Ханс Русенфельдт
Могила в горах
Билли вернулся на службу после разбирательства по поводу выстрела, убившего Эдварда Хинде, но в офисе почти не показывался. Ходили слухи, что у него новая девушка.
Спасение пришло от Свена Далена, одного из ее бывших коллег по Государственной криминологической лаборатории в Линчёпинге, которого включили в только что сформированную при Госкомиссии по раскрытию убийств общедоступную Группу нераскрытых преступлений. Раньше подобное подразделение существовало в Сконе[3] – большой отдел с шестью следователями, куда входил и Свен, но теперь предстояло повторить достигнутый ими успех на национальном уровне, и Свена попросили возглавить криминологическую часть.
Он получил офис этажом ниже Госкомиссии, и они пользовались той же лабораторией.
Урсула начала придумывать себе дела этажом ниже. Прогуливалась мимо кабинета Свена. Спрашивала, не хочет ли тот выпить кофе.
Беседовала.
Интересовалась деталями и давала советы.
Старалась постоянно быть на виду.
Вскоре к ней обратились с вопросом.
Речь шла об убийстве в Ханинге. Восьмилетней давности. Не могла бы она ему помочь?
Она могла.
Торкель понимал, чем она занимается, но ничего не говорил. Урсула, у которой есть работа, была гораздо лучше Урсулы, которая неугомонно бродит, подобно тигру в слишком маленькой клетке, и ищет, во что бы ей вцепиться. Поэтому он промолчал, когда она, даже не спрашивая разрешения, практически начала работать в отделе Свена.
Допоздна. С раннего утра. Все время.
Свен отправлял ее домой. Говорил, что ей надо заниматься семьей. Урсула лгала, отвечая, что никаких проблем не возникает.
Они всего лишь вдвоем с Микке, а муж все понимает.
«Как всегда», – говорила она с улыбкой.
Поэтому она продолжала работать дальше, прекрасно сознавая, что пользуется работой, как щитом, чтобы отгородиться от всего остального.
Александр Сёдерлинг встал с дорогого эргономичного компьютерного кресла и подошел к окну. Несмотря на поздний час, на Дроттнинггатан здесь и там прогуливались люди. Он взглянул на часы. Дети уже спят. Хелена тоже. Сегодня он так и не увидел никого из них.
Весь день вылился в целую череду разных совещаний. Дела уже некоторое время шли хорошо. Фирма росла, но возрастала и рабочая нагрузка. Он вернулся обратно в офис около шести и подумывал, не наплевать ли на все. Поехать домой. Отвезти в виде исключения Сельму в конный манеж. Остаться там и понаблюдать за уроком. Провести перед сном часок с Хеленой. Это было заманчиво, но он все-таки избрал компромисс. Он плюнет на гору бумаг, которые секретарша перед уходом положила ему на письменный стол, но просмотрит электронную почту. Чуть более получаса. Вероятно, пропустит конную школу, но час с женой провести успеет.
Через сорок пять минут он закончил и, довольный собой, решил перед отъездом домой пробежать глазами последние новости.
Верхний заголовок на первом же сайте гласил:
«МАССОВОЕ ЗАХОРОНЕНИЕ В ГОРАХ»
В статье сообщалось не многим больше. Туристы наткнулись в горах на могилу. Несколько человек, пролежали долго. Александр поискал на других страницах. Те же сведения в другой форме. Больше никаких деталей. Нигде не было сказано кто, сколько или как долго. Александр откинулся на спинку кресла. Опустил плечи, которые от напряжения почти прижимал к ушам. Выдохнул, попытался расслабиться и думать трезво.
Их нашли.
Или?
Да, это должны быть они. Сколько массовых захоронений может находиться в Йемтланде?
Александр принес чашку кофе. Ехать домой сейчас нельзя. Он выпил кофе, стоя у окна и глядя на Дроттнинггатан, затем опять сел к компьютеру. Еще с час просматривал разные сайты, чтобы проверить, не обновились ли статьи, и не появилась ли дополнительная информация, но ничего не обнаружил. Предположил, что она появится завтра. Вопрос в том, что делать? Позвонить, проинформировать? Они, наверное, уже в курсе. Но если он не позвонит, то его могут обвинить в пассивности. В халатности. Он решил, что звонок может оказаться ошибкой, но не такой большой, как если он не позвонит.
