Говард Филлипс Лавкрафт
Мифы Ктулху (сборник)
II
Естественно, что в сложившихся обстоятельствах эти жаркие споры вызвали интерес в городе. Нам предложили обменяться письмами, и их опубликовали в «Аркхем адвертайзер». Некоторые были перепечатаны газетами из других мест Вермонта, где видели непонятных утопленников. «Рутленд геральд» уделила полполосы выдержкам из нашей дискуссии, не отдав предпочтения ни одной из спорящих сторон, тогда как «Брэттлборо реформер» напечатала только мой обширный историко-мифологический очерк и снабдила его толковыми комментариями, а в «Пендрайфере» появилась статья, одобрявшая мои скептические выводы.
К весне 1928 года я стал широко известен в Вермонте, хотя ни разу не переступал границу этого штата. А затем ко мне пришли потрясающие письма от Генри Экли, которые произвели на меня огромное впечатление. Тогда я в первый и последний раз посетил волшебный край зеленых гор и журчащих лесных ручейков.
О Генри Уэнтуорте Экли я знаю в основном из переписки с его соседями и единственным сыном, живущим в Калифорнии. Но это было гораздо позже, уже после моей поездки к нему, на его уединенную ферму. Я выяснил, что в его роду преобладали юристы, администраторы, агрономы, но эти сугубо практические профессии его никогда не привлекали, и он занялся чистой наукой. За годы учебы в университете Вермонта он основательно изучил математику, астрономию, биологию, антропологию и фольклор. Прежде я о нем никогда не слышал, и в письмах он почти не рассказывал о себе, но мне стало ясно, что он человек с сильным характером, образованный, неглупый, но привыкший к уединению и потому не слишком искушенный в практических делах.
Его утверждения показались мне просто невероятными, но я отнесся к Экли намного серьезнее, чем ко всем моим прочим оппонентам. Во-первых, он непосредственно столкнулся с самим явлением и сумел его описать; правда, ход его рассуждений показался мне крайне субъективным и нелепым, но это уже другой вопрос. Во-вторых, он, как истинный ученый, был готов отречься от своих выводов, если они не подтвердятся на практике, и я проникся к нему уважением. У него напрочь отсутствовали какие-либо личные мотивы, он не думал о славе и стремился лишь к одному – доказать то, что представлялось ему очевидным. Конечно, в ответном письме я указал на его ошибку, но тут же добавил, что это ошибка искреннего и увлеченного человека. Его идеи были непривычны, и он всякий раз говорил о том, какой страх внушают ему лесистые горы, но в отличие от других я никогда не считал Экли сумасшедшим. Я понял, что его рассказы не вымысел, и захотел поглубже разобраться в причинах, побудивших его начать исследования. Позднее я получил от него вещественные доказательства, отчего все дело стало выглядеть иначе и куда более странно.
Думаю, самое лучшее – это процитировать первое большое письмо Экли, в котором он представился мне и познакомил со своими теориями. Скажу честно, оно оставило заметный след в моем сознании. Письмо не сохранилось, но я запомнил его наизусть и вновь готов утверждать, что его автор был совершенно психически здоров. Вот его письмо, написанное старомодным, неразборчивым почерком, который установился у него еще в юности и не менялся в течение всей его размеренной и уединенной жизни.
РФД. Тауншенд, Уиндхем, Вермонт,
5 мая 1928 г.
Алберту Н. Уилмарту, эсквайру.
Салтонстолл-стрит, 118,
Аркхем, Массачусетс
Мой дорогой сэр!
Я с большим интересом прочитал в «Брэттлборо реформер» от 23 апреля 1928 г. перепечатку Вашего письма о странных телах, увиденных в реках, и о причудливых народных поверьях, столь подходящих к этому случаю. Легко понять, почему человек, живущий в другом штате, занимает вашу позицию и почему «Пендрайфер» охотно соглашается с ней. Этой точки зрения придерживаются едва ли не все образованные люди и в Вермонте, и за его пределами. В молодости я сам считал точно так же (сейчас мне пятьдесят семь лет), но когда прочел книгу Давенпорта и другие, более общего содержания, то занялся исследованием мало посещаемых окрестных гор.
Меня побудили к моим занятиям таинственные поверья, которые я слышал от неграмотных стариков, однако теперь мне жаль, что я заинтересовался ими. Я отнюдь не понаслышке знаком с антропологией и фольклором, увлекался ими еще в колледже и проштудировал труды таких корифеев, как Тайлор, Лаббок, Фрэзер, Катрфаж, Мари, Осборн, Кейт, Буль, Дж. Эллиот Смит и других. Мне давно известно, что легенды о прячущихся племенах стары как мир. Я видел перепечатку Ваших писем и откликов Ваших сторонников в «Ратленд геральд» и, по-моему, догадался, почему Вы так думаете.
