Григорий Андреевич Неделько
Фобии Морфея
…но тотчас поблёкли, растеклись и растворились. Исчезли…
…К моему дому нас доставил проезжавший мимо типичный, невротик. Наиболее восприимчивые, люди вроде него не могли бросить в беде сумасшедших, которым требовалась помощь и поддержка. И хотя мы – сбежавшие от воздействия нейролептиков, неизмеримо счастливые – стояли посреди наземной автодороги, бешено озираясь, а по обе стороны сновали мобили, невр не стал задавать лишних вопросов. В нашем, более логичном, правильном и счастливом мире, важны не вопросы, но люди. Личности.
Не поинтересовался невр и тем, почему один из нас – я – в одежде, а второй, шиз, – абсолютно наг. Вместо этого просто отдал моему другу куртку. Усадил нас в своё авто и по воздуху домчал к дому, где я жил. Убедившись, что с нами всё будет в порядке, невр вежливо попрощался и улетел, оставив куртку дрожащему от холода шизу…
На следующий день, рассказав на работе, как всё было, я получил отгул, и мы вдвоём с шизом – выяснилось, что он прекрасный парень – сходили к психосканеру. Обследование не выявило никаких отклонений ни у меня, ни у друга.
Уже на следующее утро я вернулся к предсказаниям будущего. Теперь мы с шизом – который тоже устроился работать провидцем – трудимся посменно; денег платят столько же, а времени тратим меньше, да и устаём не так сильно.
На этом всё и закончилось. И если вам кажется, что я рассказал нечто примечательное, своеобразное, необычное… уникальное… то только кажется.
Поверьте.
Тьма кормящая
Некоторым ночь ни к чему, тьма сочится из них самих.
(Станислав Ежи Лец)
Тьма кормила его долгие годы.
Когда работал, окружала, овевала бесплотным чёрным телом. Невидимая обычным зрением, неощущаемая ни единым органом чувств, но предельно реальная, присутствующая здесь и сейчас. Сбивалась в тучи, вытягивалась и извивалась, образовывала кольца, рассеивалась и сгущалась… Тьма.
И каждый раз, стоило ей напомнить о себе, этот человек с ореолом жёлтых волос и лучезарной улыбкой садился за пишущую машинку, ноутбук или стационарный компьютер – смотря что было под рукой – и приступал к работе. Воображал, думал, печатал. Иногда даже на планшете либо мобильном. А порой наговаривал на цифровой диктофон.
Тьма не была главной, однако наличествовала в его жизни неоспоримо, неотменяемо. И кормила, помогала, отчасти руководила.
Где бы ни очутился, всегда брал её с собой: в магазин, на прогулку, на концерт, в отпуск, в сновидения… Везде были вместе: творец и муза, день и ночь, человек и тьма.
Любой новый роман или рассказ, написанный с участием тьмы и благодаря его усилиям, шёл в печать, поступал в продажу, находил читателей и поклонников, зарабатывал деньги… И ничто не могло остановить этого.
Вначале, едва столкнувшись с тьмой, только-только «познакомившись», испугался. Пытался таиться, прятаться, избегать её: чувствовал, что внутри чернильно-чёрной незримой субстанции находится нечто опасное. Либо не чувствовал, но подозревал. Она пришла, чтобы поработить, уничтожить – так чудилось.
Однако со временем, всё чаще вступая в контакт – словно бы с иностранцем, с животным, а не человеком, с пришельцем, – понимал: тьма не содержит в себе семян разрушения, погибели. Не желает носителю зла. Сам видел в ней зло, поскольку привык замечать его вокруг, был приучен – собратьями. Людьми. Человечеством, которое везде и во всём способно увидеть губительное.
Тьма начала с ним общаться; вначале несмело, но затем более и более охотно, открыто, громко. Пускала внутрь себя, показывала и дарила образы. Помогала, кормила. И, благодарный, в конце концов ответил тем, что стал писать, опираясь на бесплотные подсказки.