Поэтому он встал и опять подошел к окну. Начался дождь. Редкие прохожие ускоряли шаг, пригибаясь на усиливающемся ветру. Александр достал мобильный телефон. Набрал номер. Ему ответили с третьего гудка. На заднем плане музыка.
– Да?
Женщина на другом конце больше ничего не сказала. Музыку Александр узнал. Люкке Ли. «Возможность». Они в офисе часто заводят Люкке Ли.
– Это Александр. Сёдерлинг, – добавил он на всякий случай. – Мы давно не разговаривали.
– Да, знаю.
В любом другом разговоре Александр вежливо спросил бы, как обстоят дела или все ли в порядке. Услышанные им краткие ответы подсказали ему, что здесь его любезность едва ли оценят. Он перешел прямо к делу.
– Вы читали газеты?
– Что мне там следовало прочесть?
– В Йемтланде обнаружили массовое захоронение.
– Нет, этого я не знала.
– Это написано в Интернете.
– Вот как.
Александр стоял молча, глядя, как капли дождя быстро стекают по стеклу напоминающим кровеносные сосуды рисунком. Он ожидал вопроса, например, о том, что там написано, но вопроса не последовало.
– Мы, наверное, можем исходить из того, что это они, – уточнил Александр, по всей видимости, совершенно напрасно. Действительно, сколько в Йемтланде может быть массовых захоронений?
– Вот как.
На этот раз тоже больше ничего не последовало. Женщина на другом конце явно не намеревалась поддерживать разговор. Она казалась даже не особенно заинтересованной, чуть ли не рассеянной. У Александра возникло ощущение, что звонок все-таки был ошибкой.
– Я постараюсь узнать, известно ли полиции, кто они такие, – продолжил он, чтобы показать, что способен проявлять инициативу.
– А если известно?
– Я не думаю, что существует сколько-нибудь серьезный риск. Все было очень… профессионально.
– Так, что мы будем делать? – Женщина на другом конце сделала короткую паузу. – Или, точнее говоря, ты…
– В настоящий момент ничего.
– Ничего?
– Это, пожалуй, лучше всего.
– Зачем же ты тогда звонишь?
– Я хотел только… Я думал, вы захотите узнать, что они нашли могилу.
– Я хочу, чтобы мне дали знать, если у нас возникнут проблемы. У нас есть проблемы?
– Нет, – ответил Александр.
– Тогда я ничего знать не хочу.
Снова тишина. Полная. Исчезла даже Люкке Ли. Разговор окончен. Александр положил трубку. Он стоял, глядя на улицу внизу пустым взглядом.
Есть ли у них проблемы?
Нет, пока нет, но Александр был почти уверен в том, что проблемы возникнут.
Звонок раздался в понедельник чуть позже половины восьмого. Торкель как раз принес первую в этот день чашку кофе. Он подтолкнул мышку, чтобы разбудить компьютер, глотнул горячего напитка и ответил.
– Торкель Хёглунд.
Человек на другом конце провода представился как начальник областного полицейского управления Хедвиг Хедман. Торкель сразу определил, что она из Йемтланда. Не потому что, держал в голове имена всех начальников областных полицейских управлений, а поскольку на Хедвиг Хедман только что поступила жалоба канцлеру юстиции за высказывание об одном из сотрудников. Канцлер юстиции, судя по всему, устраивать разбирательство не собирался, но ее имя еще было свежо у Торкеля в памяти.
– Чем я могу вам помочь? – поинтересовался он, отпивая еще глоток и усаживаясь в офисное кресло.
Через несколько минут он положил трубку.
Обнаружено шесть трупов.
В горах.
Они явно лежат там не первый день.
Хедвиг Хедман в начале разговора сказала, что они обнаружили массовое захоронение. Торкель задумался, достаточно ли шести человек, чтобы так называть их могилу, но все четыре крупные газеты использовали тот же термин, поэтому Торкель предположил, что да. Впрочем, это не имело значения.
