Ханс Русенфельдт
Высшая справедливость
Даже то, что он успел рассказать, уже было достаточно плохо.
– Нет, она просто мне не нравилась, – настаивала Ванья. – Ей хотелось, чтобы работа всегда была захватывающей. Бегать с оружием, преследовать преступников, стрелять и все такое прочее.
– Мне кажется, это несправедливо по отношению к ней, – возразил Билли.
– Она ныряла одна. В пещере, во Франции.
– И умерла!
Получилось громче и жестче, чем ему хотелось бы. Голос его предательски надломился, и в машине повисла тишина.
– Прости, с моей стороны это было бесчувственно, – раздалось с заднего сиденья. Ванья положила руку ему на плечо и сжала его. – Прости, я знаю, она тебе нравилась.
– Ничего…
Он еще прибавил скорость, и о Йеннифер они больше не заговаривали. Билли надеялся, что так будет и впредь.
– Извините.
Один из техников пытался протиснуться в дверной проем мимо Билли. С глубоким вздохом Билли сделал шаг назад.
Нужно прийти в себя.
Через кухню он вышел в гостиную. Техники пока не обнаружили ни ее мобильный, ни компьютер, но они еще не осматривали шкафы и кладовки. Оттуда он и собирался начать.
Быть хорошим полицейским.
Он не станет думать о Йеннифер.
Она должна занимать меньше места в его голове.
Крик должен превратиться в шепот.
* * *
Ванья сидела на лестничной клетке, привалившись спиной к стене, и держала в руках предварительный отчет – заметки полицейских, первыми прибывших на место. Непосредственно на месте преступления для нее было немного работы. Это была территория Билли и, в первую очередь, Урсулы. Но поездка в Евле отодвинула встречу с Себастианом еще на несколько часов.
Она пробежала глазами текст отчета.
Около девяти часов утра пришел Рашид Насир. Отпер дверь ключом и обнаружил тело. Вызов в службу 112 поступил в 09.16. Первый наряд полиции прибыл на место менее чем через десять минут, подтвердил сведения, которые сообщил Рашид, огородил место преступления и вызвал коллег и технический персонал. Техники еще продолжали свою работу в маленькой квартирке, но единственное, что они на данный момент могли сообщить – следы взлома на входной двери отсутствовали. Квартира находилась на третьем этаже, так что маловероятно, что преступник мог проникнуть через окно. Ванья мысленно сделала себе пометку – выяснить, сколько существует комплектов ключей от квартиры. У Рашида был один, возможно, найдутся еще. Этим фактический материал отчета исчерпывался. С соседями никто не побеседовал. Ни слова о том, кто и когда видел Ребекку в последний раз. Никакой информации о том, как долго она здесь прожила. Никаких фоновых сведений. Она предполагала, что Карлос уже выяснил большинство из недостающих фактов, а если нет, Билли с этим в два счета справится, когда они окажутся на базе, но сейчас она была здесь. И могла бы провести время с большей пользой, чем подпирать спиной стену.
Ванья встала на ноги и подошла к двери, ближайшей от квартиры Ребекки. Дверь открыли немедленно, словно хозяин – бородатый мужчина лет тридцати пяти, одетый в клетчатую фланелевую рубаху и мешковатые голубые джинсы – все время стоял и наблюдал за происходящим в тамбуре сквозь дверной глазок.
– Добрый день, Ванья Литнер, Госкомиссия, – представилась Ванья, предъявив удостоверение. – Могу я задать вам несколько вопросов?
– Конечно, – отозвался мужчина, разрываясь между Ваньей и детским плачем, раздавшимся из глубины квартиры. Звук плача становился все более требовательным. – Входите, входите. Я думал, он заснет… – пояснил мужчина и вернулся в дальнюю комнату.
