Ханс Русенфельдт
Провал
5
Себастиан толком не понимал, как попал на остров Адельсё. Или скорее, он проклинал себя за то, что позволил себе угодить на этот остров. Конечно, он всегда играл на «чужом поле», но обычно ему хватало ума проследить за тем, чтобы оттуда можно было в любой момент относительно легко выбраться. Чаще всего пока женщина, с которой он спал, еще не проснулась. Однако на этот раз он подобной предусмотрительности не проявил и приписывал это тому, что его злоупотребление сексом в последнее время резко увеличилось. Необходимость завоевывать почти полностью завладела его существованием.
После Вермланда[1].
После Марии и ее дочери Николь.
Девочка стала свидетельницей убийства кузенов, тети и дяди и, когда ее нашла полиция, отказывалась разговаривать. Себастиан взялся помочь ей справиться с травмой. За это время он привязался к девочке и ее матери. Слишком сильно. Они переехали к нему. Стали маленькой семьей. На долю Николь выпало заполнять пустоту, образовавшуюся после гибели его дочери.
Это было нездорово. Ничего хорошего из этого получиться не могло, и не получилось. Все кончилось тем, что Мария ясно дала ему понять, что больше не хочет его видеть.
А ему хотелось увидеться с ними.
Он посвятил некоторое время попыткам найти их. Это было не очень сложно. Они переехали из квартиры в районе Эншеде в маленький таунхаус в Окерсберге. Себастиан поехал туда, но, оказавшись перед домом, засомневался.
Что делать? Что он может сделать? Ему хотелось объяснить. Как много они для него значат. Как ему хочется опять быть рядом с ними. Что им каким-то образом удалось заставить его почувствовать себя более полноценным человеком, чем он чувствовал себя, начиная со второго дня Рождества 2004 года.
Но он лгал им. Лгал самому себе. Или, как выразилась Ванья, использовал их, когда они были особенно уязвимы. Мария это тоже знала, так что же он выиграет тем, что вновь возникнет в их жизни? Ничего. Поэтому он отказался от своей затеи. Покинул район таунхаусов.
Покинул Марию и Николь. Опять предался случайным, бессмысленным сексуальным связям. Как эта, на острове Адельсё.
6
Сон разбудил его около шести. Как всегда, правая рука была крепко сжата. Распрямляя пальцы, он быстро сообразил, что вставать и сбегать не имеет смысла. Даже если бы он знал дорогу – а он ее не знал – ему совершенно не хотелось идти пешком семь километров до автомобильного парома, чтобы потом целую вечность сидеть в автобусе, пока он не доберется до Стокгольма. Поэтому он продолжал лежать, глядя в потолок, пока не услышал, что женщина рядом – Кристина… какая-то – начала просыпаться. В ту же секунду, как она открыла глаза, он улыбнулся ей и быстро погладил ее по щеке.
– Доброе утро.
Она потянулась и уже собиралась запустить руку под его одеяло, когда он отбросил одеяло в сторону и встал.
– Я приму душ. Можно я воспользуюсь полотенцем?
Кристина, как ему показалось, осталась несколько разочарованной его поспешным уходом. Но он действительно не хотел даже думать о том, чтобы снова заниматься сексом. Напряжение, задача управлять процессом соблазнения, вести игру – это заставляло его на короткое время забыть медленно отравлявшие его боль и чувство вины. Вот в чем он нуждался. Без этого дополнительный секс был бы просто мучением.
Когда он вышел из душа, Кристина уже приготовила ему завтрак. Голода Себастиан не ощущал. Обычно он любой ценой пытался избегать подобных ситуаций. Фальшивое чувство общности, иллюзия того, что их что-то объединяет – хотя они, если это будет зависеть от него, никогда больше не встретятся – заставляли его содрогаться.
– Хочешь после завтрака пойти прогуляться? – спросила Кристина, намазывая масло на домашний багет, который она разогрела в микроволновке.
– Нет, я хочу, чтобы ты отвезла меня к парому, – честно ответил Себастиан. – А еще больше, чтобы ты довезла меня до города.
