Жестяной барабан – Гюнтер Грасс

Конечно, попытаться написать отзыв на этот роман – всё равно что сморкнуться в вечность. Собрать воедино все впечатления от этого опыта читательского труда (и это тот редкий случай, когда действительно «труда») довольно сложно, так что обрывками.Есть в Германии писатель Генрих Бёлль, который проводит литературную политику сопричастности и с головой макает нас в действия фашистской Германии. Нежно его люблю. А есть в Германии писатель Гюнтер Грасс, который проводит литературную политику отчуждения, стараясь встать от фашизма максимально далеко и лучше вообще такую каку руками не трогать. Кстати, кому интересно, Грасс состоял в «Группе 47» (и это вовсе не музыкальная группа, играющая на 47 гитарах). Они очень не хотели, чтобы страна отвернулась от своего прошлого и сделал вид, что ничего не было. Ещё как было. Прошлого не изменить, но человек вполне в силах учиться на собственных ошибках. И в то время, когда вся Германия старательно пытается забыть всё и терзается комплексом непреодолённого прошлого, Грасс режет без ножа и с головой окунает нас в реальность. Его проза до грубости плотская и живописная: материя, тело, масса, смрад, на некоторых страничках становится нечем дышать, да и текст такой же плотный. Читать непросто, но после прочтения понимаешь, что ничего странного в мгновенной славе автора после публикации романа нет. Такая провокация просто не может остаться незамеченной.В «Жестяном барабане», а затем и в других частях Данцигской трилогии, время действия показано очень широко, начиная ещё от Первой мировой. И эти описания неслучайны – незатейливые истории происходят на фоне общей истории Германии, и мы видим, откуда растут ноги у нацизма. Он не просто так вдруг взялся из воздуха, а целенаправленно складывался из маленьких кусочков реальности, всё шло к трагедии. Кого же Грасс выбирает для рассказа об истории Германии? Карлика, уродца, шута, злого и несмешного. Только такого рассказчика – уродливого и повреждённого судьбой – достойна родная страна Гюнтера. Да и не рассказ это, не гладкое повествование, а барабанная дробь, ритмичная и раздражающая. Так и получается, что история нацизма в Германии не какая-то трагедия для страны (трагедия, всё же, имеет довольно возвышенное значение), а мрачный и абсурдный фарс, настоящее безумие.Кто же такой Оскар, если не искажённое кривым зеркалом отражение самого Грасса? Он мог бы использовать свой дар – чудесный сильный голос – чтобы петь прекрасные мелодии, выводить рулады и собирать рукоплескающие залы, однако он направляет его на визг, разрушение. Так и Грасс, безусловно талантливый писатель, мог бы спокойно писать что-нибудь спокойное и красивенькое, но он предпочитает вскрывать гнойники и вываливать наружу всю неприглядную правду. А сама литература – пустой барабан, лязгающий, не очень гулкий, но что ещё остаётся барабанщику, как не барабанить?Очень ловко Грасс выбирает объект для сатиры. Посмотрите на Оскара: он одновременно и бунтарь (чего стоит хотя бы пресловутое «Не хочу больше расти!»), и обыватель. И чтобы раскритиковать общество, Грасс критикует самого Оскара, показывая, что и сам он грешен. Легко принижать что-то, возвышаясь над толпой, попробуй написать сатиру на толпу, если ты являешься её частью. От этого двойственного маргинального-филистерского образа достаётся всем: и бюргерским святыням, и деятелям «высокого искусства». Грасс смотрит не на толпу вокруг себя, а на толпу в себе, и выбивает дробь о том, что видит.Не буду советовать этот роман всем и каждому, потому что он сложен и по форме, и по содержанию. Но если он вдруг вам понравился, то Данцигская трилогия вообще и «Жестяной барабан» в частности станет настоящим сокровищем, полным открытий даже после N-цатого перечтения.