Когда мужчина открыл дверь и с кем-то спокойно заговорил, плач сразу стал громче. Ванья вошла в квартиру и прикрыла за собой дверь. В прихожей она протиснулась мимо детской коляски. Прямо по курсу находилась комната, в которой сквозь щель приоткрытой двери Ванья разглядела неубранную двуспальную кровать. Она повернула направо и очутилась в гостиной. Серый угловой диван, круглый журнальный столик темного дерева с дополнительной столешницей внизу. Непарное кресло с подставкой для ног у короткой стороны дивана. Освежающе светлые стены, на которых были размещены предметы декора, выбранные, очевидно, по любви, а не по стоимости. Умеренное количество игрушек на полу, у стены возле окна – игрушечная плита с духовкой. Дом, в котором живут. Слегка неприбранный уют. Ванье это понравилось.
– Садитесь, садитесь, – указал мужчина на диван, выйдя из соседней комнаты, в которой Ванья угадала детскую – одной рукой он держал сонного мальчика в подгузнике и футболке, с соской во рту. Ванья подмигнула малышу, который тыльной стороной ладони тер один глазик, а потом внезапно отвернулся и зарылся лицом в папину бороду. Ванья устроилась на диване и стала наблюдать, как мужчина достает баночку с детским питанием, отвинчивает крышку и отправляет банку в микроволновку. Пока еда разогревалась, отец наполнил поильник водой и дал сынишке, который стал пить жадными глотками, с подозрением поглядывая на Ванью.
«Юнатан будет хорошим папой», – подумалось Ванье. У них тоже может быть так. Они уже обсуждали это. Завести ребенка. В целом ради шутки, но не совсем. Это казалось естественным шагом, который она хотела бы сделать вместе с Юнатаном. В следующем году ей будет тридцать пять.
– Как вас зовут? – спросила она мужчину, который выкладывал на детский столик слюнявчик, глубокую пластиковую тарелку и маленькую зеленую пластиковую ложечку.
– О, простите. Пьер. А это – Грим, – кивком указал он на сынишку. Микроволновка запищала, Пьер открыл дверцу, достал баночку с питанием и поставил на столешницу. Потом усадил Грима в детский стульчик. Мальчик немедленно начал хныкать и тянуться вверх, чтобы его снова взяли на ручки.
– Да-да-да, подожди немножко и увидишь, – заговорил Пьер, взял банку, уселся рядом с Гримом и вылил содержимое в тарелку, а затем перемешал и немного подул сверху, прежде чем повязать слюнявчик сыну. Наконец отец опустил зеленую ложечку в пюре и подвинул тарелку ближе к Гриму, который взял ложку, и с переменным успехом начал подносить ее ко рту. «Сегодня он не первый раз остался с сыном», – отметила про себя Ванья.
– Ваша соседка, Ребекка, – начала Ванья, когда ситуация оказалась под контролем и Пьер смог обратить свое внимание на нее. – Как долго она прожила здесь?
– Точно не знаю, мы здесь живем уже почти два с половиной года, и когда мы сюда переехали, она здесь уже жила.
– Вы не слишком хорошо знали ее?
– Практически не знали. – Он быстро наклонился вперед и вернул на место руку сынишки с полной ложкой пюре, когда Грим внезапно решил подирижировать. – Она была немного не от мира сего.
– Что это значит?
– Никогда не здоровалась, только что-то бубнила про себя, всегда была против всего… мы почти никогда с ней не пересекались. – Он взял ложку, которой накладывал пюре, соскреб остатки со слюнявчика и выложил обратно в тарелку. – Она считала, что за ней следят.
– Кто? – спросила Ванья, выпрямляясь на диване.
– Не знаю, я не думаю, что она сама знала, но из-за этого и заварилась вся каша с пожарной сигнализацией.
Ванья поднялась со своего места, подошла к столу, выдвинула стул и села. Грим с ложкой во рту глядел на нее во все глаза.
– Рассказывайте.
Пока Билли, Ванья и Урсула добрались до Уппсалы, день уже начал клониться к вечеру. Ванья показала Билли, где можно оставить автомобиль, помогла с получением карточек-ключей и проводила всех на восьмой этаж. Она открыла дверь отдела, который покинула менее полусуток назад. Карлос и Себастиан теперь сидели каждый за своим столом. Оба подняли головы, и Ванья, направляясь к Карлосу, одарила Себастиана молниеносным колким взглядом.
