Франк Фрёлик не сразу почувствовал вкус к ловле лосося. Он вырос в Осло и потому никогда не рассчитывал грести на лодке для богачей, купивших лицензию на лов рыбы на реке Намсен. В детстве он занимался только подледным ловом в Эстмарке. Иногда он рыбачил на озерах в окрестностях Осло; иногда ему даже удавалось поймать щуку. Скоро рыбалка превратилась в увлечение, занимавшее все его свободное время. Как-то на Рождество он попросил себе в подарок снасть для ловли нахлыстом, которую нашел в чулане. Вскоре произошло одно событие, которое навсегда изменило его отношение к рыбалке.
Несколько лет назад Фрёлик с двумя приятелями, состоявшими в Обществе охотников и рыболовов, поехал в отпуск. Ехали они на старом «форде-таунусе» Франка, тогда еще не окончательно развалившемся. По пути они заехали на фестиваль джаза в Молде послушать Альберта Кинга. Оттуда повернули на север и одну ночь нелегально рыбачили на берегу тихой реки. В лунном свете поблескивали омуты. Было сыро и холодно; их искусали комары. От реки тянуло прохладой, свежестью и чем-то сладким. Он забросил телескопическую снасть; леса какое-то время лежала на поверхности воды, похожей на кожу. На ночном небе висела огромная красная луна; в кристально чистой воде виднелось ее увеличенное отражение. Как будто красный мост протянулся от одного берега до другого.
Тогда-то это и случилось.
Дернуло руку. Леска напряглась, как возбужденный член. Так началась битва, которую он потом не сможет вспомнить во всех подробностях. В памяти осталось небывалое волнение. Ноги будто парализовало в ледяной воде. Он осторожно начал тянуть и окликнул друзей. Те, такие же взволнованные, метались по берегу, ища острогу и подавая советы. Крепкое удилище ходило ходуном и иногда скрывалось под водой. Рыба попалась мощная… От напряжения у него свело плечи. И еще он страшно боялся, что плохо наживил муху. С каждым метром лески, вытянутым из воды, в нем крепло ощущение победы. Наконец, над водой показалась черная спинка лосося. Рыбина податливо извивалась в воздухе и упала к его ногам.
Достаточно было одного раза, и он заразился на всю жизнь. Ловля нахлыстом стала его великой страстью.
Было раннее утро. В ожидании, когда его примут в Институте судебной медицины, он успел зайти в книжный магазин «Танум», где купил увесистый том о насекомых. Ему хотелось понять, как они меняются – яйцо, личинка, куколка… В книге описывались все виды насекомых, какие встречаются в Норвегии. Он купил книгу с подсказки Гунарстранны. Фрёлик как-то обмолвился, что хочет делать реалистичные модели. Потом он повез покупку домой. Свернув с шоссе, почувствовал, как подвело от голода живот. Он поехал короткой дорогой, мимо церкви в Манглеруде.
На улице были установлены знаки «Стоянка запрещена»; по тротуару медленно двигалась желтая подметальная машина. К своему дому Фрёлик добрался задним ходом. Поднялся на лифте на девятый этаж. Вошел.
Как только он открыл дверь, он услышал, как Ева-Бритт что-то мурлычет себе под нос, – так напевают люди в наушниках, не знающие о том, что их кто-то слышит. Он улыбнулся себе в бороду. Не рассчитывал на то, что она к нему приедет. Он положил покупку в прихожей, осторожно заглянул в гостиную и замер на пороге. Обнаженная Ева-Бритт лежала в шезлонге, закинув ногу на ногу и выставив пышную грудь. Комнату заливал солнечный свет; лучи проникали внутрь через большие панорамные окна. На ковре, покрытом длинными светлыми волосами, отпечатался желтый квадрат. В солнечном свете плясали пылинки. Ева-Бритт покачивала ногой в такт музыке. Все ее тело было словно на пружинах. Подрагивали и ее груди с темно-розовыми сосками. Но лицо в наушниках оказалось уродливым и ненастоящим, как будто она надела маску горгульи из папье-маше.
Почувствовав на себе его взгляд, она открыла глаза. Они блестели, как изюмины на поверхности овсяной каши.
– Что с твоим лицом? – спросил он, как только она сняла наушники.
– Йогурт, – ответило лицо, похожее на овсянку. – Маска для лица. Осторожно!