Позвольте мне быть с Вами совершенно откровенным. Боюсь, что Ваши противники ближе к истине, чем Вы, хотя на первый взгляд может показаться, что здравый смысл на Вашей стороне. Они и сами не понимают, что близки к истине, ведь им помогала только теория и они не знали того, что знаю я. Конечно, они рассуждают как дилетанты. Если бы мне было известно так мало, как им, то…
Вы видите, что мне нелегко перейти к существу дела и я не скрываю своих страхов, но все-таки скажу: чудовища действительно обитают в горных лесах, и я берусь это доказать. Я не видел, как они плыли в разлившихся реках, но они не раз попадались мне на глаза при других обстоятельствах. Не стану говорить, где и когда это было. Совсем недавно я заметил их следы рядом с моей старой фермой, близ селения Тауншенд, у подножия Черной горы. И я также слышал их голоса в лесу, но предпочту их не описывать.
Как-то из леса до меня донесся целый хор. Я знал это место в отправился туда с диктофоном, фонографом и восковой пластинкой. Скоро я приведу запись в порядок и, если Вы не против, пришлю ее Вам. Я уже ставил пластинку, и старики, живущие в здешних краях, застыли от ужаса, услыхав, как жужжит самый низкий голос. (О жужжании в лесу писал и Давенпорт.) Они вспомнили, что в детстве бабушки рассказывали им о чудищах и, желая напугать, подражали этому гулу. Стоит кому-то заговорить о странных голосах, и все думают, будто перед ними сумасшедший. Дело ваше, но прежде, чем Вы решите, нормален я или нет, прослушайте запись и расспросите о ней стариков из глубинки. Буду рад, если Вы воспримете ее спокойно, но за всем этим что-то кроется. Ex nihilo nihil fit, как Вам известно.
Собираясь Вам писать, я не ставил перед собой задачу спорить с Вами. Мне нужно Вам многое сообщить, и, надеюсь, мой рассказ не оставит Вас равнодушным. Но предупреждаю Вас: это тайна, и в глазах общества я – Ваш сторонник, так как давно убедился, что людям не полагается много знать об этом предмете. Я не намерен никому говорить о своих исследованиях и привлекать к ним внимание, чтобы посторонние не зачастили в наши горы. Открою Вам правду – чудища все время следят за нами. Среди людей у них нашлись агенты, и с их помощью они собирают информацию. Один гнусный тип сам признался мне, что был их агентом. Если он в своем уме (а я полагаю, соображал он не так уж плохо), то его рассказ заслуживает доверия. Впоследствии он покончил с собой, но, думаю, у них тут же нашлись другие.
Это вовсе не древняя человеческая раса, и у них нет ничего общего с людьми. Они прибыли с иной планеты, могут жить в межзвездном пространстве и летать на своих мощных крыльях, которые поднимают их в воздух, но мешают передвигаться по земле. Я расскажу Вам о них поподробнее, если Вы не сочтете меня сумасшедшим. Они добывают металлы в рудниках, глубоко под горами. Думаю, мне известно, откуда они прилетают на Землю. Они не тронут нас, если мы будем держаться в стороне, но любопытство нам дорого обойдется. Никто не знает, на что они способны. Конечно, вооруженные отряды могли бы разгромить их рудники. Они боятся этого, но, если такое случится, с других планет прилетят Крылатые. Их там много, и они смогут без труда завоевать Землю. Вы спросите, почему они не сделали этого раньше. Причина проста: они не нуждаются в господстве над людьми и предпочитают оставить все как есть, чтобы избавить себя от лишнего беспокойства.
Я уже немало выяснил, и, наверное, они захотят со мной расправиться. Когда я нашел в лесу на Круглом холме большой черный камень с непонятными полустертыми надписями и принес его домой, все стало меняться на глазах. Я чувствую, что они неотступно наблюдают за мной. Если они подумают, что я их заподозрил, то либо убьют меня, либо увезут прочь с Земли. Им нравится время от времени похищать ученых и узнавать от них о нашей цивилизации.
И теперь я подошел к другой цели моего письма. Убедительно прошу Вас прекратить обсуждение этой темы на страницах газет. Люди должны держаться подальше от гор, и ради этого нам не следует пробуждать у них любопытство. Одному Богу известно, какая опасность подстерегает каждого, особенно в летнюю пору, когда вместе с учеными и спонсорами научных проектов в Вермонт нахлынут толпы отдыхающих. Страшно подумать, что они доберутся до нехоженых мест и поставят там свои дешевые бунгало.