Вполне достаточно, чтобы они выехали на место.
Он встал и вышел из кабинета. Кристель, его секретарша, еще не пришла, поэтому он написал записку и попросил ее сразу по приходе узнать расписание самолетов в Эстерсунд[4] и как можно скорее сообщить ему.
Вернувшись в кабинет, он сел обратно в кресло и допил кофе, тем временем размышляя.
Ему предстояло собрать команду.
Но следовало обдумать две вещи.
Первая была связана с тем, что Ванья подала документы на учебу при ФБР в США. Первые отборочные туры она уже прошла и являлась одним из восьми кандидатов на поездку. Мест там три. Торкель был на сто процентов уверен, что одно из них достанется Ванье. Он сам дал ей самую лучшую характеристику. Правда, со смешанными чувствами. Он очень любил Ванью, она была потрясающим полицейским, важной частью команды и действительно заслуживала возможности развиваться и двигаться дальше. Но это означало, что он ее потеряет. Она будет отсутствовать в течение трех лет.
Три года без лучшего следователя.
Торкель уже начал подыскивать ей временную или постоянную замену в зависимости от того, предпочтет ли она после США вернуться к ним или, получив образование, пойти другой дорогой. Он еще не подавал объявления о наличии свободного места и не предавал огласке тот факт, что он ищет нового сотрудника. Отчасти из-за микроскопической вероятности, что Ванья не окажется в числе троих принятых. Отчасти потому, что хотел избежать затяжного процесса принятия на работу, при котором ему в худшем случае пришлось бы разбираться с сотнями заявлений. Торкель намеревался благополучно наплевать на такие показатели, как стаж, формальные квалификации и возможное право преимущества. Наверняка вопреки массе каких-то там правил приема на работу, но они его не волновали.
Госкомиссия по раскрытию убийств – это команда.
Его команда.
Он собирался взять того, кто ему понравится. В конечном счете решающее значение имеет сам человек, а не его заслуги. Да, можно быть исключительно талантливым полицейским, но этого мало. Требуется нечто другое. Более трудноопределимое. Человек должен вписаться. Торкель лично знал ряд полицейских, прослуживших по пять, десять, двадцать лет, которые, вероятно, могут отлично работать с чисто профессиональной точки зрения, но частью своей команды он никого из них не видел. Кроме того, большинство из них мужчины, а Торкель довольно твердо считал, что заменять Ванью следует женщиной. Не ради квотирования или требований какого-то плана гендерного равноправия, а по той простой причине, что опыт подсказывал ему: смешанные коллективы работают лучше. Он знал, к чему идет дело. Его мысли постоянно возвращались к заявлению от молодой женщины, только что закончившей стажировку в Сигтуне.
От Йеннифер Хольмгрен.
Она написала ему несколько недель назад. Просто так. Объяснила, как ей хочется работать в Госкомиссии и почему, и что-то в ее заявлении Торкеля сразу привлекло. Оно дышало заинтересованностью и желанием – желанием не внедриться в их организацию или формально продвинуться вперед, а развиваться, расти, работать с лучшими, чтобы учиться.
Когда Ванья рассказала, что подала заявление в Куантико[5], Торкель пригласил Йеннифер для короткого интервью. Не потому, что всерьез думал, что она сможет стать заместителем, а в основном из любопытства.
Она его не разочаровала. Оказалась общительной, толковой и увлеченной. У Торкеля возникло ощущение, что, когда она говорила о том, чего ждет от полицейской работы, ей приходилось сдерживаться, чтобы ее не захлестнул энтузиазм. Она напомнила ему Ванью, когда он впервые с той встретился, а это было высшей оценкой. Против нее, конечно, говорили молодость и полное отсутствие опыта. За это ему влетит, если он решится ее попробовать. Но если взглянуть с другой стороны, можно сказать, что она тем самым не застряла в каких-нибудь привычных схемах и не воспротивится новым идеям, аргументируя тем, что «мы так никогда не делали». Она открыта и поддается воспитанию.
