Ханна Грейс
Когда сбываются мечты
Глава 2
Генри
Если бы путешествия во времени были реальными, я бы вернулся в прошлое, чтобы убедить Нила Фолкнера отказаться от возможности тренировать студенческую хоккейную команду.
Несмотря на мои лучшие намерения и двадцать долгих лет практики, я не всегда имею представление о мотивации людей. Однако обычно держу руку на пульсе, чтобы не впасть в немилость у тренера. Вот почему, как только я слышу, как Фолкнер сердито рявкает мое имя, внутри зарождается беспокойство.
– Бу-у-у-у. – Лучшая попытка Бобби изобразить мультяшного призрака вызывает взрыв смеха в наполовину заполненной раздевалке. Он не замечает моего свирепого взгляда, пока натягивает через голову футболку с надписью «Титаны». – У кого-то неприятности. Что ты натворил, Кэп?
– Понятия не имею, – бормочу в ответ, натягивая спортивные штаны. – Играю в хоккей. Дышу. Существую. Возможные варианты безграничны.
– Был рад знакомству с тобой, брат, – говорит Мэтти, похлопывая меня по спине и направляясь в сторону душа. – Не говори остальным, но ты всегда был моим любимчиком.
– Я что, для тебя шутка? – выкрикивает Крис, запуская в него чем-то похожим на грязный носок. Он отскакивает от затылка Мэтти, взъерошив его черные как смоль волосы, и закатывается под скамейку.
И в один миг мое терпение к товарищам по команде достигает своего предела за этот день.
– Я уверен, что все в порядке. – Расс пытается успокоить меня, вытирая полотенцем мокрые волосы. – Если ты не вернешься к тому времени, как я соберусь, я подожду тебя у своего пикапа.
Новый учебный год начался только пару недель назад, а я уже чувствую себя так, как будто меня переехала машина. Летом я потратил много времени в Интернете, желая узнать, как быть хорошим капитаном, и, хотя у меня нет точного ответа, я стараюсь применить на практике те несколько моментов, которые усвоил. Я прихожу на тренировку первым и ухожу последним. Пытаюсь подбодрить новых, менее уверенных в себе игроков. Стараюсь излучать позитив, а это значит не всегда говорить первое, что приходит в голову. Я готов пробовать что-то новое, хотя по своей природе предпочитаю придерживаться того, что уже знаю. Выкладываюсь на разминке по полной, вместо того чтобы отвлекаться на идеальный плейлист. И не витаю в облаках во время тренировки.
Я делаю много вещей, которые, по сути, идут вразрез с моими природными инстинктами.
Я даже не пил на совместной вечеринке в честь дня рождения Анастасии и Лолы, потому что начитался информации о связи между спортивными достижениями и потреблением алкоголя.
Я из кожи вон лезу, чтобы хорошо справляться со своими обязанностями, и тот факт, что Фолкнер за что-то злится на меня, вызывает смутное чувство тревоги. Я стучу в дверь кабинета тренера, и звук, кажется, эхом разносится по комнате.
– Заходи, – кричит он. – Садись, Тернер. – Он указывает на один из потертых стульев напротив себя, обтянутых сетчатой тканью, и я следую указанию. Именно благодаря тому, что я стараюсь внимательно наблюдать за этим человеком, я могу четко определить три его основных состояния:
1. Иррационально злой и громкий.
2. Раздражен жизнью в окружении хоккеистов.
3. Никаким словом ни описать то, как он сейчас на меня смотрит.
Он несколько раз постукивает ручкой по столу, пластик неприятно щелкает о деревянную поверхность. Я едва сдерживаюсь, чтобы не податься вперед и не отобрать у него ручку, желая остановить этот звук.
– Знаешь, зачем я тебя вызвал?
– Нет, тренер.
Слава богу, он откладывает ручку и подтягивает к себе клавиатуру компьютера.
