Григорий Андреевич Неделько
Объекты в зеркалах
Вернув лопату в сарай, Прохор отправил красные от крови перчатки в мусорную корзину. Туда же полетел и погнутый гвоздь, извлечённый из головы Красотки. Одежду в красных пятнах он бросил на стирку. Мужчина хотел избавиться и от молотка, но в последний момент передумал и удовольствовался тем, что помыл его под водой.
После, смочив тряпку, Прохор вытер кровавые следы в мастерской и везде, где нашёл; если не удавалось, выводил ацетоном. По завершении открыл дверь и окно, чтобы проветрить помещение.
Прохор принял душ и переоделся в чистое, после чего возвратился в спальню. Выключив свет, он, обессиленный, упал на кровать. Мысли, одна другой кошмарнее и неприятнее, вторгались в сознание. Столяр ворочался с боку на бок, но вновь уснуть так и не смог.
На следующий день ярмарка уехала.
Прохор стоял и смотрел, как продавцы собираются, кладут в ящики мало кому нужные товары, сворачивают палатки и отбывают на потрёпанных годами «Газелях». Ему не удавалось понять, зачем, едва приехав, надо сразу же покидать Речной.
Однако гораздо сильнее его беспокоили детали «ночного происшествия» – так он называл про себя события, участником которых стал. По чьей только воле? По своей или чужой? Может, он сошёл с ума и превратился в маньяка?..
Чтобы избавиться от невесёлых размышлений, Прохор зашагал обратно к дому, планируя поработать.
На пути ему снова встретилась Агнетта Фёдоровна.
– Красотки не видал? – грубо окликнула она.
– Нет, – буркнул Прохор. И следом: – Идите домой.
Агнетта Фёдоровна не послушалась, продолжая звать и искать кошку.
Прохор же заперся в мастерской и не выходил оттуда, покуда не стемнело, а сам он не выбился из сил.
ЗасыпАть не хотелось, вернее, он боялся. Надо признать: ему невероятно страшно уснуть, потому что прошлой ночью произошло… а что именно?
Он катал мысли в голове и так и эдак, силясь разобраться, расставить точки над «i». Но лишь тикали висящие над кроватью часы и ближе и ближе подступала темнота.
Прохор сел на постели и включил телевизор. Попробовал выбрать между убогими четырьмя каналами, которые принимала антенна, и потерпел поражение. Нажав кнопку выключения, он в бессильной злобе кинул пульт на кровать, а потом завалился сам.
На полу лежал недочитанный детективный роман. Заняться нечем, сна ни в одном глазу, и он попытался сбежать от реальности в мир литературы. Удавалось с трудом; порой приходилось по два, по три раза перечитывать пройденные строки. Полицейская интрига, закручиваемая известным автором, не бередила фантазию и не увлекала, зато события последней ночи возвращались с неизменной периодичностью.
В конечном итоге, ему удалось вчитаться. А вчитавшись и пройдя пару десятков страниц, он стал погружаться в дрёму. Усталость, с которой боролись возбуждение и страх, победила. Книга выпала из руки; Прохор погрузился в сон.
Хищной птицей налетело беспокойство. Прохор физически ощущал, что ему плохо и жутко, но ничего не мог поделать: проснуться не получалось.
Он бежал – сломя голову нёсся по лесной чаще. Стояла ночь. Деревья высились безмолвными и безразличными истуканами; под ногами проминалась чёрная земля. Осенний воздух настойчиво холодил тело. Прохор поднял голову и увидел полную, круглую, как копейка, луну. Постоял некоторое время и опять рванулся бежать.
Проламываясь сквозь кусты, он не замечал стегающих по лицу ветвей, жгущей руки крапивы, впивающихся в пятки корней. Он выбрался на пустое пространство и замер в нерешительности. Впереди раскинулась огромная и невероятная Ярмарка Бесов. А чуть левее, прыщом на коже, торчал домик. Лунное сияние пеленало ночное пространство, кутало в мягкие жёлтые простыни. На небе зажигались звёзды; проступил Млечный Путь.
Исторгнув из глотки надсадный рык, Прохор ринулся по высокой траве к одинокому домишке. Беспокойная тишина сопровождала его всюду. Лишь мгновение назад входная дверь располагалась далеко, и вот он уже перед ней. Он бил по дереву чем-то зажатым в руке; дверь трещала, изгибалась, ломалась. Прохор налёг плечом, поднатужился и снёс её.