Чем дольше это продолжалось, тем легче было обращаться к тьме, понимать её; забирать образы и проецировать на экран, бумагу, в сознание читателей. Странный дуэт соавторов питал необычайными, оригинальными придумками сперва лишь отрасль книжную, однако вскоре добрался до кинематографа. Фильмы по их произведениям имели колоссальный успех.
Появились продолжатели – как в литературе, так и в кино. И в музыке. Появились подражатели. Появлялось всё больше и больше поклонников. И завистников…
Однажды, измотанный образами тьмы, усталый, но довольный, вернулся домой, предвкушая очередной плодотворный вечер. Вечер, когда воплотит их общие идеи в форме текста: рассказа, а может, главы романа.
Только переступил порог – и вдруг почувствовал за спиной присутствие. Не жены, нет, а кого-то чужого, того, кого здесь быть не должно.
Тьма встрепенулась, напряглась, разбилась на незримые куски. Истончилась. Погрязла в тумане…
Хлопнула, закрываемая, входная дверь. Раздался щелчок – дверь заперли.
Резко обернулся и увидел незнакомого рослого стройного человека в чёрном. В руке незнакомец держал непонятное с виду и по назначению устройство.
Снова шорох за спиной.
Повернулся туда – и вот уже перед ним стоит жена, красивая как всегда. А рядом с ней друг. Тот друг, невысокий, но симпатичный, которого давно подозревал в связи с женой, однако был слишком занят, слишком увлечён, чересчур поглощён – тьмой и работой, – чтобы подтвердить или опровергнуть эти догадки. Чтобы предпринять что-нибудь.
Теперь же оказалось поздно.
– Спокойно, – сказал друг, – не дёргайся.
Жена молчала и буравила ненавидящим взглядом прекрасных глаз.
Отступил назад. Сильные пальцы сомкнулись на его руках, чуть повыше локтей. Дёрнулся, чтобы вырваться, – не смог: не пускали. Чёрный незнакомец держал крепко.
Подошёл друг и, глядя неотрывно, зло, замахнулся кулаком. Попытка увернуться ни к чему не привела – кулак больно ударил в нос. Перед глазами вспыхнули звёзды. Тьма отступила. Пошла носом кровь. Чёрный человек выпустил из железных объятий. Разговаривающий с тьмой упал на пол.
Теряя связь с реальностью, попытался ухватиться за ускользающий край бытия. Не вышло. Потянулся к тьме; ринулась навстречу, чтобы помочь!..
Тут что-то холодное коснулось лба, и тьма откатилась назад, помчалась, полетела прочь. Конденсируясь, утекала стремительно из своей обители, оставляя его. Навсегда.
Закричал. В исступлении замолотил в воздухе руками, ногами.
Новый удар! Боль! Сознание отключилось. Но перед тем ощутил, как последний сгусточек тьмы покидает его. Крохотное облачко скользнуло куда-то и потерялось. Тьма рассеялась. Пришла безнадёжность…
А затем явились другие типы в чёрных одеждах. Заковали в наручники. Сделали укол, приводя в себя; грубо подняли с пола и увели, награждая тычками, пинками.
…Сейчас, чистый, спокойный, стерильный – свободный от тьмы, – сидит в стеклянном гробу в одиноком здании. Голый, безразличный. Смотрит пустыми глазами перед собой и не думает ни о чём; не помышляет о новых образах и сюжетах, о продолжателях и поклонниках…
Чёрные иногда проходят мимо и внезапно, сильно бьют по прочному стеклянному корпусу кулаком. Тогда вздрагивает, на миг сознавая, где и почему очутился. И внезапно снова забывает, погружаясь в пучину океана беспамятства. Кромешного мрака – без тьмы.
