Григорий Борзенко
Потомок Нострадамуса
1
Однажды мне довелось услышать фразу, которая, несмотря на кажущуюся простоту, глубоко запала мне в душу «Пути Господни – неисповедимы». Конечно же, я еще далеко не в том возрасте, когда предаются философским размышлениям по поводу библейских высказывании, но мудрость этого выражения, на мой взгляд, в том и состоит, что как нельзя лучше отражает то, что может случиться с любым из нас в следующую минуту, в ближайшем будущем. И утверждаю это не понаслышке. Невзирая на свой юный возраст, я уже на личном опыте успел убедиться, что жизненная дорожка может иногда сделать такую петлю, неожиданно повернуть в таком направлении, что не только «до того», но и после всех передряг, человек не перестает удивляться; да неужели же такое может быть?!
Нечто подобное произошло и со мной. Еще несколько лет назад, когда наша семья жила в одинокой хижине у моря, и я помогал отцу рыбачить, чем мы, собственно, и зарабатывали на жизнь, мне и в голову не приходило, что вскоре все изменится, и я был твердо уверен, что в затворничестве и однообразном спокойствии пройдет моя жизнь, Однако случилось то, что случилось. Пропажа отца, мое первое плавание, спасение губернатора и визит в Порт-Билстрой, эпопея со Зловещим Джоушем и события на Китовом Горбе, триумф в морском сражении со знаменитым пиратом и ласкающие слух слова губернатора относительно моего будущего. Что касается его фразы «так начинают только великие» – это он наверное, хватанул лишку, и все же в Морскую Академию, похлопотавши усердно, меня действительно устроил. Мог ли я об этом мечтать раньше?! Однако судьба делает мне еще один, довольно неожиданный, подарок. На свет появляется книга, вернее сказать, небольшая брошюра, которая, тем не менее, стала довольно популярной и читаемой даже среди моих друзей по Академии. Ну и чего, здесь спросите вы, особенного? Мало ли книг пользуются популярностью среди читающего люда? Да так-то оно так, все верно, да вот только весь фокус в том, что главным героем той книги был ни кто иной, как ваш покорный слуга! Эпопея с поисками отца, и схватка с непобедимым Джоушем Хантом были описаны, надо признаться, весьма недурно, и я без сомнения еще раз увлекся бы чтением, чтобы окунуться в мир волнующих приключений, если бы не одна деталь: уж очень необычно было все, что написано о моей персоне, и мне казалось, что я как бы подглядываю за самим собой со стороны!
Я стал едва ли не самой популярной личностью не только в Академии, а чуть ли не во всей столице! Возможно, эффект был бы не столь потрясающим, если бы книга называлась как-нибудь попроще, типа: «Удивительные приключения Джимми» или «Схватка со Зловещим Джоушем». А то ведь угораздило автора назвать свой опус «Так начинают великие»! Что из этого последовало, думаю, вы можете догадаться. Обращение: «Уважаемый господин будущий Великий Мореплаватель» стало из уст моих сотоварищей едва ли не привычным. Видели бы вы их при этом! Застывали в вытянутой позе, напускали на лицо донельзя умную мину, даже складка появлялась между бровей, как бы подчеркивая важность момента общения со мной. Я не обижался на их выходки, поскольку прекрасно понимал, что это были не более чем дружеские шутки, а то, что мы все были по-настоящему дружны, – этот факт неоспоримый. Эх, как бы хотелось, чтобы и в будущем судьба нас не разлучила: столько славных дел может ожидать нас впереди!
Однако не будем отвлекаться от событий. Что касается книги, то я, конечно же, благодарен автору, который как бы увековечил кусочек моей жизни и вместе с тем дал стимул для дальнейших свершений. Ведь после пророческого «Так начинают великие» я сам начал смотреть на себя уже другими глазами и мерить прожитое другими мерками. Теперь просто невозможно было воспринимать себя как заурядную личность. После этого я уже был уверен, что непременно добьюсь в жизни чего-то большего, свершу дела, которые действительно смело можно будет назвать «великими». Возможно, звучит все это несколько высокопарно, а то и самоуверенно, но я твердо убежден, что если не ставить перед собой грандиозные цели, то нечего и рассчитывать на то, чтобы добиться чего-то действительно выдающегося.
