Гой-лоцава Шоннупэл
Синяя летопись. История буддизма
Перерожденец, известный как Януэнпа, был махасаттвой, родившимся в 1160 г., дабы заботиться о других. Его матерью была Мёнламгьен, дочь старшего из четырех главных учеников Санкар-лоцавы – Тонпа Дхармараджи, а его отцом – ачарья Тонпа. Его мать была ученицей ачарьи Тонпы и занималась с ним многими учениями. Януэнпа родился, когда его матери было 39 лет. Он научился читать, едва ему показали самые азы. С детства он понимал метод посвящения своего отца и проводил время в исполнении деяний, соответствующих Учению. В 14 лет он принял монашество в присутствии упадхьяи Сэ и ачарьи Дупавы. В 15 лет истолковал «Gya-cher ʼgrel-pa»[305] и стал весьма учен. Все главные ученики во главе с кальянамитрой Ланом были довольны. Когда ему исполнилось 17 лет, его мать дала ему запас провизии и сказала:
– Я исполнила свой долг по отношению к тебе! Кажется, ты тот, кого указала Лхачжема в пророчестве. Теперь иди к Лхачже Дава Вё-сэру и проси его даровать тебе полное посвящение, тайные наставления и трактаты.
В сопровождении нескольких слуг он отправился в Цан.
Лхачже Дава Вё-сэр предчувствовал его приход и заранее послал людей встретить его. Те встретили его в Цондуй Гурмо (рынок Гурмо). Встретившись с Лхачже, который жил в Мёнгар-гьялсане, он преподнес ему и другим подарки. Когда, произнося свою просьбу, он сказал, что деду следует защитить сироту, оставшегося без отца, монахи прослезились. Лхачже Ченпо относился к нему лучше, чем к собственному сыну. Завершив изучение текстов и наставлений вместе с посвящениями, на обратном пути он серьезно изучал в Дзане у Тонкьябпы Раздел практики и Абхидхарму. По совету этого упадхьяи он принял монашество. [15б] Тот сказал ему: «Великое усердие проявил ты, придя ко мне». И остался доволен.
Затем он организовал поминки по Лхачже Дава Вё-сэру, который умер в 60 лет, поставил надгробный памятник и чайтью, после чего шесть месяцев заканчивал ту проповедь ученикам, что не успел закончить его гуру. В 23 года он отправился в Уй и был назначен на место настоятеля. Затем он уехал в Сог и два или три года провел в затворе, в созерцании. По возвращении он проводил по три-четыре года в затворе в Луръюйтаге, Гартаге и Ян-уэне. Когда он жил в Чанлагтаге в Верхнем Луру, у него было сияющее видение самой Мачиг Шамы, сидящей на троне, поддерживаемом львом и слоном, украшенном драгоценными камнями и покрытом дорогим ковром. Справа от нее была Лакшми (dpaʼ-mo), слева – Тара, сидящие в свободных позах на лотосных сиденьях с образом солнца на них. Она даровала ему четыре полных посвящения и сказала:
– На пути равностности (mnyam-nyid) всех элементов бытия тебе не следует держаться иллюзии различия между субъективным и объективным. Сосредоточь усилия на постижении с помощью различающего знания всех отдельных элементов и объектов.
Когда он чувствовал себя одиноко, видение Шамы появлялось перед ним и проповедовало ему учение. Шама Мачиг также явилась ему во сне и сказала:
– Слушай изложение «sGrol-ma rGya-mtsho-rgyud» и многих тантр, которые я хорошо знаю.
Во всех делах, больших и малых, ему постоянно помогали дакини. От него порой исходили лучи света, заметные другим, и остались многочисленные отпечатки его следов на камнях. Вообще же он построил вихару Мэлто Гьялсанган в память о своем отце Лхачже Дава Вё-сэре и подавил страх, вызванный видениями божеств. В Гьялсане он собрал около 60 монахов. Как-то люди спросили его:
– Сколько насекомых и мух убито, пока строилась эта вихара?