Я буду счастлив продолжить переписку и постараюсь выслать Вам запись на фонографе и черный камень (письмена на нем так стерты, что на фотографиях их нельзя разглядеть). Я говорю «постараюсь», потому что боюсь, как бы они не разрушили мои планы. Слежка не прекращается ни на минуту. Здесь на ферме рядом с деревней живет некий Браун. Малый он угрюмый, замкнутый и, надо думать, тоже их агент. В общем, я слишком много знаю об их мире, и в отместку они все больше изолируют меня от моего.
Поразительно, но они в курсе всего, что я делаю. Возможно, это письмо до Вас не дойдет. Если положение ухудшится, мне придется отсюда уехать и перебраться к сыну в Сан-Диего, но бросать родные края, где жили шесть поколений моих предков, очень нелегко, и я бы этого не хотел. К тому же Крылатые следят за домом, и я вряд ли сумею его продать. Похоже, теперь они попытаются забрать у меня черный камень и уничтожить запись на фонографе, но я сделаю все, чтобы этого не допустить. До сих пор моим большим служебным собакам удавалось отгонять их от дома. К счастью, пока их очень мало и они довольно неуклюжи. Я уже говорил, что их крылья не приспособлены для Земли и коротких полетов. Не буду Вас пугать и объяснять, как я расшифровал письмена, но работа почти закончена, и Вы с Вашим знанием фольклора могли бы помочь мне заполнить оставшиеся лакуны. Полагаю, Вам знакомы жуткие мифы о божествах, царивших на Земле до появления людей, – о Йог-Сототе и Ктулху, о которых вскользь упоминается в «Некрономиконе». Мне посчастливилось достать эту книгу, и я слышал, что еще один экземпляр хранится под замком в библиотеке Вашего колледжа.
По-моему, мистер Уилмарт, польза от нашего сотрудничества будет обоюдной. Хочу Вас предупредить: как только Вы получите запись и камень, о спокойствии придется забыть. Однако я уверен, что познание для Вас дороже всего и Вы согласитесь рискнуть. Если Вы позволите их прислать, я поеду в Ньюфейн или Брэттлборо и отправлю их поездом, ибо железнодорожным служащим я доверяю больше. Добавлю, что теперь я живу в полном одиночестве, так как никого не могу нанять себе в помощь. По ночам они подходят к воротам фермы, и собаки громко лают. Прислуга этого не выдерживает. Я рад, что не углубился в исследования при жизни жены, а не то она бы сошла с ума.
Надеюсь, я не слишком обеспокоил Вас своим посланием и Вы не бросите его в мусорную корзину, решив, что к Вам обратился какой-то маньяк.
Остаюсь искренне Ваш Генри У. Экли.
P. S. Я только что отпечатал фотографии, и, думаю, они убедят Вас в моих словах. Старики нашли, что они на редкость удались. Я вышлю их Вам, если хотите.
Г. У. Э.
Чувства, возникшие у меня при чтении этого странного документа, почти невозможно передать. По логике вещей, ознакомившись с завиральными теориями Экли, я должен был бы расхохотаться. Ведь гипотезы противников настраивали меня на юмористический лад, а они были куда осторожнее. Однако я воспринял его письмо всерьез. Конечно, я ни минуты не верил в племя инопланетян, о котором он писал, но после мучительных сомнений пришел к выводу, что Экли искренний и вполне нормальный человек. Очевидно, он столкнулся с каким-то загадочным и ни на что не похожим явлением и не смог его правильно объяснить. Все не так, как он думает, но, с другой стороны, истина может обнаружиться лишь в ходе исследования. Что-то вывело его из равновесия и даже испугало. В основном он рассуждал вполне логично, а его дерзкая фантазия ничуть не противоречила старым мифам и причудливым индейским легендам.
Я был готов допустить, что он слышал в горах взволновавшие его голоса и нашел черный камень, но его выводы показались мне полным бредом. Возможно, их внушил ему человек, назвавшийся агентом Крылатых. Тот, который позднее покончил с собой. Уж он-то явно был сумасшедшим, хотя, судя по всему, обладал незаурядной силой воли и даром убеждения. Немудрено, что наивный Экли, с юности увлекавшийся фольклором, поверил его небылицам. А что касается жалоб на отсутствие помощи, то, похоже, соседи из деревни поддались страхам не меньше него. Они решили, будто рядом с фермой завелась нечистая сила и каждую ночь осаждает дом Экли. Собаки-то наверняка лают.