Он сел с ней рядом и, не удержавшись, погладил нежный изгиб шеи.
– Я думал, ты в университете. – Рука, двигаясь словно по собственной воле, сместилась ниже, к плоскому животу.
– Все утро зубрила, ужасно устала.
– Где твоя дочь?
– У своего отца. – Изюмины в каше потемнели. Она положила ладонь ему на плечо, погладила. – У тебя пальцы холодные.
Она говорила, как будто ей было трудно дышать. Он кивнул и легко пробежал кончиками пальцев по ее груди. Потом нагнулся и лизнул ее щеку.
– Вкусно!
Она хихикнула, когда он пощекотал ее языком; приподняв ее одной рукой за шею, он снова лизнул йогурт. Проглотил.
– Сейчас только половина одиннадцатого, – донесся до него ее голос, словно издалека. Пальцы гладили низ ее живота… Он снова лизнул ее щеку. Проглотил. Снова лизнул… Скоро у нее очистились подбородок и один глаз. Он пытался раздеться, действуя одной рукой, но запутался в свитере.
Ему удалось съесть почти всю ее йогуртовую маску. Под пленкой блеснули алые губы. Он неловко прыгал на одной ноге, пытаясь снять брюки. Упал на пол, с трудом встал на одно колено. Она широко улыбнулась и подала ему руку. Наконец, он тоже разделся.
– Господи, какой же ты толстый! – с довольным видом воскликнула она, высвобождаясь из его объятий. Она попыталась убежать, но он, все больше возбуждаясь, погнался за ней и настиг ее в спальне. Бросился на нее, придавил к кровати… Есть! Она радостно взвизгнула.
Они упали на кровать. Матрас просел почти до пола; угрожающе застонали пружины.
– Ты жива? – заботливо спросил он.
– Кажется, – хихикнула она.
Она заснула в его объятиях. В солнечном свете ее ягодицы казались ослепительно-белыми. Зазвонил телефон. Он постарался высвободиться, не будя ее. Над ними, как брошенная декорация, возвышался каркас кровати. Когда он дотянулся до трубки, она тихо вздохнула во сне и перекатилась на бок.
– Да! – сказал он, заранее зная, кто звонит. – Да, – повторил он. – Еду!
Она перевернулась на спину. Ее освещало солнце. Закинула руки за голову и томно потянулась.
– Кто звонил? – сонным голосом спросила она.
– Гунарстранна.
– Тогда ты лучше иди.
– Ага.
– По-моему, твоему дружку очень не хочется отсюда уходить.
Он ухмыльнулся.
– Во всех романах, которые я читала, у героев после любви все падает. А у тебя все наоборот… – Она обвиняюще ткнула пальцем в его восставший член.
– Все потому, что ты читаешь такие гадкие книги.
Он посмотрел в окно. Голубое небо и верхний этаж соседнего дома. Окна.
– И вообще, ты сломал кровать, – продолжала она, когда он пошел в душ.
Когда-то они с Евой-Бритт учились в одном классе. Потом потеряли друг друга из вида и встретились снова три года назад. Женщина с фигурой, похожей на песочные часы, и с коляской пыталась войти в переполненный автобус. Он узнал ее, когда подбежал помочь.
Через два часа они уже лежали в постели в его комнате в общежитии, вспоминали старые добрые времена, а полуторагодовалая Юли спала в коляске в общей кухне. Мать с дочерью жили в отдельной квартире; Ева-Бритт в то время уже развелась.
– Купишь красного вина? – крикнула она, когда он выключил воду.
Он вышел, мечтая приласкать ее пышные груди. Она успела набросить на себя халат, но, увидев его, словно прочитала его мысли и улыбнулась.
– Отлично, – пробормотал он, улыбнувшись, когда с ее губ сорвался тихий вздох. Она поспешила в ванную. – Я куплю бутылку красного.
