Анна Гурова
Лунный воин
В зале стало тихо, как в могиле. Вокруг монаха мгновенно образовалось пустое пространство. Одни просители смотрели на смельчака с ужасом и жалостью, как на живого покойника, другие отворачивались и отползали подальше, чтобы их не обвинили в соучастии. А третьи от любопытства даже приподнялись с колен, чтобы не пропустить момент, когда наглеца станут вязать, а если повезет – так и убивать на месте.
– Далек ты от идеала благородного мужа, губернатор! – как ни в чем не бывало продолжал бродячий монах. – Наверно, не знаешь, что неправедного судью в преисподней будут вечно кусать за нежные бока девяносто девять драконов? Покайся!
Начальник стражи смотрел на губернатора, ожидая приказа. А губернатор только махал руками и что-то мычал, потому что огромный кусок кошатины неожиданно застрял у него в горле.
– Впрочем, тебе это уже не поможет, – сказал монах. И тут – никто не заметил как – он оказался возле обеденного стола, выхватил из рук секретаря губернаторскую печать и хлопнул этой печатью губернатора прямо по лбу.
Лопоухий выпучил глаза, раскрыл рот, захрипел, словно задыхаясь, и вдруг изо рта у него вылетел какой-то темных дымок. Монах что-то быстро произнес, схватил со стола тушечницу, щелкнул крышкой – и дымок пропал. Губернатор что-то промямлил, упал мордой в блюдо со змеей и захрапел. Монах убрал тушечницу в рукав, положил печать на стол и обернулся к придворным.
– Вы были свидетелями обряда изгнания злого духа, который пожрал душу вашего правителя, – торжественно объявил он. – Судя по всему, я поймал одного из неправедных судей Адской Иерархии – дома разберусь…
Монах с довольным видом погладил крышку тушечницы.
– Можете меня поблагодарить. Денег я не беру, но на обед останусь с удовольствием.
Первым опомнился секретарь.
– Держите его! – заверещал он. Его крик был подхвачен десятками голосов.
– Покушение на губернатора! Хватайте колдуна! Стражники, точно очнувшись, бросились к монаху, выхватывая на бегу мечи.
– Убийца! – орал секретарь (губернатор похрапывал в блюде). – Чернокнижник! И отдай мою тушечницу!
Монах неожиданно разразился хохотом.
– На! – Он сунул сосуд секретарю под нос. Тот отпрянул и увидел, что крышечка тушечницы шевелится, словно кто-то толкает ее изнутри…
– Еще шаг, и бес вылетит! – громко объявил монах во внезапно наступившей тишине. – Даже и не знаю, в кого он вселится на этот раз?
Секретарь издал вопль ужаса и упал в обморок. Воздух наполнился криками…
– И тут началось такое столпотворение, – закончил Рей, – что, не затащи меня отец под ближайший стол, меня наверняка бы затоптали. Все повскакали со своих мест и, не разбирая чинов, давя друг друга, во главе с начальником стражи кинулись к выходу. Последнее, что я видел, прежде чем кто-то перевернул стол и двинул мне каблуком по голове, – бессмертного, который неподвижно стоял среди этого хаоса и хохотал. Говорили, потом он спокойно ушел через парадные ворота, и никто даже не попытался его задержать…
– Да уж, славная история, – со смехом сказал Ким. – Так вот почему прошлый губернатор Сондже ни с того ни с сего подал в отставку! Значит, Рей, ты действительно считаешь, что этот знахарь был из настоящих бессмертных?
– Конечно! Кто же еще обладает такой силой? Подобной власти нет ни у одного чиновника. Даже первый министр вынужден подчиняться условностям этикета, долгу, закону, в конце концов! А бессмертному закон не писан – он сам себе закон. Это абсолютная власть, и притом не ограниченная во времени. Сколько может продержаться министр – ну год, ну десять, ну двадцать. И всё. А бессмертный – ты только представь, Ким! Века, тысячелетия могущества! Вот где перспективы!
Ким посмотрел на разгоревшегося Рея и подумал про себя: «Ого! Ну и честолюбие!»