А затем эта фонографическая запись, которую он, очевидно, раздобыл именно так, как и поведал мне. Она должна что-то означать, – возможно, рычание и вой животных действительно были похожи на человеческую речь или на звуки каких-то таинственных, появляющихся по ночам дикарей, вряд ли далеко ушедших в своем развитии от животных. И тут я вновь мысленно вернулся к черному камню с непонятными письменами и их скрытому от нас смыслу, потом к фотографиям, которые Экли собирался мне выслать и которые показались старикам столь пугающе убедительными. Когда я перечитал это написанное неразборчивым почерком письмо, меня охватили странные, незнакомые дотоле чувства. Едва ли моим оппонентам приходило в голову, что я способен к подобным переживаниям. В конце концов, в отдаленных горах вполне могло обитать дикое полувыродившееся племя, а вовсе не пришельцы со звезд, как утверждалось в легендах. Но если так, то причудливые тела, мелькнувшие в водных потоках, не выдумка, а реальность. Возможно, стоит предположить, что и в старых преданиях, и в недавних сообщениях, переполошивших Вермонт, есть немало общего и между ними существует определенная связь. Я не скрывал своих сомнений, но по-прежнему стыдился того, что фантастические описания в странном письме Генри Экли настроили меня столь романтично.
Я все-таки решил ответить Экли. Мое письмо было выдержано в дружеском тоне и проникнуто явным интересом к его рассказу. Более того, я предложил ему продолжить переписку и с нетерпением ждал новых известий. Его второе письмо пришло в скором времени. Он сдержал свое обещание, и я получил фотографии описанных им ранее событий и предметов. Я принялся разглядывать вынутые из конверта снимки, и мои руки похолодели от страха и близости к разгадке вековечной тайны. От этих любительских нечетких фотографий, сделанных «кодаком», исходила поистине магическая сила. Ни одна самая искусная подделка или монтаж не произвели бы такого впечатления.
Чем дольше я смотрел на них, тем яснее понимал, что к Экли и его рассказу нужно относиться всерьез. Случившееся в Вермонте выходило за рамки наших привычных представлений. На первой фотографии я увидел следы, отпечатавшиеся на грязном клочке земли рядом с камнями и травой. Их освещало яркое полуденное солнце. Я назвал их следами, хотя правильнее было бы говорить о вдавлинах от когтей. Такие обычно остаются от крабьих клешней. Однако по размеру эти вдавлины совпадали со следами от подошвы нормальной человеческой ноги. Передние клешни с острыми, как зубцы, когтями были повернуты в противоположных направлениях – одна вперед, а другая назад. Это вызывало недоумение, но, возможно, они служили не только для ходьбы.
На второй фотографии из глубокой тени проступал вход в пещеру, плотно загороженный валуном. На тропинке виднелась вереница следов. Я вооружился лупой и пригляделся. Мне показалось, что они похожи на вдавлины на первом снимке, но я не мог за это поручиться. На третьей я не обнаружил никаких следов и несколько минут рассматривал каменный круг, красовавшийся на вершине горы. Экли не побоялся взобраться на самый высокий лесной пик, окруженный меньшими холмами. Трава около ровных камней пожухла и расстилалась по земле.
Если следы взволновали меня до глубины души, то камень, найденный в лесистой чаще на Круглом холме, откровенно изумил. Экли сфотографировал его в своем кабинете на фоне книжных полок и стоявшего в нише бюста Мильтона. Высота этого снятого крупным планом и вертикально поставленного камня составляла чуть более фута. Я обратил внимание на его шероховатую поверхность, но не решился бы определить ни его фактуру, ни то, как он был выточен. Скажу лишь, что с камнем такого цвета и формы я столкнулся впервые. В нем было что-то неземное, чуждое нашему миру. Я перевел взгляд на письмена, но сумел расшифровать лишь несколько фраз, вызвавших у меня невольный трепет. Конечно, не я один читал страшный и отвратительный «Некрономикон» безумного араба Абдулы Альхазреда, и возможность подделки отнюдь не исключалась. Тем не менее я с ужасом подумал о богохульных символах, родившихся в ту давнюю-давнюю пору, когда ни Земли, ни других планет еще не было и во Вселенной господствовал хаос.
