bannerbannerbanner
Монбар Губитель

Густав Эмар
Монбар Губитель

Полная версия

Вот каким образом началось знакомство, которое почти тотчас перешло в любовь и потом имело такие ужасные последствия для несчастного офицера. Герцог и неразлучный с ним кузен осыпали графа уверениями в дружбе, предоставили ему полную свободу в замке и как будто не замечали привязанности, возникшей между доньей Кларой и молодым человеком.

Тот, совершенно поглощенный своей страстью к девушке, предавался любви с доверчивым и необузданным влечением сердца, впервые познавшего любовь. Донья Клара, наивная молодая девушка, воспитанная с суровой строгостью испанских нравов, но андалузка с ног до головы, с трепетом счастья приняла признание в любви, которую она разделяла с первой минуты. Итак, все казались счастливы в замке, только Мигель портил все своим хмурым видом; чем быстрее дело приближалось к развязке, которой так желали молодые люди, тем более мрачен и озабочен становился он.

Между тем фрегат ушел в Кадис. Герцог, его дочь и дон Стенио отплыли на этом фрегате; герцогу Пеньяфлору нужно было отправиться в Севилью, где у герцога было большое имение. Он с большой радостью принял предложение, сделанное ему графом, доставить его на фрегате до Кадиса, который находится всего в двадцати с небольшим милях от Севильи.

На другой день по прибытии фрегата в Кадис капитан надел свой парадный мундир и отправился к герцогу Пеньяфлору. Герцог, зная о его визите, принял графа с улыбкой на губах и с самым дружеским видом. Ободренный приемом, граф, преодолевая свою робость, стал по всей форме просить руки доньи Клары. Герцог благосклонно принял это предложение, сказав, что ожидал его и что оно отвечает его искреннему желанию, так как составит счастье обожаемой им дочери. Он лишь заметил, что, хотя между обеими странами заключено перемирие, однако мир еще не подписан, хотя, по всей вероятности, это скоро случится; поэтому он боится, как бы известие об этом браке не повредило карьере графа, настроив кардинала против него. Эта мысль уже неоднократно приходила в голову молодому офицеру, поэтому он потупил голову, не смея отвечать, так как, к несчастью, не имел никакого основательного довода, чтобы опровергнуть возражение герцога. Тот подоспел к нему на помощь, сказав, что знает очень простой способ устроить все ко всеобщему удовольствию и обойти это, казалось бы, непреодолимое затруднение. Граф, трепеща от страха и надежды, спросил, какой же это способ. Герцог объяснил ему тогда, что дело идет всего лишь о тайном браке. Пока продолжается война, тайна будет сохраняться, но тотчас по заключении перемирия, когда в Париж будет направлено посольство, о браке объявят кардиналу, которого, вероятно, уже не оскорбит этот союз.

Мечты молодого человека о счастье были так близки к краху, что он не привел ни малейшего возражения на предложение герцога. Брак, хотя и тайный, будет тем не менее действителен, а до остального ему было мало дела, и потому он согласился на все условия, которые наложил на него герцог, потребовавший, чтобы брак совершился будто бы втайне от него на случай, если враги постараются настроить короля против него. Ведь тогда он сможет сослаться на свое неведение и таким образом преодолеть недоброжелательность тех, кто ищет возможности погубить его.

Граф не совсем понял, какое дело испанскому королю до его брака, но так как герцог говорил убежденным тоном и, по-видимому, очень боялся неудовольствия короля, то граф согласился на все.

Через два дня, с наступлением ночи, молодые люди были тайно обвенчаны в церкви Мерсед священником, согласившимся за большую сумму помочь этому не совсем законному делу. Мигель Баск и Тихий Ветерок были свидетелями у своего командира, который по настоятельной просьбе герцога не сообщил о своей тайне ни одному из своих офицеров. Тотчас после обряда венчания свидетели новобрачной увезли ее в одну сторону, между тем как ее муж, очень раздосадованный, возвратился на свой фрегат.