Жена и друг, который спал с ней, потратили немало денег, поскольку услуги чёрных очистителей стоят недёшево. Впрочем, это ничуть не смущало парочку: получили, что хотели. Друг друга, дом, тьму… Талант.
Друг стал владельцем крупной фирмы по производству мобильных – теперь те, с его лёгкой руки, называются фонами.
Жена пишет женские романы; продаются очень хорошо. Недавно забеременела…
И хотя ни один, ни вторая даже не приблизились к его гениальности и славе – были счастливы. Как только могут быть счастливы люди. Ведь талант служил им. Тьма кормила обоих: отсечённая, извлечённая, похищенная. Разделённая и «вживлённая». Теперь сознания предателей наполняли чёрные клубы, дарившие образы и идеи.
Для него, очищенного, стерилизованного, лишённого тьмы, наступил конец необычного симбиоза. Что же до этих двух…
Беременная жена лежала в спальне; позвала друга томным голосом. Ждала, хотела. И мечтала об их общем ребёнке, плоде самого что ни на есть материального соавторства.
Друг сидел на кухне, размышляя, вспоминая. Чёрные люди являлись ему. Чёрные люди во тьме. Безликие, безымянные, безгласные фигуры выходили из грозовых туч и наседали, чтобы схватить, оглушить, обокрасть! Вела их жена…
Друг дрожал от страха.
Жена позвала снова.
– Иду, дорогая, – отозвался через силу.
Попытался отстраниться от неожиданно налетевшего, взявшегося неясно откуда ужаса. Не выходит. Не выходит!
Принялся в панике озираться, скользя взором по кухне, где находился. Глаза не останавливались ни на одном предмете или объекте. И вдруг…
Тьма внутренне напряглась; если бы могла, ухмыльнулась.
Друг встал со стула, подошёл к магнитной подставке. Снял оттуда нож. Длинный, острый. Провёл по краю лезвия большим пальцем.
– Дорогой!
Нажал слишком сильно: из пальца потекла кровь. Как тогда, у этого… который в стеклянном гробу, вспомнилось другу. Сунул палец в рот.
– Иду!
И, держа острый длинный нож за спиной, направился в комнату.
Тьма ликовала – сполохи молний расчерчивали огромное чёрное пузо. Тучи исходили ливнем.
Но друг ничего не замечал: у него появился другой образ, другая идея, иная цель. Та, которую подсказала внутренняя темнота. Беснующаяся и опечаленная тьма, верная и украденная, беспросветная и полная электрических разрядов, чёрная и белая…
Никогда не забывала первого хозяина; не смогла бы позабыть. Потому что он был не только первым – единственным.
То, чему предназначалось случиться дальше, уничтожит и её. Но неважно: есть вещи превыше жизни, реальности, экзистенциального страха… Тем более, для неё. Такой вещью тьма считала привязанность. Возможно, кто-нибудь из людей назвал бы это дружбой. Кто-нибудь другой, а не погружённый ужас и безумие мужчина, который шёл со спрятанным за спиной ножом к комнате, открывал дверь, заходил внутрь… Не они – те, у кого в голове и перед глазами лишь деньги, слава, успех, но вовсе не кормящая тьма.
Женщина истошно завопила… Через некоторое время раздался хрип – его собственный… Всё окрасилось в красный – надолго. И в чёрный – на миг…
А после устроившая потоп, бурю, незримое неистовство тьма распалась на составляющие, поблекла и исчезла. Уже точно навеки.
Вскоре пришли чёрные похитители и избавились от двух неподвижно лежащих тел. Далеко не впервые происходило нечто похожее. Чёрные избегали нежелательных последствий и берегли репутацию, однако получалось не всегда. Что ж, такова жизнь – во всех её проявлениях.
Люди в чёрных одеждах улетели, оставив дом чистым и пустым.
