Харуки Мураками (р.1949) – самый известный из ныне живущих японских писателей, автор полутора десятков книг, переведенных на многие языки мира. «Слушай песню ветра» (1979) и «Пинбол 1973» (1983) – два первых романа «Трилогии крысы», знаменитого цикла писателя, завершающегося «Охотой на овец» (1988) и продолженного романом «Дэнс, Дэнс, Дэнс» (1991).
Люблю Мураками – за эту светлую, под стать обложке, грусть, за зыбкое и трогательное ощущение мимолетности всего и вся, за непременную легкость слога, стиля и глубину философских мыслей, хаотично и беспорядочно перемешанных в печали… Самый жаркий месяц года открываю двумя романами из сборника прославленного японского автора, сюрпризов не жду – автор давно знакомый и нежно любимый. Не ожидаю, что сборник будет столь же солнечным, как оптимистичная обложка, – издатели постарались в этот раз на славу…Ничего не ожидаю от книжечки и мигом проваливаюсь в круговорот событий-чувств-приключений на переломе 60-70-х… Вместе с героями сборника переворачиваем странички календаря: лета, затем – осени… Быстро-быстро мелькают они перед глазами, хочется зацепить, удержать подольше – вырываются и бегут дальше…Хочется законсервировать каждый день. Тут бы в пору добавить: каждый счастливый день. Да вот только с героями не разберешь, перепуталось все окончательно. Лето – «Слушай песню ветра» – песнь любви, сезонной и со сроком годности. Скромный юноша, мечтающий стать биологом, и милая девушка, работающая в магазине грампластинок – сюжет избит, банален и в общем-то предсказуем (забегая вперед: но только не у Мураками!), но все так же щемит сердце своим финалом эта очаровательная история далеко не первой любви. Я никогда не видела японских ромкомов (есть ли они вообще?), но по этому роману он бы вышел отличным – с такими трагикомическими нотками, странной девушкой и чередой нелепых совпадений. Каждый день и миг хочется запечатлеть на полароидном снимке – жизнь персонажей Мураками язык не повернется назвать скучной. Память все же сохранит снимки этого лета, издалека все кажется счастливым…За летом неизменно приходит осень – «Пинбол 1973», с ее когда-то похороненными надеждами и новыми мечтами, новыми знакомыми и старыми увлечениями. Осень тоже будет весьма оригинальной, а впрочем, в книгах японского прозаика, уже почти что классика, по-другому и не бывает вовсе: героя захватит любовь, работа, а на душе будет скрестись кошкой надежда встретить Ее – ту странную даму из прошлого, что влекла к себе когда-то неудержимо… Небольшое расследование, поиск ее следов, давно, кажется, утерянных за давностью лет – и вуаля. Вот только чем теперь замостить пустоту в душе?..Сюжеты книг Мураками сложно описывать, это как рассказывать о симфонии из звуков, запахов, красок – все льется на тебя одновременно и сразу. Это надо просто брать и читать, погружаясь в мир японской меланхолии и смирения перед судьбой. Незримым попутчиком проводит тебя услужливо автор по судьбам своих героев. Зачем? Чтобы чему-то поучиться у них? Это вряд ли: у каждого из нас и свой ворох подобных историй из богатого опыта жизни, да и поучиться у них вроде и нечему. Совершают ошибки, совсем как мы. Мучаются. Страдают затем…Нет. Не для этого. Даже в этих в общем-то безрадостных и нелепых эпизодах из жизни можно поучиться замечать красоту мгновения. У кого ж учиться этому, как не у японцев? Отдаваться на волю случая. И ни о чем не жалеть. Все листочки-дни уже давно бережно собраны и сохранены в глубине сердца, и забрать их никому
не получится…
"Колодец, в который ты спустился,
прорыт вдоль искривленного времени.
Мы можем путешествовать по нему.
От зарождения Вселенной – и до ее конца.
Поэтому для нас нет ни рождения, ни смерти.
Только ветер."