Когда на следующий день граф явился к герцогу, тот сказал ему, что, для того чтобы лишить недоброжелателей всякого повода к сплетням, он счел за лучшее удалить свою дочь на некоторое время и отослал ее к одной родственнице, жившей в Гранаде. Граф ничего не ответил и ушел, сделав вид, будто его убедили не совсем правдоподобные доводы тестя. Однако он начинал находить поступки герцога очень странными и решил рассеять сомнения, возникшие в его голове.

Тихий Ветерок и Мигель Баск были отправлены разузнать все, что можно. Не без удивления граф узнал от них, что после двухдневных поисков им удалось выяснить, что донья Клара находится не в Гранаде, а в очаровательном городке Санта-Мария, расположенном напротив Кадиса, на противоположном берегу рейда. Собрав все необходимые ему сведения, он послал с Мигелем, который говорил по-испански как севильский уроженец, письмо к донье Кларе, и с наступлением ночи в сопровождении своих верных матросов высадился на берегу в Санта-Марии. Дом, в котором жила девушка, стоял довольно уединенно. Граф поставил матросов караулить, а сам направился прямо к дому.

Отворила дверь сама донья Клара. Радость супругов была безмерна. Незадолго до восхода солнца граф ушел. К десяти часам он отправился, как обычно, с визитом к тестю, перед которым продолжал разыгрывать полнейшее неведение относительно местопребывания доньи Клары. Герцог принял графа очень хорошо. Так продолжалось около месяца. Однажды граф неожиданно получил известие о возобновлении враждебных действий между Францией и Испанией. Он был вынужден оставить Кадис, но хотел нанести последний визит герцогу и потребовать от него откровенно объяснить свое поведение; в том случае, если это объяснение не удовлетворит его, он решил похитить жену и увезти ее с собой.

Когда граф пришел к герцогу, доверенный слуга герцога сказал ему, что его господина вдруг потребовал к себе король и он уехал в Мадрид час назад, не имея даже времени, к своему величайшему сожалению, проститься с графом. При этом известии у графа возникли предчувствия какого-то несчастья, он побледнел, но сумел справиться с волнением и холодно спросил, не оставил ли его господин письма или записки на его имя. Слуга ответил утвердительно и подал графу запечатанный конверт. Дрожащей рукой граф сорвал печать и пробежал письмо глазами, но при чтении того, что заключалось в этом письме, его волнение сделалось таким сильным, что он зашатался, и если бы слуга не бросился его поддержать, он упал бы на пол.

– Да! – прошептал он. – Мигель был прав!

Граф с бешенством скомкал письмо в руках. Резко выпрямившись, он сумел взять себя в руки и, дав слуге несколько луидоров, удалился поспешными шагами.

– Бедный молодой человек! – прошептал слуга, печально качая головой.

Глава VII
Отчаяние

В нескольких шагах от гостиницы, где остановился герцог, к графу подошел Мигель.

– Скорее, скорее шлюпку, мой добрый Мигель! – вскричал он. – Речь идет о жизни и смерти!

Матрос, испуганный тем состоянием, в котором он увидел своего командира, хотел спросить, что случилось, но тот заставил его молчать, повторив приказание сейчас же достать лодку. Мигель потупил голову.

– Увы! Я предвидел это, – горестно прошептал он и бросился к гавани.

Лодку в Кадисе найти было не трудно; Мигелю оставалось только выбрать. Понимая, что граф торопится, он нанял лодку с десятью веслами. Граф подошел почти тотчас же.

– Десять луидоров вам и вашему экипажу, если вы будете в Пуэрто через двадцать минут! – вскричал он, бросаясь в лодку, которая чуть было не опрокинулась от сильного толчка. Матросы склонились над веслами, и лодка полетела по воде. Капитан, упорно устремив глаза на Санта-Марию, беспрестанно повторял задыхающимся голосом:

– Скорее, скорее!

Они стрелой пролетели мимо фрегата, который готовился сняться с якоря. Наконец они достигли Санта-Марии.

