bannerbannerbanner
Лукреция Борджа

Виктор Мари Гюго
Лукреция Борджа

Полная версия

Явление четвертое

Двое в черном.

Первый. Ты что это тут делаешь, Рустигелло?

Второй. Жду, чтобы ты ушел, Астольфо.

Первый. В самом деле?

Второй. А ты что тут делаешь, Астольфо?

Первый. Жду, чтобы ты ушел, Рустигелло.

Второй. Кого тебе нужно, Астольфо?

Первый. Мужчину, который только что вошел в тот дом. А тебе кого нужно?

Второй. Его же.

Первый. Дьявол!

Второй. А на что он тебе?

Первый. Чтобы отвести его к герцогине. А тебе?

Второй. Чтобы отвести его к герцогу.

Первый. Дьявол!

Второй. И что же его ждет у герцогини?

Первый. Наверно, любовь. А у герцога?

Второй. Должно быть, виселица.

Первый. Как быть? Не может он в одно и то же время быть и у герцогини и у герцога, наслаждаться любовью и висеть на виселице.

Второй. Вот дукат. Сыграем в орлянку – посмотрим, кому он достанется.

Первый. Так тому и быть.

Второй. Если проиграю, просто-напросто скажу герцогу, что не нашел птички в гнезде. Дела герцога меня мало касаются. (Подбрасывает дукат.)

Первый. Решетка.

Второй(смотрит на упавшую монету). Орел.

Первый. Быть ему на виселице. Бери его. Прощай.

Второй. Прощай.

Когда первый удаляется, второй открывает дверь под балконом, входит и возвращается с четырьмя сбирами, с которыми идет к двери дома, куда вошел Дженнаро, затем стучит.

Действие второе
Супружеская чета

Часть первая

Зала в герцогском дворце в Ферраре. Обои тисненой кожи с золотыми узорами. Великолепная мебель в итальянском вкусе конца XV века. Герцогское кресло красного бархата с вышитым гербом дома Эсте. Сбоку стол, крытый красным бархатом. В глубине большая дверь. Справа – маленькая дверь. Налево – другая малая дверь, замаскированная под обои. За этой дверью видно начало винтовой лестницы, уходящей под пол и освещенной длинным и узким решетчатым окном.

Явление первое

Дон Альфонсо в великолепном наряде, выдержанном в цветах дома Эсте. Рустигелло в костюме тех же цветов, но более скромном.

Рустигелло. Ваши приказания уже исполнены, ваша светлость. Что прикажете еще?

Дон Альфонсо. Возьми этот ключ. Ступай в галерею Нумы. Там сосчитаешь все резные рамы, начиная с фигуры, что стоит у двери и изображает Геркулеса, сына Юпитера, одного из моих предков.[25] Как дойдешь до двадцать третьей рамы, увидишь маленькое отверстие, скрытое в пасти позолоченного дракона, а это – миланский дракон. Рама эта сделана по желанию Людовика Моро. Вставь ключ в это отверстие. Рама повернется на петлях, как дверь. В потайном шкафу ты увидишь хрустальный поднос и на нем два графина – золотой и серебряный, и еще две эмалевые чаши. В серебряном графине – чистая вода. В золотом графине – вино, особым образом приготовленное. Ты, Рустигелло, ничего не переставляя на подносе, принесешь все это в соседнюю комнату, и ежели ты слышал, как у людей зубы стучали от страха, когда они рассказывали про знаменитый яд Борджа, порошок белый и блестящий, словно мрамор Каррары, и способный превратить роморантенское вино в сиракузское, ты, конечно, не дотронешься до золотого графина.

Рустигелло. Можно мне идти, ваша светлость?

Дон Альфонсо. Погоди. Потом ты возьмешь твою лучшую шпагу и станешь за этой дверью так, чтобы слышать все, что тут будет говориться, и войти по первому же знаку – я позвоню в серебряный колокольчик, а ты знаешь его звук. (Показывает на колокольчик, стоящий на столе.) Если я просто позову: «Рустигелло!», ты придешь с подносом. Если я подам знак колокольчиком, ты войдешь со шпагой.

Рустигелло. Будет исполнено, ваша светлость.

Дон Альфонсо. Ты заранее обнажишь шпагу, чтобы потом не терять времени – вытаскивать ее из ножен.

Рустигелло. Слушаюсь.