Зашёл в лишённые света внутренности дома, рыскал, перебегая из комнаты в комнату. На первом этаже искомого нет. Он поднялся на второй по стонущим, припадочным ступенькам. Где-то здесь, где-то здесь… Мужчина огляделся и заметил тощую фигурку, что от страха вжалась в стену, надеясь слиться с ней.
Вне себя от злости, ненависти и десятка иных чувств, Прохор размахнулся и опустил тяжёлый предмет на голову человека. Тот беззвучно упал на стоявшую здесь же кровать. Прохор снова поднял и опустил предмет. И снова. И снова, и снова, и снова.
Чернота ночи окрасилась в багровый.
Сознание и остальные ощущение вернулись быстрее, чем в прошлый раз. Прохору хватило буквально мига, чтобы проанализировать ситуацию. Однако эта лёгкость, нарочитая небрежность, с которой кто-то неведомый опускал его в бездну помутнения и вынимал оттуда, обратила ужасное положение в подлинный кошмар.
Он стоял посреди комнаты, на втором этаже домика Агнетты Фёдоровны. Недавно купленный молоток торчал из каши, в которую превратилась голова старухи. Потёков, пятен и струек густо-красного цвета Прохор не различал в обступившей его тьме, но знал: они там. Потому что все его руки, вся грудь и лицо были выпачканы в тёплой, пахнущей железом крови. Кровь текла по телу, и мужчине казалось, он слышит, как она едва-едва слышно падает на пол: кап… кап… кап…
Он рухнул на колени; размазывая пахучую жидкость по лицу, закрыл ладонями глаза и заплакал.
Вставало солнце.
Прохор знал, что это последние мгновения его жизни. Даже если тонкая нить не оборвётся сейчас, то спустя часы или дни Агнетты Фёдоровны всё-таки хватятся.
Он отнял руки от лица и принялся лихорадочно соображать.
Сбежать? Но собаки наверняка найдут его по запаху крови. А если наткнётся на кого-нибудь, тот немедля, без вопросов и выяснений, вызовет полицию.
Спрятаться у себя дома? Слишком опасно, ведь на улицу не выйти: народ встаёт рано, и округа полна свидетелей.
Затаиться на месте преступления? Тоже очень кратковременное спасение.
Что же делать? Что же делать?..
Рука, точно начав жить собственной жизнью, потянулась к рукоятке молотка. Невообразимым усилием Прохор заставил себя не брать его.
И тут что-то внутри мужчины, что-то сколь незнакомо новое, столь и тлетворно древнее, взбунтовалось. Оно взорвалось оглушительным криком, желая подчинить волю Прохора себе, заставить беспрекословно слушаться, принудить к очередным убийствам.
– Нет! – срывая голос, завопил столяр. – Не-э-эт!
Его уже не беспокоило, услышат или нет. Если настал конец, он примет горькую судьбину с высоко поднятой головой.
Образы Ярмарки Бесов вторглись в разум – невыразимые, ужасные, искривлённые рожи. Они шумели, взывали, приказывали!
– Не-э-эт… – переходя на хрип, произнёс Прохор.
Потом хрип сделался негромким стоном, тот превратился в еле слышный шёпот, после чего мужчина замолчал. Он завалился на вымазанные кровью доски и, лёжа на боку, мелко и часто задрожал. Прохор хотел унять дрожь, пытался совладать с собственным телом – куда там.
Бесы командовали всё громче; их количество прибывало.
– Я вас не выпущу… – опять прохрипел Прохор. – Я не позволю вам убивать… Не позволю…
Каждый миг перебарывая себя, упираясь руками в предательски скользкий пол, он сел на колени. Отдышался.
Воспользовавшись моментом, Бесы усилили атаку.
Прохор сжал зубы. Перед взором поплыло, на глаза навернулись слёзы. Медленно, осторожно он поднялся на ноги и, пошатываясь, подошёл к двери. Протянул дрожащую руку, закрыл дверь и передвинул заслонку. Отлично, теперь последнее.