Кристина воткнула нож обратно в масло и улыбнулась Себастиану с некоторым удивлением, словно услышанное никак не вписывалось в ее планы на день.
– Ночью ты сказал, что тебе сегодня не надо особенно торопиться обратно.
– Ночью я говорил все что угодно, чтобы переспать с тобой.
Тоже правда, но в этой ситуации откровенность повлекла за собой последствия.
Положительным стало то, что нежелательный завтрак сразу закончился.
Отрицательным – то, что Кристина не намеревалась никуда его везти, даже на метр. Поэтому теперь Себастиан шел по тому, что называлось окружной дорогой острова, в надежде, что она выведет его к паромам.
У него зазвонил телефон. Он поймал себя на мысли, что надеется на то, что это Ванья. Примерно месяц назад, ночью после свадьбы Билли, ему пришлось рассказать ей то, что он уже некоторое время знал.
Что он ее отец.
Ванья, разумеется, была в шоке. Поначалу она не хотела ему верить, а потом, убедившись, что он говорит правду, выставила его. Не потому, что больше вообще не хотела его видеть, а скорее от потребности побыть одной.
Ей требовалось время, чтобы переварить это. Она собиралась позвонить ему, но так и не позвонила.
Себастиан достаточно хорошо ее знал, чтобы понимать: их временами хрупкие отношения имеют шанс на выживание, только если в дальнейшем все будет происходить на ее условиях. Темп должна определять она. Малейший намек с его стороны на форсирование событий приведет к тому, что она отвернется от него навсегда.
Поэтому он был одинок. Он плохо умел переносить одиночество. Потому-то он и шел по острову Адельсё.
Звонила опять не Ванья. Звонил Торкель. Пришла пора снова браться за работу.
7
Урсула удивилась, увидев, что в двери терминала входит младшая коллега. Торкель не был уверен в том, поедет ли Ванья с ними, но ему явно удалось ее уговорить. Урсула полностью приняла бы решение Ваньи переждать. Она сама толком не знала, хочется ли ей дальше работать с Себастианом. Не только потому, что он – печально известный, злоупотребляющий сексом врун, который к тому же оказался отцом Ваньи.
У Урсулы имелись собственные причины. Она лишилась правого глаза из-за того, что находилась возле него, вдвоем с ним, у него дома.
В воздухе витал секс.
Возможно, нечто большее, по крайней мере с ее стороны, хотя сейчас она ни за что бы в этом не призналась. Бывшая сожительница и приставленный к дверному глазку пистолет. Себастиан потом даже не навещал ее в больнице. Без особого энтузиазма попросил прощения и хотел, чтобы они продолжили с того места, где закончили. Будто ничего не произошло.
– Себастиан тоже придет? – обратилась она к стоявшему в шаге от нее Торкелю.
– Да, обещал.
– А Ванья к этому относится нормально?
– Да.
– Не можем ли мы поставить этот вопрос на голосование? – спросила она, махнув рукой Ванье, которая остановилась прямо возле стеклянных дверей и озиралась в поисках знакомых. Та помахала в ответ и направилась к ним с черным чемоданчиком на колесах, который всегда брала с собой. Выглядела она, по мнению Урсулы, на удивление собранной. Возможно, чуть бледнее обычного. И, похоже, потеряла несколько килограммов.
– Если он поедет с нами, это создаст какую-то проблему? – поинтересовался Торкель, и она почувствовала на себе его изучающий взгляд. Что-то было в его тоне… Она думала, что он уже пережил то, что она находилась дома у Себастиана, когда в нее выстрелили. Что с этой главой, с изначальной ревностью, покончено. Однако, возможно, нет. Хотя и она, и Себастиан, оба объясняли, что все было в высшей степени невинно. Приятный ужин. Не более того.
– Себастиан – это всегда проблема, – ответила она, слегка пожав плечами, чтобы снять драматизм ситуации.
– Лично для тебя?
Совершенно точно не покончено.
– Нет, – вздохнула она. – Не больше обычного.