Дон Альфонсо. Возьми, Рустигелло, две шпаги. Одна может сломаться.

Рустигелло уходит через малую дверь. В среднюю дверь входит слуга.

Слуга. Ее светлость желает говорить с вашей светлостью.

Дон Альфонсо. Пусть войдет.

Явление второе

Дон Альфонсо, донна Лукреция.

Донна Лукреция(входит стремительно). Синьор, это же недостойно, возмутительно, гнусно. Кто-то из ваших подданных – знаете ли вы об этом, дон Альфонсо? – обезобразил имя вашей супруги под ее родовым гербом. И где же? – На фасаде вашего собственного дворца. Это сделали среди бела дня, открыто! Кто это сделал? Не знаю, но это и дерзость и безумие. Мое имя обесчещено, и жители вашей Феррары – этот самый гнусный во всей Италии народ – теперь издеваются над моим гербом, столпившись у дворца, как у позорного столба. Неужели вы думаете, дон Альфонсо, что я с этим примирюсь и не предпочту умереть от одного удара кинжала, чем тысячи раз умирать от отравленных стрел насмешки и острословия? Право же, синьор, странно со мной обращаются в ваших феррарских владениях! Мне это начинает надоедать, а вы, на мой взгляд, что-то слишком уж приветливы и спокойны в то самое время, как доброе имя вашей супруги по всему городу забрызгивают грязью, как его нещадно терзают оскорбления и клевета. Я хочу полнейшего удовлетворения, синьор герцог, предупреждаю вас. Придется вам снарядить суд. То, что случилось, не пустяк, уверяю вас. Или вы, чего доброго, думаете, что я ничьим уважением не дорожу и что муж мой не обязан защищать меня? Нет, нет, ваша светлость, кто женится, тот и охраняет, кто дает руку, тот и поддерживает. Я на это рассчитываю. Каждый день приносит мне новые оскорбления, а вас, как я вижу, это нисколько не волнует. Или грязь, которой обливают меня, не обрызгивает и вас, дон Альфонсо? Ну, ради бога, рассердитесь хоть немножко – посмотреть бы мне раз в жизни, как вы негодуете из-за меня! Вы говорите иногда, что в меня влюблены? Так пусть вам будет дорога моя честь. Вы ревнуете? Будьте ревнивы и к моему доброму имени! Если я моим приданым удвоила ваши владения, если я принесла вам не только золотую розу и благословение святого отца, но и нечто большее – Сьену, Римини, Чезену, Сполето и Пьомбино, больше городов, чем у вас было замков, и больше герцогств, чем у вас было баронств, – если я сделала вас самым могущественным властелином в Италии, так это, синьор, вовсе не основание, чтобы вы позволяли вашему народу издеваться надо мной, глумиться и оскорблять, чтобы вы перед лицом всей Европы позволяли вашей Ферраре пальцем показывать на вашу жену, всеми презираемую, поставленную ниже, чем какая-нибудь служанка ваших конюхов или их слуг! Это, повторяю я, не основание для того, чтобы ваши подданные всякий раз, как я прохожу среди них, непременно говорили: «Ах, эта женщина…» Так вот, объявляю вам, синьор, – я требую, чтобы преступление, совершенное сегодня, было раскрыто и строго наказано, – иначе я пожалуюсь папе, пожалуюсь герцогу Валантинуа, что стоит сейчас у Форли с войском в пятнадцать тысяч. Рассудите же, стоит ли вам взять на себя труд подняться с кресла.

Дон Альфонсо. Синьора, преступление, о котором вы говорите, мне известно.

Донна Лукреция. Как! Преступление вам известно, а преступник не открыт!

Дон Альфонсо. Преступник открыт.

Донна Лукреция. Хвала господу! Но если он открыт, каким же образом он не схвачен?

Дон Альфонсо. Он схвачен, синьора.

Донна Лукреция. Но если он схвачен, как же он еще не наказан?

Дон Альфонсо. Он еще будет наказан. Я хотел знать ваше мнение насчет наказания.

Донна Лукреция. Это вы правильно решили. Где он?

Дон Альфонсо. Здесь.

Донна Лукреция. Ах, здесь? Я хочу, чтобы наказание было примерным, – понимаете, синьор? Ведь это же оскорбление величества. За такие преступления отсекают голову, что замыслила их, и руку, что их исполнила! – Ах, так он здесь! Хочу на него посмотреть.