Еле волоча ноги, он приблизился к кровати и упал на неё, ещё больше пачкаясь в крови и внутренностях. Рука, уже управляемая им, а не бесконтрольная, потянулась к молотку. Пальцы обхватили рукоятку.
Бесы сходили с ума!
– А-а-а!.. – зарычал он, сопротивляясь изо всех сил, из последних возможностей.
Он не встанет с кровати, не встанет! И не выпустит из руки чёртов молоток – нет, никогда!..
…Дверь на втором этаже пришлось взламывать, потому что она была закрыта на щеколду. Но вот дерево сорвалось с петель и упало на пол. Тут же дыхнуло запахами крови, смерти, разложения.
Деревенские отреагировали по-разному. Одни отвернулись, не вынеся вони. Иные зажмурились или закрыли лицо руками при виде открывшейся безумной картины. Кого-то тошнило в углу.
Полицейский, невысокий крепыш в форме, вошёл в тесную комнатку.
– Убил старушку, – резюмировал он, разглядывая два распростёртых тела. – И с собой покончил.
Однако тут его взгляд упал на молоток, что сжимал в руке мёртвый молодой мужчина. Служитель порядка замер в недоумении.
Вроде бы налицо убийство и самоубийство. Голова старой женщины, Агнетты Фёдоровны Боровой, превращена в ничто. Большой, в следах крови, молоток – у второго трупа. Лицо этого человека, Прохора Силина, тоже обезображено, хотя и не столь сильно. А ещё, похоже, у него сломаны кости. Причину смерти – не совместимые с жизнью травмы, кровопотерю или что-то иное – установят эксперты. С точки зрения же лейтенанта Павла Круглова, очевидность картины определённо скрывала в себе тайну. Во всяком случае, ни он, ни коллеги никогда раньше не сталкивались с самоубийством, совершённым молотком.
Павел надел перчатки, присел и, потрудившись, разжал цепкие пальцы мёртвого мужчины. Полицейский взял молоток, намереваясь отдать инструмент на экспертизу. Странно, но в тот же самый миг, когда он коснулся вероятного орудия убийства, в сознании вспыхнул некий неясный образ. Уродливая морда, похожая на звериную, и ряды сероватых палаток.
«На солнышке припекло, что ли? – родилась мысль. – Хотя с моей работой какая только муть на ум не полезет».
Мотнув головой, Павел отстранился от нечёткого образа и закинул его подальше, в подсознание. После чего вернулся к своим прямым обязанностям.
Необычным и пугающим делом Прохора заинтересовались чины более высокие, чем те, что заседали в Речном. Поэтому полицейская машина, везя улики, ехала по направлению к соседнему, более крупному городу – Царёву. Мелькали за окном деревья и кустарники – редкие, мрачные, неприятные. Повсюду царили грязь и серо-коричневый оттенок унылости и безжизненности. И причина была не только в прошедшем недавно дожде, размывшем обочины и то, что лишь в качестве несмешной шутки можно назвать пролеском. Всё подтачивала, будто жук – дерево, общая недружелюбная атмосфера окружающего пейзажа.
Павел вёл машину, стараясь ни на что не отвлекаться: ни на столь знакомую трескотню своей напарницы Лены, ни, тем более, на чёрные мысли. И если с Леной он поделать ничего не в силах, то размышления ему, несомненно, подвластны.
«Почему же мне в напарницы досталась именно эта незамолкающая, будто радио, девица?!» – со смесью удивления, негодования и даже гнева подумал Павел.
– Впервые видела подобное преступление, – продолжала тем временем вещать Лена. – Ну кто же в здравом уме станет убивать себя молотком?! Как это вообще возможно! Хотя о здравом рассудке, в отношении маньяков, речи идти не может…
– Вот именно, – нехотя разлепив губы, согласился Павел.
Она ещё что-то говорила, но мысли его улетели уже далеко: и от неё, и от убийства, и от привычной, весьма наскучившей реальности. Вернулось то, от чего он старался мысленно отгородиться, старался изо всех сил!.. Но – не получилось.
Образы палаток. Бесконечных палаток, выстроившихся нескончаемыми рядами. И ещё – их владельцы, уроды и чудовища, ухмылявшиеся, скалившиеся, гоготавшие. Вроде бы люди, а может, и нет. Они взывали к нему, увещевали, насаждали Павлу собственные ужасные мысли и идеи, заставляя его сделать… сделать…
– Нет! – закричал он, словно бы теряя контроль над собой, над разумом. Или на самом деле утрачивая его?
