Грейс Райли
Хоум-ран!
Original title:
Stealing Home by Grace Reilly
Научный редактор Владимир Полозов
На русском языке публикуется впервые
В тексте неоднократно упоминаются названия социальных сетей, принадлежащих Meta Platforms Inc., признанной экстремистской организацией на территории РФ.
Все права защищены.
Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
Copyright © 2023 by Grace Reilly
All rights reserved.
This is a work of fiction. All of the characters, organizations, and events portrayed in this novel are either products of the author’s imagination or are used fictitiously.
© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2024
* * *
Всем, кто сейчас сомневается:
ваши мечты важны и стоят всех приложенных усилий.
Не сдавайтесь
Примечание автора
Работая над этой книгой, я старалась передавать реалии студенческого бейсбола и спорта в целом со всей возможной достоверностью. Тем не менее в тексте все же присутствуют неточности, допущенные как намеренно, так и случайно.
Я настоятельно рекомендую читателю предварительно ознакомиться с предупреждениями о содержании данной книги на моем сайте, так как в ходе повествования затрагиваются довольно сложные темы.
1. Себастьян
18 февраля
Я клянусь, Мия Ди Анджело надела эти джинсы, только чтобы помучить меня, черт возьми!
Лучшую подругу Пенелопы Райдер можно описать многими словами, но «чертовка» – единственное, что приходит мне на ум в данный момент.
Она танцует с Хулио, и его ладони лежат так низко на ее бедрах, что едва ли не касаются ягодиц. Ее длинные темные волосы падают на обнаженные плечи. Я не могу отвести взгляда от полоски оголенной кожи между ее светло-зеленым топом на бретельках и джинсами, которые облегают ноги так плотно, будто попросту нарисованы прямо на теле. Ее движения зачаровывают. Единственная проблема – танцует она не со мной, а с моим товарищем по команде.
Я смотрю на ее загорелый живот, вслушиваюсь в ее смех. Она соблазнительно крутит бедрами перед своим партнером. Я крепче сжимаю бокал.
Два дня назад она смеялась, пока я, касаясь языком ее живота, спускался еще ниже.
Две недели назад она увлекла меня за собой в кабинет на пятом этаже библиотеки и целовала до тех пор, пока у меня не перехватило дыхание.
Два месяца назад она впервые улыбнулась мне. Взглянула на Пенни, на моего брата Купера и улыбнулась – и, я клянусь, на секунду мне показалось, что Земля сошла с орбиты. Я не мог дышать, не мог двинуться с места – не мог сделать абсолютно ничего, а лишь смотрел на нее, улыбался и млел. Ее лицо всплыло у меня в памяти до мельчайших деталей. Небольшая щербинка между передними зубами. Черная губная помада. Подведенные карандашом темно-карие глаза.
Она бросала на меня хмурые взгляды, будто я был в ответе за то, что ее расстроило, и вдруг неожиданно одарила улыбкой.
Ангельской улыбкой.
Я слышу, как смеется Купер, который стоит неподалеку в окружении своей команды. Его друг Эван Белл, ухмыляясь, интересуется у остальных: как они думают, сможет ли он «приструнить» Мию?
Нет уж.
Я отлично знаю, кому под силу ее «приструнить», и это не ему. И уж точно не Хулио.
Я делаю глоток и хлопаю Эвана по плечу.
– Дружище, уважаю твою уверенность, но Мия сожрет тебя живьем – одна только защитная накладка на пах останется.
Майки, еще один парень из команды Купера, присвистывает.
– Я б с такой поразвлекся!
Я даже не пытаюсь скрыть раздражение. Да, пожалуй, Майки мог бы затащить Мию в постель – вот только чтобы задержаться там, ему пришлось бы чертовски попотеть.
Я был с ней уже четыре раза.
И каждый раз она говорила, что этого больше не повторится.
Но если кто сегодня с кем-то и «поразвлечется», то это буду я. Я осознаю, что мне не следует препятствовать ее встречам с Хулио, или Майки, или другими парнями, которые ей интересны: она ясно дала мне понять, что между нами возможны лишь плотские отношения, а меня это вряд ли устроит, поэтому лучше будет оставить ее в покое.