Дон Альфонсо. Это нетрудно. (Зовет) Батиста!

Входит слуга.

Донна Лукреция. Одно только слово, ваша светлость, пока еще не ввели преступника. Кто бы ни был этот человек, – пусть он ваш земляк или даже родственник, – дайте мне ваше слово, дон Альфонсо, слово герцога, носящего корону, что он не выйдет отсюда живым.

Дон Альфонсо. Даю вам это слово. Слышите, синьора, – я даю вам слово!

Донна Лукреция. Конечно, слышу. Очень хорошо. Привести его сюда. Я сама допрошу его! О боже мой! Что я сделала всем этим феррарцам, которые так преследуют меня?

Дон Альфонсо(слуге). Пусть введут преступника.

Дверь в глубине открывается. Появляется Дженнаро, безоружный, между двух стражей. В ту же минуту видно, как по лестнице налево, за дверью, скрытой под обоями, появляется Рустигелло; в руках у него поднос с двумя графинами – золотым и серебряным – и двумя кубками. Он ставит поднос на подоконник, вынимает шпагу и становится за дверью.

Явление третье

Те же и Дженнаро.

Донна Лукреция(в сторону). Дженнаро!

 

Дон Альфонсо(подходя к ней с улыбкой, шепотом). Разве вы его знаете?

Донна Лукреция(в сторону). Это Дженнаро! Боже, какой злой рок! (С тоскою смотрит на него.)

Дженнаро отворачивается.

Дженнаро. Ваша светлость, я простой солдат и со всей почтительностью позволю себе обратиться к вам с вопросом. По приказу вашей светлости меня схватили нынче утром в доме, где я остановился. Что вашей светлости угодно от меня?

Дон Альфонсо. Нынче утром, синьор капитан, против дома, в котором вы живете, было совершено преступление, состоящее в оскорблении величества. Имя возлюбленной супруги нашей и двоюродной сестры донны Лукреции Борджа наглым образом изуродовано на стене нашего герцогского дворца. Мы ищем виновника.

Донна Лукреция. Это не он! Тут ошибка, дон Альфонсо. Этот юноша ни при чем!

Дон Альфонсо. Откуда вам это известно?

Донна Лукреция. Я в том уверена. Этот юноша – из Венеции, а не житель Феррары. Таким образом…

Дон Альфонсо. Что же это доказывает?

Донна Лукреция. Дело это было сегодня утром, а мне известно, что утро он провел у некоей Фьямметты.

Дженнаро. Нет, синьора.

Дон Альфонсо. Вот видите, ваша светлость, вы плохо осведомлены. Дайте я сам его спрошу. Скажите, капитан Дженнаро, это вы совершили преступление?

Донна Лукреция(в полном смятении). Какая здесь духота! Просто задохнешься! Воздуха! Мне надо воздуха! (Идет к окну и, проходя мимо Дженнаро, быстро говорит ему шепотом.) Скажи, что это не ты!

Дон Альфонсо(в сторону). Она ему что-то шепнула.

Дженнаро. Дон Альфонсо, калабрийские рыбаки, воспитавшие меня и с самого детства купавшие в море, чтобы я рос сильным и смелым, внушили мне правило, следуя которому часто рискуешь жизнью, но честью – никогда: «Делай то, что говоришь; говори то, что делаешь». Герцог Альфонсо, я тот, кого вы ищете.

Дон Альфонсо(оборачиваясь к донне Лукреции). Я дал вам слово, синьора, слово герцога.

Донна Лукреция. Я должна сказать вам два слова наедине.

Герцог делает слуге и стражам знак – удалиться с арестованным в соседнюю комнату.

Явление четвертое

Донна Лукреция, дон Альфонсо.

Дон Альфонсо. Что вам угодно, синьора?

Донна Лукреция. Мне угодно, дон Альфонсо, чтобы этот юноша не погиб.

Дон Альфонсо. Всего несколько минут тому назад вы влетели сюда, как буря, в гневе и в слезах; вы жаловались мне на оскорбление, которое вам нанесли, вы с бранью, с криком требовали головы преступника, вы хотели получить от меня слово, что он не выйдет отсюда живым, и я вам честно дал свое герцогское слово, а теперь вы не хотите, чтобы он погиб! – Клянусь богом, это ново для меня.

Донна Лукреция. Я не хочу, синьор герцог, чтобы этот юноша погиб!