Ванья должна получить решение примерно через неделю. Уехать в ноябре. Не будет ошибкой взять возможного заместителя уже сейчас.
Торкель решил позвонить в Сигтуну и посмотреть, удастся ли ему забрать у них Йеннифер.
Второе, с чем ему предстояло определиться, это Себастиан.
Себастиан Бергман.
Безнадежный, но блистательный.
Во время двух последних расследований ему удалось затесаться в команду. Никто вообще-то не хотел его подключать, но он оба раза принес пользу. Вне всяких сомнений. Особенно во втором деле.
Он спас Ванье жизнь.
Вместе с тем его присутствие создавало в группе ненужные конфликты. Расследование убийства всегда изматывает, а привлечение Себастиана неизбежно влечет за собой дополнительные сложности. Из-за своего высокомерия, эгоизма и полного безразличия к окружающим он оказывается постоянным раздражителем. Он подобен черной дыре, которая грозит высосать энергию из всех, находящихся в комнате, и разорвать группу изнутри.
Блистательный очаг конфликтов.
За и против.
Подключить ли Себастиана снова?
Ох уж эти решения.
Если бы Ванья его не признала, Торкель бы даже не раздумывал. Но в последний раз, когда он с ней разговаривал, казалось, она прямо-таки ждет возможности опять поработать с Себастианом. Билли он нравится. Торкелю в глубине души тоже, хотя он может до безумия злиться на то, какие трудности создает его старый друг во всех ситуациях, в которые попадает. Урсула обладает способностью сосредоточиваться на главном и не поддаваться на провокации. Ее больше раздражает, когда ее ставят перед фактом и она чувствует, что решение было принято без ее участия. Стоит ему только объяснить, как он думает и почему, Урсула не воспротивится его решению.
Шесть закопанных трупов на первый взгляд не требуют знаний Себастиана Бергмана.
Но шесть закопанных трупов означают серийного или массового убийцу, а никто в Швеции не знает о таковых лучше Себастиана.
Ох уж эти решения.
Торкель решился.
Сперва Сигтуна. Затем спуститься на этаж ниже, к Урсуле, и дать ей почувствовать себя сопричастной. Потом Ванья, Билли и последним Себастиан.
Так тому и быть.
Он потянулся к телефону.
– Ты должна выехать.
Себастиан воткнул нож обратно в лежащее на столе масло и обернулся к Эллинор, ставившей свою чашку в посудомоечную машину. Он выбрал подходящее для такого сообщения время. В выходные Эллинор была свободна, а Себастиану ни за что не хотелось сорокавосьмичасовой дискуссии на повышенных тонах, упреков, слез и ярости, которые закончились бы тем, что ему пришлось бы физически вышвыривать ее. Теперь же она собиралась на работу, а человек она исключительно обязательный и ни в коем случае не останется дома, не предупредив заблаговременно. Если вообще правильно воспримет его слова. В этом у него уверенности не было.
– Какой ты шутник, – ответила она, даже не взглянув на него, чем подтвердила его опасения.
– Нет, я говорю серьезно. Ты должна выехать, иначе я тебя выгоню насильно.
Эллинор закрыла посудомоечную машину, выпрямилась и посмотрела на него с веселой улыбкой.
– Но лапочка, как же ты без меня справишься?
– Я отлично справлюсь, – ответил Себастиан, стараясь не выдать голосом накатывающее раздражение. Он ненавидел, когда она разговаривала с ним как с ребенком.
– Ты шутник, – опять заключила она, подошла к столу и быстро погладила его по щеке. – Тебе надо побриться, ты колешься. – Она улыбнулась, наклонилась и поцеловала его в губы. – Увидимся вечером.
Эллинор покинула кухню, и Себастиан слышал, как она скрылась в ванной. Уже хорошо знакомые ему к этому времени звуки подсказывали, что она чистит зубы. Он тяжело вздохнул. Все получилось как всегда. А на что он рассчитывал? Каждый разговор с Эллинор, если он не касался будничных банальностей, шел кругами. Она никогда не слушала его. Не вникала в смысл его слов. Все истолковывалось в ее пользу. Если его слова нельзя было трактовать как похвалу или комплимент, она предпочитала просто игнорировать сказанное. Как сейчас.