Тьма больше не возвращалась: когда некуда идти, в попытке вернуться нет ни смысла, ни идеи, ни фантазии. Образы сами по себе никогда не перевешивают тягу к самосохранению, не проявляются в виде симбионтов без плоти, «окрашенной» в цвет глубокой ночи. Но разве бывает ночь без дня?..
Кормившая хозяина долго, усердно, верно, тьма тоже испытывала голод. Жуткий, непередаваемый, исчисляемый не годами и даже не веками, а вечностями. Голод с начала времён, который люди видят чаще, чем какие-то туманные образы в собственном сознании. Чёрный голод тех, кто является не больше, чем мельчайшей частью всеобъемлющего тёмного «я», беспросветного и ослепительного. Голод этой крохотной, рассеявшейся тьмы…
…теперь он был утолён.
Обезьяна Бога
The devil’s in the fails.
Распоряжение явиться на «ковёр» поступило к Воинову по коммуникатору в самый разгар утра рабочего дня. Не успевший ещё продрать глаза, молодой мужчина приятной наружности, высокий, стройный, но с редкими пепельно-чёрными волосами предстал пред ясные очи начальства.
Начальство в лице грузного, непоколебимо серьёзного Сергея Ивановича провело брифинг быстрее обычного. Рассказало о наличии Проблемы и о том, что от Воинова требуется решить её как можно скорее. Во избежание, по словам Сергея Ивановича, последствий.
Воинов, несмотря на молодость – чуть за тридцать, – был фиксером опытным, потому не стал задавать лишних вопросов. Немедля направился в исследовательский центр.
Стоило ступить за его порог, как водопадом обрушился неостановимый поток речи главного гения Сферы – взъерошенного, эмоционального, слегка неопрятного Николая Корольковского. Воинов честно пытался понять, чего же хочет Корольковский. Однако учёный выражался столь поспешно и туманно – и при этом громко, – что фиксер не разобрал ровным счётом ничего. Видя написанные на красивом лице Воинова страдания, вызванные не чем иным, как невозможностью проникнуть в суть вещей, в которых тот, по должности, обязан бы смыслить более остальных, Корольковский схватил молодого мужчину за руку и куда-то поспешно повлёк.
Мимо экранов, мимо машин, мимо гудящих или молчаливых сотрудников… За поворот… Как выяснилось, к гигантскому монитору.
Воинов уже открыл было рот, чтобы спросить, а в чём, собственно, дело – когда боковым зрением увидел на экране монитора такое, от чего душа ушла в пятки.
На плоском, полтора на полтора метра жидкокристаллическом квадрате отображалось море; судя по крупной надписи внизу – Средиземное. Над жидким синим «зеркалом» вздымались и опадали волны, но не это привлекло внимание Воинова. Его взгляд сосредоточился на здоровенном чёрном пятне, безмятежно дрейфующем на поверхности бурных вод. Как бы ни взлетали высоко волны, как бы ни дул сильно ветер, пятно оставалось неколебимо. И очертаниями весьма и весьма напоминало голову неведомого существа, а точнее – череп. Пустые глазницы, разверстая пасть, широкие скулы, длинные рога…
Вначале Воинов подумал: разлилась нефть. Но тотчас вспомнил, что нефть не может лежать неподвижно на ярящихся волнах. Да не просто лежать – пронизывать их насквозь, точно свет – зеркальные преграды. И переливаться внутри мириадами огней тысяч цветов.
Однако и это не самое поразительное. Самым удивительным было то, что всё, касавшееся пятна, мгновенно изменялось – до неузнаваемости. Преображалось, перекашивалось, ломалось визуально – а может, и материально.
Воинова оторопь взяла от того, во что превратились бьющие сквозь пятно волны. Изломанные, точно деревяшки, погнутые, как листы бумаги, искрящиеся цветом и светом, тем не менее продолжали неистовствовать. Вот пролетела мимо стая каких-то чумных, неизвестно что забывших здесь птиц, вероятно чаек. Крылатые фигурки стремительно «прошли» через пятно и вынырнули – но уже иными. Все они, насколько мог видеть Воинов, мигом преобразились в…
Фиксер сглотнул.