Представьте себе, что у вас невыносимо болит голова, и где-то вдалеке в это время повторяется в рваном непонятном ритме металлический звук, чьё происхождение невозможно идентифицировать. Представили? Вот теперь у вас есть представление о моих ощущениях от этой книги. Голова не болела, но звук не хотел становиться знакомым. Да, я, пожалуй, никогда в жизни не слышала детского жестяного барабана, чтобы опознать неживой навязчивый стук, но могу себе его представить. А вот книг, которые пытаются казаться умнее, чем они есть на самом деле, в своей жизни я видела множество, и поверьте – как раз такой случай.Обласканная критикой, различными премиями, вплоть до самых серьёзных, с оскаровской экранизацией (фильм не видела, ругаться на него не буду, возможно, киношники смогли сделать из этого текста нечто удобоваримое) книга невыносимо скучна – это первое. Второе – книга до мерзости физиологична, включая акты соития, дефекации и моногочисленные случаи рвоты. И ладно бы, если бы это давало что-то сюжету, но его как не было, так и нет…Короче, дело такое: маленький Оскар, рождаясь, слышит, что мать подарит ему на трёхлетие жестяной барабан. До трёх лет он старательно растёт и делает всё, что положено деткам: ради этого барабана. Но при этом видит, что взрослые лгут, прелюбодействуют и вообще ведут себя не так, как сами требуют от других. К примеру, маленький Оскар не уверен точно, что господин Мацерат – его отец, потому что существует ещё Ян Броцки, с которым мать встречается каждый четверг (практически на глазах у ребёнка):Может быть, именно Ян и высказал желание не водить меня больше на Тишлергассе, а оттуда в кафе Вайцке. Он порой бывал очень стыдлив, стыдливее даже матушки, не видевшей ничего особенного в том, что я становлюсь невольным свидетелем истекающего часа любви, в законности которого она всегда, и потом тоже, была глубоко убеждена.И мальчик решает, что надо как-то избежать возможности стать взрослым, План таков: сверзиться вниз головой с лестницы в подвал. План осуществлён, мальчишка расшиб голову и что-то там ещё и … перестал расти. Но не взрослеть. Книга в 736 страниц – история его жизни, начиная от странной бабушки в четырёх юбках одновременно, пускающей под эти юбки беглого поджигателя, что и стало началом рода, а потом и внука, когда ему срочно надо спрятаться от мира, а лучше места, чем это, пропитанное запахом прогорклого масла, не найти, до случая, который привёл самого Оскара в специализированное заведение не только потому, что он психически нездоров, но и по решению суда. Допустим, бывают семейные саги объёмом и побольше и тоже с большим количеством второстепенных персонажей, но тогда неплохо бы и в этой книге излагать историю языком, который дал бы возможность зацепиться за кого-то, начать сопереживать. Не спорю, есть моменты очень поэтичные, красивые метафоры и неожиданные сравнения:Сотни выбивающих ковры женщин могли опрокинуть небо, могли затупить крылья молодых ласточек и несколькими ударами заставляли рухнуть маленький храм, воздвигнутый Оскаром в апрельском воздухе из барабанного боя. Улыбка Шму напоминала улыбку копии, нарисованной с копии якобы подлинной «Моны Лизы».Но в процентном соотношении такого тут, может, процент, а то и меньше. А вот вам образчик стандартного предложения/описания:а на дощечке сидел я, правой рукой вел закольник, а левой -пренебрегая возражениями Корнеффа, который хотел сделать из меня правшу, -заставлял деревянные груши, державки, железные киянки громыхать и лязгать, бучарду ухать и сразу всеми шестьюдесятью четырьмя зубами одновременно грызть и растирать камень: счастье, хоть это и не был мой барабан, счастье, хоть это и был лишь эрзац, но ведь вполне допустимо и эрзац-счастье, оно, может, только и существует в виде эрзаца, счастье это всегда эрзац счастья, оно откладывается пластами: счастье из мрамора, счастье из песчаника, песчаник с Эльбы, песчаник с Майна, твой песчаник, наш песчаник, счастье кирххаймерское, счастье гренцхаймерское, твердое счастье -ракушечник.