Он ответил:
– Если бы не имел силы перенести их сущность сознания, то как бы мог затеять это строительство? [16a]
Таким служением Учению и проповедью текстов и наставлений он вершил великое благо. Януэнпа умер в 58 лет в конце года Коровы (1217), который был годом смерти Дихун Чойчже. От рождения Ма до этого года прошло 174 года. В присутствии около восьми тысяч монахов состоялась большая поминальная трапеза. После кремации его останков остались бесчисленные реликвии, включая семь изображений, а среди них три изображения божеств-покровителей. Затем был воздвигнут надгробный памятник высотой в 35 пядей. Даже этот памятник продолжил труды этого гуру.
Вышеизложенное представляет сокращенный рассказ о жизни нирманакаи Ян-уэнпы, как рассказано Ванчугом Шонну. [16б]
Книга 5
Досточтимый владыка Атиша и его духовная линия
Атиша, Дромтон и монастырь Радэн
Теперь я расскажу о том, как Шри Дипанкараджняна (Пэл Мармэдзэ Еше) распространял учение махаянского пути в Тибете.
Царь Гэвэпэл (Кальянашри) великого царства Сахор (Sa-hor = Za-hor, Sabar в Бенгалии?), равный могуществом китайскому императору Тонхуну (sTong-khung), жил во дворце, называемом «Золотое знамя», а у его царицы Пэлгьи Вё-сэр (Шрипрабха) было три сына: старший Падмэ-Ньинпо (Падмагарбха), средний Давэ-Ньинпо (Чандрагарбха) и младший Пэлгьи-Ньинпо (Шригарбха). Средний сын Давэ-Ньинпо (Чандрагарбха) и был Досточтимым Учителем (Чово-чже) В «Ламрим-ченмо», л. За (rJe Rin-po-cheʼi bKaʼ-ʼbum, т. 13 /Ра/) приводится цитата из «Стотры в 80 шлок» (bsTod-pa bGyad-chu-pa), написанной лоцавой Нащо: «На востоке, в прекрасной стране Сахор (град великий – Викраманипура), в центре града жилище раджи – величественный дворец, (Обладающий стягом победы златым), и в нем столько добра и богатства, сколько лишь император Китая имел. Раджа этой страны Кальянашри и Прабхавати, славная его супруга, имели трех сынов: Падмагарбху, Чандрагарбху и Шригарбху. У Падмагарбхи было пять супруг и девять сыновей. Пуньяшри, старший сын его, известен ныне как мудрец Дханашри. Шригарбха, младший, – это бхикшу Вирьячандра. Средний, Чандрагарбха, – наш досточтимый Учитель»[306].
В детстве у него было видение Арьи Тары, божества-покровительницы [всех] его жизней. Под ее воздействием он не стремился к царской власти, а отправился в другую страну в поисках учителя. Он попросил Рахулагухьяваджру (Дачен Санвэ Дорже), йога с Черных гор (Калашила возле Раджагрихи)[307], даровать ему посвящение в Цикл Хеваджры и выслушал изложение тантры и наставления. Укрепившись в степенях утпаннакрама и сампаннакрама, Дипанкараджняна отправился в чужие страны. На семь лет он стал слугой Авадхутипы, достигшего высшей реализации. Три года в Уддияне он практиковал суровые умственные упражнения, принимал участие в тантрийских пирах (ганачакра) с дакинями и слушал тайные ваджрные песни. Но это не те тайные песни, что были записаны позднее. Когда он освоил прекрасный метод ваджраяны, он во сне услышал, как Благословенный Шакьямуни, окруженный многочисленными монахами, сказал:
– Почему ты привязан к этой жизни? Почему ты не принимаешь монашества?
Он решил, что если примет монашество, будет великое благо для Учения. Поэтому на 29-м году жизни он принял монашество от Шиларакшиты, который преуспел на Пути практики, был старейшиной (стхавирой) школы махасангхика и принадлежал [1а] к линии Буддхаджнянапады (Сангье Ешешаба) в Мативи-харе в Ваджрасане.
После этого до 31 года Дипанкарашриджняна занимался главным образом Трипитакой (sDe-snod gsura) четырех школ: махасангхиков, сарвастивадинов, саммитиев и стхавиравадинов и стал знатоком Винаи, изучив тонкости учения всех школ. Два года в монашеской школе в Отантапури[308] у наставника шраваки Дхармаракшиты он слушал «Махавибхашу» (Bye-brag-tu bshad-pa chen-po). Учителю приходилось менять место жительства каждые семь дней[309].
