Зов Ктулху – Говард Филлипс Лавкрафт

Сначала преамбула. Так случилось, что эту повесть я взял в игре «Игра в классики», быстро прочитал и еще в апреле написал рецензию. Но потом кое-кто из пользователей разобрался, что то издание, на которое я написал отзыв, на самом деле сборник, и изменил его статус. Таким образом я оказался в сложной ситуации: брал одну повесть, а получился конкретный сборник. А по правилам игры нужно полностью читать то, что выбрал. Конечно, можно было бы обратиться к модераторам игры и доказывать свою правоту, но я решил – прочитать этот сборник целиком, значит, судьба хочет, чтобы я познакомился с рассказами и повестями Лавкрафта, мною еще не читанными. Но встал вопрос, что же делать с написанной рецензией?

Я решил перенести её сюда – в отдельное издание повести, убедившись, что это точно не потенциальный сборник, а на тот сборник, что выпал мне в игре (где раньше лежала эта рецензия) напишу новую, как только закончу его чтение.В мировой литературе существует великая троица «ужасных» писателей Эдгар По, Лавкрафт и Кинг. Первый – родоначальник и генератор идей, последний – генератор толстых томов, но оба они создатели довольно разрозненных сюжетов, и только стоящий посередине Лавкрафт всю жизнь писал одну книгу, его рассказы и повести представляют собой отдельные, переплетающиеся между собой, главы из Великой хроники Великого Вселенского ужаса.Он создал свою собственную Вселенную, самую ужасную из всех, созданных писательскими талантами, вселенных. Шокирующая опасность, наводящая безмерный ужас, может исходить, как извне, так и изнутри. Первый вариант, это – космическая угроза, та же уэллсовская «Война миров» и дальнейшее плодотворнейшее развитие этого вектора позднее. Вторая, это – опасность исходящая из недр или глубин самой Земли, те же легенды о Кракене.Лавкрафт объединил обе причины, преподнеся читателяю истинный «ужас ужасный». Причем, в его неповторимом стиле, когда акты совершеннейшего зла происходят, как правило, на фоне абсолютно спокойной, замершей, практически сонной, провинциальной жизни. Эта изначальная сонливость стократно усиливает конечный эффект погружения в бездну ужаса.Ну, а номинальная бездна оборачивается реальной, когда речь заходит о глубинах океана, о которых мы и по сегодняшний день знаем так мало, что опасность, которая может в них таиться, не уступает опасности космической, и порождает, проникающий до самой последней клеточки организма, ужас.Что же касается конкретно обсуждаемой повести, то, по моему мнению, это не самая сильная вещь, вышедшая из-под пера Лавкрафта. Я склонен согласиться с ним, когда он сам характеризует произведение следующим образом: «довольно средний – не самый плохой, но изобилующий низкопробными и нескладными штрихами».Мне намного больше нравится истинный шедевр «Морок над Инсмутом», хороши «Сны в ведьмином доме», «Ужас Данвича», «Случай Чарльза Декстера Варда». Но в этом случае над художественным качеством текста превалирует созданный автором образ, которому удалось подобрать такое колоритное имя – Ктулху. В этом созвучии действительно притаилось что-то древнее, загадочное и ужасное. И я склонен считать, что это имя играло довольно весомую роль в дальнейшем раскручивании образа и темы."Ктулху" стал именем той Вселенной, которую создал Лавкрафт, и в расширении пределов которой сыграли видные роли такие писатели как Нил Гейман, Роджер Желязны, Колин Уилсон, Вадим Панов, Александр Рудазов. Ну, а интернет сделал из имени загадочного монстра настоящий мем, соперничающий с самим «медведом». И, если помните, одно время среди журналистов-международников было модно задать на пресс-конференции какого-нибудь премьер-министра или президента, например В.В.Путина, вопрос: Как вы относитесь к пробуждению Ктулху?