Дон Альфонсо. Синьора, люди моей породы и моего склада не имеют обыкновения оставлять свои обещания невыполненными. Я дал вам слово, – теперь мне надо отказываться от него? Я поклялся, что преступник умрет, и он умрет. Бог свидетель – вы можете выбрать для него род смерти.

Донна Лукреция(стараясь казаться веселой и нежной). Ах, дон Альфонсо, дон Альфонсо, мы, право же, занимаемся пустяками. Ну да, я совершенная сумасбродка, это так. Что поделаешь – меня избаловал отец. С детских лет все мои прихоти всегда исполнялись. Чего я хотела четверть часа тому назад, сейчас я этого больше не хочу. Вы же знаете, дон Альфонсо, что я всегда была такая! Ну сядьте же подле меня и поговорим нежно, искренно, как муж и жена, как два добрых друга.

Дон Альфонсо(тоже с подчеркнутой любезностью). Донна Лукреция, вы – дама моего сердца, и я безмерно счастлив, что вам хоть на миг захотелось видеть меня у ваших ног. (Садится рядом с нею.)

Донна Лукреция. Как хорошо, когда находишь общий язык! Да знаете ли вы, Альфонсо, что я люблю вас все так же, как в первый день нашего супружества, в тот день, когда вы так блистательно совершили свой въезд в Рим в сопровождении брата моего герцога Валантинуа и вашего брата кардинала Ипполито д'Эсте? Я стояла на балконе под лестницей собора святого Петра. Я и сейчас помню вашу великолепную лошадь всю в золоте, помню, какой царственный был у вас вид!

Дон Альфонсо. Вы сама, синьора, были так прекрасны, так лучезарны под сенью балдахина белой парчи.

Донна Лукреция. О синьор, не говорите обо мне, когда я говорю о вас. Не может быть сомнения, что все принцессы Европы завидуют моему замужеству – ведь во всем христианском мире нет такого рыцаря, как вы. И право, я люблю вас так, как любят в восемнадцать лет. Вы ведь знаете, что я вас люблю, Альфонсо? Надеюсь, вы в этом никогда не сомневаетесь? Пусть я порой бываю и холодной и рассеянной, но таков уж мой нрав, и не сердце тут виной. Послушайте, Альфонсо, если бы ваша светлость слегка журила меня за это, я бы могла быстро исправиться. Хорошо любить друг друга так, как любим мы! Дайте мне руку, поцелуйте меня, дон Альфонсо! И странно, право же, подумать, что такие люди, как вы и я, занимающие самый прекрасный в мире герцогский престол, любящие друг друга, готовы поссориться из-за какого-то жалкого венецианца – наемного капитана! Надо прогнать этого человека и больше о нем не говорить. Пусть отправляется, мошенник, куда хочет – верно, Альфонсо? Лев и львица не станут же сердиться на какую-то маленькую мошку. Да знаете ли вы, ваша светлость, что если бы корона герцога присуждалась в награду самому красивому из мужчин Феррары, она досталась бы только вам? – Давайте, я сама скажу от вашего имени Батисте, чтобы он как можно скорее распорядился прогнать этого Дженнаро из Феррары!

Дон Альфонсо. Не к спеху.

Донна Лукреция(с притворной веселостью). Мне больше не хотелось бы и думать об этом. Позвольте мне, синьор, кончить это дело так, как мне нравится.

Дон Альфонсо. Это дело кончится так, как найду нужным я.

Донна Лукреция. Но ведь у вас-то, мой Альфонсо, у вас же нет причины желать ему смерти.

Дон Альфонсо. А слово, которое я вам дал? Клятва государя – священна.

Донна Лукреция. Пусть это говорят народу. Но мы-то с вами, Альфонсо, знаем, что это такое. Святой отец обещал королю французскому, Карлу Восьмому, что сохранит жизнь Зизими, – тем не менее он умертвил этого Зизими. Герцог Валантинуа на честное слово остался заложником у того же самого простака Карла Восьмого, а как только представился случай, герцог Валантинуа бежал из французского лагеря. Вы сами дали обещание Петруччи вернуть им Сьену. Вы этого не сделали, да и не должны были делать. Да что! История государств полна таких случаев. Ни короли, ни народы и дня не могли бы прожить, если бы стали в точности исполнять обещания. Между нами говоря, Альфонсо, соблюдение клятвы необходимо лишь тогда, когда нет другого выхода.