– Я только что получил электронное письмо, в котором меня просят о телефонном звонке по твою душу, потому что ты провалил свою письменную работу на занятиях профессора Торнтона, и вместо того, чтобы пойти к Торнтону и найти способ все исправить, ты обратился к своему куратору по учебным вопросам и попытался отказаться от курса его лекций. Хочешь сказать что-нибудь в свое оправдание, прежде чем я наберу этот номер?
Я не в состоянии вымолвить ни слова, кроме «вот дерьмо».
– Нет, тренер.
Он проводит рукой по макушке, словно откидывая назад копну волос. Я всегда хотел спросить, зачем он так делает, учитывая, что он лысый и, судя по видеозаписям игр, которые мы смотрели, был лысым последние двадцать пять лет. Несмотря на то что некоторые парни подталкивали меня на это, Нейт посоветовал не спрашивать, если я не хочу неприятностей, чего я точно не хочу. Но этот вопрос мучает меня каждый раз, когда я вижу, как он поглаживает несуществующие волосы.
– Тогда ладно.
Он с силой сжимает трубку мясистыми пальцами, пока набирает номер, и прижимает телефон к уху плечом. У меня нет другого выбора, и мне приходится слушать, как он представляется, а затем хмыкает и поддакивает во время разговора. Нейт всегда говорил нам, что Фолкнер чует страх, поэтому никогда не стоит показывать ему свои слабости. Признаться, что я провалил семестр, который еще толком не начался, – это очень похоже на слабость.
Он кладет трубку и пристально на меня смотрит, словно заглядывает мне в душу.
– Мисс Гусман сказала, что трижды напоминала тебе о необходимости назначить встречу, чтобы записаться на занятия…
– Это правда.
– …и к тому времени, когда ты попытался записаться на нужный тебе курс лекций, класс был заполнен. Поэтому ты выбрал класс Торнтона, думая, что сможешь попасть в список ожидания на что-то другое и бросить этот во время недели обмена.
– Да.
– Но ты не включил себя в список ожидания и не пытался отказаться от класса во время недели обмена.
Я намеревался это сделать. Я действительно хотел, но был очень занят переживаниями о том, как стать хорошим капитаном, заняв место Нейта, поэтому все остальное отошло на второй план. С появлением новых трудностей я откладывал другие дела на потом и продолжал говорить себе, что все исправлю, пока в конце концов не стало слишком поздно.
– Тоже верно.
– Итак, ты хочешь сказать, – говорит он, затем замолкает, делая большой глоток кофе из кружки, просто чтобы продлить мои страдания. – Что, несмотря на прекрасную возможность исправить ситуацию самостоятельно, ты этого не сделал, и теперь сидишь здесь, лишая меня нескольких приятных часов, когда мне не нужно видеть твое лицо, и ожидаешь, что я тебе помогу?
Мне хочется напомнить ему, что это он вызвал меня сюда и что я обратился за помощью к куратору, который специально нанят для оказания помощи в учебных вопросах студентам-спортсменам, но подозреваю, что тренеру это не понравится, так же, как и то, что я провалил одно задание.
– Наверное.
– Какие у тебя претензии к Торнтону?
Я вспоминаю, что мы с Анастасией обсуждали перед моим визитом к мисс Гусман. Я повторяю ее слова как попугай.
– Его стиль преподавания несовместим с особенностями моего восприятия.
– Тебе придется рассказать мне более подробно, Тернер. – Фолкнер вздыхает, откидываясь на спинку кресла. Он щелкает мышкой и смотрит на компьютер. – У тебя превосходные успехи по всем остальным предметам, и я знаю, что ты прилежный студент. Так что же не так с этим классом, раз ты хочешь его бросить?
Я пытаюсь вспомнить, как я объяснял это Анастасии и Авроре в тот день, когда вернулся домой после моего первого занятия с Торнтоном. Я пять минут громко возмущался, а потом лег на пол и целый час пялился в потолок.