Но легче сказать, чем сделать.
Когда Купер отправляется на поиски Пенни – чтобы сыграть с ней в пив-понг или вроде того, – я покидаю свое местечко у стены и, пройдя через весь танцпол, подхожу к Мие и Хулио.
– Не против, если мы потанцуем? – обращаюсь я к нему.
Он приподнимает бровь, но, кажется, мой вопрос его не особо задевает. Я не рассказывал товарищам по команде о наших с Мией «приключениях». Об этом известно лишь нам двоим.
– Как дама пожелает, – отвечает Хулио.
Мия смотрит на меня, не переставая пританцовывать. Благодаря умелому макияжу ее лицо буквально мерцает в темноте. Блестки образуют сияющую тропинку от шеи к округлой груди.
Ее голос предсказуемо сочится ядом – но это лишь маска. Надеюсь.
– Смеешься?
– Всего один танец.
Звучат последние ноты песни. Когда начинается новая, я протягиваю Мие руку.
– Ну ладно, – говорит она, демонстративно целуя Хулио в щеку, а затем, обращаясь к нему, добавляет: – Ты знаешь, где меня искать.
Я притягиваю ее ближе. Мы начинаем танцевать, но меня занимает лишь то, что она наконец оказалась рядом, что я ощущаю тепло ее тела.
– Решила подразнить меня… Ты бы еще кого-нибудь из хоккеистов выбрала.
Мия поворачивается ко мне спиной и продолжает танцевать, вертя своей соблазнительной попкой. Я, сбиваясь с ритма, накрываю ее голый живот своей ладонью и привлекаю к себе.
– Подразнить? – спрашивает она, развернувшись. Ее губы практически касаются моего уха. Я сильнее сжимаю ее талию. – Хулио – один из моих парней.
– Эван тоже?
– Нет.
Я раскручиваю Мию за руку, и это неожиданное, живое движение вызывает у нее улыбку. Я видел на ее лице много эмоций, но улыбки нравятся мне больше всего. А они так редки.
– А я?
– С чего ты взял, что все еще мне интересен?
Я жарко выдыхаю ей в ухо – и чувствую трепет ее тела.
– Это, черт возьми, очевидно, Ди Анджело!
Мия, изгибаясь, заглядывает мне в глаза – благодаря туфлям на высоком каблуке это не вызывает у нее труда. Мне хочется снять с ее ног эти туфли, невыносимо медленно стянуть с нее обтягивающие джинсы. В ее подведенных глазах полыхает огонь.
– Пенни останется здесь на всю ночь.
– Купер с нее глаз не сведет.
– Ты мог бы заглянуть ко мне в комнату.
Я довольно ухмыляюсь. Возможно, в глубине души – даже если она и пытается сопротивляться этому – Мие все же нравится моя улыбка.
Мне не следует слишком надеяться, но, черт возьми, я отдаюсь надежде целиком.
2. Мия
6 мая
Я, запыхавшись, врываюсь в Браггский научный центр – до встречи с профессором Санторо остается всего минута. Я знаю, что она совершенно не выносит опозданий, поэтому бегу по лестнице на пятый этаж. Не следовало вчера принимать от Эрин, старшекурсницы с кафедры физики, предложение выпить: все, естественно, закончилось тем, что мы поехали к ней. А теперь я вынуждена расплачиваться за свою беспечность.
Уже к третьему этажу я еле дышу. Вот уж действительно расплата. В голове гудит, как будто по ней долбят кувалдой. Вдобавок ко всему я вдруг понимаю, что вчерашний вечер всего этого абсолютно не стоил.
У меня всегда было полно дурацких идей. Эксперименты со взрывоопасными веществами на курсе химии в Академии Святой Катерины. Вечеринки у костра в лесу на южных окраинах моего родного Нью-Джерси. Случайные связи во всевозможных чуланах, учебных аудиториях и общественных туалетах. Но в последнее время количество подобных идей переходит все границы.