– Никто не должен идти за мной! – крикнул капитан, спрыгнув на берег.

Но Мигель не обратил никакого внимания на это приказание и бросился в погоню за графом, которого не хотел бросать в таком ужасном положении. Хорошо, что он решился на это, – когда он добежал до дома, где жила донья Клара, он увидел, что молодой человек лежит без чувств на земле, дом пуст, а донья Клара исчезла. Матрос взвалил капитана себе на плечи и добежал до шлюпки, где уложил его так осторожно, как только мог.

– Куда ехать? – спросил лодочник.

– К французскому фрегату, и как можно скорее, – отвечал Мигель.

Когда лодка подплыла к фрегату, Мигель заплатил лодочнику обещанную награду, потом с помощью матросов перенес капитана в каюту. Так как прежде всего необходимо было сохранить тайну графа и не возбудить подозрений, матрос в своем рапорте лейтенанту приписал состояние, в котором находился капитан, падению с лошади, после чего, сделав знак Тихому Ветерку следовать за ним, спустился в каюту капитана. Граф де Бармон лежал неподвижно, как мертвый. Судовой врач фрегата ухаживал за ним, но не мог пробудить его к жизни, как будто покинувшей его навсегда.

– Удалите ваших помощников, довольно будет нас с Тихим Ветерком, майор, – сказал Мигель доктору, сделав ему знак.

Врач все понял и отпустил своих помощников. Когда дверь затворилась за последним из них, матрос отвел доктора в сторону и сказал ему так тихо, что его слова мог услышать один только доктор:

– Майор, командир узнал очень горестное известие, вызвавшее тяжелый кризис, которому он подвергся в эту минуту. Я сообщаю это вам, майор, потому что доктор все равно что духовник.

– Можешь быть спокоен, мой милый, – отвечал врач, – тайна командира в надежных руках.

– Я убежден в этом, майор. Пусть весь экипаж думает, будто командир упал с лошади, понимаете?.. Я уже говорил об этом лейтенанту, подавая рапорт.

– Очень хорошо. Я подтвержу твои слова.

– Благодарю, майор. Теперь мне остается задать вам еще один вопрос.

– Говори.

– Вы должны получить от лейтенанта разрешение, чтобы из всего экипажа никто, кроме Тихого Ветерка и меня, не ухаживал за командиром. Видите ли, майор, мы его старые матросы, он может говорить при нас все не стесняясь; кроме того, ему будет приятно видеть нас возле себя. Вы получите разрешение от лейтенанта, майор?

 

– Да, мой друг, я знаю: ты человек честный и очень привязан к командиру; знаю также, что он полностью доверяет тебе; поэтому не тревожься, я все устрою. Только ты и твой товарищ будете входить сюда вместе со мной, пока граф болен.

– Крайне вам признателен, майор. Если представится случай, я отблагодарю вас. Говорю вам по чести, как баск, вы – предостойный человек.

Врач расхохотался.

– Вернемся к нашему больному, – сказал он, чтобы прекратить разговор.

Несмотря на все принятые врачом меры, обморок графа продолжался целый день.

– Потрясение слишком сильно, – заметил врач, – могло произойти кровоизлияние в мозг.

Только к вечеру, когда фрегат давно уже шел под парусами, оставив далеко позади кадисский рейд, наступил кризис, и состояние графа несколько улучшилось.

– Сейчас он придет в себя, – сказал доктор. Действительно, судорога пробежала по телу графа, он открыл глаза, но взгляд его был мутным и диким. Он вращал глазами во все стороны, как бы стараясь узнать, где находится и почему лежит в постели. Три человека, не спуская с него глаз, заботливо наблюдали за этим возвращением к жизни, не казавшимся им, впрочем, успокоительным. Особенно был встревожен врач; лоб его нахмурился, брови сдвинулись от волнения. Вдруг граф приподнялся и сказал резким и жестким голосом Мигелю, стоявшему возле него:

– Лейтенант, почему вы не собрали экипаж к сражению? Ведь испанский корабль опять убежит от нас!