– Да, теперь я начинаю тебя понимать, – сказал он вслух. – Я-то поначалу думал, что ты хочешь присоединиться к этому бестолковому сборищу отставных чиновников и овдовевших старух, – я имею в виду сектантов вроде Идущих в Рай. Ты меня убедил, Рей. Бессмертные – это мощь! Это…
– Эй, не спеши! Как бы мне не пожалеть, что я тебе все это рассказал. Не вздумай увлечься этой идеей. Ты – человек совершенно не подходящий для духовного подвижничества. Для этого нужна такая воля, такая самоотдача… А тебе через неделю надоест вставать на заре – и ты сбежишь домой.
– Откуда ты знаешь, что у меня получится, а что нет? – высокомерно спросил Ким. – Я и сам не знаю, на что я способен!
– То-то и оно.
Несколько минут они оба молчали. Ким следил взглядом за пятимачтовым океанским парусником, который медленно удалялся к горизонту, держа курс в сторону островов Кирим.
– И когда ты отправляешься? – спросил он Рея.
– Пока не знаю. В принципе, я уже готов. Только надо сходить к гадателю, чтобы вычислить благоприятный день выхода и получить предсказание на дорогу.
– К кому пойдешь?
– К святому наставнику Кушиуре. Модный гадатель, очень авторитетный. Слыхал о нем?
– Не-а.
– Моя очередь подходит послезавтра. Хочешь сходить со мной?
– Почему бы нет?
– Вот и отлично, договорились.
Глава 8
Стрекозий остров. Безымянные боги Кирима
Когда дневная жара спала, солнце скрылось за верхушками деревьев и с реки повеяло прохладой, бабушка Ута начала собираться домой. Хоть ей предстояло идти одной, зато налегке и по холодку, к тому же Хару решил ее немного проводить, побеседовать по дороге о том о сем. Мотылька Ута оставила в священной роще и сказала, что вернется за ним через пять дней, когда закончатся дни Голодных Духов и закроются адские врата. Она считала, что в святилище, под защитой безымянного бога и его слуги – шамана, Мотылек будет лучше защищен от бесов, чем в деревне.
Проводив пожилую женщину, Хару вернулся к храму. Ему навстречу выскочил Мотылек с метлой в руках – босой, штаны закатаны до колен, на локтях бахрома из паутины.
– Готово, дед! Все подмел! Проверь, как чисто. Шаман поднялся на крыльцо и заглянул внутрь.
– Ага… Вижу, что вся грязь с пола переместилась на тебя.
– А ты знаешь, сколько там было этой грязи?! Листья, паутина, ягоды какие-то! Ты, наверно, нарочно копил ее для меня с самого нового года?
– Разумеется, – хмыкнул шаман. – Ну, если закончил с уборкой, можно развлечься небольшим уроком чтения…
– Дед, а поиграть?! – возмутился Мотылек.
– Потом поиграешь, лентяй. Смотри – темнеет. Пойдем-ка на кладбище, проверим, как ты запомнил прошлый урок. А зайдет солнце, будем зажигать фонарики в храме…
В последний год Ута уже не раз оставляла внука погостить у шамана. Мальчик чем мог помогал ему по хозяйству, а Хару рассказывал ему разные истории о духах, пел с ним шаманские песни – самые простенькие и безопасные – и понемногу начал учить его читать. Никаких книг у него не было, да он в них и не нуждался. Всё святилище с его надгробиями было огромной книгой. Старик и мальчик вышли из храма и отправились бродить между могилами. Хару всматривался в стелы, Мотылек, вздыхая и глядя себе под ноги, плелся за ним.
– Вот эта, – выбрал Хару, остановившись перед высокой гранитной плитой, где надпись казалась по-разборчивей. Над могилой росла стройная раскидистая ива с нежными зелеными косами.
Мотылек мрачно взглянул и слегка оживился.
– Ого, тут картинка!
Он влез на замшелый жертвенник, чтобы рассмотреть барельеф поближе.
– Дед, смотри – воин с копьем. Почему опять воин? Прошлый раз тоже был воин… Ух ты, а внизу-то – дракон!