С другой стороны, я лучше отдамся мимолетным романам и вечеринкам, чем буду все время думать о нем. О Себастьяне Миллере-Каллахане… Отвратительно мил. Отвратительно умел в постели. Да и в бейсболе отвратительно хорош – а уж этот-то факт просто обязан стать для меня сигналом «стоп»: со спортсменами всегда невероятно сложно.
А кроме того, он еще и брат парня моей лучшей подруги Пенни. Да уж… Видимо, нужно признать, что мистер Суперзвезда Бейсбола в моей жизни надолго и, сколько бы интрижек я ни заводила, это не изменится.
Вот только все это не мешало мне забываться ими весь этот месяц. Как и не мешало мечтать быть совсем другой девушкой. Если бы я была лучше, если бы заслуживала такого парня, как Себастьян, то, наверное, не сбежала бы в тот день, когда его брат весьма не вовремя зашел в комнату, где мы планировали уединиться.
Я несусь по коридору, одновременно приглаживая волосы. Пожалуй, разбитое сердце и утреннее похмелье причиняют мне намного больше страданий, чем я готова признать, но все же это не сорвет мою встречу с профессором Санторо. Этим летом я буквально выбила себе место в ее лаборатории – притом что учусь всего лишь на третьем курсе – и относиться к своей работе с пренебрежением не собираюсь. В старших классах я пахала как проклятая, чтобы попасть на одну из пяти лучших кафедр астрономии в МакКи, – и все ради этого. Ради шанса провести настоящее исследование, которое положит начало тому, что, как я надеюсь, в будущем станет моим призванием. А еще чтобы попасть в программу студенческого обмена и изучать астрофизику в Женевском университете.
Я отлично помню, как однажды влюбилась в космос. Конечно, я и раньше видела ночное небо, но тем летним вечером, во время семейного ужина у костра, я по-настоящему разглядела его. Мой дедушка – единственный мечтатель в нашем прагматичном семействе – принес на побережье, где мы тогда отдыхали, телескоп. Пока все сидели у огня, смеясь и попивая вино из одноразовых стаканчиков, он отвел меня в тихое местечко за песчаной дюной.
– Давай-ка отыщем какую-нибудь планету, – сказал он, устанавливая прибор. – Может, нам даже удастся увидеть Марс или Юпитер. Лето – отличное время для охоты за планетами.
Это было настоящее волшебство – видеть небо через телескоп. Мы быстро отыскали Марс и Юпитер, а затем – Сатурн. Я смотрела в окуляр, словно приклеенная, не в силах оторвать от него круглых от восторга глаз.
– Возможно, – сказал дедушка, пряча руки в карманы льняных брюк и глядя на звезды с таким же благоговением, какое отражалось на его лице, когда он молился, – однажды выяснится, что где-то там кто-то тоже смотрит в телескоп, отыскивая на небе Землю. Возможно, это даже будет твоя заслуга, Мария.
Он всегда говорил мне, что я на многое способна. Когда я повзрослела и увлеклась космосом всерьез, он прислал мне статьи НАСА, которые мы вместе читали в моем детстве. Благодаря его поддержке я решила углубленно изучать математику, занялась научной деятельностью и даже записалась на курсы робототехники. За день до своей смерти от сердечного приступа дедушка встретил меня из школы – монахини тогда снова были недовольны моим поведением – и сказал, что уверен: меня ждет великое будущее.
Оказавшись перед кабинетом профессора Санторо, я стучу в дверь. Ожидая приглашения войти, я стараюсь незаметно и быстро расчесать взлохмаченные волосы. М-да… И чего я вообще решила поехать к этой Эрин?
Себастьян Миллер-Каллахан никак не идет у меня из головы – вот чего!
Этому нужно положить конец. Мне следует сосредоточиться на выполнении своих обязанностей в лаборатории профессора Санторо, на программе научного обмена. Следует спланировать свое будущее. Меня ждет карьера в НАСА, а это значит, что рано или поздно я окажусь очень далеко от Нью-Джерси – и, слава богу, семейства Ди Анджело.
И никаким зеленоглазым бейсболистам в моей дальнейшей жизни места нет.
Тем более я ясно дала ему понять, что у нас ничего не выйдет.
