сейчас закончится фатально.
Стремительный полет мяча оборвался внезапным, быстрым и отточенным движением носителя систр, он поймал мяч одной рукой перед головой главного жреца. Также быстро выбросив этот мяч, носитель систр продолжил свой размеренный шаг, а капюшон главного жреца не дал ему возможности увидеть произошедшее, лишь слегка колыхнувшись от потока воздуха.
Мячик прилетел на площадку к изумленным детям и мальчику, упавшему на колени и безудержно плачущему.
Он долго ждал момента, когда старшие мальчишки разрешат ему сыграть в мяч, много смотрел на это и вот его первый удар по мячу чуть не стал последним его поступком в жизни. Больше мальчик никогда не играл ни в какие игры.
Жрецы Анубиса никогда не отличались человеколюбия и принесение в жертву детей для этого культа считалось нормой. Помимо обязательного отбора жертв с каждого района города, случайное нарушение обряда, мельчайшее дерзкое слово в адрес жреца, сам факт не опущения глаз перед жрецом, мог закончиться неторопливой процессией вдоль улицы твоего дома с одним из близких или в случае их отсутствия с самим виновником. Взрослых нарушителей наказывали жертвами близких, чтобы они могли сделать выводы, детей же могли просто забрать с улицы, если их родители не научили уважать Анубиса и его слуг.
Времена обрядов чрезмерно жестоки и чрезмерно просты. Как и прочие жрецы, носитель систр тоже был облачен в капюшон и как он смог увидеть мяч – это загадка, которую не хочется услышать при встрече со сфинксом.
Луна в ночном небе, пронзительный холод, сырая комната глиняного барака.
Умирающий отец говорит сыну последние слова: “Я знаю не так много… Я всю жизнь строил пирамиду… жаль, что я не увижу её завершенной, но я это понимал, мой отец тоже умирал строя её. К сожалению солнце не щадило нас… и пища обходилась слишком дорого… и мне нечего тебе оставить… но через всю жизнь я пронес с собой только одну мысль…ласковое дитя двух маток сосёт… не переживай что не хватило денег на ушебти, мне не привыкать работать… ты главное будь мужчиной, всегда держи прямо грудь и не бойся…мой маленький Нармерчик…”
Юноша, весь в грязи и слезах, стоит на коленях у тела, страх продолжает сковывать его и он не может ничего ответить отцу, чувство одиночество распространяется. Теперь он начинает чувствовать не только то, что его окружает пустота, он начинает чувствовать её и внутри себя, ведь он остался совершенно один.