Ты должна выехать.
У этих слов есть только один смысл. Все ясно. Такова реальность.
Впрочем, в мире Эллинор нет постоянной непреложной реальности. Она способна преобразовывать факты, как ей хочется. Он слишком много раз позволял ей уклоняться. Хватит. На этот раз ей придется слушать. Он дал волю досаде и раздражению, встал из-за стола и направился к ванной. Распахнул дверь – Эллинор никогда не запиралась – и встал на пороге. Их взгляды встретились в зеркале.
– Ты не хочешь знать, где я в четверг провел ночь?
Эллинор продолжала чистить зубы, но ее взгляд в зеркале давал четкий ответ.
Нет, она не хочет.
– Хочешь знать, почему я не пришел домой?
Эллинор сплюнула в раковину, поставила зубную щетку в пластиковый стаканчик на полочке и вытерлась одним из полосатых махровых полотенец, которые принесла домой с работы.
– У тебя наверняка имелись свои причины, – сказала она, протискиваясь мимо Себастиана в прихожую.
– Да, причину звали Гунилла, ей сорок семь лет, она медсестра.
– Я тебе не верю.
– Почему?
– Ты бы не смог так со мной поступить.
– А вот смог.
Эллинор покачала головой, натягивая пальто.
– Нет, не смог бы. Ведь это означало бы, что ты хотел меня обидеть, а зачем тебе это?
Себастиан смотрел на нее, она наклонилась и принялась натягивать сапоги быстрыми, судорожными движениями. Блестящее голенище выскользнуло у нее из рук. Пришлось начинать сначала. Еще более судорожно. Словно она боролась, чтобы не потерять контроль. Себастиан почувствовал, как раздражение стихает и на его место рвется что-то вроде сострадания. Он попытался противиться этому чувству. Необходимо проявить решительность. Тем не менее он, к своему разочарованию, услышал, что его голос приобрел более мягкий тон.
– Я не хочу тебя обижать. Я хочу только, чтобы ты поняла, что мы больше не можем жить вместе.
– Почему?
– Это было ошибкой, тебе не следовало сюда переезжать. Это моя ошибка, я чувствовал что-то вроде, не знаю, чего… вины. Какое-то время я думал, что мне этого хочется, но ошибся.
Впервые с тех пор, как они вышли в прихожую, Эллинор подняла взгляд и посмотрела ему в глаза.
– Разве у нас не было все хорошо?
– У нас ничего не было.
Эллинор промолчала. Себастиану показалось, что у нее в глазах появились слезы. Неужели он близок к цели? Невзирая на то, что пришлось развивать свою мысль больше, чем он собирался. В таком случае наконец-то. Теперь надо не дать ей шанса истолковать или понять превратно. Вдолбить суть.
– Ты у меня как домработница, которую я трахаю. Ты меня не интересуешь, а я вызываю у тебя настолько сильные эмоции, что это даже нездоро́во.
Эллинор не ответила, но Себастиан заметил небольшую перемену: ее взгляд чуть-чуть ожесточился. Глаза сверкнули так, как ему прежде видеть не доводилось. У него возникло ощущение, что кто-то другой уже когда-то называл ее больной. Возможно, называло несколько человек несколько раз. Совершенно очевидно, ей это не понравилось.
– Поговорим об этом вечером.
Такие твердые нотки в ее голосе ему раньше тоже слышать не доводилось. Она в виде исключения услышала. Теперь только не ослаблять хватку.
– Нет, разговаривать нам незачем. Все просто. Ты должна выехать. Тебе вообще не следовало ко мне переезжать.
– Я уже сказала, увидимся вечером.
Эллинор открыла дверь и удалилась. Никакого поцелуя перед уходом – уже что-то. Впрочем, битва еще далеко не выиграна. Если Себастиан ее хорошо знает, то вечером она придет домой с подарком в знак примирения, приготовит потрясающий ужин и попросит прощения за то, что они ссорились, – какая глупость. Она захочет заняться любовью и все забыть.