Лена тотчас примолкла и испуганно-вопросительно взглянула на напарника.
Лишь по её реакции Павел понял, что кричал не мысленно, а вслух.
Всё в порядке, хотел сказать он. Ничего страшного. Просто небольшое переутомление. Мне надо отдохнуть немного. Вот что хотел он произнести, чтобы успокоить и Лену, и себя. И после этого ободряюще, добродушно улыбнуться.
Вместо того рот его раскрылся точно бы сам собой и исторг кошмарный вопль, рождённый напряжением, которое он не мог больше контролировать, сдерживать.
Лена вздрогнула, отшатнулась.
Руки Павла взлетели вверх и сжали виски – возможно, так ему удастся успокоить разбушевавшиеся чувства.
В этот момент потерявшая управление машина резко ушла в бок и слетела в кювет. Павел не смог ничего поделать – просто не успел. Либо же – ОНИ не позволили…
Впрочем, на этом мысли Павла оборвались, потому что автомобиль перевернулся, полицейский больно ударился обо что-то головой и потерял сознание.
Слышишь нас?
Слышишь?
Безусловно, ты слышишь.
Слышишь…
Вставай… вставай… просыпайся…
Очнись!
Пора!
Пора!..
Голоса шептали, говорили, кричали. Вновь и вновь повторяли фразы и отдельные слова, одни и те же, никогда не меняющиеся. Они призывали его. Призывали!..
Павел с трудом разлепил веки. Этому мешали не только боль и кровь, заливающая глаза, но и чувство, то ли подспудное, то ли более чем реальное, что если он поступит так – обратной дороги не будет. Ибо он совершит непоправимое. И всё же глаза он открыл, медленно, с усилием, жмурясь от мучительных ощущений.
Павел осмотрелся: машина перевёрнута, Лена лежит без сознания… Он попытался опустить взгляд, чтобы оценить собственное состояние, и не смог: левая рука взорвалась от нестерпимой вспышки боли. Полицейский зажмурился; на его глаза навернулись слёзы.
Когда ужасное чувство отчасти схлынуло, он попробовал передвинуться. Вначале это не удалось – тело, особенно рука, сразу же отозвалось на попытку освободиться из плена. Павел замер, перевёл дух и, глубоко вздохнув, попробовал ещё раз. Теперь ему удалось сдвинуться с места прежде, чем боль опять обездвижила его. Ещё одна попытка, и вот он нажал здоровой рукой на рукоятку дверцы, открыл автомобиль и вывалился из него.
«Надо было пристёгиваться, – мелькнула саркастическая мысль. – И Лене тоже…»
Жива ли она?
Он с великим трудом оглянулся, присмотрелся и, кажется, разобрал лёгкое движение груди, ритмично поднимавшейся и опускавшейся. Значит, жива; оставалось надеяться на это.
Павел хрипло, болезненно рассмеялся.
Ремень безопасности? – вдруг, вторя его мыслям, зазвучали знакомые отвратительные голоса. Яснее проступили перед глазами их омерзительные обладатели.
Ремень?!
Раздался оглушительный беззвучный смех жутких фантомов.
На что ты рассчитываешь?
Это не могло бы!
Не помогло!
Не помогло!
Так иди же к нам!
Иди к нам!
Иди!..
Голоса вновь звали его; вновь вернулись, ворвались в сознание яркие галлюцинации… Образы, которые он хотел, всеми сердцем и умом жаждал считать галлюцинациями!
Павел стиснул зубы и зарычал, мысленно отгоняя ТЕХ, кто досаждал ему. Удалось плохо. Тогда, словно бы окончательно отрешившись от происходящего, он полностью выбрался из машины и, покачиваясь и стеная от мук, встал на ноги.
Придя в себя настолько, что оказался способен более или менее уверенно передвигаться, Павел направился к багажнику автомобиля. Он встал позади транспортного средства и опёрся на него. Затем подёргал крышку багажника. Заперто. А ключи в машине, в зажигании…
«Что ж, тем лучше», – мрачно ухмыляясь, подумал Павел.