…преобразились в беспорядочное скопление различных светящихся геометрических фигур. И ещё чего-то, не ухватывающегося зрением. Воинов предпочёл не присматриваться.
Сглотнул снова.
– Мы подумали, вам лучше увидеть собственными глазами, – сказал Корольковский. – А то бы не поверили.
– И это правда…
Воинов размышлял над вопросами; ответы в голову не шли. Да и неудивительно: в первый раз сталкивался с такого рода аномалией.
– Мы назвали это Обезьяна Бога, – сказал Корольковский. – Первая реакция на него у нас была вроде вашей.
Воинов отстранённо кивнул.
– Давно оно тут?
– С утра. Пришло чрезвычайное сенсорное оповещение.
– А откуда взялось?
– Хрен же знает.
– Как так?
– А вот так. Никто не может понять. Просто не было – не было. И вдруг есть.
Воинов с сомнением посмотрел на учёного.
– Знаю, – отозвался тот, – звучит неправдоподобно.
– Ещё как.
– Но это чистая правда.
Воинов задумался; даже прикусил губу.
– С будущим связывались? – спросил он.
– Да. Они не в курсе.
– Вообще?
– Наверное.
– То есть?
Корольковский пожал плечами.
– Связь прервалась.
– Пытались связаться по-новой?
– Естественно. Пока не получается.
Воинову внезапно сделалось тревожно.
– А прошлое?
– С прошлым всё в порядке, – с готовностью ответил Корольковский. – Ни помех, ни следов, ни проявлений, ни эманаций… Ничего.
– Откуда же оно взялось, чёрт побери? И что это такое?!
– Видимо, для того вас и вызвали, чтобы вы разобрались.
Воинов хмыкнул.
Задав ещё пару вопросов – в частности, о размерах пятна, – фиксер покинул исследовательский центр Сферы. Покинул в весьма смурном настроении. Если верить данным учёных – а не верить причин нет, – чудовищное пятно появилось (или, по крайней мере, было обнаружено) уже достаточно большим, несколько метров в диаметре, и с того момента неуклонно и активно растёт. Первый случай в практике Воинова.
Комната переноса находилась, равно как и любое специализированное помещение в Сфере, в отдельном секторе, а значит, на другом этаже. Спустившись на лучевом лифте, Воинов открыл толстую металлическую дверь кодовым ключом и вошёл внутрь. Огромная и неописуемая в своей сюрреалистичности «переноска», со всеми её изгибами, изломами и вензелями, ждала того, кто умеет с ней обращаться. К таковым относился Воинов, более десяти лет работавший с машинами пространства-времени, но не себе во благо или другим во зло, а чтобы устранять, сглаживать либо иначе нивелировать чрезмерно опасные «волнения» реальностной материи.
По пути к «переноске» Воинов заглянул на склад, забрал магнитный мини-рюкзак со стандартным оборудованием, поэтому ничто фиксера не задерживало. Зашёл во внутренности сплюснутой, «украшенной» проводами, трубками и прочими завитками сферы, произвёл необходимые манипуляции и мгновенно перенёсся по заранее установленным координатам в прошлое.
Стояло раннее утро. Пустынный морской берег утопал в тумане. Воинов вынул из магнит-рюкзака миниатюризированную лодку, разложил, подсоединил к ней источник питания и нажал кнопку. Лодка «раздулась», сформировавшись. Поколдовал над средством передвижения, и через пару минут оно было готово. Столкнул лодку в воду, сел перед бортовым компьютером и, управляя им касанием пальцев, повёл судёнышко туда, куда указывала стрелка на мониторе. Средиземное море сохраняло приятное, но немного настораживающее спокойствие.