Дерек Хартфильд, «Марсианские колодцы»
По молодости хочется писать романтические до одури тексты. Такие чтобы ранним утром дорога в лужах с опавшими листьями и вечерний шорох сарафана соседки по даче. Потом со временем это проходит, хочется написать что-то конкретное и суровое. Потом наступает кризис среднего возраста и хочется лишь высмеивать чужие глупости. Поэтому для мужчины за тридцать это смелость – взять и написать текст романтический, сугубо личный и перед собой же заискивающий (я сейчас о «Норвежском лесе» и «К югу от границы»). Воспримут его понятно как: половина проглотит, не прожевывая, как и предшествующие тонны романтической жвачки, у половины начнётся неконтролируемое многословное желчеотделение насчёт постельных сцен, приедающихся самоубийств и обвинений в мягкотелости. Бог с ними. Мы сейчас об овцах. И о Крысе.У людей с плохой памятью воспоминания о молодости обычно грешат дичайшими пробелами, и тем ярче редкие моменты просветления, например: двенадцать лет назад я сижу на скамейке напротив налоговой, семь утра, в ушах кассетный плеер, играет Blood Sugar Sex Magik. Не знаю что такого особенного в этом моменте, но он запомнится на всю оставшуюся жизнь. Особую патологию представляют пьяные воспоминания. То, что казалось бы должно стереться самым первым, остаётся в подкорке навсегда: десять лет назад мы сидим на лавке у старого детского сада и заливаем пиво белой алазанкой, закусывая сухариками. Одно из самых тяжёлых алкогольных опьянений в жизни очень чётко задокументировано: какие-то оранжевые жигули, довозящие до дома, отдых у подъезда, сон в кресле в гостиной, потому что ну нет сил дойти до кровати.Самую особую, почти что магическую роль играет музыка, она как мнемонический замок: по записям иногда можно выстроить целые куски жизни. Пятнадцать лет назад, февраль, насморк, в школу не пошёл, родители на работе, с хлюпающим носом я хватаю сэкономленные 68 рублей, никому не сообщив выползаю на мороз, плюхаюсь в автобус, еду в Титаник на углу Садовой и Невского и широчайшим жестом беру на кассетах сразу четыре альбома Арии. Как у нынешнего поколения с музыкой и памятью – не знаю, всегда очень важен вербальный, физический носитель: кирпичики мнемонического замка строятся из кассет, дисков и томов, их не сложить из mp3 и doc-файлов, немного не та структура реальности. Похоже у Мураками миллионы таких вот зацепок и из них выстроен целый мнемонический город, где он любит пропадать. И рассказывать о своих зацепках он может бесконечно.Фото голых японок. 30 штук
Память памятью, но в какой-то момент жизни заканчивается то, что вспоминается нами зацепками и начинается такая взрослая рутина по типу работа – дом – семья – дети – отпуск – картошку не забудь посадить – не забудь полить помидоры. То есть такой отрезок жизни, в котором из зацепок не построить уже никакого мнемонического замка и города воспоминаний – нету их, этих зацепок. И либо остаётся пустота и so called «взрослая жизнь», наполненная лишь пережёвываниями тех, первичных воспоминаний, либо судорожные метания в попытках создать новые зацепки, которые потом, в уже преклонном возрасте на заслуженном отдыхе позволят нам восстановить моменты из рутины столь быстро протекающего среднего возраста. Кто-то коллекционирует любовные победы, кто-то татухи набивает, кто во что горазд. Особого финансового стеснения обычно тоже нету, что лишь мешает: можно разом скупить все пятнадцать симфоний Шостаковича, но так ни разу дальше четвёртой и не дослушать и никаких памятных дивидендов с этого не поиметь. А копившиеся три недели 68 рублей, на которые в болезненной лихорадке куплены четыре альбома Арии, запомнятся навсегда.Есть ещё третий вариант: пойти по второму кругу. Перечитывать старые книжки. Или вот я засунул все потом и кровью собранные триста аудиокассет в коробку и задвинул под кровать. Но потихоньку точечными ударами покупаю лучшие альбомы молодости на дисках. И происходит чудесное закрепление материала:
2004. захожу в книжный на Литейном, беру «Бессильные мира сего», моего первого в жизни Набокова – «Приглашение на казнь», ещё старый лиловый сборник Хэма. И кассету Moloko “Statues”. В 2014 году я слушаю диск Statues и испытываю катарсис. Я проживаю тот летний день 2004 года заново. В 2001 году я еду с карманными деньгами на Крупу и покупаю пару томов потихоньку собирающихся «Миров братьев Стругацких» (красный со «Стажёрами» и фиолетовый с «Хищными вещами века»). Возвращаясь, на Балтах в ларьке корпоративной звукозаписи на оставшиеся беру Dark Side Of The Moon. Отныне Стругацкие и Пинк Флойд связаны воедино крепчайшей цепью, и в 2014, слушая переиздание Dark Side, я вновь стою в давно снесённом павильоне с дисками.Позже в жиловыворачивающей «Охоте на овец» Харуки покажет, как человеку стукает по лбу тридцать лет. Заканчивается один отрезок и начинается другой, тягомотный, описанный в «Дэнс дэнс дэнс». Герой к сожалению это понимает. Но ничего уже поделать нельзя.Бонус. Офигенно доскональная экранизация «Слушай песню ветра». Такая японская «Асса». Мало того, что практически слово в слово с повестью, так ещё и с добавлением новых эпизодов. Один только фильм о копании ям в финале чего стоит: Крыса снял фильм с собой в главной роли!Субтитры к ролику:
"Фильм Крысы"
Я получил от Крысы его фильм осенью. Я хранил его у себя 10 лет. Назывался он «Яма». И в нем раскрывалась сама суть копания.