– Не дракон, а вани, – механически поправил шаман. – Не отвлекайся. Что тут написано? Давай-ка… Всё очень просто. Вот этот двойной символ «сгинь-пропади» мы как раз в прошлый раз выучили…
Над небольшим искусным изображением юного воина, поражающего копьем морское чудовище, сверху вниз сбегало три ряда знаков. Символы разделялись на простые и сложные. Простых было всего двадцать четыре, каждый означал слог, и Мотылек их давно уже выучил. Собственно, можно было на этом и остановиться – для обыденной переписки их вполне хватало. Но шаман настаивал, чтобы Мотылек учил и сложные, которыми в древнем Кириме пользовались все, теперь же – только жрецы. А сложных насчитывалось, – как однажды дед сказал Мотыльку, серьезно его напугав, – больше пятидесяти тысяч.
– Ну, прочел?
– Здесь сказано, – заговорил мальчик, водя пальцем по камню, – «Услышь меня, чей дом – земля, о ты… – дальше незнакомый знак, – …которого я призываю из вечного огня и кипящей воды!»
Прочитав, он гордо взглянул на Хару. Шаман сдержанно кивнул. Он не хуже мальчика знал, что это обращение к божеству встречалось почти на всех могилах, и Мотылек давно выучил его наизусть.
– Дальше.
– Пусть на землю и… хм… ах да – на океан…
– На воду.
– Придет… вернется…
– Тишина, – закончил Хару. – Этого мы еще не проходили. Запомни символ и читай дальше.
Мотылек, шевеля губами, разбирал про себя последний столбец.
– А враг… Не знаю… в общем, пусть сгинет и не возвратится никогда.
– Не «враг», – Хару ткнул во второй сверху знак, – а «брат».
– Какой еще брат? Чей?
– Это к делу не относится. Начерти оба новых знака вот тут, на земле, по десять раз каждый. Потом проверим, как ты их запомнил.
Мотылек подобрал сухую ветку и принялся чертить на тропе символы.
– А первый знак? – спросил он. – Как всегда?
– Да, – кивнул Хару. – Имя бога пропускаем. Мотылек поднял голову.
– Слушай, дед, а чего я подумал – неужели нельзя прочитать символ и узнать наконец, как его зовут?
– Нельзя, – сказал шаман. – Никто не может прочитать этот знак. На нем заклятие.
– Какое еще заклятие? Почему?
– Потому что это киримский бог. Все киримские боги безымянны.
– А почему?
– Дело было так, – шаман присел на каменный край жертвенника. – Много сотен лет назад, как ты знаешь, случилась большая война. Кирим сражался с империей – и проиграл. Значит, боги империи оказались сильнее, чем наши, киримские. С тех пор мы поклоняемся имперским богам, а киримские, по приказу императора, низвергнуты, лишены имен и забыты.
– У-гу… – протянул Мотылек. Он не совсем понял, в чем дело. – А при чем тут имена?
– Для бога имя – это всё. Ведь боги бессмертны, только покуда их помнят люди. Если богу не поклоняться, он слабеет, вырождается и в итоге умирает. Лучший способ погубить бога – сделать так, чтобы о нем все забыли.
– Но мы ведь помним о том, что безымянный бог был?
– А откуда мы знаем, кто он такой? Вот тут, – шаман указал на стелу, – изображены молодой воин и морское чудовище вани. Как зовут воина? Почему в его руке копье? Хочет ли он убить вани? Или он – его хозяин? И какое отношение они оба имеют к нашему безымянному богу? Никто ничего не помнит. Ладно… Шаман оборвал свою речь, заметив, что Мотылек, вместо того чтобы писать символы, сидит на корточках и таращится на барельеф.
– Вынь изо рта ветку и пошли к следующей стеле. Мотылек встал, но, вместо того чтобы последовать за шаманом, уставился на пронзаемого копьем «дракона». Неведомый камнерез как будто хотел наделить его чертами самых ужасающих обитателей архипелага. Чудище выглядело как помесь ящерицы и змеи, с огромной, полной зубов пастью, четырьмя толстыми когтистыми лапами, длинным гребнистым хвостом и острым плавником на спине.
– Дед, – спросил мальчик, – а вани бывают на самом деле?