Его другими Учителями, наставлявшими его в Праджняпарамите и ваджраяне, были Джнянашримати, младший Кушали, Джетари (Дзэтари), Кришнапада (На-гпошаб Ченпо), также известный как Бальячарья (Бала), младший Авадхутипа, Домбипа, Видьякокила (Ригпэ-Куюг), Матиджнянабодхи, Наро (Наропа), пандита Махаджана (Ми Ченпо), Бхудакотипа, великий ученый Данашри (Даченпо), Праджнябхадра (Шераб Санпо) и Бодхибхадра (Жанчуб Санпо). В частности, он учился у Ратнакарашанти, изучившего многие учения, переданные через многочисленные линии преемственности. Многие из этих учений он слышал от него.
Позднее Дипанкарашриджняна посетил учителя Сэрлинпу (Дхармакирти, Чой-кьи-Тагпа). От него он получил многочисленные тайные наставления, на первое место ставящие духовное творческое усилие к просветлению (бодхичитта). Он много времени провел в качестве старейшины (махастхавиры) монашеской школы Викрамашила, и его великая слава заполнила все четыре стороны света. Много раз Лхацюнпа Жанчуб-вё посылал ему приглашения посетить Тибет, сопровождая их большими подарками и золотом.
Ранее в Тибете был Сон-э, наследовавший царю Ари, известному как Лха-лама Еше-вё; его преемник – царь Лхадэ; его преемник – Вё-дэ и два младших брата; старший из них – Лхацюн Жанчуб-вё. Самый младший брат – монах Шива-вё был сведущ во всех буддийских науках и еретических учениях и был знающим переводчиком.
Лха-лама Еше-вё, хотя и оставил царство, продолжал быть предводителем войска. В бою с карлуками он потерпел поражение и был брошен в темницу. Карлуки сказали Еше-вё:
– Если откажешься от Прибежища к Трем Драгоценностям, отпустим тебя, иначе давай золота столько, сколько сам весишь, и освободим тебя. [2а]
Он долго оставался в плену. Чиновники царства сохранили большую часть требуемого золота, собранного в самом Ари и взиманием налога с монахов в Уе и Цане. Однако они никак не могли дособрать золота, равного весу головы Еше-вё. Тогда племянник Жанчуб-вё отправился в землю Гарлог навестить его и сказал так:
– Мы уже получили золото, равное весу вашего тела, когда найдем недостающее золото, равное весу вашей головы, то придем и выкупим вас. Еше-вё ответил:
– Я стар и никому теперь не нужен. Потратьте собранное вами золото, чтобы пригласить пандитов для утверждения Учения.
Они последовали его словам, пригласили из Индии многих ученых и, таким образом, утвердили Учение. Жанчуб-вё подумал: «Хотя много монахов в Тибете, но есть и много ложных практик при изучении тантры, таких как sbyor (сексуальная практика) и sgrol-ba (практика ритуального убийства). Некоторые, практикующие эти обряды, повсюду проповедуют, что можно достичь просветления, просто приняв принцип относительности – шуньяты, не совершая добродетельных поступков. Хотя учение Пратимокши распространилось в Тибете, практикующие заветы Пути бодхисаттвы деградировали. Теперь мы желаем пригласить ученых, которые могли бы устранить эти прегрешения. Ранее приглашенные пандиты совершили замечательные деяния в некоторых частях страны, но их труды не облагодетельствовали весь Тибет. Но если мы пригласим Досточтимого Учителя (Чово-чже), он сможет опровергнуть эти ереси, и благо для Учения возрастет».
Пока он думал так, Нагцо Цултим Гьялва, уроженец Гунтана, живший как монах, отправился учиться в Индию. Гья Цондуй Сэнгэ был его наставником, и он изучал многие учения с этим Учителем и еще несколькими учеными. [2б] По возвращении в Гунтан Лхацюнпа позвал его к себе и сказал[310]:
– Ты должен пойти и пригласить Досточтимого Учителя (Атишу). Угодишь мне, пригласив его, я тебя вознагражу. Не нарушай моего повеления, ибо это царская воля.
Выслушав царскую волю, Нагцо взял с собой большую часть золотого самородка ценою 16 санов. По пути в Индию, сопровождаемый большой свитой, он хитро избежал нападения разбойников и благополучно достиг Викрамашилы среди ночи. Когда они читали молитвы по-тибетски, Гья Цондуй Сэнгэ, сидевший на крыше дома у ворот, услышал их и закричал:
– Вы – тибетцы? Завтра мы обязательно встретимся.