Врач сделал Мигелю знак.

– Извините, командир, – отвечал матрос, потакая фантазии больного, – все готово к сражению.

– Очень хорошо, – сказал больной.

Потом вдруг мысли его переменились и он прошептал:

– Она придет, она мне обещала!.. Нет! Нет! Она не придет… Теперь она умерла для меня!.. Умерла! Умерла! – повторил он глухим голосом.

Потом вдруг громко вскрикнул:

– О! Как я страдаю, Боже мой! – И слезы полились из его глаз.

Граф закрыл лицо руками и опять упал на постель. Оба матроса тревожно всматривались в бесстрастное лицо врача, стараясь прочесть на нем, чего они должны опасаться и на что надеяться. Внезапно врач облегченно вздохнул, провел рукой по своему лбу, влажному от пота, и, обернувшись к Мигелю, сказал:

– Слава Богу! Он плачет, он спасен!

– Слава Богу! – повторили матросы, набожно перекрестившись.

– Не думаете ли вы, что он сошел с ума, майор? – спросил Мигель дрожащим голосом.

– Нет, это не сумасшествие, а всего лишь бред; он скоро заснет, не оставляйте его. Проснувшись, он не будет помнить ничего. Если попросит пить, дайте ему лекарство, которое я приготовил и оставил на столе.

– Слушаюсь, майор.

– Теперь я пойду, а если случится что-нибудь непредвиденное, сейчас же дайте мне знать. Впрочем, я еще зайду ночью.

Врач ушел. Его слова вскоре подтвердились: мало-помалу граф де Бармон заснул тихим и спокойным сном. Оба матроса стояли неподвижно возле его постели; никакая сиделка не смогла бы ухаживать за больным с такой трогательной заботой, как эти два человека, внешне жесткие и грубые, но имевшие такие добрые сердца.

Так прошла ночь. Врач несколько раз приходил, но всегда уходил через несколько секунд с довольным видом, приложив палец к губам. К утру, при первом луче солнца, ворвавшемся в каюту, граф сделал движение, открыл глаза и, слегка повернув голову, сказал слабым голосом:

– Мой добрый Мигель, дай мне воды.

Матрос подал ему стакан.

– Я совсем разбит, – прошептал граф, – стало быть, я был болен?

– Да, немного, – отвечал матрос, – но теперь все прошло, слава Богу. Надо только не терять терпения.

– Мне кажется, я чувствую, как фрегат идет; разве мы под парусами?

– Так точно, командир.

– Кто же приказал сниматься с якоря?

– Вы сами вчера вечером.

– А! – произнес граф, возвращая стакан.

Голова его тяжело упала на изголовье, и он замолчал. Однако он не спал, глаза его были открыты, взор с беспокойством блуждал по стенам каюты.

– Вспоминаю! – прошептал он, и слезы брызнули из его глаз; потом, резко повернувшись к Мигелю, он прибавил: – Это ты меня поднял и принес на фрегат?

– Я, капитан.

– Благодарю; однако, может быть, было бы лучше дать мне умереть…

Матрос презрительно пожал плечами.

– Блестящая мысль! – проворчал он.

– О, если бы ты знал! – сказал граф горестно.

– Я все знаю. Не предупреждал ли я вас с самого первого дня?

– Это правда, мне следовало бы тебе поверить. Увы! Я уже тогда любил ее.

– Знаю… Да она и заслуживала этого.

– Не правда ли, она все еще меня любит?

– Кто в этом сомневается? Бедное, милое существо!

– Какой ты добрый, Мигель!

– Я справедлив.

Наступило новое молчание. Через несколько минут граф возобновил разговор.

– Ты нашел письмо? – спросил он.

– Нашел, капитан.

– Где оно?

– Здесь.

Граф с живостью схватил письмо.

– Ты прочел? – спросил он.