Дон Альфонсо. Однакоже, донна Лукреция, клятва…

Донна Лукреция. Не приводите мне таких слабых доводов. Я не настолько глупа. Лучше скажите мне, мой дорогой Альфонсо, нет ли у вас особых причин гневаться на этого Дженнаро? Нет? Ну, так подарите мне его жизнь. Ведь вы же обещали мне предать его смерти. Не все ли вам равно, раз мне угодно его простить? Ведь оскорблена – я.

Дон Альфонсо. Именно потому, что он вас оскорбил, я и не хочу его щадить, любовь моя.

Донна Лукреция. Если вы меня любите, Альфонсо, вы не откажете. А если мне угодно показать пример милосердия? Так можно заслужить любовь вашего народа. Я хочу, чтобы ваш народ полюбил меня. Милосердие делает государя похожим на Иисуса Христа. Будем же, Альфонсо, милосердыми государями. В бедной Италии и без того довольно тиранов, начиная от папского барона-наместника и кончая папой – наместником бога. Кончим это, дорогой Альфонсо. Освободите этого Дженнаро. Пусть это прихоть; но прихоть женщины священна и возвышенна, когда она спасает голову человека.

Дон Альфонсо. Дорогая Лукреция, не могу.

Донна Лукреция. Не можете? Но почему же вы не можете сделать для меня такую малость, как подарить мне жизнь этого капитана?

Дон Альфонсо. Вы, любовь моя, спрашиваете – почему?

Донна Лукреция. Ну да – почему?

Дон Альфонсо. Потому, что этот капитан – ваш любовник.

Донна Лукреция. Боже!

Дон Альфонсо. Потому, что вы гонялись за ним в Венецию! Потому, что погнались бы за ним и в ад! Потому, что я следил за вами, когда вы его преследовали! Потому, что я видел, как вы, задыхаясь под маской, гонялись за ним, точно волчица за своей добычей! Потому, что вот тут, сейчас, вы пожирали его взглядом, полным слез и полным огня! Потому, что вы без всякого сомнения уже отдавались ему, синьора! Потому, что переполнилась мера позора, и мерзости, и разврата! И пора мне отомстить за мою поруганную честь так, чтобы вокруг моей постели кровь лилась рекой. Слышите, синьора?

Донна Лукреция. Дон Альфонсо…

Дон Альфонсо. Замолчите. Постарайтесь теперь лучше оберегать ваших любовников, Лукреция! У входа в вашу спальню ставьте какого хотите стража, но у выхода теперь будет привратник по моему выбору – палач!

Донна Лукреция. Ваша светлость, клянусь вам!

Дон Альфонсо. Не клянитесь. Клятвы – это для народа. Не приводите таких слабых доводов.

Донна Лукреция. Если бы вы только знали…

Дон Альфонсо. Довольно! Я ненавижу всю вашу ужасную семью, всех этих Борджа, и первую – вас, вас, которую я так безумно любил! В конце концов я это должен вам сказать – ведь это же позорное, неслыханное и удивительное дело, что в вашем и моем лице соединились дом Эсте, который стоит больше, чем дом Валуа или дом Тюдоров, – да, дом Эсте, – и семья Борджа, которая зовется даже не Борджа, а Ленцуоли, или Ленцолио, или еще бог знает как! Мне внушает ужас ваш брат Чезаре, у которого от природы кровавые пятна на лице, ваш брат Чезаре, который убил вашего брата Джованни! Мне внушает ужас ваша мать – эта Роза Ваноцца, старая испанская проститутка, которою теперь возмущается Рим, а раньше возмущался Валанс! А ваши самозванные племянники, эти герцоги Сермонетто и Непи, – хороши, право, герцоги, герцоги со вчерашнего дня, по милости украденных земель! Дайте мне кончить! Мне внушает ужас ваш отец, папа римский, у которого женщин – целый сераль, как у турецкого султана Баязета, ваш отец – этот антихрист, ваш отец, который отправляет на галеры людей достойных и прославленных, а кардиналами делает разбойников, – и когда смотришь на тех и других, одинаково одетых в красное, то невольно задаешь себе вопрос – не каторжники ли стали кардиналами, а кардиналы – каторжниками?