Добравшись до места назначения, Воинов остановил лодку, достал из рюкзака тестер, включил. Едва фиксер сделал это, как прибор разразился громким, надсадным писком. Воинов взглянул на маленький экранчик тестера – и раскрыл рот от удивления. Устройство показывало в непосредственной близости присутствие мощной пространственно-временной аномалии. Воинов поозирался – нигде не видно ничего сверхъестественного.
Тогда, понажимав на тестере кнопки, произвёл ещё некоторые вычисления, которые, увы, совершенно не обрадовали, поскольку ни к чему не привели. Прибор утверждал, что аномалия наличествует в полном объёме, причём сила её по шкале Дика – от двенадцати до четырнадцати баллов. Притом что максимальное значение пространственно-временных отклонений, при гипотетических условиях, не должно превышать десяти единиц.
Воинов убрал тестер обратно, достал пробник. Включил и запустил внутрь аномалии, исходя из полученных координат. Когда, через пять секунд, пробник вернулся, результаты исследования подтвердили фиксеру то, что и сам знал: здесь находилась немыслимая по силе аномалия, с которой требовалось управиться как можно скорее.
У Воинова на лбу выступил пот. Сердце принялось отстукивать нервную дробь, точно несущийся на всех парах гравипоезд. Непривычная и оттого ещё более тревожная ситуация. Когда в последний раз так волновался на работе?..
Делать нечего. Аккуратно спрятав пробник с частичкой невидимой аномалии в магниторюкзак, в специальный кармашек, Воинов достал пломбу. Запустив процесс активации, кинул пломбу на поверхность воды, ближе к центру предполагаемого повреждения реальности. Дождался, пока закупорка завершится. Проверил, будто дантист, спецоборудованием надёжность пломбы; убедился, что всё в порядке.
Ещё раз включил тестер; тот продолжил истошно верещать. Воинов поморщился. Посмотрел на экранчик: там во всей красе демонстрировалась незримая аномалия, впрочем прекратившая расти. Пломба надёжно удерживала на месте невидимый, неощущаемый сбой в реальности, однако по какой-то непонятной причине не залечивала «рану». Хотя должна бы.
Предчувствие беды усилилось.
Да нет, ерунда! Просто они столкнулись с тем, чего раньше не встречали. Так бывает.
Отмахнувшись от глупых страхов, Воинов выключил тестер и повёл лодку назад…
Судёнышко скользнуло на берег. Фиксер спрыгнул на гальку, «спустил» лодку и, собрав, положил во вместительный рюкзак, отчасти использовавший принцип относительности пространства. Затем Воинов активировал систему обратного перемещения и вернулся в своё время…
…Геометрические фигуры окружали его. Квадраты, треугольники, круги, трапеции… параллелепипеды, конусы… и что-то из неэвклидовой геометрии. Повсюду летал, мерцал, переливался свет: искрился тысячами цветов и миллионами их оттенков. Всё было поломано, покорёжено, вывернуто, перекручено… Только ли с виду – или и на самом деле?
Оторопел взирал на это буйство сумасшествия, на торжество безумия. На предельно неправильные, противоречащие логике и привычке линии, фигуры, места… На то, чего никогда не сможет представить и увидеть человек. Тем более, там, где привык жить.
Но ОН это видел. И чувствовал. Страх! Страх исходил из светящегося, искрящегося, мигающего, идущего волнами, меняющего цвет нечто и вливался в Воинова потоком, как из прорвавшейся дамбы. Сметая на ходу известные понятия и образы. Слова застряли в горле, потеряли ценность, низринулись в бездну беспамятства!..
Если бы мог, он бы потерял сознание. Но чересчур странным, фантастическим, пугающим стал окружающий мир. Настолько, что Воинов не просто оторопел – забыл о собственном существовании.
Тут в голову прокралась незваная и ужасная мысль: прикоснуться к световому великолепию, ощутить ладонями прежде невиданные, не существующие на родной планете цвета!