Рассказчик постоянно перескакивает с первого лица на третье, то он как бы сам там был, а то это уже Оскар, и как он его с собой соотносит – так и непонятно до конца. Иногда всё-таки кажется, что личностей тут две: Оскар, инвалид с детства, который всё же имел какие-то занятия: выступал в «цирке уродов», учился на гранитчика, позировал художникам, и сумасшедший, описывающий всё, что у него мелькнуло в голове. Вот это «мелькнуло» в основном и содержит те вещи, которые в момент выхода книги шокировали и оскорбляли, скажем, сенат Бремена, отказавшийся почтить книгу очередной премией. Думаю, вот такой пример, явно нацеленный на оскорбление чувств верующих, объяснит, что я имею в виду:спойлерПорой во время банальнейших занятий, скажем за чисткой зубов либо даже испражняясь, я ловлю себя на том, что снабжаю комментариями литургию, например: на святой мессе обновляется кровопролитие Христово, дабы кровь текла ради твоего очищения, вот чаша крови Его, вино становится истинным и реальным, едва прольется кровь Христова, истинная кровь Христова с нами, благодаря созерцанию святой крови, душа окропляется кровью Христовой, драгоценная кровь, омытая кровью, при претворении течет кровь, запятнанный кровью плат, голос крови Христовой пронзает все небеса, кровь Христова источает аромат пред ликом Господним. Вы, верно, согласитесь, что в известном смысле я сохранил католические интонации.свернутьВыводы: я отмучилась, ура! Не хочется лезть в глубокие разборы, где тут замаливал грехи своей гитлерюнгендовской юности Грасс, в где он тут чует свою причастность к польским корням, просто потому что я совершенно устала от книги. Как говорил Бруно – санитар, ухаживающий за Оскаром:Господин Мацерат самый безобидный из моих пациентов. Он никогда не выходил из себя до такой степени, чтобы мне вызывать других санитаров. Правда, он несколько больше, чем следует, пишет и барабанит.Барабан, выражающий, по мнению Оскара, чувства, настроения, намерения, рассказывающий истории, смывающий горечь и подсвечивающий цели, остался для меня нудной жестяной игрушкой, на одной ноте долбящей прямо в больную голову…На белой окружности моего барабана трудно экспериментировать. И мне это следовало учесть.

Вот сижу я сейчас перед монитором. Передо мной текстовый файл, в котором уже три абзаца. Каждый – попытка начать рецензию на эту книгу. И каждый лишь жалкое подобие тех мыслей, которые крутятся в моей голове. Ни одно слово не способно передать того, что я ощущаю. Поэтому не буду пытаться завлекать, интригующие описав сюжет, или предвосхищать, воспевая красоту и глубину. Просто попытаюсь собрать в кучу все, что сейчас роится в голове. А там уж судите сами, стоит эта книга внимания или нет.Это моя вторая попытка осмыслить «Жестяной барабан». И это же вторая неудача, вторая оплеуха со стороны господина Грасса. Он словно бы смеется. «Давай, деточка, попробуй еще раз, или кишка тонка, или ты слабачка?» И ведь знает, старикан чертов, что будет еще и третья попытка, и четвертая, и пятая. Потому что книга в любимых, потому что Оскар, главный герой, – один из самых запомнившихся книжных персонажей, потому что отдельные эпизоды чуть ли не во сне снились. Самая сложная задача, когда рассказываешь об этой книге, писать, о чем же она. Если говорить о том, что на поверхности, то вот вам вкратце. 