– Это Билли и Урсула, коллеги из Госкомиссии, – представила она вновь прибывших, и Карлос поднялся, чтобы их поприветствовать.
– Карлос Рохас, добро пожаловать.
Они пожали друг другу руки, и Карлос повернулся к окну, вдоль которого располагались рабочие места.
– Я сижу здесь, Себастиан – вот тут, – указал он. – Думаю, Ванья займет свое место вон там, а вы все можете выбрать, где вам будет удобнее. Логины, пароли и прочее можно узнать у меня.
– Спасибо, – в унисон отозвались Билли с Урсулой и разошлись по небольшому офису. Билли прошел вперед и выбрал себе место дальше всех от окна. Урсула заняла стол рядом с Себастианом. Она улыбнулась ему, устраиваясь на своем месте, но его внимание было приковано к кому-то другому.
К Ванье.
Конечно же.
Он встал и подошел к ней.
– Привет, – заговорил он, изо всех сил стараясь выглядеть максимально открыто и покаянно. Хоть она и не удостоила его взглядом, все равно. – Я знаю, ты не хочешь, чтобы я был здесь, – продолжил он тихим голосом.
– И тем не менее ты здесь, – ответила Ванья, протискиваясь мимо него к своему бывшему рабочему месту.
Себастиан замялся. Когда сюда приехал Торкель, Себастиан расспросил его о Ванье и узнал, что она хочет вернуться в Госкомиссию. Что она не предвидела такого развития ситуации, но собирается максимально обернуть ее в свою пользу. Он не совсем понял, что это означает. Вероятно, она любой ценой попытается его избегать.
Это объяснимо. Но он не может этого позволить.
Она нужна ему.
Ему дан последний шанс сделать все как надо. В этот раз он решил не самоустраняться. Не предавать, не уничтожать. Она постепенно его примет. Не как отца, на это он больше не смел надеяться, но как кого-то близкого. На кого можно опереться. Звучит жалко, но он сможет этим довольствоваться. Это будет непросто, он знал, но решил придерживаться плана, составленного в лифте незадолго до их утренней встречи.
– В этот раз все будет иначе, – сказал он и последовал за Ваньей к ее столу.
– Я так не думаю, – коротко констатировала она и уселась в офисное кресло спиной к Себастиану.
– Мы будем просто коллегами, которые вместе работают над делом. Ничего больше. Я обещаю.
– Ты пока что не сдержал ни одного из своих обещаний, так что…
Что он мог на это ответить? Он не мог припомнить данные ей обещания, но исходил из того, что нарушил их все. Обычно он поступал именно так. Неважно, были ли они незначительны, вроде «конечно, я останусь на завтрак», или всеобъемлющи, как «я всегда буду защищать тебя». Вся его жизнь была цепочкой лжи и несдержанных обещаний.
– Я знаю, что делал глупости. Я ранил тебя, но…
Она крутнулась на кресле и встретилась с ним взглядом впервые с тех пор, как вошла в офис.
– Ты можешь сказать что-то относительно нашего дела прямо сейчас?
– Что? Нет, то есть да… – Он покосился на кабинет Анне-Ли, где Торкель и она сама сейчас беседовали, сидя в креслах. – Торкель сказал, что, как только вы приедете, у нас будет собрание, так что я дождусь его.
– Тогда почему ты здесь стоишь?
– Что ты имеешь ввиду?
– Мы же будем только коллегами, которые вместе работают над делом. Ничего больше. – Она откинулась на спинку кресла и скрестила руки на груди, словно всем своим существом пытаясь отгородиться от него. Не только словами. – Если тебе нечего сказать по делу, зачем ты здесь стоишь?
– Коллеги же все-таки могут разговаривать, – сделал попытку Себастиан.
– Но не мы, – отрезала она и снова демонстративно повернулась к нему спиной.
Себастиан постоял несколько секунд, пытаясь придумать, как быть дальше, но понял, что только еще сильнее оттолкнет Ванью, если станет продолжать.