– Да, конечно. Но они совсем не такие. Сразу видно, что камнерез их никогда не видел живьем. Эти твари обитают в океане, далеко-далеко, в глубокой воде, куда рыбачьи лодки не заходят. Сами они гладкие, черные, здоровые, как быки, похожие на рыб, но не рыбы. Вместо плавников – лапы с перепонками…
– А дядька Карп рассказывал всё не так. Что вани живут не в открытом море, а на рифах, и вовсе они не гладкие, а бугристые да шершавые – тронешь рукой, кожу сдерешь. А зубищи у вани в три ряда, и он может заглотить человека целиком!
– Хе-хе… Карп сам-то видел вани хоть раз в жизни?
– Нет, он сам не видел, но его двоюродный брат рассказывал, как десять, а может, двадцать лет назад один вани заплыл в дельту и кружил вокруг лодок – только черная спина из воды торчит, а на спине острый плавник, как парус. Дядька Карп говорил, что все парни, кто был в воде, так к берегу дунули, аж вода закипела! Дед, а вани едят людей?
– Вот чего не знаю, того не знаю, Мотылек.
– А на берег вани выходят?
– Полагаю, нет. Если бы они на берег могли лазать, так и жили бы не в море, а здесь, у пристани – еды-то побольше, да и ловить ее попроще будет…
– Ой, дед, не пугай меня на ночь глядя!
– А теперь хватит меня отвлекать и пошли дальше.
– Ой смотри, смотри! – завопил Мотылек, схватив его за руку. – Вон там, под деревьями! Глаза!
– Где? – Шаман, прищурившись, вгляделся в сумрак.
– Да вон там! Это вани выполз из реки! Но в той стороне, куда указывал Мотылек, было совсем темно. Солнце давно уже ушло за деревья, в багровые облака на западе. В темно-синем небе зажглись первые звезды. В священную рощу вступала прохладная ночь позднего лета.
– Должно быть, квисин-болотник, – устало сказал Хару. – Или лисица вышла на ночную охоту. Ну, Мотылек, ты все-таки добился своего. Тянул время, пока не стемнело. Пошли к храму, пока нас комары совсем не закусали.
Темнело очень быстро. Добирались до храма почти на ощупь. Хару зашел в свою хижину – на самом деле это была маленькая пристройка у задней стены храма, – принес оттуда жаровню и лампу, поставил их на пол. В храме сразу стало таинственно и уютно. В лампе плясал язычок пламени, отбрасывая длинные тени, приятно пахло горячим маслом и прогоревшими до звона углями. За соломенной занавеской зудели комары, стремясь пробраться внутрь, к теплу. Отсюда, изнутри, квисины казались Мотыльку совсем не страшными существами, даже хотелось крикнуть им с порога: «Заходите погреться на огонек!»
Хару тем временем достал из своего сундука несколько хрупких бумажных фонарей на деревянном каркасе, выбрал один, подлил масла в плошку и зажег внутри огонь. Фонарь он вынес на крыльцо и поставил там на верхнюю ступеньку. Мотылек знал, что в это самое время все жители Стрекозьего острова делают то же самое – зажигают у дверей фонари, чтобы души их умерших предков нашли дорогу домой. Там, на домашних алтарях, их ждет жертвенное угощение и записки с подробными просьбами позаботиться о детях, внуках и правнуках. Целых три дня будут гостить предки у живых, а потом вернутся обратно в подземный мир.
Бабушка Ута ставила у дверей три фонаря – для своего мужа и двоих сыновей, погибших на войне. В этот день она готовила их любимые кушанья и рассказывала Мотыльку истории об отце, которого тот никогда не видел, – какой он был лихой парень и удачливый рыбак. Для матери фонарика не ставили. Ута вообще почти никогда не заводила о ней речь. Только однажды сказала равнодушно, что она была чужачка и умерла совсем молодой. Мотыльку иногда казалось, что бабушка ее совсем не знала. А может, даже и не видела никогда.
– Ты будешь ставить фонари? – спросил его Хару.
– Конечно, – Мотылек взял один из фонарей, осторожно зажег в нем огонь, вынес на крыльцо и поставил рядом с дедовским. Несколько мгновений он постоял на крыльце, слушая, как в темноте верещат цикады. Сумерки быстро сгущались. Мотыльку казалось, что между могилами бродят прозрачные белесые тени.