– Мне нужно пройти курс с углубленным изучением письменной речи, чтобы соответствовать требованиям профилирующей дисциплины. Учебный план профессора Торнтона известен тем, что приходится много читать и собирать материал – именно поэтому никто не хочет записываться на его лекции. Главным образом он преподает мировую историю, но об искусстве почти не говорит. Мне тяжело сосредоточиться на материале, потому что, как мне кажется, очень многое не имеет отношения к тому, что он потом требует. И я не люблю читать то, что мне неинтересно. Я с трудом сохраняю концентрацию. Также большую часть времени я вообще не понимаю, чего он хочет. Я просто тону в потоке поступающей информации и в итоге терплю неудачу.
Фолкнер снова вздыхает. Интересно, дома он тоже так делает или приберегает вздохи только для этого кабинета? А еще интересно, у его семьи это тоже вызывает дурное предчувствие, как у меня?
– Здесь сказано, что ты посещаешь похожие занятия с профессором Джолли и не пытаешься от них отказаться.
Джолли – убежденная хиппи и считает, что историю искусств нужно изучать и чувствовать душой. Ей ненавистна сама мысль оценивать людей по тому, как они понимают искусство и получают удовольствие от его изучения, поэтому на ее занятиях есть только итоговый экзамен, и то только потому, что на этом настаивает кафедра. Если не прогуливать лекции, то завалить ее предмет невозможно, и у нее нет ограничения на количество студентов в классе, а это значит, что я смог попасть к ней, даже несмотря на то, что записался на занятия позже всех.
Мне нравятся занятия профессора Джолли не только потому, что они действительно интересные, но и потому, что я понимаю, чего она от меня хочет. То, чему я учусь, помогает мне в практической работе, и, уходя с ее урока, я не чувствую себя неподготовленным и растерянным, как в случае с Торнтоном. Этот курс лекций мог бы стать идеальным решением, но он не соответствует требованиям.
– У меня получается лучше под давлением экзамена.
Фолкнер снова начинает постукивать ручкой.
– Ты говорил с профессором Торнтоном?
Очень хочется сказать: «Профессор Торнтон заинтересован в этом еще меньше, чем вы».
– Он не пожелал меня выслушать.
– Тут я бессилен, – говорит тренер, равнодушно пожимая плечами. – Тебе следовало прийти ко мне раньше, чтобы я мог помочь.
«Будь более организованным. Обратись ко мне раньше». Я не знаю, как объяснить другому человеку, что он мог бы физически донести меня до офиса или поставить передо мной ноутбук, и я все равно нашел бы способ избежать этой задачи.
– Что произойдет, если я провалю этот курс лекций?
Я совсем не беспокоюсь о своем среднем балле, потому что отлично успеваю в том, что мне нравится, а мне нравятся все остальные предметы в моем расписании на оставшуюся часть года – при условии, что вовремя на них запишусь. Все дело в этом курсе лекций и одержимости Фолкнера академическим совершенством капитана команды.
После того как его профессиональная карьера оборвалась из-за травмы и он не смог больше играть, он стал одержим идеей, чтобы у нас был запасной план. Да, как студенты-спортсмены мы должны набрать определенный средний балл, чтобы сохранить этот титул, но Фолкнер хочет большего. Я знаю, что нет смысла возражать ему, потому что еще никто до меня не преуспел в этом.
– Мы говорим не об этом. Тернер, ты капитан этой команды. Ты не можешь провалить занятия и сохранить свой титул. Скооперируйся с сокурсником, присоединись к групповым занятиям, воспользуйся помощью своего куратора в чем-то другом, вместо отказа от лекций… Мне, черт побери, все равно. Исправляй ситуацию любой ценой. Я больше не намерен слышать о плохих оценках.
У Нейта все выглядело так просто, и я немного зол на него за то, что он предпочел умолчать, насколько бескомпромиссным Фолкнер может быть с глазу на глаз. Мне столько раз говорили, что быть капитаном – большая честь, но этот титул кажется тяжелым бременем. Лидерство для меня неестественно; я всегда чувствовал себя счастливее в уединении, но все же стараюсь изо всех сил. Не хочу подводить своих товарищей по команде, а также Нейта и Робби, которые убедили тренера, что я заслуживаю титула капитана.