Лавкрафт в своих текстах всячески фантазирует на тему неизведанного. Не того неизведанного, которое теоретически предполагается или есть, но пока не изучено или не доказано (например, идея Бога или далёкого космос), а такого, о котором даже никто не думает, что оно вообще может существовать. Он представляет принципиально новую ситуацию, не конструирует из кубиков имеющегося мира и культуры, а создаёт абсолютно новое, где фигура Ктулху это всего лишь наглядная визуализация самой идеи непостижимого как такового.Мотив пришельцев или потусторонних сил – это не совсем то, что нам демонстрирует Лавкрафт. Повесть «Зов Ктулху» это скорее символическое обличие идеи существования неизведанного зла, зла для человеков, но не по своей природе, т.к. это зло было до того, как появился человек и его понятия, так что никакое это вообще не зло, так-то! Ктулху за пределами добра и зла, он вне любых человеческих категорий. Даже его размеры и место обитания противоречат законам нашего мира, выбиваются за его рамки; его облик и существование сводят людей с ума, человек не способен пережить соприкосновение с ним и остаться в здравом уме. Каким бы злодеем он не казался, он – не злодей, он просто есть, и есть он вне понятных нам категорий: его никак не измерить нашим аршином. Злом он является только для человеков, сам же по себе он просто есть и был до того, как появились мы и наивные идеи о том, что такое хорошо, а что такое плохо. Это даже не вариант антропоморфизированного бога, который имеет человеческие черты или также как и люди апеллируют понятиями хорошо-плохо, говорит на нашем языке, это не Бог Авраама, который говорит как и куда. Идея Ктулху это именно реализация идеи того, что что-то есть, находящееся за нашим способом понимания и когда мы с этим столкнёмся, то не будет действовать ни наша логика, ни наши знания и у нас скорее всего даже не получиться с этим поговорить. Нас не заметят.Тут происходит переворачивание привычной картины отношения людей и запредельных сил: это не Ктулху вторгается на нашу территорию, а мы оказываемся незваными гостями с тысячелетней историей в мире миллиарда лет. Человеческая культуры это внезапный прыщик на теле вселенной, который на два дня появляется и требует к себе уважения, видит себя хозяином тела, так сказать, венцом творения. Лавкрафт ставит под сомнение саму идею человеческой расы как чего-то такого уникального и важного. Люди – пылинка в космосе и их исчезновения абсолютно не заметит ни одна из миллиардов галактик. А если и заметит, то очень недолго будут об этом помнить и несильно скорбеть. В отличии от большинства других фантастических сюжетов, где людям грозит уничтожение, человек представляется хозяином ситуации и вторжение происходит на его территорию. Злые вторженцы пришли и хотят уничтожить человеков. У Лавкрафта же идея примерно в том, что это человек есть вторженец, – что человек прыщик, а не тело. Внезапно выскочивший прыщик, который придумал всякие хорошо и плохо, всякую мораль и веру, и пытается это применить к телу, навязать этому телу свои законы, которые ему чужды и не имеют для него никакого смысла. Называет это тело плохим, но кто на самом деле тут плох? Кто гость, а кто хозяин? Тело было до прыщика, тут всё ясно, это вам не загадка про курицу и яйцо. «Зов Ктулху» – трагедия беспомощности, обречённости, бессилия против чего-либо выходящего за наши рамки. Мы беспомощны и когда придёт Ктулху, который вне нашей природы и нашего понимания, мы ничего не сможем сделать и просто протянем ножки. Нас, как прыщик, выдавят и нас больше не будет, и только небольшая ранка ещё будет портить вид кожи пару дней.

Я слышала мнение, будто нам, читателям из двадцать первого века, выращенным на книгах Стивена Кинга, Лавкрафт покажется пресным, плоским и неубедительным. И я, в общем-то, была к этому готова. Да, это каминг-аут: я знакомлюсь с Лавкрафтом впервые. ) И то, по случайному стечению обстоятельств. Лавкрафт с его Ктулху много лет болтался у меня на мысленной полочке «когда-нибудь потом» и «дело несрочное».И я сразу скажу: я забыла, как дышать, пока читала.Вначале и вправду было скучновато – первые страницы я перелистывала, закатив глаза: ах эта старомодная неспешность повествования. А потом я, как и сказала, забыла, как дышать. От ужаса. А потом книжка закончилась."Зов Ктулху" – коротенький, в общем, рассказ, написанный по всем канонам хоррора. О том, что это классика и о том, что Лавкрафт великолепен для писателя своего времени, здесь уже написали немало, как и о его непростой судьбе, я не буду повторяться. Я вообще хочу поговорить только о языке автора и привести несколько конкретных мест в тексте, которые проняли меня до глубины души.Как вообще писать хоррор? Лавкрафт попался мне ровно в тот период жизни, когда я в очередной раз рассуждаю о законах жанра. Я лично не планирую в нем (в жанре) совершенствоваться, но мне любопытно разбираться, препарировать, оценивать свои ощущения от книг, сравнивать, размышлять. Так вот, у Лавкрафта в «Зове» сюжет как таковой весьма плоский и простой – где-то есть некое Злое Зло, и есть на планете люди, служители культа Зла, которые то ли ждут, что оно пробудится, то ли стремятся это самое пробуждение приблизить. Всякий, кто сталкивается с хоть каким материальным воплощением формы этого самого Зла (статуэтки, барельеф) приходят в ужас, а те, кто продвинулись в исследовании слишком далеко, «случайно» погибают. Ах да, Зло время от времени влияет на особо чувствительных людей через сны.