К ним подошла Ванья, и Урсула удивила и ее, и саму себя тем, что обняла ее. Обычно она никого не обнимала. Даже собственную дочь.
– Привет, дорогая, как твои дела? – произнесла она.
Ванья ласково посмотрела на Урсулу, благодарная за неожиданную заботу.
– Все нормально. Хорошо, что опять начинается работа.
Она повернулась к Торкелю и продолжила, уводя разговор от своей личной жизни.
– В такси я успела просмотреть только первый отчет, – немного извиняясь, сказала она. – Нам известно что-нибудь еще?
– Не особенно много, – ответил Торкель. – Два убийства. Эффектные. Идентичные. Жертвы застрелены в лоб, обнаружены в школьных классах, с колпаком на голове и с прикрепленным к спине своего рода… тестом. Первое совершено в Хельсингборге на прошлой неделе, второе позавчера в Ульрисехамне.
– Значит, убийца перемещается?
– Похоже на то, – ответил Торкель. – К сожалению, первый отчет полиции Хельсингборга грешит некоторыми недостатками.
Урсула покачала головой.
– Наверное, нам придется в обоих местах начинать все заново, как обычно, – язвительно сказала она.
– Этого мы пока не знаем. Хорошие полицейские существуют даже за пределами Госкомиссии, – донеслось от Торкеля.
– Жаль, что мне они никогда не встречаются, – парировала Урсула с улыбкой. – Я знаю, что ты стремишься защищать провинциалов, но даже ты должен признать, что отчет полиции Хельсингборга не выдерживает никакой критики.
Она посмотрела на Ванью, ища поддержки, но обнаружила, что внимание коллеги обращено в совершенно другую сторону. Урсула развернулась и увидела то, что уже заметила Ванья. Через стеклянные двери неторопливо входил Себастиан с таким видом, будто у него вообще нет ни единой проблемы. Позади него Урсула увидела Билли, вылезающего из такси и торопливо направляющегося к дверям.
Вся компания в сборе… Увидев Ванью, Себастиан остановился, всю беззаботность внезапно как ветром сдуло.
– Я пойду, поговорю с ним, – тихо сказала Ванья, отрывая руку от чемодана.
– Хочешь, чтобы я пошел с тобой? – почти по-отечески спросил Торкель.
– Не надо.
Она направилась к Себастиану, который поставил чемодан, явно решив дождаться ее. Мимо него прошел Билли. Он коротко кивнул Себастиану и, не останавливаясь, проследовал дальше, к Урсуле и Торкелю. Себастиану были известны темные тайны за его невозмутимым внешним видом. Он знал, что скрывает Билли. Однако сейчас он был благодарен за то, что коллега притворился, будто все нормально. Ему требовалось сосредоточиться на дочери.
– Привет, Ванья, – спокойно сказал он, когда ей оставалось до него несколько метров. – Я не был уверен в том, что увижу тебя здесь.
– Тем не менее я здесь.
– Ты говорила, что позвонишь…
Пройдя последние шаги, Ванья подошла так близко к нему, что он мог чувствовать запах ее шампуня. Казалось, будто она пыталась создать посреди толпы некую личную зону.
– Я сегодня заходила на Грев-Магнигатан, – начала она тихо, чтобы проходившие мимо люди не слышали, о чем они говорят. – Но тебя не было дома.
– Да, я был у… приятеля.
Себастиан опять проклял то, что угодил на Адельсё. Держись он пределов центральной части города, он, вероятно, не упустил бы возможности встретиться с Ваньей.
– У тебя нет никаких приятелей, – излишне сурово заметила Ванья. – Наверное, ты с кем-нибудь трахался, – продолжила она, вновь показав, что слишком хорошо его знает.
Себастиан понимал, что существуют более и менее удачные случаи для лжи. Этот был одним из самых худших.
– Прости, – честно сказал он. – Я не знал, что ты придешь. Тебе следовало сначала позвонить.
– Идея возникла внезапно, – пожав плечами, проговорила Ванья. – Я ходила к Торкелю, и мне хотелось, чтобы ты узнал, что я рассказала всем в команде о нашем… родстве.
