Тут в пользу совести беседы неуместны.
(Бросает высокомерный взгляд на Камоэнса.)
В торговле я надежды подавал,
Её отец за мною наблюдал
И вот однажды как-то дочери поведал
После того, как плотно отобедал,
Что даже брак готов благословить;
Я ж не роптал – не мне его судить.
Камоэнс
Кому досталась женщина в награду,
Тот должен помнить нежную усладу,
Её наряд, улыбку, голос, смех, –
Чем затмевала, пусть на время, даже всех.
Добились недруги, в конце концов, разлуки!
Она свои тянула к богу руки,
Живя молитвами. Ужель в монастыре
Одной внимать приятно на заре
И пенью птиц и шорохам листвы?..
Там в одеяниях была она вдовы;
Там в келье отчуждённой и безродной
Она не стала более свободной!
Её красу сжигал огонь свечей;
Считать не принято прошедших даром дней!
(На короткое время уходит как бы в себя, продолжает.)
Тем временем, потоками войны
Увлёк себя, боясь своей вины.
Искал врага, как бешеный, повсюду;
Из-под земли его, казалось, я добуду.
При штурме Цейты конь мой пал,
Чуть было в плен я не попал;
Пришло, однако же, спасенье;
Господь послал его – ему благодаренье!
Из битвы вышел чудом я живым,
Почти невидящим, к тому ж ещё хромым.
Квеведо
Со мной несчастье тоже поселилось:
Моя жена быстрехонько простилась
Со светом, столь желанным для двоих;
Я стал богат, и голос горя стих.
Наследство утешеньем послужило,
Оно меня с утратой примирило.
Камоэнс
Топтал ногами я далёкую чужбину;
За тяжкий труд – поклон простолюдину.
О прошлом думая, стремительно старея,
Любить возвышенно, без выгоды умея,
Не изменил в своих поступках я себе:
Она опорою служила мне в борьбе.
Лежал с повязкою я долго на глазах;
От ран моих, полученных в боях,
Оправился. Немного легче стало.
Глядел на мир не так уже устало.
И вот поэзия мне душу обновила,
И муза вдруг приветливо спросила:
«Желаешь ли о счастье говорить?
Твои слова способны убедить.
Возьми перо, гляди на небосводы
И на луну; живут тобой народы!
Преодолеешь ты в себе с успехом страх;
О, жизнь находится в твоих, Поэт, руках!»
(C улыбкой.)
Признаюсь, да! я несколько смутился,
Возможно, даже в чём-то изменился;
А как же, стыдно мне за слабости в душе,
Но сил целительных набрался я уже
И был готов на новые свершенья
Во имя, несомненно, примиренья.
Квеведо
Свой капитал я под проценты поместил
И в скором времени его ушестерил.
Ну, продолжай! Случилось что с тобою?
Камоэнс
Не разойтись уже, похоже, мне с бедою.
Тут можно говорить о невезенье,
Хоть боевое с честью выдержал крещенье.
Нет, я не стал, как многие, жестоким,
И не замкнулся я, хоть был и одиноким.
Остаться далее? Страдать по тем местам?
И жить в смирении, потворствуя мольбам?!
Решенье принято. Оттуда я бежал,
Но ей себя навеки завещал.
Был даже в Индии. Какие там красоты!
Там горы есть, но также есть и гроты;
Иначе там играет солнца луч,
Когда он выглянет игриво из-за туч.
Квеведо
Что принесли тебе скитания, скажи?
Камоэнс
Гонения да ненависть во лжи!
Так предков подвиги сознательно воспев,
Назло завистникам я всё же, уцелев,
Открыто высмеял льстецов и истуканов;
Страна плодит безудержно профанов.
И был унижен я, но тем, кого любил,
В ком счастье нежной дружбы находил.
О, Португалия, ты горько пожалеешь,
Коль семена предательства посеешь!
Заслуги прошлые не помнит уж никто,
Глядят на истину с ухмылкою зато.
В софистах есть опасность временами:
Добьют, не мешкая; обманными речами
Найдут на всё как будто оправданье;
Они используют умело злодеянье.
И вот отвержен я! играя роль стыдливо,
Моё присутствие терпели молчаливо.
(Кашляет, с трудом продолжает.)
Мне жалобы противны от рожденья,
Лежать ничком не мне у снисхожденья;
Я просьбами не стану досаждать –
Себя в руках давно привык держать!
Квеведо
Что сокрушаться о былом?
Не стоит думать о пустом.
Кто на просчётах не срамился?
На них и я порой учился.
Камоэнс
Жить невозможно без надежды,
Хотя кругом одни невежды,
А я для них всегда смутьян.
И вот на троне Себастьян;
При нём увидел я свободу,
С волненьем думая, – народу
Глаза открою я теперь;
Так думал я тогда, – поверь!
И свет природы вековой
Ласкал меня своей рукой.
Король по долгу, по призванью,
Его я был возвышен дланью,
Но был убит на поле боя –
С тех пор влачу я жизнь изгоя.
И погрузился я в раздумья,
Где места нет для остроумья.
Закат ужасен для меня;
Зачем не умер прежде я?!
(Вздыхает с горечью.)
Вот на пороге страшный день!
Филипп пришёл и я как тень,
В бегах, измотан до предела;
В огне молвы душа горела!
Квеведо
Согласен с тем, что слышу я;
Печаль глубокая твоя
Невечна – знаю, хоть гнетёт;
Стряхни с себя её налёт!
Камоэнс
Мой мрачен лик в лучах уже рассвета!
Покинут я. Блуждает счастье где-то.
Вдали от всех. Друзьями позабыт…
К тому ж советами теперь по горло сыт.
Для муки я, как видно, уцелел…
Терпенью есть, мне кажется, предел!
(Помолчав.)
Ты в памяти моей навек остался,
На зов без промедленья отзывался,
И не был ты, по прихоти, браним,
И видел я всегда тебя таким:
Игривым, ласковым, послушным под рукою;
Неутомимым был в игре с самим собою.
Покойся же в сырой могиле, пёс!
Исправно мне свою ты службу нёс,
Тогда тебе сказал я на прощанье:
«В раю твоё исполнятся желанье».
Квеведо
(В сторону.)
Пора, пожалуй, к делу приступать;
Достаточно – не стану больше ждать.
В поту чело моё. О, сколько напряженья!
За сына блажь такие униженья…
Но спесь собью с него, и в том уверен я!
Винить мне не за что давно уже себя.
(Ему.)
Сердечный друг, нелёгок твой удел!
В приюте ты заметно похудел,