– Для кого ты поставил фонарь? – негромко спросил Хару.
– Для мамы, – ответил Мотылек. Шаман долго смотрел в сумрак.
– Она будет рада, что ты ее не забыл, – сказал он наконец. – Хоть ты даже имени ее не знаешь, она все равно придет. Слышь, Мотылек, – а давай дойдем до того места, где стена упала. Проводим солнце.
– Зачем?
– Так, что-то вдруг захотелось. А потом вернемся и будем пировать.
Идти было недалеко. Вымощенная плитами дорожка привела их на любимое место шамана – небольшой взгорок на краю «степи», где обвалилась часть стены. Они вышли вовремя – только-только успели увидеть самый край солнца, исчезающий в зловещих багрово-черных тучах.
– Завтра будет ненастный день, – сказал Мотылек, указывая на пламенеющие облака.
Хару не ответил. Он смотрел на закат. Несколько минут они стояли рядом и молчали, глядя, как багровые облака гаснут и становятся лиловыми, постепенно растворяясь в ночной черноте.
Зловещий закат пробудил в памяти Мотылька тревожные воспоминания.
– Мы сегодня видели в степи грибницу, – заговорил он. – Бабушка сказала, что это не к добру. Квисины нам дорогу заступили…
– Пустые суеверия. Человек умирает тогда, когда приходит его смертный час, и никакая грибница этот час ни приблизить, ни отодвинуть не сможет.
Мотылек поднял голову и поглядел на неподвижное, едва различимое в сумраке лицо деда. Шаман казался ему таким же вечным и естественно присущим миру, как сама священная роща, степь, мутная широкая Микава и луна в ночном небе.
– Дед, ты бессмертный? – неожиданно спросил он.
– Нет, – спокойно ответил шаман. – А надо?
– Ну… конечно, надо.
– А зачем?
– Как это зачем? Разве не все хотят жить вечно? В Нижнем мире страшно, там бесы…
– Я не хочу жить вечно, – ответил шаман.
– А я хочу, – с вызовом сказал Мотылек. – И буду. Хару усмехнулся.
– Все дети считают себя бессмертными. Что-то в этом есть… какая-то маленькая часть правды…
Мотылек по голосу догадался, что шаман улыбнулся.
– Знаешь, когда я был ребенком, я помнил себя до того, как родился, – сказал Хару.
– Правда? И кем ты был?
– То ли бабочкой, то ли стрекозой. Помню какое-то плоскогорье, цветущий луг, темное небо в звездах… И себя – легкую такую букашечку с прозрачными крылышками, которая носится над метелками травы и играет с ветром… И времени там не было совсем.
– Вот почему ты не боишься умереть? – сообразил Мотылек. – Ты думаешь, что, когда умрешь – вернешься на тот луг?
– Нет. Да я и не хочу возвращаться. Я хочу идти дальше.
– Куда?
– Не знаю, – беспечно сказал шаман. – Если бы знал, было бы неинтересно.
Мотылек задумался.
– Дед, не умирай, – сказал он. – Я тебе не разрешаю.
Глава 9
Знаменитый предсказатель Кушиура
К гадателю приятели решили пойти пешком. Ким предлагал прокатиться верхом, но Рей наотрез отказался. Дескать, ему надо прогуляться, все обдумать и морально подготовиться. И к тому же, что о нем подумает великий гадатель, если он, будущий ученый и монах, ворвется в его ворота на лихом скакуне, словно какой-нибудь светский щеголь. Киму, к его неудовольствию, пришлось оставить коня в усадьбе Люпинов, и теперь он вышагивал в богатом охотничьем костюме и сапогах для верховой езды, шаркая каблуками по булыжникам и чувствуя себя полным идиотом. Рей, надевший темно-серый длиннополый кафтан полумонашеского покроя, чтобы произвести нужное впечатление на предсказателя, выглядел рядом с Кимом как его камердинер.
– Я договорился с гадателем уже давно, еще до экзаменов, через посредника, – вполголоса рассказывал Рей. – Нелегко было устроить эту встречу, скажу тебе честно. Во-первых, очень дорого берет. А батюшка мне на гадания средств не выделял, так что пришлось изворачиваться самому, влезать в долги… Кроме того, у Кушиуры очередь на полгода вперед. Ради того, чтобы ускорить ее хоть вполовину, я переплатил втрое…
– А стоило оно того? – проворчал Ким. – Чем он так замечателен, этот Кушиура?