Не исключено, что у нее получится. Ей каким-то образом всегда удавалось преодолевать его сопротивление. Надо просто-напросто не давать ей шанса.
Эллинор переехала к нему с обычным маленьким чемоданчиком на колесах. Конечно, она несколько раз ездила к себе в квартиру и привозила необходимые ей мелочи, но в целом ее вещей в квартире Себастиана было совсем немного. Черного чемоданчика и бумажного пакета должно хватить. Сейчас он все быстренько упакует.
Довольный своим планом, он пошел вглубь квартиры, но его остановил звонок мобильного телефона. Себастиан быстро ощупал карманы куртки и вытащил его. Посмотрел на дисплей. Он боялся, что звонит Эллинор, но это оказался Торкель. Себастиан удивился охватившему его ощущению надежды.
Его не разочаровали.
Шесть трупов. Стурульвон. Они вылетают в Эстерсунд через три часа.
Собирая вещи, он словно бы перенесся на пятнадцать лет назад. Быстро побросать в чемодан самое необходимое, не знать, сколько времени будешь отсутствовать, надеяться, что тебя ждет сложная задача. Он не задумывался об этом на протяжении многих, многих лет, а теперь, пока он сновал между шкафом и раскрытым на кровати чемоданом, его осенило.
Ему этого не хватало.
Он не только сможет применить свои знания. Он сможет применять их вместе с Ваньей. Кроме того, он отделался от Эллинор.
В настоящий момент все складывалось как нельзя лучше.
Утром Шибека встала рано. Разбудила любимых сыновей и подала им завтрак. Свежеиспеченный рохт – сладкий хлеб из пшеничной муки, йогурт и кардамон вместе с чаем со специями и тарелкой купленной ею на рынке кураги. Вдобавок к этому оба мальчика получили хлопья «Фростис» и молоко. Когда сыновья были маленькими, Шибека решила, что к завтраку на столе обязательно должна присутствовать и шведская еда, и оба, не колеблясь, выбрали хлопья «Фростис». Наверное, в основном потому, что они сладкие, кроме того, сыновьям, вероятно, понравился украшавший упаковку большой тигр. Шибека несколько раз пыталась предлагать им более полезные хлопья, но безуспешно.
У Мехрана сегодня спортивный день, его будут учить ориентированию, поэтому она упаковала ему в дорогу еду. Эйер с завистью наблюдал, как она укладывает в ранец Мехрама пластиковые контейнеры с кавурмой, оставшейся от вчерашнего дня. Он молниеносно поинтересовался, нельзя ли ему тоже взять с собой немного любимого тушеного блюда. Шибека улыбнулась ему. Как это типично для Эйера. Он никогда ничего не упустит, постоянно пытается получить от жизни больше. Мехран более серьезный, замкнутый и совсем не такой разговорчивый. Она покачала головой.
– Тебе тоже останется, но ты получишь блюдо на полдник, когда придешь домой.
Эйер, кивнув, вернулся к хлопьям. Шибека наблюдала, как они едят. Ее сыновья. Все выходные она промучилась. Рассказать ли им? Мехран уже такой большой, что ему, наверное, следовало бы знать и, возможно, даже пойти с ней. Говорить за нее. Защищать ее. Но ей этого не хотелось. Она хотела пощадить их. Поговорить с мужчиной самостоятельно. Девять лет назад такое даже не пришло бы ей в голову. Ее мир исключал для женщины возможность действовать так, как поступала сейчас она. В том, что она собиралась совершить, было нечто постыдное и в то же время очень освобождающее. Она гордилась собой, хотя где-то в желудке и пряталось чувство вины.
Мальчики уже собрались идти в школу. Они обычно шли туда вместе. Шибека поцеловала обоих в лоб и открыла дверь. Они побежали вниз по лестнице, а она осталась стоять в дверях, прислушиваясь к их шагам чуть дольше обычного. У нее действительно замечательные сыновья. Почтительные и вежливые, не то что у некоторых друзей, у кого столкновения между обычаями старой и новой стран приводили к конфликтам. Ей хотелось верить, что это ее заслуга. Она действительно старалась учить их брать лучшее из обеих культур. Это было нелегко. Но она старалась.