Уверена: он обо мне и не вспоминает.
– Войдите! – зовет профессор Санторо из-за двери.
Я осторожно заглядываю в кабинет.
Беатрис Санторо – главная причина, по которой я решила поступать именно в Университет МакКи, хотя кое-где предлагали более выгодные условия обучения и даже стипендию. Эта слегка стервозная пожилая итальянка разгадала меня при первой же встрече, безошибочно определив мои и сильные, и слабые стороны. И вот спустя два года усердной работы я наконец-то заслужила ее доверие и выбила себе место в лаборатории. Она редко берет под крыло новичков – отдает предпочтение старшекурсникам, – но я добилась своего. Безупречная посещаемость лекций и семинаров. Точность расчетов. Владение Python и С++. Волонтерская деятельность в университетском планетарии. Участие в каждой научной конференции.
Лишь мой дедушка по-настоящему верил в меня. Точнее, так я думала, пока не познакомилась с профессором Санторо.
Вас ждет великое будущее, Мия. Будущее астронома, как вы и мечтаете. Если, конечно, ради этого вы готовы потрудиться.
Два долгих года я работала не покладая рук, чтобы доказать ей, что она не ошиблась во мне. И теперь я готова.
– Ну, Мия, – мягко произносит она, – как вы?
Стол профессора Санторо располагается в углу комнаты. На всех пригодных для этого поверхностях здесь расставлены книги, на стенах красуются изображения космоса и звезд, а на стене за креслом развешаны дипломы и сертификаты. Все пометки, несмотря на обилие специальных компьютерных программ, профессор делает от руки в небольших блокнотах, которые аккуратными рядами разложены у нее на столе, словно выстроившиеся в линии часовые.
Я сажусь на стул, и она надевает очки, за толстыми стеклами которых ее изящное пожилое лицо кажется немного причудливым. Распущенные седые волосы спадают ей на плечи серебристыми локонами.
Мне хочется без сил упасть на ее стол, но вместо этого я выдавливаю улыбку и говорю:
– Замечательно. А вы?
Профессор Санторо откидывается на спинку кресла, соединяя кончики пальцев рук.
– Неплохо. Очень рада, что этим летом вы будете работать у меня в лаборатории. Думаю, вам понравится – учитывая ваш интерес к экзопланетам.
От возбуждения я начинаю машинально дергать ногой, но, заметив это, призываю себя к порядку. Официально об открытии экзопланет было объявлено сравнительно недавно – лишь в девяностые (до этого их существование считалось только гипотезой), и сегодня ученые находят их буквально тысячами. Объясняя простым языком, это планеты, которые вращаются не вокруг Солнца, а вокруг других звезд – а ведь их в космосе миллиарды и на какой-нибудь из них вполне может быть жизнь. Профессор Санторо давно занимается их изучением – с самого появления теории, – и, по-моему, одной лишь этой мысли достаточно, чтобы лишиться чувств от восторга.
– Элис вышлет вам расписание по электронной почте, – говорит она. – Также вы получите список литературы. Отнеситесь к нему серьезно: эта информация понадобится вам на наших общих встречах. Вместе с Элис вы должны переписать программу, с помощью которой мы изучаем атмосферы планет. Думаю, ваши знания в этой области будут нам крайне полезны. Нужно успеть до того, как опубликуют данные с «Джеймса Уэбба»[1]: это необходимо мне для статьи, над которой я сейчас работаю.
– Конечно, – киваю я.
Профессор вдруг бросает на меня проницательный взгляд.
– Мия, у вас все в порядке? Как дела дома?
– Все нормально.
– Там всё так же уверены, что вы будущий преподаватель?
По моим щекам расползается румянец. Я опускаю глаза и смотрю на свои колени. Моя семья считает, что женщине лучше всего быть учителем, а затем, со временем, заняться воспитанием собственных детей. Так жила моя бабушка. Так жили мои мать и тетя. Моя старшая сестра пошла у них на поводу: проработала учителем несколько лет и занялась продолжением рода, отказавшись от мечты стать юристом. Они все думают, что я тоже учусь на преподавателя, и разуверять их в этом я не спешу. Вот когда попаду в Женевскую программу обмена, тогда и скажу им – в конце концов, я же не собираюсь обманывать их всю жизнь! Мой успех только подтвердит, что я рождена изучать звезды, это все им объяснит.