– Окей, – тихо сказал он сам себе и оставил ее. Он видел, что Урсула наблюдает за ним с улыбкой, смысл которой он считывал не вполне. Шутливое сострадание? Если такое существовало. Если Ванья была меньше всех рада видеть Себастиана снова, а Урсула – больше всех, должен был быть кто-то и посередине. Так, по крайней мере, это представлялось Себастиану. «Совсем неплохо выяснить все одним махом», – подумал он, и поплелся к Билли, который занимался подключением своего оборудования.
– Привет, давно не виделись.
– Да.
Что-то в этом кратком ответе подсказывало Себастиану, что если бы они с Билли не виделись еще дольше, последний бы не расстроился.
– Как твои дела? – светским тоном поинтересовался Себастиан и присел на край стола. Билли смерил его взглядом, который говорил, что он понял – в вопросе сокрыто нечто большее, чем просто желание прояснить его самочувствие и настроение. Себастиан был одним из немногих, а теперь фактически единственным человеком, которому было известно о темной жажде Билли. Который видел, как далеко Билли был готов зайти.
– Со мной все в порядке, спасибо, – отозвался Билли безразличным тоном. – А ты как?
– Никаких экскурсий в зоомагазины или собачьи приюты? – продолжал Себастиан, не спуская с Билли взгляда. Билли развернулся лицом к коллегам, анализируя свое поведение. Никто в помещении не проявлял интереса к их беседе. Он сделал шаг к Себастиану и понизил голос.
– Эта шутка уже обрастает бородой.
– Это не шутка.
– Кончай. Я серьезно. – В голосе Билли послышался металл. – Мне известно, что ты видел, но это было давно. Один раз. С тех пор ничего не произошло.
– Окей, прекрасно.
– Так что оставь это.
Он наклонился совсем близко, Себастиан ощущал на лице его дыхание. Несколько молчаливых секунд они сверлили друг друга взглядами. На мгновение Себастиан испытал странное ощущение.
Билли может быть опасен.
Не только для какой-нибудь несчастной кошки.
– Ладно, проехали.
– Отлично, – отозвался Билли, отступил на шаг назад и продолжил настраивать свою рабочую станцию. – В таком случае снова работать вместе будет круто, – продолжил он, словно недавнего обмена репликами не произошло. Себастиан поднялся и прошел на свое место, где его поджидала Урсула. Она заключила его в краткое приветственное объятие.
– Здорово, что мы встретились снова.
– Одна из трех, – сказал Себастиан с улыбкой, сделав неопределенный жест в сторону Ваньи и Билли. – Это больше, чем обычно.
Урсула поняла, что Себастиан пытался пошутить, но, к несчастью, шутка была совсем не далека от правды.
* * *
Все семеро собрались в одном из больших конференц-залов, в сравнении с которым Комната на Кунгсхольмене[6] представлялась прямо-таки аварийным помещением, требующим ремонта. Лакированный паркет «елочкой», на котором под массивным дубовым столом на двенадцать персон лежал большой красный прямоугольный ковер. «Кресла черной кожи с высокой спинкой были комфортнее, чем вся мебель у Билли дома». Так рассудил он сам, занимая одно из них. На потолке было устроено современное функциональное освещение в виде трех длинных алюминиевых трубок со встроенными светильниками. На одной из стен карта Уппсалы делила пространство с интерактивной доской, где уже были размещены несколько фотографий. Карта была оснащена тонкой прозрачной плексигласовой пластиной, благодаря которой можно было делать отметки, а по мере утраты актуальности стирать их или вносить изменения. Торкель мысленно дал себе наказ приобрести такую для Комнаты в Стокгольме. Вдоль другой стены располагался шкаф с открытыми полками, на которых хранились офисные принадлежности: бумага, блокноты, ручки, карты и стикеры лежали аккуратными стопками. На шкафу стояла ваза с фруктами и целая батарея бутылок с водой и колой. На потолке был установлен суперсовременный проектор, направленный на стену с интерактивной доской, над которой в свернутом виде был закреплен экран. В двух углах зала располагались дисплеи на поворотных штативах для видеоконференций. За долгие годы Госкомиссия перебывала во многих помещениях полиции по всей стране, но это, вне всяких сомнений, было самым шикарным. Складывалось впечатление, что они собрались на совет директоров какой-нибудь известной биржевой компании, а не для обсуждения изнасилований и убийства.