В Манглеруде он зашел в супермаркет за красным вином. Стоя в очереди, он думал об убитой Рейдун Росендаль. Интересно, какая она была? И знала ли, что у нее за соседи? Ну, допустим, старикашка совсем тронулся и на полном серьезе верит, что в роковую ночь Рейдун сама показала ему все, о чем он только мечтал. Но так ли это на самом деле? Так ведут себя в основном семейные пары, которых застиг кризис среднего возраста; позволяя посторонним наблюдать за собой, они добавляют пикантности своим интимным отношениям…
Тревожные мысли не отпускали его. В конце концов, Рейдун ведь была не одна! У нее находился какой-то парень. В обычных условиях они бы не думали ни о ком, кроме друг друга. Может быть, в порыве страсти они просто забыли задернуть занавески? Но то, что случилось потом, обычным не назовешь. Рейдун убили. Был ли влюблен в нее мужчина, которого она пригласила к себе домой? И кем надо быть, чтобы зарезать женщину, с которой всю ночь занимался любовью?
После того как Фрёлик заехал за Гунарстранной в Грёнланн, они отправились в Институт судебной медицины, где их ждал профессор Швенке. Встретив детективов, профессор буквально полетел вперед. Из-за тощих ног казалось, что на нем не обычные костюмные брюки, а клеши.
Заведя их к себе в кабинет, Швенке прочел целую лекцию, иллюстрируя ее фотографиями убитой. Хотя свои седые волосы профессор зачесывал назад, его шевелюра как будто обладала собственной волей. Упрямая прядь не желала оставаться в том положении, какое придавал ей хозяин, и все время падала на лоб. Квадратные очки в позолоченной оправе казались огромными на испитом, желтоватом лице. Профессор положил на стол первый снимок, подался вперед и принялся анализировать ход событий.
– Судя по форме ран и углам вхождения, убийца продолжал наносить удары даже после того, как жертва упала на пол, – с профессиональным бесстрастием объяснял он. – После падения жертвы убийца нанес еще не менее трех ударов. Невероятно, но лишь в последний раз нож задел жизненно важные органы…
Швенке говорил невнятно, как будто одновременно сосал ириску.
Гунарстранна подавал реплики, задавал вопросы. Франк Фрёлик не вмешивался. Он наблюдал за инспектором. Гунарстранна заложил руки за спину и сплел пальцы. Он не сводил взгляда с лица Швенке. Инспектор напоминал рыбу, насаженную на крючок: он сутулился, опустил голову и только таращил на профессора глаза.
– Умерла она сравнительно быстро, – продолжал Швенке, показывая следующую фотографию. – Всего убийца нанес ей девять ударов. Смотрите. – Он достал увеличенный снимок изрезанной груди. – Ее можно было убить всего одним ударом – вот этим. Нож задел левое легкое и сердце… – Профессор погладил подбородок длинными, костлявыми пальцами с нестрижеными желтыми ногтями и продолжал: – Судя по наличию спермы во влагалище, перед смертью жертва занималась сексом. Правда, трудно сказать, за какое время до смерти. Придется подождать, когда придут результаты анализов.
Швенке передал Фрёлику стопку фотографий. Гунарстранна не шелохнулся.
– Она была наркоманкой? – рявкнул он.
– Определенно нет, – уверенно ответил Швенке.
– Ее изнасиловали?
Швенке замялся.
– С физиологической точки зрения – нет, так как внутренние органы не повреждены, – сказал он наконец. – Ясно одно: перед тем как ее убили, она вступала в сексуальный контакт. Хотя… что такое изнасилование? Рассуждая гипотетически, насильник мог ее принудить…
– Значит, изнасилования вы не исключаете?
Швенке снова задумчиво погладил себя по подбородку.
– Нет, – сухо ответил он. – Изнасилования я не исключаю. Но по-моему, к данному вопросу следует подходить с юридической точки зрения, в зависимости от того, какими обстоятельствами сопровождался акт соития. – Он задумчиво пошевелил губами и добавил: – Попробуйте выяснить, что произошло непосредственно перед убийством.
Выйдя из кабинета, они направились в лабораторию. Ее стены покрывали полки с разнообразными колбами, мензурками и разными коробочками. Здесь так сильно пахло формалином, что Франк уже собрался стрельнуть у босса сигаретку, чтобы не стошнило. Где-то на заднем плане жужжали вентиляторы, тщетно пытаясь разогнать густой запах химикалий. В центре зала стоял стальной стол на шарнирах, закрытый простыней. Под ней просматривались очертания человеческого тела. Покрывало, видимо, набросили на тело в спешке; в углу виднелись пятна крови. Рядом со столом стояло пластмассовое ведерко довольно зловещего вида, закрытое крышкой. На крышке валялись окровавленные резиновые перчатки.