– Непревзойденной точностью предсказаний, – серьезно ответил Рей. – Вообще я наводил справки, Кушиура работает гадателем уже лет двадцать. Собственно, прежде его звали Чхун Дальнозоркий. До прошлого года считался неплохим, хоть и не особо выдающимся специалистом классического стиля, предсказывал будущее по чертам лица, дате рождения и линиям руки. Но около года назад он внезапно поменял метод и тут же пошел в гору. О нем заговорили даже в Небесном Городе. Ну, после этого народ повалил так, что теперь Кушиура еще не всякого примет. Взял новое имя – «Сокрытый». И деньги дерет совершенно несуразные…
– Знаю я этих модных гадателей. Видал во дворце Вольсон. Госпожи княгини от безделья постоянно приваживают всяких шарлатанов и льстецов. От их лицемерной святости меня просто воротит. И знаешь, какую забавную закономерность я заметил? Чем больше оплата, тем благоприятнее предсказание.
– Нет же, – с досадой отмахнулся Рей. – Разве я не отличу шарлатана от настоящего святого провидца?
– И в чем отличие?
– Хороший гадатель не льстит и не запугивает, а как бы дает совет. Понимаешь, когда будущее становится тебе известно, его можно слегка поправить. Смысл гадания именно в этом. Ты обретаешь частичную власть над своим будущим, получаешь возможность управлять своей судьбой… Правда, этой возможностью еще надо суметь воспользоваться.
– Ничего не понял.
– Ну, предсказание – это как будто карта, путеводитель. Тебе говорят: направо болото, налево обрыв, прямо лучше вообще не соваться, а если попробуешь в обход, то нарвешься на разбойников. А ты уж прокладываешь себе путь, учитывая все эти ценные сведения.
– Теперь понял, – кивнул Ким. – Нечто вроде разведки. Что ж, разумно. Я раньше как-то не задумывался над такими вещами. Всегда считал – судьба есть судьба, от нее не уйдешь. Знаешь ты будущее или не знаешь, изменить ничего нельзя…
Тут Ким замолчал. Ему неожиданно вспомнился давешний лазутчик в черном с его зловещими предсказаниями и кровожадными предложениями. В свете сказанного Реем действия лазутчика приобретали определенный смысл. И посещение гадателя тоже могло оказаться небесполезным.
– Самого-то главного я и не спросил! Что за метод у этого Кушиуры? Говоришь, он придумал что-то особенное?
Рей усмехнулся:
– Тут целая легенда. Рассказывают, что наш гадатель очень удачно повстречался на базаре с одним юродивым и не пожалел подать ему на бедность несколько грошей.
А тот, как водится у бессмертных, отдарился неким тазиком…
Дом гадателя оказался попросторнее, чем городская усадьба Люпинов. И сразу было видно, что разбогател наставник Кушиура совсем недавно. У ворот высились пыльные кучи щебня и песка, громоздились каменные блоки. Дом перестраивался с размахом, явно по образцам помпезных особняков Поднебесного Удела. В ансамбле были широко представлены многочисленные архитектурные излишества, на которых наживаются подрядчики, начиная от кричащего золочено-багрового портика, за который вполне можно было угодить под суд (по статье «оскорбление государя путем использования недозволенных цветов в одежде и отделке помещений»), заканчивая последним писком моды – открытой верандой на крыше для удовлетворения насущной человеческой потребности полюбоваться ночным небом.
Ким тут же заявил, что они ошиблись адресом: этот выдающийся образчик безвкусицы принадлежит явно не великому провидцу, а скорее какому-нибудь ростовщику. Рей на это ответил, что дом гадателя – классический пример того, что внезапно разбогатевший интеллектуал выказывает в быту гораздо более дурной вкус, чем самый необразованный торгаш.
– Не обращай внимания, – добавил он. – Это, к сожалению, не редкость – когда талант человека больше, чем он сам.