– Так проще. Им… им этого не понять.
– Ну и пусть, – возражает профессор. – Они ведь ваша семья. Мои родители тоже не разделяли моего желания просидеть всю жизнь, уткнувшись в окуляр телескопа, но со временем всё же приняли его.
– Ваш отец был врачом, – не соглашаюсь я. – А мой работает установщиком кондиционеров.
Она снимает очки и аккуратно складывает дужки.
– В конце июня я планирую провести научную конференцию. На ней соберутся мои коллеги из других университетов, и я хочу, чтобы вы выступили с докладом о нашем исследовании. – Она смотрит мне прямо в глаза. – Вам это понятно?
– Да, – отвечаю я, не в силах даже вдохнуть.
– Если вы хорошо себя покажете, то для того, чтобы попасть в Женевскую программу обмена, вам даже не понадобится моя рекомендация: вашим слушателем будет сам Роберт Мэйер. Я обещала ему, что он сможет познакомиться с моей самой многообещающей студенткой. – Профессор Санторо поднимается с места, давая мне понять, что время консультации подошло к концу. – Надеюсь, вы подумаете над тем, чтобы пригласить своих близких послушать ваше выступление.
«Маловероятно. Единственный человек, которого я бы хотела пригласить на конференцию, давно мертв», – проносится у меня в голове, но вслух я говорю, кивая:
– До понедельника.
Профессор уже повернулась ко мне спиной и что-то ищет среди множества стоящих на полках книг: решает очередную научную загадку.
– До понедельника, – не оборачиваясь, вторит она.
3. Себастьян
В такую рань дома тишина.
Отстояв в планке, я поднимаюсь на ноги, тяжело дыша через нос, и беру в руки пару шестикилограммовых гирь для следующего упражнения. Купер делает то же самое. Тренировка проходит в молчании: мы занимаемся вместе столько лет, что разговаривать нам не обязательно. Иногда мы включаем музыку, но не сегодня. И меня ничего не отвлекает – кроме навязчивых мыслей.
Мы могли бы пойти на тренировку в университетский зал, который спортсменам разрешается посещать круглосуточно (Купер состоит в хоккейной команде, а я – в бейсбольной), но через несколько часов ему и его девушке Пенни предстоит небольшое путешествие по случаю окончания учебного года, и он предпочел задержаться дома, чтобы провести побольше времени с нашей кошкой, которая в данный момент сидит на лестнице.
Она наблюдает за нами, моргая своими огромными, пугающе умными янтарными глазами. Вообще, я больше люблю собак, но Мандаринка буквально украла мое сердце. Прошлой осенью Купер и Пенни подобрали ее на улице, и с тех пор она живет с нами. Она милашка, хотя я еще не вполне простил ее за то, что она как-то оставила дохлую мышь в моем кроссовке. Теперь мы с ней останемся дома вдвоем: Купер уезжает с Пенни, а наша младшая сестра Иззи проходит стажировку на Манхэттене, и я рискую либо привязаться к этой кошке еще сильнее, либо быть зацарапанным до смерти во сне.
Она все так же наблюдает за нами, помахивая хвостом взад-вперед, будто соглашается с моими мыслями. Выполнив последний подход, я опускаю гири на пол и провожу рукой по волосам. Иззи часто шутит, что у меня типичная прическа бейсболиста. Мои волосы длиннее, чем у Купера: после того как их команда попала в «Ледяную четверку» (и в итоге вышла на первое место), Пенни буквально заставила его сбрить бороду и постричься.
Купер бросает на меня внимательный взгляд.
– Какой-то ты сегодня притихший.
– Не выспался.
Я потягиваюсь. Да уж, последний подход на плечи был явно лишним… Пару дней назад во время игры я упал на бегу и неплохо шмякнулся о землю. Мяч все же схватил (как и здоровый синяк), вот только мы все равно продули – уже четыре раза подряд. Если мы хотим выйти в плей-офф, ситуацию нужно исправлять – и поскорее.