В последний момент передумал. А что, если… Что, если это превратит его в одну из зависших в воздухе фигур?!
Воздух! Слава богу, он ещё способен дышать! Если только всё окружающее – не иллюзия…
А как же они? Воинов вспомнил о людях, оставшихся в Сфере. О сотнях работников: учёных, фиксерах, инженерах, преподавателях… Живы ли? Что с ними?!..
И, не помня себя от волнения, страха, рванул прочь из комнаты переноса. Дверь была открыта, точнее зиял на его пути прямоугольный провал, окружённый светом и цветом, а самой двери Воинов не увидел.
Вперёд, вперёд… Мимо жутких летающих фигур. Оставляя позади ощущение полнейшего распада реальности и рассудка. Мимо лифта, потому что тот окружён всё теми же яркими деформациями. На лестницу… по лестнице… Уворачиваясь от следствий аномалии, попавшей сюда неизвестно как… В ещё один коридор, и ещё один…
Воинов запыхался, дышал сбивчиво, весь покрылся едким потом.
Наконец впереди – дверь в исследовательский центр. Открыта. Кто-то пытался спастись? Удалось ли им? Или это всё последствия аномалии?..
Не успев подумать о том, что ждёт внутри, Воинов забежал в центр исследователей. И замер, оторопел.
Это было ещё кошмарнее, чем мог представить. Они все лежали тут: и Корольковский, и его собратья по труду… разбитые, исковерканные, сломанные, угловатые. Светящиеся; укрытые цветом… Мозг не в силах вынести подобного надругательства над человеческой природой.
Воинов резко отвернулся – и взгляд упёрся в то, в чём фиксер с великим трудом распознал тело Сергея Ивановича.
Не сознавая до конца, что делает, под влиянием колоссальных нервных перегрузок, молодой мужчина рванул туда, где раньше стоял гигантский монитор. По иронии судьбы, аномалия не затронула эту часть исследовательского центра. Или будто что-то направляло фиксера, указывало путь.
Пугающего чёрного пятна, черепа Обезьяны Бога, на полутораметровом экране видно не было, лишь бесновалась волна пространственно-временной аномалии. Или – реальностной? Оставалось гадать. Насколько далеко простёрло неведомое бедствие свою всеуничтожающую руку?
Ужасное, невыносимое предположение, только что прокравшееся в мысли Воинова, потрясло его. А вдруг аномалия не уничтожала людей и объекты? Что, если она делала нечто худшее? Или… лучшее – с точки зрения прежде совершенно незнакомых человечеству сил. Незнакомых, а может, лишь казавшихся таковыми. Незамечаемых ранее, однако сейчас вырвавшихся на свободу. Но каким образом?!..
Воинов протянул руку, коснулся сенсорного экрана. Отозвавшись на команды, монитор показал фиксеру отчёт о последних действиях и открытиях учёных. Напуганный, потерянный человек даже не успел дочитать до конца: всё стало ясно гораздо раньше.
Отшатнулся, отступил от монитора, споткнулся обо что-то и упал. Ударился головой, на неопределённое время потеряв сознание. Благословенное беспамятство…
Благословенное ли? Не побился бы об заклад. В темноте сознания являлось громадное чёрное пятно в виде черепа непонятного существа. Обезьяна Бога. Пыталось схватить его, пожрать. И всюду сверкали цвета, везде слепил свет!..
Очнувшись, понял, что уже не грезит. Пока находился без сознания, аномалия обступила со всех сторон; сохранился лишь островок примерно три на три метра, где и лежал. Последний оплот. Всё прочее потонуло в световой исковерканности, цветовом психозе.
Воинов медленно поднялся. Голова болела, кровь стекала по щеке. Приложил пальцы к ране, поморщился, отнял руку. Затравленно, испуганно, безнадёжно огляделся. Куда идти, куда? Как спастись?!