Ковыляя, он добрался до дверцы, располагавшейся со стороны пассажирского сиденья. Попытка открыть её стоила мужчине огромных усилий и острого приступа боли и всё же завершилась успехом. Павел ухватил непокалеченной рукой Лену за волосы и потянул на себя. Напарница застонала, однако в себя не пришла. Павел поднатужился, но выволочь девушку из машины не сумел. Тогда он присел на корточки, обхватил покрепче форменную куртку Лены и потянул что было сил. Свалился, ударив повреждённую руку; зарычал, выматерился и снова, пошатываясь, встал на ноги. Теперь голова Лены – белобрысая, с короткой стрижкой, с острым, чересчур длинным носом – торчала снаружи.
Сплюнув на землю, Павел вернулся в сидячее положение, вытянул правую руку и, повернув ключи в зажигании, с силой выдернул, почти выдрал их. Довольно улыбаясь – странной, ужасающей улыбкой, – мужчина вернулся к багажнику, отпер его и распахнул насколько мог. Внутри лежал помещённый в пластиковый пакет молоток с места убийства. Вещественное доказательство номер один. Когда багажник открыли, молоток вывалился на землю, к ногам Павла. Тот подобрал инструмент и вытащил его из пакета, а сам пластик безразличным движением отбросил в сторону. Продолжая страшно лыбиться, мужчина возвратился к потерявшей сознание напарнице.
Внезапно веки той дрогнули; Лена заморгала и открыла глаза. Она пыталась понять, где находится и что случилось. Затем её взор устремился на неподвижно стоящую поблизости мрачную фигуру. Женщина сконцентрировалась, сфокусировала взгляд и в конце концов узнала в пугающем силуэте коллегу.
– Паша… это ты?.. – вымолвила Лена. – Всё тело… болит… Помоги… мне… Слышишь?..
Павел молчал, наклонив голову набок.
Лена со страхом, непонимающе глядела на напарника.
И тут неожиданно, грубым голосом он произнёс:
– Как мы поглядим, ты сейчас не очень-то говорливая.
И усмехнулся.
Глаза Лены, в которые из раны на голове заливалась кровь, расширились от изумления. И ужаса.
Павел присел перед ней на корточки.
– Что?.. – начала было женщина.
Однако договорить не успела. Тяжёлый, покрытый запёкшейся кровью молоток с размаху опустился ей на макушку…
Машина поисковой бригады остановилась в нескольких метрах от угодившего в аварию автомобиля Круглова и Синицыной, которые везли в участок улики. Раскрылись дверцы, поспешно вышли наружу служители правопорядка.
– Ничего себе… – глядя на обезображенный, практически лишённый головы труп Лены, пробормотал самый молодой среди прибывших полицейских, Олег Копытин.
Да уж, что тут ещё скажешь. Разве только…
– Неужели это ОН её так? Но почему? За что?..
Коллеги ничего не ответили, в тяжёлом, грузном молчании ступая к перевёрнутому автомобилю.
Один из полицейских принялся осматривать место происшествия, другой вызывал по мобильному «скорую помощь», а Олег озирался по сторонам в поисках Павла Круглова, которого здесь не оказалось.
Вероятно, сбежал. Но куда? И действительно – отчего он поступил подобным образом? Не настолько же его раздражала несмолкающая трескотня Лены. Конечно, не он один недолюбливал её за это, но убивать по столь нелепой причине… Может, Павел сошёл с ума? Хотя прежде за Кругловым не водилось никаких странностей. Впрочем, ум – предмет тонкий и отнюдь не до конца исследованный. Рехнуться, временами, ничего не стОит – это Олег прекрасно знал: работа научила…
Вдруг из кустов неподалёку от обочины, где случилась авария, послышался какой-то шум.
– Пойду проверю, – негромко бросил Олег, однако так, чтобы все услышали.
И, положив руку на кобуру с пистолетом, двинулся к источнику звука.
Окружающая тишина, если не считать работающих полицейских, приблизилась к абсолютной. Не ездили машины, не летали птицы… Но вдруг некая одинокая птаха, неистово вереща, пронеслась над головой Олега. Поступая чисто рефлекторно, он поднял взгляд.