Кстати, во всей этой истории с книгой меня искренне удивляет одно обстоятельство: загадочная личность автора. Написано, нужно признать, недурно и, главное, точно и правдиво – словно этот человек сам участвовал в происходящих событиях и изложил все, что называется из первых рук. Я поначалу думал, что автором книги является кто-то из приближенных губернатора, кто был в тот памятный для меня день на судне вместе с Их превосходительством, слышал мой рассказ, был свидетелем столь удачной развязки тех событий. Однако позже, при встрече с губернатором, когда я завел разговор об этом, он уверял меня, что его самого заинтересовал вопрос авторства, в результате чего он и навел нужные справки. «Меня, – говорили Их светлость, – удивило одно: неужели среди моих людей есть человек со столь странной фамилией?!» На что я рассмеялся и сказал, что и меня тоже в первую очередь заинтересовало именно диковинное имя автора. Ежели он чужестранец, что напрашивается само собой, то откуда ему известно о событиях, описанных в книге? Как и следовало ожидать, среди людей губернатора не нашлось ни единого человека, способного не только написать книгу, а вообще мало-мальски грамотно связать воедино два-три слова. Вследствие чего мы решили, что все произошло примерно так; будущий борзописец услышал, вероятно, этот рассказ в какой-нибудь портовой таверне от подвыпившего моряка, принимавшего участие в тех давних событиях. Ну и решил подзаработать на занимательном сюжете.
Впрочем, ирония здесь, честно говоря, все же, не уместна. Хотя гонораром со мной или губернатором автор не поспешил поделиться, да и имя у него такое, что я искренне удивляюсь: как с ним этот бедолага живет на белом свете?! Но, тем не менее, я искрение признателен этому человеку. Благодаря его книге, я стал знаменит, благодаря ей более требовательно начал относиться к себе, и к тому, что совершаю, а главное, своим примером он подтолкнул к действиям и меня. Имею в виду писательство или сочинительство, я уж, право слово, не знаю, как это точно называется. Мне настолько понравилась книга, поскольку она была написана складно, читалась увлекательно и занятно, что вот и я, к своему удивлению, решил попробовать себя на этом поприще. Конечно, я никогда не стал бы описывать свои однообразные, кому-то может показаться, серые и нудные будни учебы в Морской Академии. При всей моей любви к наукам и страстному желанию постичь побольше премудрости в морском деле, все же отдаю себе отчет в том, что описание этого отрезка своей жизни покажется скучным требовательному читателю, жаждущему извлекать из чтения захватывающие приключения, интригующие тайны и всякое такое прочее. Однако недавно мне пришлось пережить столь необычное приключение, что я понял: да эта история ни чем не хуже той, что описана в книге «Так начинают великие»! Почему бы и о ней не поведать читателю? Проще всего, конечно же, было бы разыскать автора предыдущего издания, подробно рассказать ему о случившемся и пусть тот вновь разродится очередной книгой о моих похождениях, коль уж у него столь легкая рука на подобную работу. И все-таки, понимая, что не просто отыскать автора – чужестранца, к тому же с таким бесподобным именем, что не поймешь, какого сословия-роду-племени и где его нужно искать (совершенно понятно, что это ни англичанин, ни француз, ни… и так далее), я пришел к неожиданному для себя решению: а почему бы самому не взяться за описания своих похождений? Да, я никогда раньше этим не занимался, да, я понимаю, что из этого может ничего путного не выйти, да, я понимаю, что меня могут поднять на смех, но, тем не менее, попытка – не пытка! А почему б, действительно, не попробовать?! Коль уж губернатор обо мне высокого мнения, то, может, и в сочинительстве я себя проявлю? Думаю, вы не будете слишком строго и придирчиво относиться к моим творческим начинаниям, а я постараюсь вас не разочаровать. А уж что получится – покажет время. Итак, обо всем по порядку.