– Нет, нет, это не она! – воскликнул профессор Швенке, заметив, куда смотрит Франк. – Здесь у нас самоубийца, – со вздохом пояснил он. – Приняла два флакона снотворного в один присест!
Все трое молча посмотрели на стол.
– Когда она умерла?
– Кто? – ошеломленно спросил Швенке, поворачиваясь к инспектору Гунарстранне.
– Девушка, которую резали ножом!
– Сейчас мы исследуем содержимое ее желудка. Повторяю, все анализы проводятся своевременно. Пока могу сообщить вам не слишком много. – Он кивнул в сторону стола и добавил еще невнятнее, словно у него во рту прибавилось ирисок: – Конечно, существует погрешность, все значения несколько колеблются. А сейчас как раз…
– Как, по-вашему, она кричала?
Швенке раздраженно повернулся к Гунарстранне:
– Кто?
– Кричала ли она, когда убийца наносил ей удары?
– Д-да, наверное… впрочем, ее могло парализовать. Вполне возможно, удар, задевший легкое, был первым. – Швенке глубоко вздохнул и обратился к Франку: – Вот так всегда. Помню, служил я судмедэкспертом в Тромсе. Если кто-то вешался на балке в амбаре, можно было смело утверждать, что это случилось в ночь полнолуния.
– На убийце было много крови?
Швенке невозмутимо улыбнулся и, прежде чем повернуться к Гунарстранне, подмигнул Франку. Потом он протянул инспектору еще один снимок.
– Как видите, рукоять ножа вся в крови. Скорее всего, испачкались и руки, державшие нож! – Он помолчал. – На самом деле точно сказать трудно… Убийца наверняка забрызгался кровью, но неясно, насколько сильно. Как вы сами видели, на полу возле трупа крови было немного. И, судя по снимкам с места преступления, непохоже, чтобы кровь забрызгала стены и мебель…
Профессор снова повернулся к Франку, собираясь что-то сказать, но ему помешали. Зазвонил серый телефон, стоящий на одном из столов.
– Это вас! – Швенке передал трубку Гунарстранне.
Тот схватил ее и сухо бросил:
– Да?
Франк и Швенке не успели и словом обменяться, а инспектор уже бросил трубку на рычаги.
– Фрёлик! «Конский хвост» нашелся!
– Значит, вы совершенно уверены, что она заперла за вами дверь?
– Да.
– Вы проверяли?
– Нет, слышал щелчок.
– Вы уверены, что она именно заперла дверь? Может быть, это захлопнулось окно…
– Уверен. Это щелкнул дверной замок.
Инспектор Гунарстранна хмыкнул и подпер голову кулаком. В другой руке он держал сигарету, пепел с которой только что стряхнул в пепельницу. Вокруг головы инспектора плавали клубы сизого дыма, однако Гунарстранна не обращал на них никакого внимания.
Напротив Гунарстранны на стуле сидел молодой человек лет двадцати пяти – двадцати восьми. Его длинные черные волосы были стянуты в конский хвост. Франк наблюдал за ним сбоку. Курносый, не до конца оформившийся нос тинейджера не сочетался с трехдневной щетиной. На виске пластырь, не до конца закрывавший коричневато-красную корочку на царапине. Черная одежда подчеркивала худобу. Молодой человек, похоже, не любил заниматься спортом – его трудно было назвать атлетом. Сообразив, что не в состоянии ничего запомнить, Франк включил диктофон и придвинул к себе клавиатуру компьютера, собираясь записывать все, что ему удастся расслышать.
– Сколько времени вы пробыли во дворе? – услышал он вопрос Гунарстранны.
– Не знаю. – Молодой человек нервно кашлянул. – Не больше десяти минут.
Франк Фрёлик записал ответ. Какое-то время в комнате слышалось лишь тихое клацанье клавиш.
– Вас кто-нибудь видел?
– Не знаю.
– Как не знаете? Если вы возились там десять минут или больше, вы, наверное, подняли страшный шум! Сами подумайте!
Молодой человек снова кашлянул и сглотнул слюну.
– Я правда не знаю!
Франк перестал записывать. Со скрипом развернулся к Гунарстранне. Инспектор не спеша смял окурок, встал из-за стола, подошел к молодому человеку. Сел рядом с его стулом на корточки, руки положил на колени.