На трех из пяти оставшихся фотографий Экли заснял болото и горы. Я вновь воспользовался лупой и заметил на дорожках и в гати слабые отпечатки когтей. Они то выступали, то терялись из виду, и это не могло не испугать. Еще на одном снимке вдавлины обозначились на участке земли перед домом Экли, но изображение оказалось на редкость расплывчатым. Он писал, что в ту ночь собаки зашлись в злобном лае, утром он сфотографировал следы, однако остался недоволен снимком. Похоже, впрочем, что никаких отличий от вдавлин, оставшихся в лесу, в этих отметинах не наблюдалось. На последней фотографии я увидел двухэтажный белый дом Экли с мансардой, построенный лет сто с четвертью тому назад. Вымощенная дорожка вела к резной георгианской двери. На лужайке разлеглись большие собаки-ищейки. Рядом с ними стоял добродушного вида пожилой мужчина. Мне бросилась в глаза его аккуратно подстриженная седая бородка. Нетрудно было догадаться, что это сам Экли, заснявший себя с помощью отводной трубки с лампочкой.
Я отложил фотографии и принялся читать объемистое письмо. Не скрою, мне понадобилось три часа, чтобы побороть охвативший меня ужас. Поверьте, я нисколько не преувеличиваю. Если в первом послании Экли лишь вкратце перечислил факты, то теперь не поскупился на подробности. Он описал разговор, подслушанный в лесу, и воспроизвел транскрипцию непонятных слов. Поделился впечатлением от розовых туловищ Крылатых тварей, мелькнувших перед ним в сумерках на одной из горных вершин. Изложил длинный монолог покончившего с собой сумасшедшего агента и снабдил этот жуткий «космический» рассказ собственными комментариями. Страницы письма пестрели именами и названиями, которые мне уже приходилось слышать в связи с таинственными событиями седой старины. Он упомянул Юггот, Великого Ктулху, Тзаттогуа, Йог-Сотота, Р'лайх, Ньярлатхотепа, Азатот, Хастура, Йана, Ленга, озеро Хали, Бетмуру, Желтый Знак, Л'мур-Катулоса, Брана и Магнум Инноминандум. Все они исчезли в безднах минувших тысячелетий, их поглотили бескрайние просторы иных, древних миров, о которых смутно подозревал лишь безумный автор «Некрономикона». Экли поведал мне, как заструились первые родники, как они слились в потоки и как из этих потоков возникли реки и моря – источники жизни на Земле.
Немудрено, что от чтения письма моя голова пошла кругом и, даже не пытаясь что-либо объяснить, я поверил во все чудеса и нелепицы. Живость его описаний завораживала, но в то же время Экли старался сохранять объективность истинного ученого, далекого от фанатизма или экзальтации, и меня подкупил его ровный, спокойный тон. Когда я прочел письмо до конца, мне стал понятен его страх. Я решил, что должен помочь ему удержать других от поездки в Вермонт и рассказать, как опасны эти проклятые пустынные горы. С тех пор прошло немало времени, и первое впечатление поблекло. Вспоминая о пережитом, я вновь и вновь задаю себе вопросы и не могу избавиться от сомнений, но и сейчас не рискну процитировать несколько отрывков из его письма. Скажу больше, я не в силах даже переписать эти отрывки. Я рад, что письма, пластинка и фотографии пропали, и от всей души желаю, чтобы никто не узнал о новой планете неподалеку от Нептуна. Причины я объясню чуть позже.
Я последовал совету Экли и прекратил полемику. Оппоненты так и не дождались моего очередного выступления в прессе. Страшные события в Вермонте понемногу начали забываться, и спор иссяк сам собой. В конце мая и в июне я регулярно обменивался письмами с Экли. Он боялся, что их могут перехватить по дороге, и мы сделали с них копии. Тем временем мы вплотную занялись исследованием: прояснили запутанные мифологические сюжеты и сопоставили старые легенды с происшедшим в Вермонте.
Вскоре мы пришли к выводу, что жуткий Ми-Го, скрывавшийся в Гималаях, внушал местным жителям похожий страх, и легенды о нем очень напоминают предания о Крылатых. Правда, в этих легендах было еще больше догадок, ведь никто не знал, зверь ли Ми-Го или дикий «снежный человек». Я хотел проконсультироваться с профессором Декстером, преподававшим в нашем колледже зоологию, но Экли запретил мне говорить с посторонними о горных чудищах. Если я теперь нарушаю обещание, то только потому, что горы Вермонта и заснеженные пики Гималаев год от года привлекают все больше туристов, которые плохо представляют, что их там ждет. Мое молчание может погубить сотни жизней, поэтому я должен предупредить об угрозе. А еще мы старались расшифровать письмена на чертовом черном камне, чтобы найти ключ к разгадке одной из самых страшных тайн, которые до сих пор открывались людям.