Купер сочувственно вздыхает.
– Я думал, тебе стало легче.
Я делаю глоток воды и пожимаю плечами.
– Раз на раз не приходится. Например, сегодня ночью я так и не смог заснуть, зато отточил навыки шинковки и посмотрел документалку про хлебопекарное производство во Франции.
Купер качает головой.
– А я-то еще думал, почему у нас весь лук на кусочки порезан… Ну и странные же у тебя хобби, братишка!
– Не порезан, а нашинкован. Смейся сколько угодно, но я же вижу, с каким аппетитом ты уплетаешь все, что я готовлю.
– Еще бы! Кто же виноват, что ты, черт возьми, кулинарный гений!
Купер ставит гири на пол и потягивается. Мандаринка тут же подбегает к нему и трется о ноги. Он подхватывает ее на руки и прижимает к груди – та сразу заходится довольным мурлыканьем.
– Да уж, дерьмовая у тебя вышла ночь. Хочешь об этом поговорить?
– Ты точно собрал все вещи? Помню, ты вроде хотел еще заглянуть к Джеймсу и Бекс перед отъездом, да?
– Себастьян.
Брат смотрит на меня своими глубокими синими глазами, и я вижу, что они полны тревоги. Он кладет руку мне на плечо.
– У тебя снова был…
Кошмар? Один из тех навязчивых, удушающих снов, от которых мне так и не удалось избавиться спустя долгие годы дорогостоящей терапии? Которые не отпускают меня, даже несмотря на всю поддержку моих приемных – и родных для Купера – родителей?
Я судорожно сглатываю. В горле встает неприятный ком.
– Брось. Никаких кошмаров, – говорю я.
Никакого скрежета металла и звона бьющегося стекла. Никакой крови на коже автомобильных сидений. Никакого прерывистого предсмертного хрипа. Я за секунду могу вспомнить все, хотя с того дня прошло уже десять лет. Будучи одиннадцатилетним ребенком, невозможно просто развидеть, как задыхается от разрыва трахеи твоя мать, как потухают ее глаза. Как будто кто-то вскрыл твой череп и запечатал там этот день.
Пальцы Купера сжимают мое плечо. Однажды он сказал, что может безошибочно угадать, когда мной овладевают воспоминания. Нам было по четырнадцать, когда мы сидели под трибуной, стащив по бутылке пива, в одну из игровых пятниц Джеймса. Тот редкий осенний вечер, когда ни у него, ни у меня не было тренировок: хоккейных у Купера, бейсбольных у меня. Стоял октябрь, и на уставшем от жары бабьего лета Лонг-Айленде наконец становилось прохладно. Думаю, тогда мои воспоминания спровоцировал внезапный дождь. В нашем укрытии было тепло и сухо, а на стадионе продолжалась игра, но я, будто оцепенев, неотрывно смотрел на поток воды. Куперу пришлось встряхнуть меня, чтобы вернуть в реальность.
Я убираю его руку.
– Мне просто… Просто не спалось, вот и все.
Брат изучает мое лицо.
– Все из-за нее.
Я никогда не говорил Куперу (потому что только в последнее время его напряженные отношения с отцом начали улучшаться и потому что не так давно в наших собственных отношениях выдался сложный период из-за появления в Нью-Йорке его мерзкого дядюшки, попытавшегося обманом вытянуть из него деньги,), что, делая такое лицо, он становится до ужаса похожим на своего отца, Ричарда Каллахана: тот точно так же хмурит брови.
Все Каллаханы похожи как две капли воды: темные волосы и глубоко посаженные синие глаза. Нельзя не принять их за одну семью. Ричард Каллахан, легендарный квотербек. Сын Ричарда Джеймс, двумя годами старше меня и уже год как играет в Национальной футбольной лиге. Купер, мой лучший друг и в каком-то смысле почти близнец. Наша младшая сестра Иззи, сгусток чистейшей энергии с талантом к волейболу и суперспособностью то и дело попадать в неприятности.