– Итак, – произнесла Анне-Ли, потянув на себя последнюю из оранжево-красных полосатых гардин, которыми было занавешено окно, выходившее на коридор, чтобы полностью избежать утечки информации. – Если начинать с очевидных проблем, то они устранены. Себастиан…
Все развернулись к сидевшему рядом с Урсулой Себастиану, который откинулся на спинку кресла, держа в руках бутылку минеральной воды.
– …остается, – отрезала Анне-Ли. – Это мое расследование, и я хочу, чтобы он был здесь.
– Я хотел бы прояснить, что обычно, если беремся за дело, мы принимаем ответственность на себя, – под пристальным взглядом Ваньи произнес Торкель, но был прерван Анне-Ли.
– Не здесь. Я с великой радостью приму вашу помощь, но не стану как восторженная селянка расстилать перед вами красную дорожку только по той причине, что вы приехали из столицы.
Урсула внезапно поняла, что Анне-Ли ей нравится. Ее отношение в целом, и даже такая простая вещь, как слово «селянка». Урсула давно продвигала тезис о том, что компетенция коллег снижается пропорционально удалению от крупных городов. Подбор слов указывал на то, что в новой коллеге и руководителе расследования она обрела родственную душу.
– Но мы также должны исходить из того, – продолжала Анне-Ли, переводя взгляд на Себастиана, – что ты держишь свой член в штанах или, в противном случае, проваливаешь.
Да, она определенно нравилась Урсуле.
Себастиан кивнул и сделал глоток воды, утерев рот тыльной стороной ладони.
– Можно мне время от времени все же его доставать, чтобы пописать?
Анне-Ли даже не удостоила его ответом. Вместо этого она выдвинула стул и села.
– Отлично, значит, с этим разобрались. Теперь переходим к серьезным вещам. Кто начнет?
Она заскользила взглядом по столу. Карлос поднялся и застегнул тонкий пуховый жилет, надетый поверх рубашки и вязаного свитера, прежде чем выйти вперед и закрепить рядом с другими фото на доске увеличенную паспортную фотографию женщины. Густые, непослушные каштановые волосы, темные глаза, ярко выраженные скулы, пухлые губы.
– Ребекка Альм, тридцати лет, уроженка Нэше, в Евле переехала в возрасте двадцати двух лет, в общей сложности прожила там восемь лет. Работала на полставки в школьной столовой автономной христианской школы Энгсскулан. С коллегами общалась мало. По всей видимости, вела затворнический образ жизни. Определенно нигде не обследовалась, но один из коллег считает, что она страдала от депрессии или подобного расстройства, – заключил Карлос. – На данный момент это все, но я продолжаю работу.
Кивнув самому себе, словно подведя черту под сказанным, Карлос вернулся на свое место.
– В квартире мы нашли телефон, но не обнаружили компьютера, – взял слово Билли, кивком указывая на фото Ребекки. – Я изучу его так быстро, как смогу, и попытаюсь отыскать ее в социальных сетях.
– Ее сосед заявил, что она считала, будто за ней следят, – вставила Ванья.
– Кто? – поинтересовался Торкель, заинтересованно подавшись вперед.
– Он не знает, – пожав плечами ответила Ванья. – Но Ребекка отказывалась устанавливать пожарные извещатели по этой причине – она считала, что в них вмонтированы камеры.
– Зачем кому бы то ни было следить за ней? – спросила Анне-Ли, встав с места, чтобы сделать подпись «Слежка?» под фото Ребекки. – Она должна была это хоть с кем-нибудь обсуждать?
Анне-Ли обернулась к Карлосу, который, как и Ванья, пожал плечами.
– Нам это неизвестно. Пока, во всяком случае.
– Хорошо. Нам известно, как давно она мертва?
Урсула выпрямилась. Себастиан наблюдал за ней краем глаза. Он размышлял, действует ли еще приглашение на ужин? Если нет, его снова ждет одинокий номер в гостинице. Он планировал изо всех сил стараться сдержать данное Ванье обещание измениться и стать лучше, и несколько часов в компании Урсулы могли бы немного облегчить ему задачу.