На полированных ступенях «недозволенного» портика Кима и Рея встретил исполненный собственной важности упитанный подросток в зеленом вышитом кафтане. Представившись учеником святого наставника, он спросил имена гостей, провел их в гостиную и усадил за стол. Второй ученик – помладше, в синем кафтане без вышивки, с потешным хвостиком на макушке, – подал чай.
– Уважаемые гости, – произнес старший ученик юношеским баском, – прошу вас подготовиться и настроиться соответствующим образом.
– Это как? – поинтересовался Ким.
– Расслабиться, успокоить мысли созерцанием прекрасных творений, коими наполнен этот зал, – не моргнув глазом, пояснил подросток.
– Что-то не пойму.
– Понимать не нужно. Нужно ощутить. Ученик плавно повел широким рукавом, обводя зальцу, напоминающую небольшой таможенный склад.
– Просто наслаждайтесь чаем, господа, и ни о чем не думайте. Волшебные свойства сих сокровищ духа проявятся сами собой.
Ким собрался что-то сострить, но Рей пихнул его в бок. Ученик с достоинством поклонился и вышел, прикрыв за собой вычурную резную дверь.
Чай, как ни странно, оказался неплох и очень к месту. Терпкий до горечи, вяжущий, с дымком, он настраивал на суровый, возвышенный лад. Так и представлялась тростниковая хижина в зимних горах, тронутая ледком вода в бамбуковом ведерке и отшельник с глиняной чашкой в задубевших от мороза руках…
– А где волшебный тазик? – шепотом спросил Ким. – Прохудился?
Он обшарил взглядом все вазы, блюда, свитки, старинные бронзовые зеркала, гадательные нефритовые диски и прочие «сокровища духа», выставленные в зале, однако самого интересного не нашел.
Рей бросил на него недовольный взгляд и молча поднес к губам чашку. В душе он уже пожалел, что привел сюда насмешника Кима, который, как и положено юноше из клана потомственных военных, не верил ни во что сверхъестественное, кроме предков-покровителей и бога войны Хенму, да и то только перед битвой. Сам-то Рей сидел как на иголках. Он относился к гаданиям очень серьезно и теперь трепетал, словно в ожидании приговора. А что если Кушиура предскажет неудачу? Что если путь бессмертного ему закрыт? На миг Рей даже заколебался – не отменить ли сеанс? Недаром же лучшие умы империи утверждают, что заглядывать в будущее – недушеполезное дело…
Тут створки резных позолоченных дверей бесшумно распахнулись, и в зальцу вошел – вернее, вплыл – великий предсказатель Кушиура. Гости быстро встали, приветствуя хозяина церемонными поклонами. Рей даже коснулся пальцами пола, демонстрируя глубокую почтительность. Ким слегка склонил голову и тут же выпрямился, поедая гадателя любопытным взглядом.
– Приветствую вас в моей развалюшке, благородные господа, – Кушиура слегка поклонился в ответ. – Приношу извинения за неудобства и прошу садиться.
Из-за его спины выступили оба ученика. Младший затворил двери, достал из-под мышки скатанный в трубку коврик, расстелил его на возвышении у восточной стены, кощунственно напоминающем императорский трон, быстро убрал со стола поднос с чайными чашками и тихонько исчез. Старший помог учителю сесть на возвышение, после чего устроился за его спиной, развернул свиток и принялся готовить письменные принадлежности.
Облик гадателя Кушиуры внушал трепет и даже слегка пугал. Он напоминал не до конца ожившее изваяние одного из богов Верхнего мира, сбежавшее из какого-нибудь столичного храма. Набеленное до мертвенной белизны, словно каменное, лицо выражало полную безмятежность. Глаза обведены кобальтом, чтобы придать радужке колдовской синий отлив. Распущенные черные волосы прикрывает замысловатая высокая шапка – тройные бабочкины крылья из жесткой черной парчи, расшитой золотыми жуками гадательных символов. Долгополый кафтан из темно-зеленого шелка расшит золотом так густо, что поскрипывает при каждом движении. Темно-зеленый выбран умышленно – это цвет женского хэ, связанного с магией луны и воды, с гаданиями, а кстати, и с некромантией. Золотой узор напоминает чешуйки, чтобы вызвать ассоциацию с драконом (рискуя подпасть под статью «о присвоении знаков и символов, не соответствующих истинному рангу»).