"ЯМА/КОПАТЬ"
"Копай каждый божий день!"
Однажды на этого персонажа снизошло озарение свыше. О том, что он должен был копать до конца своей жизни. И он с лопатой наперевес и неуемным рвением отправился копать ямы тут и там. Но… Он был удручен количеством выкопанных им ям. И в этом отчаянии его сознание подсказало ему верное решение: «Вскопать ту яму должен я, что под ногами у меня!»
Но затем я спросил себя: «Могу ли я вскопать землю под моими ногами?»
Мне 21 год.
Сколько ям я уже выкопал?
Так заканчивается этот фильм.
Мы не узнаем, куда он попал и во что превратился.
– Что-то тут не так. Как будто этого не было.
– Но это было. Просто время оставило свой отпечаток.
– Хотел бы ты вернуться туда?
– Нет. Потому что этот кусочек памяти уже давно где-то затерялся.
– Но воспоминания об этом времени все равно теплые?
– Да. Они тлеют, как старый уголёк
Первое произведение еще «зеленого» Мураками, что очень заметно. Нет, здесь уже проклевывается его в будущем неповторимый стиль и способность из совершенно обычной и ничем не примечательной, даже бытовой, темы сделать интересное произведение. Здесь даже уже появились мои любимые колодца, его уникальная фишка. Но, стиль еще не отточен, а сюжет, как мне кажется, испытал огромное влияние западных 60-х. В этих книгах я не почувствовала духа Японии, мне все время казалось, что я читаю какого-то англосаксонского автора, я даже героев из-за этого не могла вообразить японцами, как ни старалась.
Теперь еще немного о минусах. Откуда он взял, что на Красной площади в России стоят бронзовые олени в честь того, что Троцкий де сбежал из ссылки на оленьей упряжке?! Ну, если уж не знал, то не писал бы хотя бы. Мне иногда так дико читать о России в книгах иностранных авторов – каких только глупостей не напишут! Это было бы очень смешно, не будь так грустно)
По сей день на Красной Площади стоят эти четыре оленя, отлитые в бронзе. Один смотрит на восток, другой смотрит на север, третий смотрит на запад, и четвертый смотрит на юг. Даже Сталин не смог уничтожить этих оленей. Если вы приедете в Москву и субботним утром придете на Красную Площадь, то наверняка сможете увидеть освежающее душу зрелище: краснощекие школьники, выдыхая белый пар, чистят оленей швабрами.
Хотела бы я полюбоваться на это «освежающее» зрелище!)))
И все же, и все же… Мураками даже такой, начинающий, ищущий себя и свою тему, мне нравится. Да, он правильно подметил еще во вступлении, что это не Литература с большой буквы, а еще читается за 5 минут, но цепляет. Мураками умеет находить те фразы, которые западают. Пусть даже пишет почти и ни о чем, например, о пинболе. Ну какой еще автор может воспеть оду пинболу так, чтобы мне было интересно читать? Даже и не представляю!
Мураками пишет обо всем и ни о чем. Кажется, эти книги очень автобиографичны. ВУЗ, друзья, первые девушки, какие-то незначительные события, но в этом есть свое очарование. Есть и некоторые фразы, которые мне у него понравились или позабавили.
Заморочек у каждого из нас было выше крыши. Заморочки падали с неба, как дождь; мы увлеченно их собирали и рассовывали по карманам. Что за нужда была в них, не пойму до сих пор. Наверное, мы с чем-нибудь их путали.
В общем, я с интересом познакомилась с ранним Мураками, но хочу теперь более позднего!