– Учитывая внешнюю среду и состояние, в котором находилось тело, я могу предположить, что пару недель, плюс-минус несколько дней.
– Сосед видел ее 2 октября, – доложила Ванья.
– В этот день она также в последний раз появилась на работе, – вставил Карлос.
– Кто-нибудь искал ее? – спросила Анне-Ли, добавляя подпись «2.10.» с вопросительным знаком под фото Ребекки.
– Да, ей звонили, и двое коллег приходили к ней, но она не открыла, так что… – он развел руками; этот жест, вероятно, означал, что далее полномочия товарищей по работе не распространялись. – За время жизни в Евле она временами пропадала, но всегда возвращалась назад.
Одинокий человек.
В городах их полно. Чем больше город, тем больше их.
Людей вроде Ребекки, которые могут отсутствовать по нескольку дней или недель, которых никто не хватится. Себастиан размышлял, сколько времени потребовалось бы для того, чтобы обнаружить его тело, если бы с ним случился инфаркт дома на Грев-Магнигатан. Много. Точно больше двух недель. Кто может его хватиться? Урсула, возможно. Но не так скоро, чтобы сразу обеспокоиться, не произошло ли с ним чего.
– Никто не жаловался на запах? – спросила Ванья.
– В квартире было достаточно прохладно, она была худощавой и субтильной, практически тощей – для процесса разложения это плохие условия, так что она более или менее мумифицировалась, – пояснила Урсула.
«Уже кое-что», – подумал Себастиан. Со своими лишними килограммами на животе он точно завоняет. Или даже протечет сквозь перекрытия, к старухе Экеншельд, которая живет этажом ниже. С этого момента, когда врач станет рассказывать ему о пользе похудения для здоровья, он хотя бы по этой причине не станет слушать.
– Судебно-медицинская экспертиза выяснит, есть ли в крови следы снотворного, и присутствуют ли на теле следы спермы, – продолжала Урсула, перелистывая записи, которые держала перед собой на столе. – На шее у жертвы, по всей вероятности, след от укола, но полностью уверены мы можем быть только после вскрытия, – закончила она, и вновь откинулась на спинку своего кресла.
Анне-Ли кивнула и с толстым маркером в руках направилась к карте. – Нападение на Иду Риитала произошло здесь… – Она нарисовала небольшой кружок на карте и пометила его цифрой 1. – Старое кладбище, 18 сентября.
В кружочке Анне-Ли написала «18.9».
– Следующая – Тереза Андерссон, пятью днями позже, здесь. – Новый кружок, двойка и новая дата – 23.9. – А затем он едет в Евле. – Анне-Ли написала имя Ребекки за пределами карты, и добавила дату 2.10 с вопросительным знаком. – Клара Вальгрен здесь, 13 октября. – Еще кружок, четверка и дата. Анне-Ли отложила маркер и отступила на шаг. Все молча изучали карту.
– Уппсала, Уппсала, Евле, и снова Уппсала, – подал голос Себастиан.
– Да, и что? – спросил Карлос.
– Похоже на то, что он выбирает жертву не случайным образом, – вместо Себастиана ответила Ванья, и он почувствовал прилив гордости.
Она мыслит в верном направлении. Она мыслит как он.
Папина девочка.
– Ребекку он точно выбрал, – продолжил Себастиан мысль Ваньи, одобрительно глядя на нее. Ванья, конечно же, взгляд проигнорировала. – Есть ли связь между потерпевшими в Уппсале и Ребеккой Альм?
– Мы пока не знаем, – отозвался Карлос, но троих местных мы еще не опросили по этому поводу.
– Связь есть между Идой и Кларой, – вступила Ванья.
– Какая?
– Они знакомы. Пели в одном хоре.
Себастиан кивнул. Две жертвы знакомы между собой, преступник едет в другой город, чтобы добраться до третьей… Похоже на след.
– Нам известно, как он вошел? – спросил Торкель, глядя на Билли и Урсулу, побывавших в квартире.
– Нет, – отозвалась Урсула. – Замок исправен, мы выясняем, сколько было комплектов ключей.
– Могла она его впустить?