Этого непроизвольного движения оказалось достаточно.
Шум, донёсшийся до его ушей секундами ранее, повторился, но сделался гораздо громче. И, когда Олег вновь посмотрел вперёд, на его пути уже выросло ЭТО.
Оно было высоким, голым и покрытым коричневой шерстью. Отдалённо оно напоминало человека, но скорее – чёрта или беса, какими их живописуют в страшных историях или рисуют в книжках.
Взметнулись вверх мощные руки, раскрылась полная острых клыков пасть, и окрестности огласил оглушительный рык. Олег настолько опешил, растерялся, что в первые мгновения не вытащил из кобуры пистолет. А потом было уже поздно.
Существо – монстр, чёрт или что бы оно собой ни представляло – рванулось вперёд, повалило молодого полицейского наземь и прокусило острейшими клыками ему горло. Потоком хлынула алая кровь. Раздались предсмертный хрип и алчное, голодное рычание. Страшилище припало к телу человека и, оглушительно чавкая, начало пожирать плоть.
Разрывая багровое молчание, прогремел запоздалый выстрел.
Истошно заверещав, «чёрт» дёрнулся и прекратил глодать жертву. Второй выстрел, и монстр свалился с тела Олега. «Чёрт» лежал на грязной земле, на обочине, и, устремив вверх мерзкие бельма, задыхался, плевался кровью. Стрелявший полицейский, который задержался с атакой исключительно потому, что его шокировало и дезориентировало происходящее, подскочил к зубастому уроду. И, направив дуло пистолета на косматую, чудовищную голову, докончил дело одним точным попаданием.
Последний из бригады полицейских бросился на помощь раненому коллеге, но, увы, помочь ему уже был не в силах…
Приехало две кареты «скорой помощи». Одна забрала тела убитых людей, другая – труп застреленного «чёрта». Даже просто прикасаясь к нему, медики испытывали кошмарное отвращение. И ещё ужас – ужас перед неизвестным и омерзительным.
Наконец дверцы «скорых» закрылись, и они, сложилось такое впечатление, попросту рванули с места. Возможно, их водителям и в самом деле не терпелось покинуть место убийства, но никто не стал бы их за это осуждать.
А вот полицейским пришлось задержаться.
Во-первых, они вызвали подкрепление и дождались его.
Во-вторых, осмотрели кусты, откуда выпрыгнул «чёрт», и близлежащую территорию в поисках улик и исчезнувшего словно бы в никуда Павла Круглова. Мужчину найти не удалось – не исключено, монстр загрыз и сожрал его, и спрятал останки.
А вот под кустом обнаружился очень интересный предмет: увесистый молоток с запёкшейся кровью на нём. Наверняка именно тот, который везли с места преступления Лена и Павел. В полиции уже все знали о случившемся в Речном: слухи расходятся быстро, да и дело более чем неординарное. Но нынешнее, похоже, даст ему сто очков форы…
Один из полицейских мрачно глядел вслед уезжающим машинам «скорой помощи». Он думал о роке и превратностях судьбы.
Итак, вспомнил он, неизвестная женщина случайно проезжала мимо и увидела перевёрнутую машину, а внутри – обезображенный труп, как потом выяснилось, Елены Синицыной. Позвонив 112, очевидица скрылась один бог знает куда. Хотя ничего удивительного: не все желают быть свидетелями и понятЫми и связывать свою жизнь, пусть на краткое время, пускай по необходимости, с кошмарными преступлениями. Особенно вроде этого…
На звонок женщины отреагировали оперативно и выслали по указанным координатам машину…
И вот теперь один из приехавших на место полицейских, Олег Копытин, совсем молодой парень, тоже мёртв. Лежит обглоданный, с разодранным горлом… Погиб от руки… от лапы неведомой химеры! Какого-то хищного урода, вроде тех, что показывают в ужастиках! Несмотря на то, что профессия многих полицейских сопряжена со смертельной опасностью, не такой судьбы, конечно же, хотел для себя Олег. Не такой гибели…
А найти Павла Круглова по-прежнему не удаётся…
Гнев!
Ярость!
Убить их всех!
Убить!
Убить!
Убить!..