– Для чего? – отвечал Мигель. – Там, должно быть, сплошь ложь да гадость, а я не любитель читать подобные вещи.

– Вот, возьми.

– Чтобы разорвать?

– Нет, чтобы прочесть.

– Зачем?

– Ты должен знать, что заключается в этом письме, я так хочу.

– Это другое дело, давайте.

Он взял письмо и развернул его.

– Читай громко, – сказал граф.

– Славное поручение даете вы мне, капитан! Но если вы хотите, я должен повиноваться.

– Я прошу тебя, Мигель.

– Довольно, капитан, начинаю.

Он начал читать вслух это странное послание. Оно было короткое, лаконичное, но действие, которое должно было произвести это письмо, оказалось тем ужаснее, что каждое слово было рассчитано для того, чтобы нанести удар. Вот содержание письма:

«Граф, вы не женились на моей дочери; я обманул вас ложным браком. Вы никогда ее не увидите, она умерла для вас. Уже много лет неумолимая ненависть существует между вашей фамилией и моей. Я вас не отыскивал, нас свел сам Господь. Я понял, что Он предписывает мне мщение. Я повиновался Ему. Кажется, мне навсегда удалось разбить ваше сердце. Любовь, которую вы питаете к моей дочери, искренна и глубока. Тем лучше, вы будете больше страдать. Прощайте, граф. Послушайтесь меня, не старайтесь со мной увидеться; на этот раз мое мщение будет еще ужаснее. Моя дочь выходит через месяц за того, кого она любит и кого одного она любила всегда.

Дон Эстебан Сильва, герцог Пеньяфлор»

Когда матрос кончил читать, он устремил на своего командира вопросительный взгляд. Тот несколько раз покачал головой и ничего не ответил. Мигель возвратил ему письмо, которое капитан тотчас спрятал под изголовье.

– Что вы будете делать? – спросил матрос через минуту.

– Позже, – отвечал граф мрачным голосом, – позже ты узнаешь. Я не могу в эту минуту принять никакого решения; моя голова еще слаба, мне нужно подумать.

Мигель одобрительно кивнул. В эту минуту вошел доктор. Он, по-видимому, пришел в восторг, увидев, что его пациент так хорошо выглядит, и обещал, радостно потирая руки, что через неделю больной встанет с постели.

Действительно, доктор не ошибся: граф быстро выздоравливал. Наконец он мог встать, и через несколько дней кроме мертвенной бледности, разлившейся по его лицу, бледности, которую он с тех пор сохранил навсегда, силы его полностью восстановились. Граф де Бармон ввел свой фрегат в устье Тахо, бросил якорь на виду у Лиссабона, после чего вызвал лейтенанта в свою каюту и имел с ним продолжительный разговор, после чего отправился на берег вместе с Мигелем и Тихим Ветерком.

Фрегат остался под командованием первого лейтенанта; граф покинул его навсегда. Этот поступок могли бы назвать бегством, но граф де Бармон решил во что бы то ни стало возвратиться в Кадис. За те несколько дней, что прошли после его разговора с Мигелем, граф обдумал все. В результате долгих размышлений он пришел к выводу, что донья Клара была так же, как и он, обманута герцогом, что она считала себя замужем; все в обращении молодой девушки с ним доказывало это. В желании осуществить свою месть герцог перешел границы: доннья Клара любила графа, он был уверен в этом. Она повиновалась отцу не иначе, как вынужденная к тому насилием. Когда граф пришел к этому заключению, ему оставалось только одно – возвратиться в Кадис, собрать сведения, отыскать герцога и объясниться с ним в последний раз в присутствии его дочери. Остановившись на этом намерении, молодой человек немедленно исполнил его, поручив своему лейтенанту командование фрегатом, рискуя испортить свою карьеру, подвергнуться преследованию как изменник, так как война между Францией и Испанией была в полном разгаре. Он нанял прибрежное судно и в сопровождении двух матросов, которым объяснил свои намерения и которые не захотели оставить его, вернулся в Кадис.