– Что я твой отец.
Она смотрела на него с некоторой холодностью. Ему это так легко, а ей так трудно. Несправедливо.
– Тебе ведь нравится себя так называть?
– Да, нравится, – кивнул он. – Я горжусь тобой. Но если тебе это неприятно, я прекращу.
Он оглядел терминал. Чуть поодаль в ряд стояли Торкель, Урсула и Билли, обратив взгляды к нему и Ванье. Себастиан чувствовал, что по крайней мере двоим из них, а возможно, всем троим, больше всего хотелось бы, чтобы он развернулся и ушел. Покинул их навсегда. Но их мнение его не интересовало. По-настоящему его интересовала только та, что стояла перед ним.
– Пока я тебя не потеряю, я буду полностью подчиняться твоему желанию, – произнес он и, даже особенно не подумав, взял ее за руку. К его удивлению, Ванья руки не отдернула. – Ты была к этому не готова, – продолжил он с той же искренностью. Это вполне мог оказаться самый важный из предстоящих ему разговоров. Возможно, самый важный из тех, которые он когда-либо вел. Он не намеревался рисковать, отстраняясь эмоционально. – Я понимаю, что ты злишься на меня. Злишься на всех. Я понимаю, что…
Он умолк, подбирая слова. Он балансировал на очень зыбком мосту. По обеим сторонам пропасть, и дочь может сбросить его туда в любой момент.
– С тех пор как я узнал, кто ты, я больше всего боялся того, что мы будем вот так стоять и ты просто уйдешь. Никогда не впустишь меня обратно. Я смертельно боялся этого. Смертельно боюсь.
Перед тем как продолжить, он сделал глубокий вдох. Он не имел представления, трогают ли Ванью его слова. Выражение ее лица мыслей не открывало. Правда, он по-прежнему держал ее за руку.
– Но это твоя жизнь. Выбор должен оставаться за тобой.
Он умолк. Ему хотелось сказать больше, но получилось бы слишком много слишком серьезных вещей для обсуждения в шумном и оживленном аэропорту. Поэтому он ждал. Как ему показалось, целую вечность.
– Ты можешь быть моим коллегой, – под конец ответила она. Спокойно и сдержанно. – В остальном… – Она замолчала. Похоже, она тоже тщательно подбирала слова. Она пристально посмотрела на него красивыми голубыми глазами. – Ты мне не отец. В том смысле, чтобы вместе праздновать Рождество и получать от меня цветы на День отца.
Себастиан кивнул. Получилось лучше, чем он смел надеяться.
– Сейчас мне с этим не справиться, – продолжила Ванья, словно она ожидала, что он будет возражать. – Возможно, я никогда не справлюсь. Мы можем быть только коллегами. Ты с этим справишься?
Себастиан выдохнул с глубоким облегчением. Она все-таки приняла маленькую частицу его, а это лучше, чем ничего.
– Я приложу все усилия, – с достоинством ответил он.
– Приложи больше, – сказала Ванья и сумела улыбнуться ему. – Все твои усилия я уже видела.
С этим она оставила его и пошла обратно к остальным.
Голос из громкоговорителя сообщил, что пассажирам, вылетающим в Гётеборг, следует пройти к выходу 37. Себастиан взял чемодан и двинулся вслед за коллегами.
8
На примерно восьмидесятикилометровом пути от аэропорта Ландветтер до города Ульрисехамн Билли, как всегда, игнорировал любые ограничения скорости и камеры автоинспекции, поэтому не прошло и сорока пяти минут с того момента, как они сели в машину перед залом прибытия, а перед ними уже распростерлось озеро Осунден. Себастиану помнилось, что он где-то читал о какой-то важной битве, произошедшей на его льду. Но когда, между кем, кто победил и каковы были последствия, он не имел представления.