После тех памятных событии прошло четыре года. Благодаря губернатору я вскоре приступил к учебе в стенах Морской Академии в самой столице. Правда, это я сейчас говорю «вскоре». А тогда, после всех приключений мы с отцом отправились домой, и вновь занялись рыбным промыслом. Но я не мог найти себе места, словно находился на раскаленных углях, и то и дело спешил к берегу и всматривался вдаль: не видать ли на горизонте судна с обещанной губернатором для меня радостной весточкой. Однако прошел год, а затем и почти весь второй… Нетрудно догадаться, что происходило в моей душе и какие противоречивые чувства овладевали разумом. Я уж, грешным делом, собрался было отправиться в дальнее плавание, по уже знакомому маршруту, чтобы добраться до Порта-Билстроя и пристыдить столь уважаемого человека за то, что тот не держит свое слово, когда однажды появилось долгожданное судно, из уст капитана которого я услышал не только желанную весточку, но и получил все то, о чем мог в тот миг только мечтать. На судне меня ждала отдельная каюта, а сама посудина немедля отправилась в путешествие, конечной целью которого была столица, где лично капитан препроводил меня к начальнику Академии, положил тому на стол рекомендательные письма от губернатора, в которых, по всей видимости, уже не было необходимости, поскольку, лишь только пробежав глазами по первым строкам письма, суровый с виду, как мне вначале показалось, начальник Академии вмиг подобрел и, выйдя из-за стола, пошел мне на встречу, приветливо улыбаясь:
– Как же, как же! Наслышан! Их превосходительство поведал мне о твоих геройских похождениях, юноша! Такие кадеты нам нужны! Я давно обещал губернатору, что найду столь перспективному мореходу местечко в возглавляемом мною заведении. Но разве за этими щеголеватыми сынками высокопоставленных папаш всевозможных сословий и рангов поспеешь?! Их кошельки действительно не пусты, чего не скажешь о головах их чад. Мне, дворянину, возможно, и не к лицу порицать людей своего же круга, но, право слово, мне, как человеку любящему морское дело и призванному по долгу службы готовить высококлассных будущих капитанов, которые должны прославить традиционно весомую морскую репутацию моего Отечества, больно смотреть на некоторых выпускников родной Академии! Какая уж, прости меня Господи, слава! Такие бездари, что… Ну да будет мне! Возможно, и в данном случае мы несколько забегаем вперед. Посмотрим, юноша, как ты оправдаешь столь щедро выданные тебе авансы.
Хотел было написать, что дальше начались будни учебы, но вовремя осекся. Все-таки не хочется это называть буднями. Уж очень все мне понравилось в Академии, с самого начала захватывающим и интересным было то, чему нас там учили. Если два года ожидания тянулись для меня бесконечно, то последующие два года учебы пролетели словно один день! Не стану утомлять читателя подробным описанием этого времени, поскольку к истории, которую я хочу вам поведать, все это, по большому счету, не имеет никакого отношения. Ведь интересующие нас события произошли не во время учебы, а как раз во время каникул.
Каникулы… Признаться, я их ждал. Как ни по-домашнему хорошо я чувствовал себя в кругу друзей в стенах Академии, а все же после двух лет разлуки с близкими мне людьми почувствовал, что тоскую по ним и хочу поскорее увидеться. Поэтому-то, как только наступил долгожданный миг, я тут же поспешил на пристань и оплатил место на судне, которое направлялось к родным местам. Планировал я успеть за время каникул многое: в первую очередь посетить родных, обнять отца, мать и малышку Лиль, выйти с отцом раз-другой в море и помочь ему в рыбном промысле. Но это было далеко не все! Я поставил перед собой цель: непременно посетить Порт-Билстрой, встретится с губернатором и поблагодарить его за все, что он для меня сделал. Я искренне был благодарен этому человеку, что он столь чудесным образом изменил мою судьбу, и хотя между нами была целая возрастная пропасть, я чувствовал к нему такие симпатии, которые обычно испытываешь к равному себе, к ровеснику. Наша привязанность друг к другу усиливалась тем, что, думаю, и он относился ко мне едва ли как не к равному. Помню, как он дожил мне руку на плечо и о чем-то рассказывал, тихо и спокойно, словно он в кругу своих приятелей, ведет задушевную беседу. И это его доброе: «Мой мальчик?», которое мне так нравилось.
Впрочем, понимал я, что за это время многое могло измениться. Возможно, губернатор стал совсем другим человеком, возможно, иные проблемы увлекли его, и к моему визиту он отнесется совершенно равнодушно. Все может быть. И, тем не менее, чем ближе я подплывал к родным берегам, я мысленно рисовал не только сладостный миг встречи с родными, но и с губернатором.