Капитанство во многом напоминает лекции Торнтона. От меня ожидают, что я буду знать то, чего мне никто никогда не объяснял, и при этом просто улыбаться. Вот почему изначально я отказался от предложенной возможности. Я надеялся, что это место отдадут кому-то другому и я смогу продолжать жить своей жизнью. Но этого не произошло, Нейт и Робби продолжали меня уговаривать.
Они перепробовали все: со сравнения меня с теми, кого я считал лучшими капитанами, до заявления, что я стану первым чернокожим капитаном хоккейной команды в Мейпл-Хиллс. Они отказались от последнего довода, когда я сказал, что это лишь чертов шанс для цветных людей в хоккее, а не победа, которой они ее выставляют.
Чем больше мои товарищи по команде давили, тем больше начинали другие. Родители, Анастасия и еще многие другие говорили мне, что считают это потрясающей возможностью, и с каким нетерпением желают увидеть, на что я способен. В конечном итоге, несмотря на сомнения, я согласился.
Обычно я не поддаюсь давлению со стороны сверстников, но в этот единственный раз дал слабину, и посмотрите, к чему это привело. Мне приходится переживать не только из-за того, что я подвожу всю команду, но и беспокоиться о том, что разочарую всех остальных, кто (и это не моя вина) верит в меня. Так тяжело иметь друзей и семью, которые во всем поддерживают и не сразу думают о худшем.
⁂
– Как успехи? – интересуется Расс, когда я забираюсь в его машину на уже опустевшей парковке.
– Я в полной заднице.
– Я уверен, не все так пло…
– Он сказал мне, что я не могу бросить занятия или завалить их и должен найти выход.
Расс вздыхает, выезжая с пустой стоянки.
– Логично. Слушай, возможно, все не так плохо, как ты думаешь, если будешь больше практиковаться. Я помогу тебе, чем смогу, и Аврора тоже. В следующий раз мы можем вместе получить коды для регистрации на занятия.
Когда мы останавливаемся на красный свет, я прислоняюсь головой к стеклу и думаю, как бы так объяснить, что в январе я, вероятнее всего, окажусь в такой же переделке. Такой исход маловероятен лишь при определенном стечении обстоятельств, которые позволят мне порадоваться перспективе идеально организовать свое расписание. И да, еще я не хочу, чтобы меня сочли ненормальным.
– Спасибо.
– Не за что. Рори хотела потусить и ждет дома с Робби, но, если тебе нужна тишина, мы можем пойти к ней, – тихо говорит он, когда мы сворачиваем на Мейпл-авеню. – Я не против.
Мне нравится жить с Рассом, потому что он, кажется, всегда без лишних слов понимает настроение человека. Я думаю, он научился этому, когда жил с отцом и находился в постоянном страхе, потому что тот был не самым приятным родителем. Но спросить его о том, согласен ли он со мной, наверное, будет неправильно. Особенно учитывая тот факт, что его отец старается стать лучше, а Расс пытается дать ему второй шанс.
– Вам необязательно куда-то уходить. Мне нравится Аврора.
Я отстраняюсь от окна и замечаю легкую улыбку на его лице.
– Ты ей тоже нравишься.
Расс сильно изменился этим летом, пока работал в летнем лагере. Он встретил свою девушку, потребовал у отца избавиться от пристрастия к азартным играм, и, хотя не думаю, что он когда-нибудь будет самым шумным в компании, Расс стал более уверенным в себе.
Что касается Авроры, не такую девушку я представлял рядом с Рассом, но, думаю, все сложилось как нельзя лучше. Рассу она нравится, потому что щедрая и добрая, и до встречи с ней он долгое время чувствовал себя незаметным. А для нее он самый важный человек на свете, и это не просто мои предположения. Она говорит о том, что он самый важный человек в ее жизни, буквально каждому, кто готов слушать, и ему не дает усомниться в этом. И, боже, она такая громкая.