– У нее была мания преследования, так что это маловероятно, правда? – заметил Себастиан, мало заботясь о том, насколько очевидно его отношение к пока что самому глупому вопросу.
– Он мог быть переодет, мог протиснуться внутрь сразу, как она открыла, – предположил Торкель, пытаясь скрыть раздражение в голосе.
– В двери есть глазок? – спросил Себастиан и повернулся к Урсуле. Она кивнула.
– Женщина, которая считает, что за ней следят, смотрит в глазок. И если за дверью переодетый незнакомец – она не откроет, – заключил Себастиан таким тоном, словно что-то объяснял пятилетнему ребенку. Торкель уже собирался ответить, но тут вмешалась Анне-Ли.
– У тебя есть что сказать, или ты собираешься только критиковать остальных?
– Забавно, что ты спросила.
Себастиан поднялся со своего места и подошел к доске. Он повернулся спиной к остальным и несколько секунд изучал информацию на ней. Он иногда так начинал свои лекции. Молча стоял спиной к аудитории. Наблюдал, как стихает шум. Создавал максимальный градус внимания и ожидания.
– Желательно, чтобы ты начал сегодня, – нетерпеливо произнес Торкель.
Себастиан со вздохом развернулся.
– Преступник долгое время фантазировал о своем деянии, и первая потерпевшая, очевидно, подверглась нападению в хорошо известной ему обстановке, при этом на удалении от его собственного жилища, – начал он, указывая на кружок с цифрой 1 на карте.
– Следовательно, фокусируемся на Иде Риитала, – быстро резюмировал Торкель. – Что еще?
Себастиан встретился с ним взглядом. У него возникло впечатление, что Торкель желает выставить его в невыгодном свете, делая, возможно, первый шаг к тому, чтобы его вышвырнуть.
Этот номер не пройдет.
– Может быть, эта женщина была ему знакома, или он по крайней мере видел ее раньше, и смог изучить ее привычки. Ему не нужны были неожиданности.
Себастиан вновь повернулся к доске, указывая на этот раз на фотографии, прикрепленные к ней.
– Мотивом в подобных случаях обычно служат власть и контроль, даже банальное женоненавистничество нельзя исключить, однако способ действия указывает на то, что там кроется нечто более серьезное.
Он оглядел аудиторию и понял, что завладел их вниманием. Он уже собрался сделать еще одну драматическую паузу, но сдержался.
– То, что он их усыпляет, может свидетельствовать о двух фактах: либо он неуверенно себя чувствует, если жертва в сознании, либо ему требуется испытывать ощущение тотального контроля.
Билли поднял взгляд от документов, которые изучал. Ему показалось, или последний пассаж был посвящен ему?
– В том случае, если верно последнее, – продолжал Себастиан, – этот человек почти наверняка уже экспериментировал с контролем и подчинением. В сексуальном контексте.
В этот раз Билли ничего не показалось, Себастиан определенно смотрел прямо на него.
– Вроде садомазохизма? – поинтересовалась Ванья. Едва заметное покачивание головой выдавало ее непонимание сексуальных предпочтений такого рода.
А Билли все понимал прекрасно.
Контроль. Пьянящее ощущение власти. Удовлетворение.
– Некая форма доминирования, – кивнул Себастиан. – Если же речь идет о его неуверенности в возможности совершить сам акт, значит, этот человек с большой вероятностью имеет небольшой сексуальный опыт, если вообще его имеет, а тот опыт, что у него есть, вероятно, не самый лучший.
– Как нам его найти? – спросила Анне-Ли.
– Будет непросто, люди из этой категории обычно ведут замкнутый образ жизни, – со вздохом ответил Себастиан. – В другом же случае, если нам повезет, может оказаться, что преступник пытался влиться в БДСМ-сообщество, но понял, что ему этого недостаточно.
– Мешок тоже имеет отношение к контролю? – подала голос Урсула.
– Он выполняет две функции. Это еще и обеспечение безопасности: если потерпевшая очнется, она не сможет опознать преступника.
– Означает ли это, что женщины знакомы с ним? – спросила Ванья.