Ступив на знакомый берег, я вначале не заметил, что после того, как я его покинул, прошло два года. Все та же хижина у моря, все те же лодки на берегу, все те же сети. И мать с отцом вроде бы совсем даже не постарели. Ну, может, что разве самую малость. А вот Лиль…
Признаться, когда я увидел ее, с радостным криком бросившуюся мне навстречу, чтобы заключить меня в свои объятия, я, грешным делом, даже попятился от неожиданности. Да и как, скажите, иначе? Совершенно незнакомая миловидная девушка столь бурно радуется при первой встрече с тобой, да и к тому же бросается в объятия… Куда уж тут не опешить да не удивиться! Но еще больше удивился я, когда узнал в этой прекрасной незнакомке родную сестренку. Господи-Исусе! Да что же это на белом свете делается?! Совсем недавно неприметная, казалось бы, малышка и вдруг такая почти взрослая красавица! Или она так подросла за эти годы, или я вырос, и стал, возможно, по иному смотреть на девушек, которые немного моложе меня.
Всю ночь в нашей хижине не гасла свеча. Мы говорили и не могли наговориться! Я просил их рассказать о своем житье-бытье, они скороговоркой что-то отвечали, и тут же просили, чтобы я поведал о себе. И так всю ночь. Потом мы с отцом вышли в море и вернулись с хорошим уловом. Он все время повторял, что это благодаря мне, что давно он не возвращался домой со столь весомым трофеем. Я думал, что он просто льстит мне, но, видя, как радовались на берегу мать с сестрой, я понял, что это действительно так, потому-то и задержался здесь дольше намеченного. Мы выходили в море не дважды, как я планировал вначале, а гораздо больше раз. Но зато покидал я родных со спокойной душой: рыбы мы запасли столько, что они теперь могли более спокойно смотреть в ближайшее будущее: немало рыбы было провялено и прокопчено, еще больше засолено и сложено в бочонки, немало подготовлено для продажи в городе. Вот только туда они поехали без меня.
Я простился со всеми и отправился в Порг-Билстрой. Однако в пути думал уже не столько о предстоящей встрече с губернатором, сколько о родне, которую только что покинул. Противоречивые чувства обуревали мною. Раньше, признаться, я считал, что буду после встречи с родными пребывать в окрыленном состоянии. Однако теперь не мог не огорчаться, обнаружив, что семья наша ведет далеко не зажиточный образ жизни. Нет, конечно, они не бедствуют и не голодают, так мы жили всегда, и я был глубоко уверен, что у нас все прекрасно. Но теперь, насмотревшись в столице на роскошный образ жизни дворянского сословия, я понял, что уединенное существование в одинокой хижине у моря – это далеко не самое лучшее благо, которое может быть даровано человеку в этой жизни. Я, конечно, здорово помог им с запасами рыбы, я оставил им львиную долю своих скромных сбережений – деньги им явно не помешают, я обещал им походатайствовать у губернатора, а то и в самой столице, когда я там твердо стану на ноги, о том, чтобы удачно пристроить их где-нибудь поближе к бушующей своими страстями человеческой жизни. На что отец с матерью снисходительно улыбались и ласково обнимали меня, мол, глупышка, мы здесь привыкли, нам здесь хорошо и ничего в этой жизни мы менять не намерены. Мои попытки разуверить их и доказать обратное вызывали еще более саркастическую улыбку на их лицах, и я решил ничего более им не доказывать, а предпринять что-либо со временем самому, когда такая возможность, разумеется, подвернется.
Однако, если в отношении отца с матерью можно было действительно подождать, то в глубине души я понимал, что в отношении Лиль промедление не желательно. Увядать столь яркому цветку в относительном одиночестве – непростительно. Конечно, в столице я занимался в основном изучением наук, но ведь я не был слеп и видел, что происходило вокруг. Мимо проносились роскошные экипажи, расфуфыренные дамочки поспешали на всевозможные балы и вечеринки, где предавались разнообразному веселью. Я иногда обращал внимание на самодовольные лица молодых особ, восседавших на мягких сидениях экипажей. Зачастую преогромнейшее количество всевозможных украшений и помад с пудрами не могли скрыть непривлекательности, а то и уродливости некоторых из них. Представляю, какой фурор могла произвести своей красотой Лиль среди столичных кавалеров, если бы к тому же была облачена в роскошные наряды. Потому-то, направляясь к губернатору, я дал себе твердый зарок: непременно поговорить с ним относительно сестры – возможно, в его дворце для нее найдется хорошее место. Это будет ее первый шаг для выхода в свет.