На следующий день Гья Цондуй Сэнгэ отвел Нагцо к Учителю и, положив на мандалу много золота, включая золотой самородок, сказал, обращаясь к Учителю:
– Прежде Учение процветало в Тибете, но Ландарма разрушил его. Через много лет усилиями Лаченпо число монахов умножилось. Хотя монахи были сведущи в Трипитаке, они не могли практически использовать религиозные наставления, содержащиеся в Питаке. Если теперь Учитель сам отправится в Тибет, он исполнит желание царя и обучит монахов практической стороне религии. Пандиты уже говорили о трудностях этого дела.
Так Гья Цонсэн серьезно умолял Учителя, который сказал:
– Ты прав! Тибетский царь потратил ради меня много золота! Некоторые из приехавших по приглашению заразились лихорадкой. Мне неудобно перед тибетским царем, и, рассмотрев это дело, я решил в любом случае отправиться в Тибет. Но для старейшины Викрамашилы не просто уехать и нужно найти способ преодолеть трудности.
Обернувшись к Нагцо, Атиша сказал: [3а]
– Не говори никому, что ты пригласил меня! Говори, что ты приехал учиться! Принимайся за занятия!
И лоцава Нагцо начал учиться в Викрамашиле. Учитель же обратился к божеству-покровителю и к одной йогине в Ваджрасане, и они единодушно сказали ему:
– Обязательно поезжай в Тибет! Это будет благом для Учения и, в частности, великое благо будет от твоих отношений с этим упасакой. Но жизнь твоя сократится на двадцать лет!
Задумался тогда Учитель:
– Если будет благо для Учения и живых существ, то неважно, что укоротится чья-то жизнь.
Он начал приготовления к отъезду. Сразу же объявил, что собирается совершить обход Ваджрасаны и посетить самовозникшую ступу в Непале. Оба лоцавы сопровождали Учителя, а во время отъезда старейшина Шилакара[311] сказал Нащо:
– Я думал, о, долго живущий, ты приехал сюда учиться, а ты похищаешь нашего пандиту! И кажется, пандита сам рад уехать! Я не стану препятствовать его отбытию, но он не должен оставаться в Тибете больше трех лет. После этого пандиту следует проводить обратно в Индию.
Нагцо пообещал. Учитель совершил дорогие подношения Ваджрасане. Когда они прибыли в Непал, Учителю приснился благоприятный сон. Они провели один год в Непале, построили большой храм в Стхам-вихаре и снабдили его продовольствием для содержания многочисленных монахов. Многие были посвящены в монахи. Учитель покинул Индию на 57-м году жизни в год Железа-Дракона (1040), а родился он в год Воды-Коня (982). Нагцо-лоцава родился в год Железа-Свиньи (1011). Ко времени приезда Учителя в Ари ему был 31 год. Он, бывало, говорил, что в храме Стхам-вихары обычаи трапезы и обычаи освоения Учения монахами были хорошими. [3б] Когда они прибыли в Ари, Лха-лама тщательно подготовился к встрече и отправился в монастырь Тодин, где имел с ними беседу о достижении своей желанной цели. Позднее, когда Учитель был в Центральном Тибете (Уи), Лха-лама приехал туда встретиться с ним. Примерно в то время тибетские учителя поинтересовались у него о познаниях различных пандитов, приехавших в Ари, и он отвечал: этот учитель обладает такими-то познаниями, а этот – такими-то, и т. д.
Когда же они спросили о знаниях Учителя, Лха-лама поднял глаза к небу и, щелкнув языком, воскликнул: «О, его знания! О, его знания!», выразив этим, что познания Учителя выше всяких слов. Учитель даровал Лха-ламе и многим другим многочисленные тантрийские посвящения и наставления очень тайным способом. Поскольку между разными учеными в Тибете были разногласия по вопросам Учения, Лха-лама попросил Учителя написать трактат, который послужил бы средством против этого. Учитель написал «Byang-chub lam-gyi sgron-ma»[312], объяснявшую стадии путей и три класса людей. Он писал в ней: «Сначала низшему классу людей следует сосредоточиться на смерти. Если не отвратить ум от этой жизни, нельзя вступить в круг верующих. Если не считать, что скандхи представляют самость, нельзя достичь Спасения. Не обладая творческим духовным усилием к просветлению (бодхичиттой), невозможно ступить на махаянский путь. Не соединяя на махаянском пути метод (thabs = упая) и праджню (shes-rab), нельзя достичь просветления, даже если постоянно созерцаешь принцип относительности (stong-pa-nyid, шуньята)».