Меня же, несмотря на то что на моей спортивной форме с двенадцати лет красуется надпись «Каллахан», легко отличить по светлым волосам и зеленым глазам погибших родителей. Прошло уже десять лет с тех пор, как семья Купера стала и моей. Благодаря обещанию, которое Ричард дал моему отцу, Джейкобу Миллеру, когда они оба были еще молоды и полны надежд о будущем в НФЛ и в МЛБ[2], после трагической смерти моих родителей Ричард и Сандра Каллаханы приняли меня как родного сына, за что я буду вечно им благодарен.
Иными словами, мы с Купером живем бок о бок достаточно долго, так что он отлично понимает, когда я что-то недоговариваю. Я чешу Мандаринку за ухом. Мое молчание подтверждает догадку брата: я так и не смог выбросить Мию Ди Анджело из головы.
Счастливо оставаться, Каллахан! Я ухожу.
Эти слова, сказанные ею месяц назад, до сих пор эхом отдаются у меня в голове, по-прежнему причиняя боль. В одно мгновение она оказалась так близко – буквально таяла в моих объятиях, – а в следующее уже упорхнула, оставив меня в растерянности наблюдать за ее уходом, как будто это наша последняя встреча. Конечно, потом мы виделись: все же она лучшая подруга Пенни, да и в целом игнорировать человека, с которым учишься в одном университете, практически невозможно, – но она каждый раз вела себя так, будто все, что между нами было, ничего для нее не значит.
– Ты не хочешь рассказать мне, что у вас произошло?
– Ты видел: она просто ушла.
Купер вздыхает.
– Ничего не понимаю. Пенни, конечно, просто обожает Мию, но все же характер у нее слегка… трудный.
– Она что-нибудь говорила обо мне?
Этот вопрос звучит настолько жалко, что мне становится противно, но не задать его я не могу. Я беспокойно тереблю висящий на шее медальон, когда-то принадлежавший моему отцу.
Брат неопределенно пожимает плечами, явно размышляя о той сцене, когда он так не вовремя вошел в комнату. Мы тогда просто целовались, не успев перейти к самому главному, но все же в ту секунду, когда Мия увидела Купера, все ее доверие, которого я с таким трудом добивался, испарилось. После этого она будто закрылась от меня непробиваемой стальной броней.
– Если и говорила, то попросила Пенни не рассказывать мне об этом: она ведь знает, что я все передам тебе.
– Просто замечательно…
– Ты тоже особо не горел желанием рассказывать мне, что случилось.
Я строю гримасу.
– Не-а. Как, впрочем, и теперь.
– Вы двое просто смешны, – раздается с лестницы.
В комнату входит Пенни – босиком, в широкой футболке с принтом дракона, явно принадлежащей моему брату. У него столько одежды с изображениями фэнтезийных героев, что можно было бы одеть целый Комик-кон. Ее рыжие волосы, так непохожие на по-вороньему черные локоны Мии, напоминают птичье гнездо.
– К вашему сведению, она ничего мне не сказала. Отказывается об этом говорить.
В тоне Пенни сквозит явное беспокойство: все-таки Мия – ее лучшая подруга. У меня же в голове крутятся совсем другие мысли: судя по всему, она сейчас неплохо проводит время, но это, черт возьми, не мое собачье дело. Конечно, как и я, Мия имеет полное право встречаться с другими, но… После всего, что между нами было?
Я вспоминаю тот момент в моей комнате: ее смазанную помаду, яркие карие глаза. В перерыве между поцелуями я пригласил ее на ужин. Попросил об одном-единственном свидании – и это после целого месяца перепихонов, – и она сказала да. А примерно через минуту после этого в мою комнату заявился Купер, и в результате она, закрывшись, словно щитом, своей сумкой с надписью «NASA», ушла – ушла, черт возьми!
Счастливо оставаться, Каллахан! Я ухожу.
С тех пор она ведет себя так, словно без капли сожаления вычеркнула меня из своей жизни. Я не нашел в себе сил рассказать брату, что, несмотря на все произошедшее, я пришел в день свидания в назначенное место и, стараясь не терять надежды, прождал Мию больше двух часов, но она так и не явилась. Разве мог я признаться в этом Куперу? Все же его девушка – лучшая подруга Мии.