Когда я, наконец, добрался в Порт-Билстрой и добился аудиенции у губернатора, все мои сомнения относительно того, что он может встретить меня с прохладцей, развеялись в тот же миг. Радостный вскрик при виде вашего покорного слуги, крепкие объятия, незамедлительно последовавшие вслед за этим – все это сразу же успокоило меня и обрадовало. Не буду лукавить: было очень приятно обнаружить к себе такое внимание, тем более здесь, где я чувствовал себя как дома, вернее, желал чувствовать, потому-то и обрадовался, что не обманулся в своих ожиданиях.
Губернатор после шумного приветствия и интенсивного похлопывания по плечу тут же увлек меня за собой к своему поражающему огромными размерами дубовому столу, занимавшему центральное место в его кабинете, усадил на стул, сам плюхнулся радом на другой, здорово напоминавший из-за непомерной высоты и красоты спинки едва ли не королевский трон, и тут же принялся расспрашивать меня о жизни в столице, об учебе в Академии. Я поначалу смущался, но, видя, что он всецело превратился в слух, подробно рассказал ему о моих успехах на этом поприще, не забыв поблагодарить Его превосходительство за его хлопоты относительно того, как я попал в стены столь уважаемого заведения. На что он только с раздражением поморщился: что, мол, ты, мил человека отвлекаешься на всевозможную глупую болтовню и не говоришь о главном! Его непосредственность, невзирая на высокий сан, и тогда, при первой встрече, покорила меня в этом человеке, теперь же вызвала еще большее восхищение. Это ведь нужно было видеть! К нему заходил кто-то из прислуги, или скорее всего из помощников, поскольку речь шла о делах, застывал у дверях, дипломатично прокашливался, обращая этим самым на себя внимание, но, видя, что патрон на это абсолютно никак не реагирует, подавал робкий голос: мол. Ваше превосходительство, нужно решить некий вопрос, на что тот, увлеченный моим рассказом только отмахивался: мол, потом! Не мешай! Дела, возможно, были действительно важны, поскольку по прошествию времени этот человек вновь появился в дверях и вновь сделал робкую попытку прокашляться. Однако вместо того, чтобы выслушать прибывшего, губернатор приказал, чтобы тот отдал распоряжение на кухню и созвал гостей: Их превосходительство решил устроить вечеринку в честь моего приезда!
Я не переставал удивляться столь радушному приему, а когда наступил вечер, то был совсем поражен. Это был настоящий бал! Огромное количество гостей, преогромнейшее множество всевозможных угощений, от которых прямо-таки ломились столы? Это был словно сон, словно сказка! Губернатор не отходил от меня, представлял гостям. Многие радостно кивали головами и встречали меня, как старого знакомого: мол, как же! Помним! Ведь он спас вас. Ваше превосходительство, несколько лет назад! Мне очень не хотелось огорчаться в такой радостный для меня день, но от моего взора не ускользнуло то, что многие из этих улыбок были напускные, неискренние. Нет, они не питали ко мне вражды! Просто, я им был безразличен, а бурное проявление радости и знака внимания ко мне – все это было данью уважения к губернатору. В пору было бы расстроиться от этого, а я напротив, радовался. Ведь равнодушие читалось в глазах далеко не многих, но именно на фоне его особо отчетливо подчеркивалось искренняя, не деланная, доброта губернатора, и это меня еще более располагало к нему.