– Вы боитесь, – заметил он и негромко продолжал: – Вы дрожите.
Молодой человек отвернулся.
В свете настольной лампы извивался сизый дым.
– Зачем вы полезли через забор?
– Я вам уже говорил. Я хотел пойти домой!
– Почему вы не позвонили ей, чтобы она отперла вам дверь?
– Потому что…
– Почему?
– Сам не знаю.
Гунарстранна встал, вернулся на свое место.
– Почему вы пришли в полицейское управление?
– Что значит «почему»?
– Ну, откуда вы узнали об убийстве?
– Прочитал.
– В газетах не было ни имен, ни адресов.
– У меня появилось предчувствие…
– Что еще за предчувствие?
– Она не отвечала на телефонные звонки. Я звонил, звонил, а она не подходила к телефону. Поэтому я захотел убедиться, что в газете речь не о ней…
– Значит, раньше вы ее не знали?
– Нет.
– И познакомились с ней только в субботу?
Молодой человек задышал чаще и не ответил.
– Пожалуйста, отвечайте на вопрос!
– Она умерла.
– Спасибо, я в курсе.
Снова наступила тишина. Только тихо жужжал компьютер.
– Сколько раз вы с ней занимались любовью?
Молчание.
– Отвечайте на вопрос. Сколько раз вы с ней занимались любовью?
– Два раза.
– Вы как-то предохранялись?
– Нет.
– Даже презервативом не пользовались?
– Нет. Я решил, что она… что у нее спираль или что-то в этом роде.
– В наши дни, когда свирепствует СПИД?
– У меня не было презерватива.
– Значит, вы отправляетесь на поиски приключений и считаете, что женщина должна сама обо всем позаботиться?
– Я не искал приключений.
– Но вы с ней переспали!
Молчание.
– Да отвечайте же!
Молодой человек в черном глубоко вздохнул.
– Хорошо, допустим, вы не искали приключений. Что же произошло?
– Мы познакомились, как я и сказал… разговорились, выпили вина, и… ну, в общем, решили поехать к ней.
– Где вы познакомились?
– В ресторане, который называется «Скарлет». – Он помолчал. – Да, он называется «Скарлет». Раньше я там никогда не бывал, ее не знал, никогда ее раньше не видел, она сидела одна… мы потанцевали… потом… ну, в общем… я подсел к ней… и…
– Она была одна?
– По-моему, да.
– Что значит «по-вашему»?
– Мне так показалось.
– Она сидела одна и ждала, пока ее снимут?
– Нет.
– Что значит «нет»? Она сидела в одиночестве, да?
– Да.
– А на самом деле пришла не одна?
– Она была одна, но не в том смысле.
– А в каком?
– Она ни с кем не танцевала постоянно.
– Ага! Значит, она танцевала с несколькими партнерами?
– Да.
– И вы положили на нее глаз?
– Да.
– Пригласили ее потанцевать?
– Да.
– И утверждаете, что вы не искали приключений! Вы лжете! – Гунарстранна откатился на стуле от стола. Принялся в досаде ездить туда-сюда.
Молодой человек сидел с безучастным видом и рассеянно смотрел перед собой.
– Почему вы в субботу пошли в тот ресторан?
– Сам не знаю. У меня был выходной… Я мог пойти куда угодно. Гулял по городу.
– Что было потом?
– Ну, мы разговорились, вроде как понравились друг другу.
– Ясно. Что произошло у нее дома?
– Ну… мы переспали.
– И как?
Молчание.
– Я спрашиваю, как все прошло. Что вы делали?
– Мы…
– Она сама предложила?
– Что значит «предложила»?
– Разделась, легла на кровать, раздвинула ноги?
– Нет… мы…
– Продолжайте, рассказывайте, как все было!
– Она же умерла!
– Повторяю, я в курсе того, что она умерла. – Гунарстранна оттолкнулся ногами от пола; его стул с грохотом врезался в стол. Инспектор наклонился вперед. – Ради всего святого, рассказывайте, что случилось после того, как вы к ней пришли!
– Я ее обнял.
– Как?
– Мы поцеловались.
– Как именно вы ее обняли?
– Я погладил ее по заду.
– А потом?
– Потом мы легли в постель.
– Одетые?
– Я ее раздел.
– Она при этом кричала?
– Кричала?