Написав это, Учитель поразил гордость тех, кто считал, что владеет методом созерцания. Учитель писал, что негоже заниматься подлинным методом второго и третьего посвящений, за исключением тех случаев, когда обладают познанием Предельной Реальности (De-kho-na-nyid). Так, Учитель издал львиный рык, заявив, что sbyor и sgrol-ba не годятся для практики тех, кто следует тантрам только на словах. Поскольку он высоко ставил плоды деяний, Учитель был известен как пандита Лэйдэпа – Пандита кармы и ее результатов. Узнав, что его так называют, он сказал:
– Одно такое имя – благо.
И был доволен. [4а]
В то время лоцава Ринчен Санпо подумал: «Его познания как ученого едва ли больше моих, но поскольку его пригласил Лха-лама, мне необходимо быть внимательным к нему».
Поэтому он пригласил его к себе в вихару Тодин. В этой вихаре божества высших и низших тантр были представлены согласно их статусу, и к каждому из них Учитель обратился с прославляющим стихом. Когда Учитель уселся на свое место, лоцава Ринчен Санпо спросил у него:
– Кто сочинил эти стихи?
– Я сочинил их прямо сейчас, – ответил Учитель, и лоцава преисполнился благоговения и изумления.
Затем Учитель спросил у лоцавы:
– Какое учение вы знаете?
Лоцава коротко рассказал ему о своих знаниях, и Учитель сказал:
– Если в Тибете есть люди, подобные вам, мне не нужно было приходить в Тибет!
Сказав так, он почтительно сложил руки у груди. И снова Учитель спросил у лоцавы:
– О, великий лоцава! Когда человек практикует все учения тантр, сидя в уединении, как должен он поступать?
Лоцава ответил:
– Действительно, следует практиковать каждую тантру отдельно.
Учитель воскликнул:
– Никуда не годится, лоцава! Мне действительно нужно было прийти в Тибет! Все эти тантры следует практиковать вместе.
Учитель преподал ему «Волшебное зеркало ваджраяны» (gSang-sngags ʼphrul-gyi me-long), и, исполнившись глубокой веры, лоцава подумал: «Этот Учитель – величайший среди великих ученых!»
Он попросил Учителя исправить его прежние переводы «brGyad-stong- pa»[313], «Nyʼi-khri snying-ba»[314] и великого комментария к «Аштасахасрике-праджняпарамите»[315].
Учитель сказал:
– Я собираюсь в Центральный Тибет (Уй), вам следует сопровождать меня в качестве переводчика.
В это время великому лоцаве шел 85-й год, и, сняв шапку, он сказал, указывая на свои седые волосы:
– Вот какой стала моя голова, я не могу нести службу.
Говорят, что у великого лоцавы было 60 знающих учителей, помимо Учителя, но ни один из них не смог заставить лоцаву созерцать. [4б] Учитель сказал:
– О, великий лоцава! Трудно преодолеть страдания этого воспринимаемого чувствами мира. Следует трудиться на благо всех живых существ. Теперь, умоляю, займитесь созерцанием!
Внимательно выслушав эти слова, лоцава построил дом с тремя дверьми. Над наружной дверью он написал такие слова: «Если за этой дверью мысль о привязанности к этому чувственному миру возникнет хоть на один-единственный момент, пусть Хранители Учения отрубят мне голову!» Над средней дверью он написал: «Если эгоистическая мысль возникнет хоть на один-единственный момент, пусть Хранители Учения отрубят мне голову!» Над внутренней дверью он написал: «Если обычная мысль возникнет хоть на один-единственный момент, пусть Хранители Учения отрубят мне голову!»[316]
После отбытия учителя он десять лет практиковал однонаправленное созерцание и имел видение мандалы Шри Самвары. Он скончался в возрасте 97 лет. Во время погребальных обрядов все селяне, включая детей, увидели в небе множество богов, совершающих поклонение и делающих подношения покойному лоцаве. После кремации его останков не осталось никаких реликвий, за исключением красноокрашенной шариры (ring-bsgrel), похожей на ягоду ʼol-mo-se (ман-джари). Говорят, что через короткое время она исчезла в небесах с громовым звуком.