– Не обязательно, сам факт присутствия мешка может свидетельствовать о его чувстве вины. Ему нужно их деперсонифицировать. Сделать безликими. В буквальном смысле.
– Нам доподлинно известно, что именно Ида Риитала была первой жертвой? – спросил Билли.
– Дата дает нам определенное понимание, – с кислым видом отозвался Себастиан, мысленно передавая приз за самый тупой вопрос из рук Торкеля в руки Билли.
– Может быть, другие женщины не пожелали или побоялись заявлять в полицию, – попытался Билли отстоять свою точку зрения, неотрывно глядя на Себастиана.
– Это нетипично для изнасилований, сопряженных с нападением, – отрезал Себастиан, но помимо своей воли отметил, что в словах Билли присутствовало определенное рациональное зерно. Приз остается у Торкеля.
– Значит, в ближайшее время фокусируемся на Иде, – резюмировала Анне-Ли. – На вечерней пресс-конференции мы выступим с призывом к гражданам сообщать обо всех подобных случаях и, возможно, раздобудем новые сведения. Она поднялась с места, словно сигнализируя об окончании собрания.
– Что с камерами наблюдения на пути следования Иды? – складывая документы, поинтересовался Билли.
– Есть парочка, но ни одной в непосредственной близости от места преступления, – отозвался Карлос.
– Могу я получить к ним доступ?
– Естественно.
– Если подтвердится связь между потерпевшими, я хотела бы узнать об этом до пресс-конференции, – заявила Анне-Ли. Все согласно закивали, и на этом собрание определенно закончилось. Ванья первой поднялась с места и покинула зал, даже не взглянув на Себастиана. Тот, направляясь к своему месту, бросил короткий взгляд в сторону Анне-Ли, которая ободряюще ему кивнула и довольно улыбнулась. Здорово, когда тебя ценят, но оценку он хотел получить не от нее.
* * *
Она была травмирована. Это стало ясно Себастиану, едва только Ида приоткрыла дверь на ту ширину, какую позволяла ей цепочка – после того как они с Урсулой предъявили удостоверения дверному глазку. Она неважно себя чувствовала и не желала принимать гостей, по крайней мере – его, думал Себастиан, пока Ида вынужденно провожала их в гостиную. Там они с Урсулой вдвоем заняли диван. Сама хозяйка осталась стоять у двери, словно приготовившись бежать при малейших признаках опасности. Себастиан обратил внимание, как нервно она теребит густую прядь волос, свисавшую прямо на щеку, одновременно прикусывая нижнюю губу. Что-то сломалось в этой худощавой женщине с ввалившимися глазами той ночью на Старом кладбище. Она не исцелилась, ей не стало легче.
– Вы не присядете? – дружелюбно спросила Урсула, кивая на кресло у окна.
– Мне и тут неплохо, – покачала головой Ида. – Что вам нужно?
– Вы знакомы с Ребеккой Альм?
Ида вновь молча покачала головой.
– Вы никогда не видели эту женщину? – продолжила Урсула, выкладывая на столик фото, и подвигая его по направлению к Иде. Та сделала шаг вперед и взглянула на фото, не делая попытки взять его в руки. И вновь покачала головой.
– Нет, я не знаю, кто она. – Она подняла взгляд на Урсулу. – Почему вы спрашиваете?
– С ней случилось то же, что и с вами, – вмешался Себастиан прежде чем Урсула успела ответить. – В Евле, – добавил он в надежде, что информация о том, что человек, напавший на нее, переехал и теперь их разделяет много миль, сможет вселить в нее немного уверенности. Не было необходимости раскрывать детали, и рассказывать все. Что нападение в этот раз оказалось со смертельным исходом, и что оно произошло в квартире жертвы – для Иды эта информация была излишней. Это знание отобрало бы у нее единственное место, в котором она чувствовала себя уверенно – ее жилище. Вероятно, оставались считаные часы до того момента, как прессе станет известно о связи между преступлениями и о смерти Ребекки, но у Себастиана возникло чувство, что самоизоляция Иды включает в себя также отказ от просмотра новостей и от интернета. При хорошем раскладе ей никогда не придется узнать об этом.