Шибека вернулась на кухню и допила остатки теплого чая. Взяла кусочек рохта – сладко и вкусно. Затем пошла в гардеробную и начала одеваться. Наряжаться она не собиралась, но в то же время хотела выглядеть солидно. Надо, чтобы он воспринял ее всерьез. Она решила надеть на голову черную шаль, чтобы скрыть волосы. Ведь у нее траур, хотя и прошло много времени. Взяв транспортную карточку, она вышла из дома.
Станция метро находится в десяти минутах ходьбы. Если она встретит кого-нибудь из знакомых, то скажет, что едет за покупками на рынок, и будет надеяться на то, что встреченный человек не захочет составить ей компанию. Она солжет. Но иногда без лжи не обойтись.
Голубая линия вела прямо к «Т-Сентрален», поэтому пересаживаться ей не требовалось. Поезд был полупустым. Шибека сообразила, что не сможет связаться с мужчиной, если не найдет кафе. Мобильного телефона у нее не было. Ей и в голову не приходило, что он ей может понадобиться. Дети имели каждый по телефону. Им они нужны. В Швеции вся молодежь ходит с мобильными. Может, ей следовало одолжить телефон у кого-нибудь из сыновей? Но это показалось бы странным, и они начали бы задавать вопросы – вопросы, на которые она не хотела отвечать. По крайней мере, сейчас. Собственно, она о многом не подумала. Была слишком зациклена на ожидании хоть какой-нибудь реакции. Поэтому сейчас, когда после стольких лет что-то наконец произошло, она оказалась к этому толком не готовой. Шибека решила, что если начатое дело получит продолжение, то она обязательно заведет собственный мобильный телефон. Кое-кому из ее подруг и прежде всего их мужьям это не понравится. Впрочем, им все равно не понравилось бы то, чем она занимается. Во всех отношениях.
– Хочешь, я тебя провожу?
Мю нажатием кнопки выключила мотор и повернулась к Билли, сидевшему на пассажирском месте. Они остановились перед четвертым терминалом аэропорта Арланда. Билли быстро взглянул на часы. До отправления самолета оставалось 45 минут.
– Нет, не надо. Здесь чертовски дорогая парковка.
– О’кей.
Билли отстегнул ремень безопасности, наклонился и поцеловал ее.
– Я позвоню, когда узнаю, на сколько я там застряну.
Мю кивнула. Билли открыл дверцу и вышел. Едва он успел обойти вокруг и забрать из багажника сумку, как услышал, что дверца с водительской стороны открылась и Мю вышла из машины.
– Когда ты вернешься… – начала она, направляясь к нему.
– Я не знаю.
– Что?
– Не знаю, когда вернусь, – пояснил Билли, закрывая багажник. – Я позвоню сразу, как выясню.
– Я не то имела в виду. – Мю подошла к нему. Она взялась за его расстегнутую куртку и встала вплотную. – Я сказала, когда ты вернешься.
– И?
– Как ты смотришь на то, чтобы сразу съехаться?
Билли мог бы с легкостью перечислить двадцать вещей, которые удивили бы его меньше, спроси она о них. Возможно, даже больше. Он понятия не имел, что отвечать, вместе с тем мучительно сознавая, что не ответить вообще, вероятно, хуже всего. Но как же поступить? Мысль о том, чтобы съехаться, ему даже в голову не приходила. Как давно они вместе? С конца июня, сколько это получается? Примерно три месяца. Не рановато ли? Можно ли так и ответить? Что-то сказать ведь все равно надо.
– Значит, не хочешь, – констатировала Мю, подтвердив, что он молчал слишком долго.
– Я просто немного удивился.
– Потому что мы не так давно друг друга знаем?
– Да, отчасти, и потом… – Он не закончил предложение. Что же сказать? Больше и лучше аргументов за последние десять секунд у него не появилось. – Или да, дело, пожалуй, в этом, – признался он.
– Но мы ведь любим друг друга и почти живем вместе, правда, по двум адресам.