Они проехали мимо северной оконечности озера и большого кемпинга, где кипела жизнь, потом навигатор сообщил, что им следует повернуть направо и еще раз направо, на Буросвэген – улицу, которая, на взгляд Себастиана, выглядела, как все другие въезды в маленькие городки, где ему довелось побывать. Много зелени. Старые жилые дома чередовались с отдельными магазинами и мелкими предприятиями. Потом с правой стороны появились многоквартирные дома, где по крайней мере верхние этажи должны были иметь вид на озеро и, наверное, стоить соответственно. И вот они подъехали к зданию полиции. В лучах вечернего солнца оно казалось недавно построенным. Нижний этаж из кирпича, а выше желтая штукатурка. Зеленые маркизы, по бокам от входа – эмблемы полиции. Билли свернул налево и припарковался возле круглого газона, на котором стояли прислоненными друг к другу три камня – своего рода мини-Стоунхендж.
– Торкель Хёглунд? – услышали они сзади, выйдя из машины. Все обернулись и увидели идущую к ним женщину лет сорока пяти, которая отвела руку с ключами от машины назад, и зеленый «Пассат» чуть дальше на парковке мигнул. – Эва Флурэн, полиция Буроса, Вестра Гётланд, это я звонила вам сегодня утром.
Торкель пожал протянутую ему руку и представил остальных членов команды.
– Я только что приехала из судебно-медицинской лаборатории Гётеборга, – продолжила Эва, жестом приглашая их в здание. – Благодаря отцу жертвы мы смогли провести опознание.
Она провела их через ресепшн, где за стойкой сидели, уставившись каждый в свой экран компьютера, два полицейских в форме. Никаких посетителей. Движение карточкой-ключом, жужжание дверного замка, и они очутились внутри отделения полиции.
– Кофе? – спросила Эва, когда они проходили мимо кухни для персонала, где все: скамейки, шкафы и столы, было из какого-то светлого дерева. Изогнутый кухонный островок со свисающим над ним с потолка шкафчиком отделял угол с холодильником и морозильной камерой, мойкой, кофеваркой, микроволновками и рабочими поверхностями, от территории перед ним, где вокруг стола стояли стулья с темно-розовой обивкой. На всех окнах белые занавески в крупный горошек. Кто-то усиленно поработал, чтобы придать комнате ощущение современного рабочего места, и довольно хорошо преуспел.
– Да, пожалуйста, – ответил Себастиан на вопрос о кофе, все остальные отказались. – Черный и, если можно, с одним кусочком сахара.
Ванья посмотрела на него. Возможно, ему действительно хотелось кофе, но она заподозрила, что его положительный ответ и последовавшая за ним теплая улыбка были прелюдией к попытке соблазнить женщину-комиссара из Буроса, которая как раз вынимала из шкафчика чашку рукой с отчетливо просматривавшимися помолвочным и обручальным кольцами. Но разве для Себастиана это имеет значение?
– Большое спасибо, – сказал он, когда Эва минутой позже протянула ему чашку с горячим напитком. Новая улыбка, и Ванья со вздохом отметила, как он, принимая чашку, постарался коснуться рукой руки Эвы. Если раньше у нее еще имелись сомнения, то теперь они развеялись. Собственно, ничего нового, именно этого она от Себастиана и ожидала, но теперь, когда она знала, кто он, его поведение казалось ей еще более неподобающим. Думать о нем только как о коллеге в данной ситуации не получалось. Она задумалась, не нужно ли поговорить с ним об этом.
Эва провела их в комнату для совещаний. На стене висела белая доска, стояли такие же, как на кухне, темно-розовые стулья, такие же занавески в горошек на окнах.
– Это ваша комната. Она здесь единственная. Если она вас не устроит, придется ехать к нам в Бурос.
Повернутые к доске столы стояли парами, в три ряда, а не были сдвинуты в центр, как обычно бывало в комнатах, выделяемых Госкомиссии.
– Комната подойдет, – сказал Торкель. – Она больше тех, которые нам обычно отводят.
– Сейчас, с рядами столов, она немного напоминает школьный класс, – продолжила Эва, почти извиняясь. – Но если захотите, вы можете потом переставить мебель.