– Да, кричала и просила: «Не надо!» Разве не так все было?
– Нет, не так!
Гунарстранна ударил кулаком по столу:
– Разве все было не так? Ведь она кричала! Кричала долго; вам пришлось заткнуть ей рот, верно?
– Нет!
– Тогда взгляните! – Гунарстранна выложил на стол увеличенный снимок изрезанной груди Рейдун Росендаль.
Молодой человек взял снимок и быстро взглянул на него. Франк так и не понял, что он при этом почувствовал. Трупы вообще не слишком привлекательны… в том числе и труп убитой девушки. Ужасные раны, между грудями торчит окровавленная рукоять ножа…
– Видите галстук? – свистящим шепотом спросил Гунарстранна. Молодой человек недоверчиво покачал головой. – Он торчит из-за шапочки для душа!
Молодой человек кивнул, но разглядывать снимок больше не стал. Он перевернул его.
– Галстук ваш?
– Я ее не убивал!
– Это ваш галстук?
– Я не убивал ее!
– Это ваш галстук?!
– Вы не имеете права обвинять меня в том, чего я не совершал!
– Отвечайте на вопрос! Это ваш галстук или нет?
– Да, черт возьми! Это мой галстук!
Молодой человек неожиданно вскочил и швырнул фотографию на стол.
Не говоря ни слова, Гунарстранна снова отъехал от стола. Самокрутка, зажатая во рту, дергалась вверх-вниз. Инспектор посмотрел вперед. Положил сигарету в пепельницу и чуть подвинулся к подозреваемому.
– Сигур, вы часто выходите из себя?
Агрессивная поза немедленно сменилась другой. Тощие ноги задрожали. Он с трудом нашарил за спиной стул. Сел.
– Я не вышел из себя. – Молодой человек смотрел вперед; он смущенно молчал.
– Я спросил, часто ли вы выходите из себя.
Молодой человек отвернулся.
– Сигур, в тех редких случаях, когда вы выходите из себя, вы очень злитесь, верно?
Сигур пожал плечами.
– Вы что-нибудь ели в ту ночь?
– Да… несколько кусков хлеба… и яичницу.
– Когда?
– Я не смотрел на часы.
– После того как вы трахнулись в первый раз?
Молодой человек кивнул.
– И как она вела себя в постели?
Молодой человек замялся.
– Она проявляла инициативу?
Молчание.
– Или лежала как мешок с картошкой и только позволяла себя обслужить?
Сигур не ответил.
– Сигур, вам нравится, когда партнерша сопротивляется, да?
Никакого ответа.
– Отвечайте, когда я с вами разговариваю!
– Вы бросаете тень на человека, которого уже нет.
– Ладно! – Франк увидел, как Гунарстранна встал и вскинул руки вверх. Некоторое время походил по комнате. – Значит, вы ели хлеб, – заговорил он после паузы. – И яичницу… – Гунарстранна задумался. – Кто резал хлеб?
– Я.
Гунарстранна вернулся к столу, выдвинул ящик, достал нож. Франк наблюдал, как лезвие блестит в свете лампы. Оно было немного изогнутым. В полной тишине Гунарстранна положил нож на стол. Лезвие царапнуло по столешнице. Сигур шумно сглотнул слюну.
Гунарстранна сел на место и негромко приказал:
– Возьмите нож, Сигур!
Молодой человек снова сглотнул, зашаркал ногами. Ему было не по себе. Гунарстранна облокотился о стол.
– Возьмите нож! – повторил он.
Сигур посмотрел в потолок. Смотрел долго.
– Возьмите нож! – Голос инспектора эхом отдался от стен, как удар хлыста.
– Нет! – прошептал Сигур и глубоко вздохнул. Сглотнул. Попытался взять себя в руки, ему хотелось что-то сказать. – П-почему? – начал он, шмыгнул носом, снова замолчал. – Почему вы не оставите ее в покое?
Гунарстранна взял нож и начал играть с ним. Кончиком лезвия почистил ногти.
– У вас есть адвокат?
Сигур низко опустил голову, так, что она едва не задевала край стола.
– Это вы ее зарезали?
Сигур не ответил.
Франк поймал унылый взгляд Гунарстранны. Кивнул и выключил диктофон.
– Фрёлик, – хрипло сказал Гунарстранна, – верните его в камеру!