Этот сюжет можно было бы рассказать по-разному.Лавкрафт, я считаю, сделал это гениально.У него очень богатый, сочный, метафоричный язык, и в тех местах, где он описывает – даже не само Зло, нет, лишь приближение к нему – он выбирает такие слова и образы, что у читателя (у меня) волосы встают дыбом. Приведу всего лишь несколько примеров того, как Лавкрафт смог изобразить страшное – как чуждое человеческое природе. Вот, вот оно: самое страшное – это не просто какая-то тварь, выползшая из моря, самое страшное – это то, чего мы не можем понять, потому что у нас не хватает соответствующих органов чувств. Самое страшное – не то, что ест человека, потому что ему надо питаться и оно сильнее, самое страшное – то, что вообще неконгруэнтно человеческой природе. То, что персонажи книги (а вместе с ними и читатель) изо всех сил пытаются постигнуть своими органами чувств … и не могут. Потому что «оно» пришло из совершенно другого пространства, у «него» другие законы, другие потребности. Честное слово, я давно так не пугалась, а ведь это всего лишь крошечный рассказик на 59 страниц. А я – заслуженный читатель и фанат Кинга!Так вот, несколько цитат:"Лишь поэт или безумец сумел бы воздать должное звукам, что слышали люди Леграсса, пробираясь вперед сквозь черную трясину в направлении алого отблеска и приглушенного рокота тамтамов. Разные тембры голоса присущи человеку и зверю; и страшно слышать одно вместо другого."Вот! Тут я вижу эту самую неконгруэнтность человеческого и того, что присуще животному. Не-совпадение, неточность, которую улавливает человеческое ухо. Автор мог бы подобрать десяток красноречивых эпитетов, чтобы описать «ужасный ужас» обряда служителей культа, к которым подкрадывались доблестный инспектор сотоварищи, но он обошелся одной фразой: страшно слышать одно вместо другого.И мне стало страшно.Сама фраза, которая много раз повторяется в тексте – не буду ее тут писать, про Ктулху – наполнена звуками "ф" и "х" и сразу рождает в голове чудовищные образы. Я вообще не сильна в фонетике, но уверена, у нее тоже есть свои законы насчет того, как и какие звуки влияют на человеческую психику.Следующая повторяющаяся фраза, которая вызвала во мне дрожь, – это «циклопическая кладка». Я даже пошла гуглить, что именно такое циклопическая кладка, потому что если не знать термина, неминуемо начинаешь думать о циклопах из мифов, и эти мысли тоже врываются в будничность повествования (вообще от контраста реализма и того, не-человеческого, которое в него вплетено, становится страшнее всего. Обожаю этот прием).Так вот, циклопическая кладка – «конструкция, состоящая из массивных каменных валунов, подогнанных друг к другу с минимальным количеством глиняного связующего раствора или без. Валуны могут казаться вовсе необработанными, промежутки между камнями заполнены мелкими камнями.» Проще говоря, это конструкции из огромных необработанных камней. То же само по себе что-то, внушающее уважение перед монументальностью, а в сочетании с безобразным чудовищем – ужас.И – мое любимое – несколько раз упомянутое в сочетании с «циклопической» кладкой описание спрятанного города как сырого, камней – как «склизких», «зеленых», «затянутых водорослями». Это тоже вполне конкретные образы, которые никак не сочетаются в человеческом сознании со строительством из огромных валунов на суше, это что-то сверх-рациональное и очень, очень пугающее.И вот, самое:Йохансен ведать не ведал, что такое футуризм, и однако ж, рассказывая про город, он достиг весьма близкого эффекта; ибо, вместо того, чтобы описывать какое-то определенное строение или здание, он передает лишь общие впечатления от неохватных углов и каменных плоскостей – поверхностей слишком обширных и явно неуместных для этой земли и в придачу испещренных богопротивными изображениями и иероглифами. Я упомянул про его рассуждения об углах, поскольку они отчасти перекликаются с тем, что поведал мне Уилкокс о своих жутких снах. Скульптор настаивал, что геометрия пригрезившегося ему места была аномальной, неевклидовой, и просто-таки дышала тошнотворными сферами и измерениями, чуждыми нам. А теперь и необразованный матрос ощутил то же самое перед лицом страшной реальности.Я подчеркнула очередные характеристики места с точки зрения его аномальности, не-нормальности. Учись, салага, говорю я себе, перечитывая и перечитывая эти строки.Не то чтобы я ставлю целью напугать кого-то до глубины души, как вчера напугал меня Лавкрафт, но какое же восхищение у меня вызывает этот литературный прием. Не боюсь, что мои впечатления могут показаться наивными, боюсь только что забуду их и забуду чем, собственно, восторгалась в этом тексте, поэтому и пишу рецензию, чтобы сохранить отзыв «по горячим следам». К Лавкрафту непременно вернусь.