Они заняли места. Урсула, Ванья и Торкель сели на первый ряд. Себастиан и Билли пристроились за ними. Перед каждым лежала темно-зеленая папка.
– Вы успели познакомиться с материалом? – поинтересовалась Эва.
– Кто-то лучше, кто-то хуже, но мы, тем не менее, с удовольствием послушали бы вашу версию, – ответил Торкель.
Эва кивнула, открыла такую же папку, как и те, что лежали перед ними, и подняла фотографию молодого человека с хорошо развитой мускулатурой, который расслабленно улыбался на камеру.
– Мирослав Петкович, двадцать один год, найден мертвым вчера во второй половине дня в классе химии школы Хильдинг, – начала Эва.
– Мирре, – произнес Билли, словно внезапно увидел старого знакомого.
– Да, его так называли.
– Я только сейчас связал это, – покачав головой, продолжил Билли.
– Что ты только сейчас связал? – поинтересовался Торкель и посмотрел на Билли с любопытством.
– Он стал третьим в реалити-шоу «Отель Парадиз», – сказал Билли так, будто это все объясняло.
Коллеги были удовлетворены и этим.
– Сегодня утром мы получили сведения о том, что на прошлой неделе в Хельсингборге произошло аналогичное убийство, – продолжила Эва. – Тогда мы решили связаться с вами.
– Патриция Андрэн, – вставил Торкель.
– Именно, но это почти все, что нам известно. Ее нашли в школе, тоже с колпаком на голове, застрелена в лоб, и к телу прикреплено что-то вроде теста, как у Петковича. Надеюсь, что более подробный отчет уже выслали.
– Хорошо, – кивнул Торкель. – Что мы знаем о Петковиче, кроме того, что он мертв?
– Как уже было сказано, он приобрел определенную известность после участия в этом реалити-шоу. По словам отца Мирослава, Габриэля Петковича, сын в прошлый вторник собирался встретиться с каким-то журналистом для интервью. За ланчем. С тех пор его никто не видел.
– Отец знал имя журналиста? – спросила Ванья, впервые вмешавшись в процесс передачи дела.
– Да, Свен Катон. В Швеции есть шесть человек с таким именем. Никто из них им в обычной жизни не пользуется.
– Среди них есть журналист? – продолжила Ванья, прекрасно зная ответ. Будь все так просто, сюда бы не вызвали Госкомиссию.
– Нет, мы, разумеется, проверяем, но исходим из того, что имя фальшивое.
– Нам известно, была ли встреча? И если да, то где они встретились? – закончила Ванья.
– Еще нет, нам удалось пока не открывать прессе его имя, поэтому у нас нет никаких наводок.
– Так ли это умно? – поинтересовался Торкель с откровенным недовольством в голосе. Петковича, судя по всему, убили более сорока восьми часов назад. Важные первые двое суток. Чем дольше они ждут, тем менее ценными становятся показания свидетелей, видевших его во вторник.
– Наверняка нет, но это было пожелание отца.
Торкель тяжело вздохнул и кивнул. В таких случаях всегда трудно решать.
– Если пресса сама не выведает имя, нам придется завтра сделать заявление. Мы должны как можно точнее восстановить его последние часы.
– Теперь это ваше расследование, – сказала Эва. – Вы можете обнародовать его имя когда захотите. Я лишь объясняю, почему мы до сих пор этого не сделали.
– А школа? – прервала их дискуссию Урсула. – Там есть какие-то следы?
Эва, отвечая, отрицательно покачала головой, что уже стало для Урсулы достаточным ответом.
– Класс является местом обнаружения, а не местом преступления.
– А остальная часть школы?
– Была взломана одна дверь на первом этаже. Ничто не указывает на то, что его убили именно там.
«Ничто – из обнаруженного местной полицией Ульрисехамна – не указывает на то, что его убили именно там», – хотела поправить ее Урсула, но вспомнила, что Торкель просил ее держать отсутствие доверия к провинциальным полицейским при себе.
– А сигнализация? – спросила она, хотя заранее знала ответ. Новое покачивание головой это подтвердило. Урсула вздохнула.