Даже Ким был впечатлен. Ему приходилось бывать в Небесном Городе, и он вполне авторитетно мог подтвердить, что далеко не каждый придворный самого высокого ранга выглядит так же роскошно и величественно, как гадатель Кушиура. Что касается Рея, так он просто потерял дар речи.
Несколько мгновений протекло в молчании. Потом Ким откашлялся и заговорил:
– Значит, так, господин святой наставник, мы к вам пришли, так сказать, находясь на распутье жизненных дорог…
– В смиренной надежде воспользоваться плодами вашей божественной прозорливости, – вступил Рей, – мы осмелились…
Кушиура поднял руку, призывая к тишине. Ким чуть язык не прикусил, когда увидел его ногти, – каждый длиной с фалангу пальца и выкрашен черным лаком. То-то в носу ковырять удобно, наверно…
– Извольте смотреть мне в глаза, – раздался важный голос гадателя.
Рей заглянул ему в лицо – и едва не отшатнулся. Что-то случилось с глазами Кушиуры – зрачки и радужка пропали, остались одни синеватые белки. «Вот приду домой, сяду перед зеркалом и попробую научиться так же закатывать глаза», – подумал восхищенный Ким.
Ученик окунул кисточку в тушь. Кушиура разомкнул вещие уста.
– Вы, сударь, сейчас воистину на распутье, – заговорил он. – От того, какой путь вы изберете нынче, зависит, как сложится вся ваша жизнь. Вы полагаете, что этот выбор для вас непосилен, но на самом деле не тревожьтесь – всё уже предопределено. Даже если вы отложите выбор на год или два, рано или поздно все равно вернетесь к задуманному…
Щеки Рея порозовели. Он сам именно так и считал.
– Потому лучше делать выбор сейчас, чтобы не терять времени, – продолжал Кушиура, устремив бельма в потолок. – В любом случае вам предстоит долгая дорога – это я вижу совершенно ясно. Возможно, правильный выбор придет в пути. Странствие будет трудным и опасным, но увенчается успехом. Вы обретете искомое и даже то, чего вовсе не искали. Вам предстоят тяготы послушничества, духовные искания и нелегкие испытания. Вас ждет встреча с необыкновенным наставником, который направит вас на путь истины. Если вы будете так же долго и упорно преследовать свою цель, то награда превысит все ваши ожидания. Вы достигнете высокого положения в земной иерархии, вы станете тем, кто встанет у кормила империи в ее трудный час. Но, найдя в себе силы отринуть мирскую славу и власть, вы обретете могущество, равное могуществу богов, и присоединитесь к их сонму – вы станете бессмертным…
Рей невольно выпрямил спину и расправил плечи. У него кружилась голова, щеки пылали. Сбывались все его мечты. Он и не верил, и всей душой желал верить словам гадателя. Ким тоже слегка покраснел, опять вспомнив давешнего лазутчика. Выходит, бесов провокатор не врал насчет бессмертия… А как насчет всего остального?
Ученик тихо шуршал кисточкой по бумаге, записывая слова предсказания.
– Теперь о неприятном, – продолжал Кушиура. – Столь блестящий жизненный путь уже привлек нежелательное внимание многих бесов. Ждите, сударь, искушений и ловушек. Ох, какие испытания вам предстоят! В недалеком будущем я провижу встречу с прекрасной и соблазнительной девицей – берегитесь ее, она постарается завлечь вас во власть тьмы. В прошлом у вас таится некое кровавое преступление, окутанное покровом тайны. Эта тайна может вас погубить еще вернее, чем упомянутая девица. Не ворошите прошлое – и оно не проснется. Если же проснется – бросайте всё и бегите, ибо подобное зло вам пока не по силам…
Ким взглянул на Рея с неподдельным любопытством. Кровавая тайна в прошлом! Выходит, прав был Сайхун, говоря, что Рей не так прост, как притворяется…
– Если же дела обернутся совсем плохо… Даже и не знаю, сударь, говорить ли…
– Конечно! – подскочил Ким. – Предсказывать, так уж все, без недомолвок!