– Ты точно в порядке? – спрашивает он, глядя на Пенни. – Может, нам остаться с тобой? Побудем твоей группой поддержки. Думаю, Мия…
Я качаю головой.
– Не стоит – поезжайте. И передайте привет Джеймсу и Бекс. Со мной все будет нормально.
Пенни целует Купера в щеку. Он притягивает ее к себе и обнимает, упираясь подбородком ей в макушку. Я подавляю внезапную искру зависти. Когда Джеймс встретил Бекс, это показалось мне совершенно естественным. Я будто всегда знал, что его ждет большая любовь: жена, дети, собака, дом с красивым белым забором. Когда же в жизни Купера появилась Пенни, это стало сюрпризом решительно для всех, однако мы не могли не заметить, что, сосредоточив свой мир вокруг одного-единственного человека и отдавая ему всю свою любовь, он явно оказался в своей «зоне комфорта». Я никогда не видел его таким счастливым – вот только переносить потерю постоянной компании мне стало еще тяжелее.
Мои братья действительно заслуживают настоящей любви. И плевать, что я из-за этого остался в полном одиночестве, а девушку, которая мне нравится, мое присутствие обрадовало бы даже меньше, чем прилипшее на подошву обуви собачье дерьмо.
– Мы обещали моему отцу, что позавтракаем с ним перед отъездом, – говорит Пенни.
Я прочищаю горло.
– Конечно, идите. Мне все равно уже пора на тренировку.
– Появятся новости насчет драфта – сразу пиши, – просит Купер, едва заметно улыбаясь.
У футболистов сейчас период отдыха, и поэтому мой брат, располагающий огромным количеством свободного времени, переключил внимание со своих спортивных успехов на мои – а именно на драфт Главной лиги бейсбола, который должен пройти в июле. Я же стараюсь не слишком много о нем думать, потому что в противном случае чувствую себя так, будто мой желудок завязывается в узел.
– Отец говорил тебе о «Марлинс»? Поедешь в Майами – вот будет круто!
Я выдавливаю ответную улыбку. Я не нашел в себе сил признаться брату – да и кому-либо еще, – что жду неумолимо приближающегося драфта с содроганием, словно неизбежно надвигающуюся бурю. Это до ужаса смешно, ведь я прирожденный бейсболист. В надежде, что однажды сын станет его преемником, мой отец позаботился о том, чтобы я влюбился в этот спорт с того самого дня, как впервые взял в руки биту. Бейсбол всегда был для меня самым важным в жизни, и июльские отборочные должны стать моим билетом в светлое будущее.
Вот только в последнее время какая-то часть меня (судя по всему, все же недостаточно крошечная для того, чтобы я мог ее игнорировать) начала задаваться вопросом: а то ли это будущее, которого я хочу?
Отклонив приглашение поучаствовать в драфте после окончания школы в прошлом году и поступив вместо этого в МакКи, я автоматически лишил себя права проходить отборочные испытания до тех пор, пока мне не исполнится двадцать один год. Так действуют многие бейсболисты: идут в университет, чтобы получить время на размышления о будущем и отточить мастерство. Если данные, которые мне чуть ли не каждый день присылает Ричард, верны, то у меня есть все шансы попасть в весьма неплохую команду: или в «Марлинс», или в «Рейнджерс». Вроде был разговор даже о том, что мне подумывают предложить контракт «Цинциннати Редс»: хотят, чтобы в команде снова был Миллер.
Отец был бы рад этому. Стоит мне закрыть глаза и сосредоточиться, я слышу, с какой страстью он говорил о бейсболе: о его красоте, его истории, его невероятной гармонии, благодаря которой этот вид спорта стал неотъемлемой частью американской культуры. Папа был очень терпелив: всегда выжидал мяч с холодной уверенностью, готовый ударить в любую секунду. Рекорд хоум-рана, который он поставил, играя в Национальной лиге, остается не побитым до сих пор.
Многие ждут, что я смогу это сделать.