Лхацюнпа сказал Учителю Атише:
– Среди тантр я почитаю Гухьясамаджу, а среди богов – Авалокитешвару.
Учитель написал «mNgon-par rtogs-pa»[317], где Чжигтэн Ванчуг (Локешвара) был главным божеством мандалы Гухьясамаджи по системе Джнянапады (Ешешаба) и в которой следовало читать МА НИ ПАД МЭ с добавлением: трех букв, представляющих вышеуказанную мантру, и гимн к этому мандале[318]. Это сочинение согласуется с «ʼDus-paʼi dbang-bskur bzhi-brgya-lnga-bcu-pa»[319]. Метод Атиши стал известен среди ученых. Таким образом, он утвердил на пути добродетели кальянамитр из Ари и меньших живых существ. [5а] Учитель провел там три года, и религиозная практика, основанная на его методе, получила широкое распространение. Готовясь к возвращению в Индию, он встретился с Дромом, когда жил в местечке Гьялшин, в Пуране.
О Дроме. Он был из семьи Шер. Его отца звали Тасум Шушер, а мать – Кутоса Ланчигма. Он родился в год Дерева-Змеи (1005) в Верхнем Толуне. Мать умерла рано. С детства у него был острый ум, и он решил, что лучше уйти куда-нибудь, чем ссориться с мачехой. Поэтому он ушел в Шю и научился читать и писать. Живя там, он повстречал Чово Сэцюна, который ехал из Кама в Непал и Индию, и поверил в него. Однажды в Непале Сэцюн победил в диспуте еретика – ацару (ачарью; здесь означает садху), и тот сказал:
– А теперь мы померяемся магической силой.
Сэцюн хорошо знал систему гадания Ju-zhag[320] и сказал:
– Какие-то люди положили голову твоего отца под ступу, и это вредит твоей семье. Если у тебя есть магическая сила, то почему бы тебе не вынуть ее?
Ацара приуныл. Сэцюн подумал: «Даже если я отправлюсь в Индию, нет никакой уверенности, что там есть ученые, более знающие, чем я! Скорей всего я встречу там подобных людей». И вернулся в Тибет. Там он снова встретил Дрома, и тот попросил взять его к себе слугой. Сэцюн сказал:
– Меня могут убить. Тебе лучше идти с торговцами.
Поэтому Дром подружился с торговцами и с ними добрался до селения Сэцюна. Он исполнял разные работы по дому, даже молол ячменное зерно и ухаживал за лошадьми и скотом. Вооруженный тремя видами оружия (ʼkhor-gsum[321]), он разъезжал на хорошей лошади и стерег стадо от разбойников. [5б] Когда он молол муку, то обычно клал рядом книгу и учил ее. Таким образом, он продолжал учиться с великим старанием. По соседству жил один ученый по прозвищу Колючки грамматики (sGraʼi tsher-ma), и с ним он изучил письмо ланча и вартула. Он спросил ученого:
– Кто величайший ученый в Индии?
Тот отвечал:
– Когда я был в Индии, величайшим был Наропа. Был там также монах из царской семьи по имени Дипанкарашриджняна. Если он еще жив, то станет великим.
Как только Дром услышал это имя, великая вера пробудилась в нем, и он почувствовал сильное желание встретиться с Дипанкарой. Он все думал, удастся ли ему встретить его в этой жизни, и, узнав от путников, что Учитель прибыл в Ари, попросил Сэцюна отпустить его сходить туда. Сэцюн разрешил, не выказав никакого недовольства, и дал ему осла с поклажей и книги. И Дром пустился в путь. Добравшись до берегов реки Огчу, он услышал шум в одном доме и спросил:
– Что там происходит?
Ему сказали, что это Танха Пэрчун справляет поминки по своему отцу Тан Пэрчену и угощает вином родственников. Он присоединился к поминкам. Танха Пэрчун сказал:
– Я – великий человек! Ты должен приветствовать меня в манере лисьего танца!
И Дром приветствовал его. Пэрчун любил религиозные споры и завел с Дромом разговор на религиозные темы. Дром опроверг каждое его слово, и тот сказал:
– Я слышал, что в Каме есть один очень ученый упасака, Дром. Не ты ли это?