Я не люблю сравнивать своих друзей, потому что они все разные, но Аврора единственная, кто не обсуждает со мной хоккей, и я высоко ценю ее за это, поскольку в последнее время, мне кажется, единственное, о чем люди хотят меня спросить, – это о хоккее.
Время в пути пролетает незаметно, пока я пытаюсь вспомнить, когда в последний раз кто-нибудь интересовался другими моими увлечениями. Прежде чем успеваю понять, где мы находимся, Расс сворачивает на подъездную дорожку рядом с машиной своей девушки. Аврора поднимает голову, когда я открываю входную дверь, но скользит взглядом мимо меня и расплывается в широчайшей улыбке, когда замечает Расса. У меня такое чувство, что мы только что избавились от одной группы подружек и сразу же приобрели еще.
Она очень привлекательна – среднего роста и телосложения, светлокожая, загорелая, с зелеными глазами и светлыми волосами. Но как по мне, нарисовать ее портрет было бы не так уж интересно.
По всему видно, что Расс от нее без ума, но они стараются не афишировать это, что я очень ценю. Мне нравилось, когда Анастасия жила здесь, но она всегда нарушала общественный порядок.
– Генри, с тобой все хорошо? – спрашивает Аврора, когда я опускаюсь в кресло напротив нее. – Ты сегодня выглядишь очень задумчивым. Даже угрюмым, словно измученный художник.
– Тренер узнал, что я получил двойку за сочинение о французской революции, – отвечаю я, когда Расс наклоняется, чтобы поцеловать ее в висок.
– Вот черт, мне жаль. Ты попытался его очаровать? – интересуется она.
– Я не умею очаровывать людей специально, а даже если бы и умел, он бы не поддался, просто чтобы меня проучить. Он считает, что у меня должны быть академические суперспособности, потому что пятнадцать лет назад я взял в руки хоккейную клюшку.
– Я думаю, ты невероятно обаятельный, – говорит она.
– У кого есть суперспособности? – спрашивает Робби, появляясь из-за угла своей спальни. Он останавливает свое инвалидное кресло между диваном и откидным креслом и смотрит прямо на меня. – Звонил Фолкнер. Оказывается, это моя вина, что ты не записался на занятия. Потому что, по-видимому, я экстрасенс и виноват в том, что ты все лето трахался налево и направо в Калифорнии, вместо того чтобы поставить свою учебу на первое место. Даже несмотря на то, что я был занят выпускными экзаменами и, знаешь, находился в другом штате.
Жить с друзьями – это здорово. А жить со своим другом, который также является помощником тренера, временами отстойно. «Временами» – это сейчас, когда я не могу избавиться от Фолкнера даже в собственном доме, потому что ему всего лишь нужно позвонить Робби.
– Что за драма, – ворчу я, когда Робби перебирается в кресло рядом со мной. Я никуда не уезжал и не говорил тренеру о том, как провел лето. И это было вовсе не преднамеренно. Наверное, мне было немного одиноко, пока все разъехались по домам или были заняты работой.
Я как-то не думал об одиночестве, пока Анастасия не спросила, и я понял, что пытался занять себя чем-нибудь до возвращения своих друзей. Мне нравится быть одному, даже очень, но этим летом я понял, что всему есть предел.
Ко всему прочему, я очень нравлюсь женщинам и люблю повеселиться без каких-либо обязательств.
Робби качает головой, сжимая пальцами переносицу.
– Сделай одолжение, Казанова. Сосредоточься в этом году на том, чтобы мне не надрали задницу, вместо любовных похождений. В конце концов, ты верховный лидер и должен быть примером морали, достоинства и прочего дерьма.
Сомневаюсь, что он говорит серьезно. Робби всегда смеется перед тем, как ляпнуть что-нибудь саркастичное, что он не имел в виду. Но его слова все равно слегка меня задевают.
– Я не знаю, как быть лидером. И это единственное, что я знаю.
Расс, сидя на диване, наклоняется вперед и смотрит мне прямо в глаза.
– У тебя охрененно получается для того, кто утверждает, что не знает, что делает. Ты хорош во всем, Генри.