В последней попытке выбраться из сюрреалистического ада, вытащил коммуникатор. Набрал номер Сферы будущего.
Ждал… Ждал… Ждал… Нет ответа.
Набрал снова. Опять ожидание – опять ничего.
Уже догадался, что случилось с ними: сложно не догадаться. Но всё равно не верил до конца, не хотел согласиться с тем, что не спастись, что аномалия, проникнув не только в пространстве, но и во времени – повсюду.
Переместился бы в будущее – был при себе заряженный личный тайм-порт, – если бы не сомневался, что есть куда бежать. Может, аномалия ещё и не поглотила будущее целиком, однако могла очутиться там, где окажется и он сам. Одно прикосновение, и… что? Не хотелось выяснять. Что-то подсказывало: выход есть. Почему же не видит его?!
Может, отправиться в прошлое?
Воинов связался со Сферой прошедшего. Никто и теперь не ответил.
Паника опутывала, опустошала. От пятачка три на три метра осталась дай бог половина.
Воинов стоял недвижим.
Что же они все наделали? Откуда взялась аномалия, и почему столь яростно пыталась уничтожить их мир?..
Голова ныла, раскалывалась. На глазах выступили слёзы. Воинов чувствовал, что сходит с ума.
Тогда, повинуясь некоему необъяснимому порыву, вытащил индикатор, связанный с пломбой. Как оказалось, тот давно мигал сигнальной лампочкой и приглушённо ворчал. Воинов проверил показания… и опешил. Понял.
Пломба была сорвана. Аномалия фонтаном, потоком, цунами била через брешь в недалёком прошлом, а пломба уже не существовала.
Между тем, граница изломанности в настоящем подбиралась ближе и ближе. Слепило глаза; приходилось жмуриться.
Словно отрешившись от происходящего, Воинов продолжал размышлять. Неужели реальность день назад или около того раздалась от нахлынувшего сверхъестественного потока и, скованная пломбой, не выдержала, лопнула, точно мыльный пузырь? Неужто они сами пригласили аномалию в собственный мир, смелыми мечтами и экспериментами? Либо больше того – создали?..
Эта теория не хуже прочих. Но сознавать подобное слишком страшно…
Впрочем, у него ещё будет время подумать. Наверное… Воинов принял решение. То, что собрался осуществить, строго-настрого запрещалось. Только разве есть иной выход? Теперь, когда тонешь, гибнешь, исчезаешь посреди моря беснующихся вневременья, внепространства, внереальности и нет надежды на спасение. Воинов вспомнил о том, что он всего лишь человек…
Выставил на карманном тайм-порте дату и нажал кнопку.
Назад не вернётся – попросту не сможет, поскольку отправился туда, где не существуют Сферы, тайм-порты, фиксеры… И – пространственно-временные аномалии, реальностные катастрофы. По крайней мере, не существовали раньше. Если его не убьёт парадокс перемещений во времени – ведь переносился туда, где их ещё не открыли, – то беспощадная аномалия, которую, не исключено, создаст своим прыжком, может изменить до неузнаваемости, нивелировать, прикончить. Если же выживет, если путешествие закончится хорошо, он приложит все силы. Не только и не столько для того, чтобы выжить, а чтобы выжили другие люди. Нужно предупредить их! Оградить от непростительных, смертельных, уничтожающих ошибок!..
Надежда оставалась.
В рюкзаке лежала проба чудовищной Обезьяны Бога. На экране переносного тайм-порта горела дата из начала XXI века, потом исчезла…
Светоцветовой хаос последний раз лизнул ещё не подчинившийся его яростному натиску пятачок, где минуту назад стоял раненый, насмерть перепуганный человечек, и наконец забрал непокорное пространство себе. То, что произошло дальше, не смог бы описать ни один из людей. Впрочем, для сбежавшего прежней реальности уже не существовало – в той же степени, в которой не существует будущего.
Надежда оставалась…