Дром ответил:
– Может быть, я.
Этот человек удивился и, вытащив ковер, на котором сам сидел, предложил Дрому сесть на него. Затем он подарил ему хорошую лошадь с уздечкой, к которой был привязан кусок шелка[322], попросил прощения за то, что заставил себя приветствовать, и сказал:
– Я буду Вас поддерживать. Вы должны устроить монастырь в Радэне и стать моим наставником.
Дром ответил:
– Сейчас мне некогда. Я еду в Ари встретиться с одним пандитой! Позднее, если обстоятельства позволят, я стану вашим наставником и устрою монастырь в Радэне.
Затем Дром отправился в Пэн-юл. [6а] Он заехал туда выразить свое уважение Шану Ченпо из Гьяла, который дал ему наставления упасаки. Там же он повстречал Кава Шакья Ванчуга и сказал ему:
– Сейчас я еду на встречу с пандитой. Если его пригласят в Уй, я пошлю вам письмо. Тогда вам нужно будет снестись с влиятельными людьми из тех мест и прийти приветствовать его.
Тот согласился. Дром не поехал по дороге, что вела через населенные земли, а отправился через северную пустыню. На пути ему явился незнакомец и сказал:
– Сейчас беспорядки в Нашю. Я должен идти.
Сказав это, он неожиданно превратился в смерч. Позднее Дром говорил:
– Это был Пэкар. Если кто-то правильно следует дхарме, то Пэкар тоже хорошо хранит дхарму.
А когда потом он не мог найти тропу, то последовал за оленем и так вышел на нужную дорогу. Когда он добрался до Ари, Досточтимая Тара сказала Учителю:
– Через три с половиной дня твой упасака благополучно доберется сюда. Приготовься принять его!
Тогда Учитель поставил на подушку сосуд для посвящения и благословил его мантрами. В полдень четвертого дня, когда Учителя, его спутников и мирян пригласили к трапезе, Учитель, собираясь туда, сказал:
– Неправду сказала Досточтимая Госпожа Тара.
И тут же, переходя через дорогу, лицом к лицу встретился с Дромом. Тот, ни слова не говоря сопровождающим, последовал за Учителем, как будто и раньше был связан с ним. Он последовал за Учителем в дом хозяина и там, получив свою долю масла, растопил его, а вечером преподнес Учителю светильники. Учитель даровал ему посвящение, и Учитель и ученик провели ночь за беседой. Через три дня Учитель и его сопровождающие закончили свое странствие и отправились в Кьирон. Там они провели год Курицы (1045) и собирались отправиться в Пэлпод-зон, но дорога была закрыта из-за внутренних распрей, и они не смогли пройти туда. Дром рассказывал Учителю о многочисленных вихарах и тысячах монахов в Лхасе, Самье и других монастырях Центрального Тибета. [6б]
Учитель сказал:
– Такого большого числа брахмачарьев нет даже в Индии! Там, должно быть, и архатов много.
Сказав это, Атиша несколько раз поклонился в сторону Центрального Тибета (Уя). Это воодушевило Дрома, и он попросил Учителя посетить Уй. Учитель сказал:
– Если монашеская община пригласит меня, я не смогу отвергнуть повеление общины и пойду туда.
Тогда Дром отправил через Ванчуггёна из Шана послание: «Из Джамбудвипы, что имеет форму колесницы… Вам следует прибыть сюда до осени». Тогда Нащо понял, что Учитель собирается в Уй, и, схватив Учителя за одежду, закричал:
– Я обещал стхавире из Викрамалашилы привезти Вас обратно через три года. Я не такой храбрый, чтобы идти в ад! Вам следует вернуться лучше в Индию!
Учитель сказал ему:
– О, лоцава! В том нет вины, если кто-то не смог выполнить обещание.
И этим успокоил его.
Письмо Дрома Шан Ванчуггён передал Каве, и Кава уделил этому делу большое внимание. Он сообщил Шану Ченпо из Гьяла и другим, и когда они уже были готовы отправить приглашение, Кутон обнаружил, что его имя не включено в письмо, и раздосадовался. Он подумал, что ему следует встретить Учителя раньше всех остальных и сопровождать его сюда, поэтому он отправился в путь. Для других этот поступок Кутона был подобен удару бича.