– Кроме революций, – перебивает Аврора.
– Если вдаваться в подробности, то это жутко бесит. Я был бы совершенно несносным, если бы у меня все получалось с первого раза, – добавляет Робби. – Сосредоточься, и у тебя все получится.
– А кто тебе сказал, что ты сносный? – поддразнивает Расс, поспешно перехватывая подушку, которая летит в их с Авророй сторону.
– Почему бы нам не купить тебе несколько книг по лидерству? – предлагает Аврора, пододвигаясь к краю дивана вслед за Рассом. Мне хочется отодвинуть свой стул, чтобы снова увеличить расстояние между нами. – На этой неделе я собираюсь пропустить книжный клуб, потому что это всего лишь встреча-знакомство, и Хэлли без ума от Остин, чего я не разделяю. Но я все еще не успела посетить «Зачарованный», и было бы неплохо заскочить поздороваться, почему ты на меня так смотришь?
Расс посмеивается рядом с ней, но я продолжаю тупо смотреть на нее.
– Я ничего не понял из того, что ты только что сказала.
– «Зачарованный», – повторяет она, как будто это каким-то образом прояснит ситуацию. – Книжный магазин, который только что открылся рядом с «Кенни». Рядом с тем жутким баром, в котором раньше работал Расс, который переделали в винный бар.
С таким же успехом она могла бы говорить по-французски.
– Понятия не имею.
Аврора тут же становится более взволнованной, а ее голос более звонким.
– Мы проезжали мимо этого места два дня назад, и я сказала: «Смотри, сколько покупателей в “Зачарованном”!»
– Аврора, ты много чего говоришь, и я не всегда тебя слушаю, – признаюсь я. – Мне трудно сосредоточиться, когда ты за рулем. Страх за свою жизнь отнимает практически все мое внимание.
Она фыркает, а парни смеются, но я не шучу.
– Хэлли. Девушка, которая раньше руководила книжным клубом в «Следующей главе». Она открывает новый книжный клуб, ориентированный только на романы, в «Зачарованном» – новом книжном магазине, мимо которого мы проезжали. Я не пойду, потому что мне не нравится то, что они читают, и это ознакомительное занятие для людей, которые никогда раньше не были в книжном клубе. Но я хочу поздороваться с ней и заглянуть в магазин.
– Какое отношение все это имеет к тому, что я завалил сочинение и мне нужно сменить личность, чтобы спрятаться от Нила Фолкнера?
– Этот разговор сильно снижает качество моей жизни, – жалуется Робби. – Не могли бы вы двое уже закончить, пожалуйста? Это все равно что наблюдать, как инопланетяне с разных планет пытаются общаться друг с другом.
Аврора закатывает глаза, бормоча что-то себе под нос, затем поворачивается к Робби и показывает ему средний палец. Потом снова обращает свое внимание на меня и убирает с лица выбившиеся пряди волос.
– Генри, хочешь пойти со мной в книжный магазин и купить книги, которые помогут тебе научиться лидерству? И таким образом помогут стать лучшим капитаном?
– Нет.
Робби и Расс покатываются со смеху, а я не совсем уверен, что тут такого смешного.
– Но почему? Эмилия на танцах, а Поппи занята, и я не хочу идти одна.
– Ты слушала, о чем я говорил? Мне нужно придумать, как сотворить чудо. Возьми Расса.
Она легонько ударяет Расса по ребрам, и он тут же перестает смеяться.
– Расс сегодня ужинает со своими родителями. О, это может сработать! Если ты сходишь со мной и дашь мне шанс, я куплю тебе молочный коктейль.
– Спасибо, не надо.
– И картошку фри с чили.
– Ладно, – соглашаюсь я, но только потому, что хочу быть ей хорошим другом, а не потому, что на самом деле хочу пойти. – Но на этот раз я не стану покупать искусственное мясо. И я начну обратный отсчет, пока ты не стронешься у знаков «стоп». На самом деле, забудь об этом. Я поведу. Давай уже покончим с этим делом.