Полицейский аж опешил от столь ярких и негативных эмоций, которые вдруг испытал. Он резко мотнул головой, гоня прочь незваные мысли. Надо сосредоточиться на деле. И неважно, что сейчас он готов взорваться от гнева на несправедливость судьбы, подпитываемого страхом и омерзением. Он – страж порядка, он – профессионал, а значит, совладает с собой во что бы то ни стало.
– Непонятно, зачем ЕМУ понадобился молоток, – имея в виду застреленного «чёрта», сказал полицейский.
Его коллега пожал плечами.
– Хрен знает.
– Слушай, а что если это ОН её убил, а не Круглов? – не отставал собеседник. – Как думаешь?
Тот, кого спрашивали, пожевал губами, прежде чем отозваться, и, когда отвечал, в голосе его проскользнуло некое чувство, утверждавшее: он слабо в это верит.
– Хотелось бы мне так думать, – задумчиво проговорил он. – Хотелось бы…
Электрическая лампа бросала яркий, чёткий свет на металлический стол, где происходило нечто невероятное.
Проводивший вскрытие патологоанатом вытер с лица пот тыльной стороной предплечья.
– Не может быть! Немыслимо!
Он не заметил, как начал говорить вслух.
Почему же немыслимо?
Почему?
Почему?
Почему?!
Нет, это возможно.
Ещё как возможно!.. – вдруг зазвучали в его сознании голоса. Мерзкие, настойчивые, сопровождаемые образами, картинами длинной вереницы палаток и находящихся в них, хохочущих существ… монстров…
Отшатнувшись от разверстого тела «чёрта», патологоанатом помотал головой, отгоняя навевающее страх наваждение.
Голоса смолкли – внезапно, как и появились. И слава богу, в его работе и без того достаточно чертовщины!
Взять хотя бы этого монстра, которого приволокли полицейские. Судя по тому, что видел и знал медик – а знал он многое, по крайней мере, о строении человека и функционировании его организма, – лежащее перед ним существо… создание… внутренне почти во всём соответствовало гомо сапиенсу!
«А вдруг не только внутренне? – зародилась непрошеная мысль. – Что если его душа и устремления…»
Да какие устремления и душа могут быть у чудовища, хоть сколько необычного?! Бред!
«Что за бес в меня вселился? – мелькнула мысль новая. – Может, надо сделать перерыв?»
Но работу, даже такую странную и неприятную, следует закончить в любом случае. Более того, это очень удачно, что труп столь нетривиальный и загадочный. Раскрой медик его тайну, вправе ожидать премии.
«Нужно отправить кровь на экспертизу», – напомнил себе патологоанатом, несмело подступая к покрытому шерстью фантасмагоричному, будто пришедшему из чьих-то ночных кошмаров телу.
«Чёрт» лежал неподвижно, однако, казалось, в любой момент готов вскочить и наброситься на своего «мучителя».
Глубоко вздохнув, патологоанатом продолжил вскрытие…
Так не было заведено, но на сей раз он не сдержался: слишком уж потрясла его новость.
Врач подошёл к двери морга и постучал.
Никто не открыл.
Он постучал снова, но вновь никакой реакции. Только безмолвие да пустой коридор позади.
– Ваня! – позвал врач.
Тишина.
– Ваня!
Врачу Илье Рябинникову не терпелось рассказать ближайшему другу, патологоанатому Ивану Броневому, о поразительных результатах, пришедших из лаборатории. Кровь, которую он, Иван, отправил на экспертизу, оказалась ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ! Более того, медики отослали эти сведения полиции, работавшей с ними вместе по делу так называемого «чёрта», и выяснилось, что и группа крови, и образцы ДНК, и отпечатки пальцев монстра совпадают с теми, которые принадлежат убитому или исчезнувшему полицейскому Павлу Круглову!
Всё это и хотел пересказать другу Илья. Но у Ивана имелась давняя привычка, не находившая отклика ни у кого из медперсонала: он любил запираться в морге и сидеть там безвылазно, иногда – вплоть до конца рабочего дня.
– Ваня!!! – повысив голос, произнёс Илья. – Открывай!!! Я тут такое…
Его фраза оборвалась на половине: послышался щелчок отпираемого замкА.
Илья отступил назад, чтобы патологоанатом не зашиб его, когда будет отворять дверь.