– Я хочу взглянуть.
– Само собой разумеется, когда мы закончим, я вас туда отвезу.
Себастиан просматривал фотографии с места обнаружения. Стул, веревка вокруг живота, удерживающая жертву в вертикальном положении, лицом в угол, белый колпак на голове. Действующий по продуманному плану серийный убийца с некой идеей.
Обычно Себастиан при передаче дела слушал вполуха, но что-то в этом жутком сценарии его привлекло. Пролистав материалы в папке, он нашел то, что искал. Копию листов, прикрепленных к спине жертвы. Некоторые части, где текст покрывала кровь, прочесть было трудно, но Себастиан быстро пробежал их глазами.
– Себастиан, что ты можешь сказать прямо сейчас? – оборачиваясь назад, спросил Торкель.
Себастиан выпрямился, оторвал взгляд от папки и пожалел о том, что у него нет очков, чтобы солидно поднять их на лоб или смотреть поверх них, сдвинув их на кончик носа. Возможно, стоит их завести. Добавить себе немного профессорского вида. Он слабо улыбнулся Эве, которая на этот раз на улыбку не ответила.
– Мужчина. Не очень молодой. Ближе к пятидесяти. Я думаю, он наказывает их, ставя в угол. Знает, что такое этот дурацкий колпак для нерадивых учеников, который надевали на голову. – Себастиан опять посмотрел на фотографии. – Он считает, что этому молодому человеку должно быть стыдно. Похоже, за плохое общее образование.
– В этом году в «Отель Парадиз» был сюжет, когда участникам давали задания из школьной программы и им постоянно приходилось прикрываться подушкой, – вставил Билли. – То есть мало кому удавалось отвечать правильно.
– Тот, кто совершил это, наверное, связывался с Петковичем и каким-то образом высказывал ему презрение.
– Вы нашли его мобильный? – снова перебил Билли. Эва опять покачала головой.
– У нас есть его компьютер…
– Поищите в его почте, в комментариях, если он вел блог, в его аккаунте в Инстаграме, в Твиттере, – сказал Себастиан. – Этот мужчина где-то объявлялся.
– Знаешь, таких парней в одинаковой степени ненавидят и любят. Там наверняка имеется довольно много всего.
Торкель опять повернулся вполоборота к Себастиану.
– Что нам надо искать?
Себастиан продолжал смотреть на фотографию привязанного парня с колпаком на голове.
– Хорошо сформулированные записи, выражающие презрение. Никаких угроз. Никаких ругательств. С правильной орфографией.
Он посмотрел на остальных и почувствовал, что ему опять не хватает очков.
– Еще одно, впрочем, возможно, вы уже просчитали сами. – Он сделал маленькую театральную паузу. Дождался полного общего внимания. – Если он совершил это дважды за одну неделю, то на этом он не остановится.
Газета «Эскильстуна-Курирен»
Редакция читательской почты
Ящик 120
631 02 Эскильстуна
Их суют повсюду.
Хотя они не способны принести никакой пользы.
Все эти люди из разных реалити-шоу и блогов. Физически почти идентичные со своими татуированными торсами (мужчины и женщины) и накачанными силиконом губами и грудью (женщины). Интеллект у всех на уровне двухлеток.
Каждый день телевизионные каналы внушают, что поверхностность, невежество и чистый идиотизм являются качествами, которые в новое время наиболее надежно ведут к успеху.
Используют ли у нас умных, тех, кто действительно что-то знает? Ставят ли их рядом? Нет, как молодых, так и старых, обладающих умственными способностями и основательным запасом знаний, цинично отбрасывают в сторону.
Они не делают «хорошее телевидение».
Не вызывают «замирания сердец».
Не становятся «ньюсмейкерами».
Эти люди ничего не знают и гордятся этим, а их сейчас возводят в образцы для подражания и в идолов.
Как говорит талантливый Кристиан Лук в программе, которая, слава Богу, по-прежнему свободна от этого прославляемого полного невежества: «Куда мы движемся?»[2]
Катон Старший