Благодаря своему отличному знанию испанского языка граф не возбудил никаких подозрений в этом городе и без труда выяснил все, что ему было нужно. Герцог уехал в Мадрид. Граф немедленно отправился туда же.

Такой знатный вельможа, как герцог Пеньяфлор, испанский гранд первого ранга, не может путешествовать, не оставляя следов, так что граф легко мог узнать, по какой дороге тот поехал. Он приехал в Мадрид в убеждении, что в скором времени сумеет объясниться с герцогом, чего так пламенно желал.

Но надежда его была обманута. Герцог был на аудиенции короля, после чего уехал в Барселону. Это походило на какой-то гибельный рок. Но граф не унывал, верхом проехал он Испанию и добрался до Барселоны. Герцог накануне уехал в Неаполь. Эта погоня принимала размеры одиссеи, герцог точно чувствовал, что его преследуют. Однако на самом деле все обстояло иначе: он просто выполнял поручение, данное ему королем. Граф навел справки и узнал, что с герцогом едут оба его сына и дочь. Через два дня граф де Бармон отправился в Неаполь на судне контрабандистов. Мы не будем вдаваться во все подробности этой упорной погони, которая продолжалась несколько месяцев; скажем только, что граф не застал герцога и в Неаполе, как не заставал в Мадриде и Барселоне, он проехал всю Италию и въехал во Францию, преследуя неуловимого врага, который исчезал перед его носом.

Хоть граф и не подозревал, однако за это время их роли значительно переменились. И вот каким образом: герцогу было очень интересно узнать, как поступит де Бармон. Он был уверен, что война вынудит графа покинуть Испанию, однако он слишком хорошо знал решительный характер молодого человека, для того чтобы предположить хоть на одно мгновение, что тот примет нанесенное ему оскорбление, не постаравшись беспощадно отомстить. Вследствие этого он оставил в Кадисе доверенного человека, которому поручил, в случае появления там графа, наблюдать за его поступками с величайшим старанием и уведомить герцога, что предпримет граф. Человек этот добросовестно и очень ловко исполнил трудное поручение, доверенное ему, и, в то время как граф преследовал герцога, он преследовал графа, не теряя его из виду, останавливаясь, где останавливался он, и отправляясь за ним тотчас, как только тот отправлялся в путь. Когда наконец он удостоверился, что граф действительно преследует его господина, он перегнал графа, догнал герцога в окрестностях Пиньероля и передал ему все, что узнал. Герцог, в душе устрашенный упорной ненавистью своего врага, притворился, будто не придает никакой важности этому известию, и презрительно улыбнулся, слушая донесение своего слуги. Но, несмотря на это, он не пренебрег предосторожностями, и так как мир был почти подписан и испанский уполномоченный находился в Париже, отправил к нему этого самого слугу с письмом. В письме заключался официальный донос на графа де Бармон-Сенектера. Кардинал Ришелье без колебаний отдал приказание арестовать графа, и полицейские агенты его преосвященства под командой Франсуа Бульо выехали из Парижа в погоню за несчастным офицером. Де Бармон, в полном неведении относительно того, что происходило, продолжал свой путь и даже обогнал герцога, который, решив, что теперь ему нечего опасаться своего врага, ехал не торопясь.

Но расчет герцога был неверен; он не подумал, что агенты кардинала, не зная, где встретят того, кого им велено было арестовать, будут вынуждены ехать наугад, тем более что, кроме Бульо, никто из них не знал графа лично, а тот, как нам теперь известно, хотел дать беглецу возможность убежать.

Мы рассказали выше, какое бурное объяснение произошло между тестем и зятем. Граф был в конце концов арестован, отвезен на остров Сент-Маргерит и отдан в руки майору де л'Урсьеру.

Теперь, когда мы объяснили относительное положение каждого из наших действующих лиц, будем продолжать наш рассказ с того места, на котором остановились.

 
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18 
Рейтинг@Mail.ru