Она права. Они с самого начала проводили друг у друга много времени, а сейчас дело обстоит именно так, как сказала Мю. Они более или менее живут вместе. Иногда у нее, чаще у него. Работал он в последнее время не слишком много – делать было особенно нечего, а перед тем он был отстранен. После того как он застрелил Эдварда Хинде, он стал объектом внутреннего расследования. У них расследовались все случаи, когда полицейские применяли оружие, особенно если это приводило к смертельному исходу. Несколько допросов и два визита к Хокану Перссону Риддарстольпе, психологу Главного полицейского управления, и на том все.
Билли осознал, что Мю смотрит на него несколько требовательно. Явно настал его черед что-нибудь сказать.
– Тогда мы будем жить у меня или?.. – выдавил он из себя.
– У тебя. У меня. Купим что-нибудь новое. Это можно обсуждать. Но надо, чтобы ты хотел.
– Да… Да, я хочу, – проговорил он. – Действительно, – добавил он, надеясь, что она больше прислушивается к словам, чем к сомнению, звучащему в его голосе.
– Отлично, тогда обсудим это, когда ты вернешься домой. Удачи! – Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его. Он постоял позади машины, пока Мю садилась обратно, выруливала и отъезжала.
Он помахал ей. Она помахала в ответ.
Когда он переходил дорогу, на него загудело такси. Он присмотрелся и увидел на переднем сиденье Ванью.
Она помахала ему. Он помахал в ответ.
Остановился и подождал ее.
Ему пришла в голову странная мысль, что Ванья и Мю никогда раньше не находились так близко друг от друга. Каждая в своей машине в аэропорту. Они никогда не встречались. Теперь же он, возможно, съедется с Мю, а его ближайшая коллега и, пожалуй, лучший друг – или, по крайней мере, бывшая когда-то его лучшим другом – с ней даже не знакома. Разве это не признак того, что съезжаться рановато? Или он просто боялся их знакомить? Неужели именно поэтому ему не захотелось, чтобы Мю пошла с ним в здание аэропорта? Он был почти уверен, что Мю Ванье не понравится, и существовал большой риск, что чувства окажутся взаимными.
Проблема.
Впрочем, она, вероятно, решится сама собой. Ванья собирается в США. В том, что она отхватит одно из трех мест, Билли почти не сомневался. Сам он документы не подавал. Он убеждал себя, что не стал подавать, потому что не хочет жить три года за границей, что это не совсем его, и что ему – если он вообще соберется учиться дальше – надо делать ставку на нечто другое. Более техническое. Ближе к его сфере.
Однако это было лишь частью правды. В глубине души Билли знал, что одна из причин, почему он даже не предпринял попытки, заключается в том, что он не был уверен, как среагирует, если Ванья пройдет, а он нет.
– Привет, какой у тебя задумчивый вид, – сказала Ванья, подходя и обнимая его.
– Да нет…
В последние месяцы они почти не виделись, поскольку сперва его отстранили, потом отдел работал в режиме ожидания, и Ванья усиленно готовилась к тестам ФБР. Он почувствовал, что соскучился по ней.
– Как ты добирался?
– Меня привезла Мю.
– Ага, значит, по-прежнему Мю?
Ему только показалось или в ее голосе присутствовала капелька разочарования?
– Да.
– Здорово.
Она не поинтересовалась, когда он их познакомит.
Он не стал об этом заговаривать.
Они двинулись к терминалу.
Билли и Ванья вошли в здание и возле табло с расписанием прибытия и отправления самолетов увидели Торкеля с Урсулой. Рядом с ними стояла какая-то женщина. Молодая, лет двадцати пяти. Высокая, выше Ваньи, за 180. Длинные каштановые волосы собраны в простой хвост, узкое, продолговатое лицо, ярко-голубые, живые глаза, которые обратились к Билли и Ванье, когда Торкель поднял руку и помахал им. После приветствий и объятий Торкель повернулся к высокой женщине, которая, улыбаясь, стояла чуть в стороне.
– Это Йеннифер, о которой я говорил. Она полетит с нами.