Донна Лукреция. Ваша светлость! Ваша светлость! Заклинаю вас на коленях, заклинаю во имя Христа и девы Марии, во имя вашего отца и вашей матери, заклинаю – пощадите этого капитана!

Дон Альфонсо. Вот это любовь! – С его трупом, синьора, вы сможете делать все, что вам заблагорассудится, а ждать этого не потребуется и часа.

Донна Лукреция. Пощадите Дженнаро!

Дон Альфонсо. Мое решение бесповоротно, и если бы вы могли читать в моей душе, вы замолчали бы, как если бы он был уже мертв.

Донна Лукреция(поднимаясь). Так берегитесь же, дон Альфонсо Феррарский, мой четвертый муж!

Дон Альфонсо. О, не пугайте, синьора! Ей-богу, я вас не боюсь! Я знаю ваши повадки. Я не позволю себя отравить, как ваш первый муж, этот жалкий испанский дворянин, которого уж не помню, как звали, да и вы не помните! Я не позволю прогнать себя, как второй ваш муж, Джованни Сфорца, властитель Пезары, этот болван! Я не позволю заколоть себя пиками на какой бы то ни было лестнице, как третий – дон Альфонсо Арагонский, слабый ребенок, чья кровь даже не окрасила ступеней – так, как будто это была чистая вода. Спокойно! Я мужчина, синьора. В нашем роду часто носили имя Геркулеса. Клянусь небом! В городе моем и в моих владениях полно солдат, и я сам – один из них, и моих добрых пушек я еще не продал, как этот бедняга король Неаполя, вашему светлейшему отцу папе.

Донна Лукреция. Вы раскаетесь в этих словах, синьор. Вы забываете, кто я.

Дон Альфонсо. Я прекрасно знаю, кто вы, но я знаю также, где вы находитесь. Вы – дочь папы, но вы не в Риме; вы правительница Сполето, но вы не в Сполето; вы – жена, подданная и служанка Альфонсо, герцога Феррарского, и вы находитесь в Ферраре!

Донна Лукреция, бледная от ужаса и гнева, пристально смотрит на герцога и медленно отступает перед ним, пока в изнеможении не падает в кресло.

Ах, это вас удивляет и вы испуганы, синьора? А до сих пор я боялся вас. Теперь пусть будет по-новому, и для начала я впервые налагаю руку на вашего любовника – он умрет.

 

Донна Лукреция(слабым голосом). Будьте рассудительны, дон Альфонсо. Если этот человек – тот самый, что так преступно оскорбил меня, он не может быть в то же время моим любовником.

Дон Альфонсо. Почему бы и нет? Он мог это сделать в порыве досады, гнева, ревности. Ведь он тоже, быть может, ревнив. Впрочем, я-то почем знаю? Я хочу, чтобы он умер. Это моя прихоть. Во дворце полно солдат, они преданы мне и слушаются только меня. Бежать отсюда он не может. Вы, синьора, ничему не в силах помешать. Я предоставил вашей светлости выбрать для него род смерти – решайте же.

Донна Лукреция(ломая руки). О боже мой! Боже мой!

Дон Альфонсо. Вы не отвечаете? Так я прикажу заколоть его шпагой там, в передней. (Идет к выходу.)

Она хватает его за руку.

Донна Лукреция. Стойте!

Дон Альфонсо. Быть может, вы лучше сами нальете ему бокал сиракузского вина?

Донна Лукреция. Дженнаро!

Дон Альфонсо. Он должен умереть.

Донна Лукреция. Только не от шпаги!

Дон Альфонсо. Это мне все равно. Какой же вы способ выбираете?

Донна Лукреция. Другой.

Дон Альфонсо. Только будьте внимательны – не ошибитесь, налейте ему сами из золотого графина. Впрочем, я буду здесь. Не подумайте, что я оставлю вас одну.

Донна Лукреция. Я сделаю то, что вам будет угодно.

Дон Альфонсо. Батиста!

Слуга входит.

Привести арестованного.

Донна Лукреция. Вы, ваша светлость, мерзкий человек!

25Ступай в галерею Нумы… изображает Геркулеса, сына Юпитера, одного из моих предков. – Нума Помпилий – легендарный римский царь древнейшей эпохи. Стремление, опираясь на античную традицию, обожествлять свой род (происхождение от бога Юпитера и героя Геркулеса) было характерно для итальянских князей периода позднего Возрождения.
Рейтинг@Mail.ru