И дверь в самом деле открылась. Вот только из неё появился не Иван. Прямо на Илью, дико завывая, выпрыгнуло какое-то лохматое чудовище. Бес его знает кто! Но выглядело ОНО точь-в-точь, как тот мёртвый монстр, которого привезла полиция.
Илья сделал ещё один шаг назад, готовясь закричать. В это мгновение к нему потянулись длинные мощные лапы и схватили за голову. Врач оцепенел от ужаса. А в следующий миг умер, когда ему свернули шею.
…– Всем покинуть здание! – кричал в мегафон боец спецназа. – Тем, кто не может, запереться в помещениях и никому не открывать! Отойдите от входа на безопасное расстояние! – теперь военный обращался к начавшим собираться зевакам. – Здесь очень опасно! Внутри работает группа быстрого реагирования!..
…Спецназовцы рассЫпались по больнице, разыскивая того, кого они знали под названием «чёрт». Жуткого монстра, убившего и сгрызшего несколько человек. Обезумевшие от страха медики позвонили пятнадцать минут назад, и вот бойцы специального назначения уже на месте.
– Десятый, как дела? – спросил в рацию другой спецназовец, находившийся на улице и неотрывно наблюдавший за входом.
Ответом ему была громкая нецензурная брань.
– Десятый, повтори!
– Пятый, повторяю: дела – полный швах! Их тут десятки!
– Кого десятки? Не понимаю!
– «Чертей»!
«”Чертей”?! Но это… невозможно!..»
– Десятый, ты меня разыгрываешь?!
Снова ругательства. Затем:
– Какой разыгрываешь?! Они тут и… А! А-а-а!..
– Десятый! Десятый! – без толку повторял спецназовец. – Десятый!..
Рация продолжала молчать.
А потом входные двери больницы снесли с петель, и на улицу, под оглушительные, кошмарные крики и вопли собравшихся зевак, стали высыпАть «черти». Десятки «чертей». Огромные, волосатые, зубастые, с острыми когтями. Здоровые и раненые. Маленькие и большие. Ещё, ещё и ещё…
И зазвучали голоса – где-то там, внутри, в головах опешивших и пришедших в ужас людей:
Идите с нами или умрите!
Идите с нами или умрите!
ИДИТЕ С НАМИ – ИЛИ УМРИТЕ!..
– Огонь! – послышался надрывный, надсадный приказ: нервы могут сдать у кого угодно, в том числе у закалённого в сражениях солдата – но солдата, привыкшего к обычному. К нормальному… – Огонь!..
Однако приказание потонуло в стрёкоте автоматов, начавших стрелять немногим ранее.
«Чертей» косило, а они валили и валили из больничных дверей. Прыгали на спецназовцев, не боясь пуль, вгрызались им в глотки и то же самое проделывали с гражданскими.
Окружающий мир наполнился звуками боли и панического кошмара, окрасился в цвета крови и смерти…
Мэр Царёва принял тяжёлое, но неизбежное решение.
Сделал он это, когда ему сообщили, что не только больницу, а ещё и полицейский участок – тот, куда отвезли найденные Кругловым улики, – захватили неведомо как попавшие внутрь «черти». Они громили очутившиеся в их власти здания и убивали не сумевших сбежать оттуда жителей. Но не только там: многие чудовища вЫсыпали на улицы, а иные оказались снаружи неведомым образом. Не прекращая сеять панику и погибель, «черти» переворачивали машины, сносили палатки и остановки…
«Откуда же, мать их, они взялись?!»
А ведь мэр знал. Это входило в его профессиональные обязанности – знать. Разумеется, ему сразу же сообщили о результатах вскрытия первого «чёрта», о том, что застреленное на обочине чудище невероятно, немыслимо похоже по своим строению и физиологии на человека. На конкретного человека – того самого Круглова. И надо быть полным идиотом, чтобы не догадаться, откуда появились остальные твари. А мэр идиотом не был. Он не мог сказать наверняка, кто или что породило «чертей», и, плюс ко всему, слыл реалистом до мозга костей. Однако не замечать очевидного – глупо и смертельно опасно. И мэр ничуть не сомневался: все эти монстры, прежде чем стать таковыми, были обычными горожанами, нормальными людьми – полицейскими, врачами, пациентами и прочими, прочими…