Когда старейшины Уя прибыли в Пэлтан, они обнаружили, что Учитель и его сопровождающие уже дошли до Верхнего Пэлтана, потому что Учитель получил послание еще в Кьироне. Он издали увидел приближающихся тибетских учителей, едущих на лошадях, в островерхих шапках и мантиях. Учитель сказал Дрому:
– О, упасака! Приближается множество дьяволов (асуров)!
И закрыл голову. [7а]
Подъехав, тибетские учителя спешились, сняли шапки и мантии и остались в монашеских одеждах. Учитель обрадовался и приветствовал прибывших. Затем тибетские учителя удалились, а Учитель и его сопровождающие продолжили путь. Когда они достигли Гьяна, монахи устроили Учителю прием и порадовали его. После этого Атиша отправился в Цан, в одно место на севере, и проповедовал там Учение. Благодаря его волшебным силам началась весна[323].
На пути в Цан Учитель отказывался от больших приемов и поэтому уехал в Ньенцо, вблизи от Шелкара в Цане. Там люди устроили замечательный прием в честь Учителя и там же он приобрел нескольких замечательных учеников, включая Иол Чойвана и других. На пути в Рон Учитель и его сопровождающие испытывали недостаток продуктов. В Лха Учителя целый день принимала одна монахиня. Она подарила Учителю золотое изображение лошади, на которой сидел мальчик, сделанный из бирюзы. Учитель обрадовался и сказал:
– Добродетель, накопленная через развлечения путника, прибывшего издалека, престарелых родителей и инвалидов, равна созерцанию шуньяты!
Говорят, что эта монахиня позднее стала святой, известной как Старая госпожа (Чжомо Дэмо).
В «Жизнеописании Ронсома», написанном Йолтон Дорже Ванчугом, сказано: «Однажды они попросили Учителя обсудить Учение с этим ребенком (Ронсом был тогда ребенком). Учитель сказал: „Я не могу спорить с ним! Ведь он – Кришна-чарья!“»
После, когда они пришли в Намчантан, Учитель указал пальцем на холм напротив Лхасы и спросил:
– Что там?
Ему ответили, что там был Храм Лхасы.
– Верно, – сказал Учитель, – многие дэвапутры и дэвапутри совершают подношения на небесах.
Затем в Чин-ру одна девушка, собиравшаяся замуж, преподнесла Учителю свои головные украшения, а когда родители разругали ее, она бросилась в реку Цанпо. [7б] В Шундахаре Учитель совершил ритуал мандалы Сарвавида (Kun-rig) для умершей девушки и сказал:
– Моя дочь хорошо сделала! Теперь она переродилась в небесах 33-х богов.
Приближаясь к Навола, они развернули хоругви и задули в большие медные трубы, придуманные Лхацюнпой. Толпа крестьян разбежалась, крича: «Война началась!» Когда они прибыли в Дол, местные жители не устроили общего приема для Учителя и сопровождавших его, но вместо этого по очереди пригласили каждого из них в один из домов. Последним пригласили Учителя. Говорят, что потомки человека, который пригласил Учителя, разбогатели. Там, чтобы облагодетельствовать живых существ, Учитель построил дамбу. Теперь это место известно как Камни Лхачже. В Тачи-цондуй (большая ярмарка в Лока) в небольшой усадьбе приготовили прием, и Учитель спросил:
– А где же монастырь (т. е. Самье)?
Ему ответили:
– Его видно с горы, возвышающейся над этим местом.
Учитель обрадовался. Добравшись до переправы Пэлмар, они двинулись к Чойхору Самье. Лхацюн Бодхираджа (потомок царской династии Сонцэн) организовал для них хороший прием, на который собралась многочисленная тибетская знать и учителя. Кутон расхваливал Учителю свою землю, Учитель обещал посетить ее и поехал в Танпоче. Там Учитель месяц прожил в Рагциг-канпа. Дром тоже был с ним. Поскольку Ку не позаботился о соответствующем приеме, Учитель и сопровождавшие его ушли оттуда и сели на паром в Ньенпо. Когда лодка прошла треть пути, Кутон догнал их и громко закричал, он умолял Учителя вернуться, но не смог убедить. Учитель бросил на берег свою шапку, которая стала объектом почитания.