Их превосходительство продолжал меня водить по огромной, сверкающей убранством зале, и представлять гостям, да и не только, как я понял, гостям. Поскольку многие из них были людьми близкого к губернатору окружения. Так, подойдя к одному из них, мой спутник добродушно улыбнулся:
– А это, мой мальчик, мой помощник – мистер Френсис Эсскес. Это тот самый настырный господин, который своими неуместными визитами пытался прервать нашу задушевную беседу в моем кабинете. И на попытку того что-то пролепетать в свое оправдание, губернатор улыбнулся еще шире. – Да будет вам, Френсис! Помимо ретивого исполнения служебных обязанностей мы не должны забывать и о житейских слабостях! Неужели вы не видите, что я позволил себе сострить?! Или вы хотите лишить меня этого удовольствия? – И заметив, что тот, растерявшись, принялся отрицательно качать головой, мол, нет – нет, я не мог позволить себе такой дерзости, губернатор лишь обречено макнул рукой: – Да вы, мой дорогой, я вижу, вовсе лишены чувства юмора. Ну да ладно! Познакомьте лучше моего юного друга со своей красавицей – супругой.
Миссис Агнес, невзирая на далеко не цветущий, по моим понятиям, возраст, была особой действительно очень приятной наружности, Однако меня смутили ее очень грустные глаза. Позже, невольно подслушав разговор, я узнал, что миссис Агнес давно страдает подагрой и чтобы, наконец, избавиться от изматывающей ее болезни собирается на лечение то ли в саму столицу, то ли в какой иной город, расположенный невдалеке на материке – я уж точно и не понял. Возможно, именно болезнь и была причиной грусти в ее глазах?
Подойдя еще к кому-то из гостей, губернатор вновь широко улыбнулся:
– А это, Джимми, мой казначей, мистер Честер! На удивление исполнительный человек и каждая монетка в вверенной ему казне, да и каждая циферка в предоставляемом им отчете находится в большем порядке, нежели… Уж, право, так сразу не подберешь с чем и сравнить. Однако относительно последнего отчета этот господин непозволительно затягивает время и я, грешным делом, уж начинаю подозревать: а не отправится ли он, шельма, в ближайшее время с государевыми-то деньгами тайком в неизвестном направлении?
Так продолжалось довольно долго. Хозяин празднества знакомил меня со многими людьми, рассыпал остроты, и хотя я не люблю однообразия, все, как ни странно, мне вовсе не надоедало. Возможно, потому, что знакомился я в основном с поистине интересными людьми. Мог, к примеру, я, скажите на милость, предполагать в далеком детстве, проживая в одинокой хижине у моря, что судьба сведет меня с астрономом, пытающимся открыть какое-нибудь новое небесное светило, чтобы благодаря этому самому стать научным светилом, вследствие чего в свою очередь попасть в столицу, где сосредоточен весь цвет науки, к которому он себя уже сейчас в глубине души относил. Иной, представленный мне губернатором, напротив уже успел повращаться среди научных кругов столицы, но ни снискав ни славы, ни богатства, волей судьбы отправился в колонии, попал на этот остров, где, увлекшись химическими изысканиями (впрочем, он ими и в столице занимался), не расстался с мыслью найти формулу некой чудодейственной жидкости, то ли эликсира вечной молодости, то ли диво-зелья, излечивающего от всех болезней – я так точно тогда и не понял. Другой чудак настолько был увлечен науками о насекомых, что не только все свободное от исполнения государственных дел время проводил за ловлей всевозможных бабочек, мотыльков и жуков, но и носился постоянно с ними словно помешанный. Он и сюда пришел не с пустыми руками: ходил и показывал всем свой новый трофей Справедливости ради нужно признать, что посмотреть таки действительно было на что; в небольшой деревянной коробочке-футляре под стеклом находился столь необычный и потрясающий своими не только огромными размерами, но и дивными формами (особенно рожек) жук, что я невольно залюбовался им и даже держал его в руках, хотя фанатичный зоолог то и дело протягивал руку. Краем глаза я видел, как нетерпеливо он переминался с одной ноги на другую, сгорая от желания побыстрее забрать свой скарб. Нечто подобное я наблюдал и в Академии, когда общался с приятелями, которые увлекались каким-либо собирательством. Они буквально дрожат над каждым экземпляром своей коллекции. Это уже теперь я понял, что все собиратели и коллекционеры, как бы это помягче выразиться, немножко как бы не от мира сего, но тогда, видя нетерпение натуралиста, про себя удивился: зачем же ты, мил человек, вверял мне в руки свое богатство, коль тут же норовишь вернуть его назад.