30-е годы ХХ века, набивший оскомину город Данциг (кто не в курсе, почему оскомину, погуглите), в нем живет некое семейство, отношения в семействе весьма запутанные, кто с кем когда и почему – понятно далеко не сразу. И живет в этом семействе мальчик по имени Оскар. Мальчик удивительный во всех отношениях. Даже и не знаю, как бы описать его уникальность, не наляпав по ходу кучу спойлеров. Хотя даже зная, в чем вся фишка, думаю с первого раза все равно трудно понять, что к чему, так что черт с ними, с этими спойлерами. Итак, Оскар. В три года мальчик получает красно-белый жестяной барабан, с которым не расстается все жизнь. Этот барабан (не этот именно, физически барабаны постоянно изнашивались и Оскару приходилось иногда очень сильно попотеть, чтобы добыть себе новый, а «этот» в смысле барабан вообще) стал его лучшим другом, его вечной любовью и его проклятием одновременно. Всю свою жизнь Оскар проживает, отбивая ритм событий. Он барабанит так, как мы с вами дышим. Своим барабаном он может рассказать вам любую историю, описать любого человека, провести вас через года, перенести в другой город, в другую жизнь. А еще у Оскара есть голос, способный резать стекло, как нож бумагу. А еще Оскар очень маленький, за всю свою жизнь он вырос, если мне не изменяет память, не больше, чем на 120 с лишним сантиметров. В Оскаре еще куча необычностей и странностей. Люди, которые его окружают, события, которые с ним происходят, не менее странные и чудные. Вся книга вообще это сплошной водоворот лиц, действий, эмоций. Иной раз и не разберешь, где заканчивается реальность и начинается фантазия Оскара. Воспоминания, планы, мечты, сны, мысли, бредовые образы – все сплелось в один клубок. Здесь есть немного запутанных отношений, немного войны, немного театра, немного любви, немного крови. Но каждый раз главным зачинщиком выступает Оскар, каждый раз он центр всего, даже если кажется, что он вовсе и ни причем.Самое сложное (по крайней мере для меня) в этом романе был не запутанный сюжет, а очень странная и своеобразная манера письма Грасса. Несмотря на то, что это мое второе чтение, первые несколько десятков страниц я запиналась, не могла уловить сути предложений, не могла войти в колею. Потом привыкла. Даже не могу толком описать, что такого необычного в стиле писателя, но что-то такое есть. Иногда слова в предложении стоят не совсем привычно. Иногда очень длинные предложения, которые вмещают в себя несколько мыслей сразу и очень трудно не потерять нить повествования. Читать «Жестяной барабан» это поистине труд, это задача для читателя, испытание. Думаю, не преувеличу, если скажу, что в этом отношении роман можно сравнить с «Улиссом» Джойса. Только вот Джойса разбирают по буковкам, а Грасс почему-то остается в стороне.Если верить Википедии, то отправной точкой всех событий в романе является приход к власти в Германии национал-социалистов. Уж не знаю, кто писал эту статью, но, на мой взгляд, это самая глупая трактовка книги. Хотя бы потому, что «Жестяной барабан» во многом автобиографичен, а Оскар – отражение Грасса, только отражение в кривом зеркале. И национал-социалисты, и последовавшая война и прочие околополитические вещи – не более чем просто этапы в жизни главного героя (как и в жизни самого писателя).Вообще всем, кто возьмёт в руки этот роман, я советую запастись терпением. Огромным таким терпением. Потому что иначе Грасса в принципе читать невозможно. Он любит поизмываться над читателем, и только самым терпеливым, а значит самым достойным, он открывает свои потрясающие тайны. А поживиться там есть чем. Ибо писатель, чья дебютная книга (а «Барабан» дебют, да еще в 32 года!) ТАКАЯ, поистине достоит всяческих похвал. А я теперь буду пытаться уснуть, напившись кучу лекарств от простуды. Но сниться мне будет Оскар, вечный трехлетка. Он будет барабанить всю ночь у меня в голове историю своей жизни. И утром я проснусь со стойким желанием перечитать книгу еще раз.

И ведь это только первая часть знаменитой Данцигской трилогии…