Ибратжон Хатамович Алиев
Памятная фантазия. Сборник рассказов
– Тик-так, ти-и-ик, так, – более протяжно добавил доктор.
Затем вернувшись из коридоров своей памяти продолжал говорить.
– Или вот ещё. Вы когда-нибудь встречали Венерину-мухоловку? Она одна из доказательств, что у природы нам следует поучиться даже делу красивого наказания. Метод схлопывания двумя металлическими масками, с острыми шипами внутри, черепа жертвы, вдохновлён, – как же интересно сочеталось это слово с описываемой ситуацией, – именно этим чудным цветком. Представьте только, как удлинённый шип в секунду разорвав тонкую плоть, прошибает череп, не обращая внимание на прочие вены и безо всякого приглашения входит в мозг, разрывая нейронные связи одна с другой. А это ещё я не упомянул шипов, который ломают нос, входят в пазухи, веки, глазницы, протыкают щёки, ломают зубы и протыкают десны, о боли в коих вам может сказать любой, кто проходил через безобидную витаминотерапию у стоматолога. Тики-тики, таки-таки…
Каждое слово доктора было подкреплено аргументов и отличным примером, который заставлял слушателя практически проживать каждый из описываемых изобретательных случаев на себе.
– А если, например, вы когда-нибудь зажигали свечу и если случайно капелька воска, совершенно случайно, капала на руку или на пару волосинок на стопе ноги, то вы прекрасно сможете представить ощущение, когда всё тело, без какой-либо стрижки, погружается в эту горячую смесь, обжигающую и приводящую к сотне раздражений, но так, чтобы это не привело к смерти. Ибо процесс не завершён и элегантным одергиванием этого покрова со всех сторон можно сдёрнуть кожу, в буквальном смысле увидев всё, что кроется за этим покровом.
Я напомню вам, что кожа человека – самый большой орган и он покрывает, руки, ладони, плечи, грудь, спину, ноги, части тела, которые не принято упоминать и в коих заключено не мало нервных волокон, сиюсекундным образом и беспощадно передающие этот кошмарный сигнал к мозгу, готовый разорваться от него. Каждый из методов – это не один, а несколько моих жертв самого различного возраста, от мала до велика, как говориться, – с лёгкой иронией добавил доктор. – Ведь виновны все, от тех мальчиков и девочек, которые издеваются над малыми талантами, вместе с юношами и девушками, обеспечивающими плохими судьбами прочих, до тех дяденек и тётенек, что готовы украсть чужую студенческую работу.
Эти фразы доктор говорил с необычайным удовольствием, что буквально ощущалось в каждом его слове, в каждой слаженной фразе, пока инспектор напряжённо и с неподдельным ужасом слушал. Доктор замолчал, но опять же отрывая взгляда, он чуток вздёрнул мышцу нижних век, из-за чего его взгляд на секунду сузился, но затем он раскрыл свои глаза ещё шире. Послышался звук странного, жесткого скрипа двух твёрдых нечто друг о друга и только по движению челюсти Прадо можно было догадаться, что это скрипят его зубы, коими он оскалился.
– Один лишь звук, заставляет вздрогнуть. Слышали ли бы вы, как звучит перелом всех костей сразу, когда две толстые стены надвигаются на вас, желая раздавить. Этот огромный гидравлический пресс, силу коего вряд ли что может побороть, ведь давят несколько тысяч тонн. Минуту за минутой, секунду за секундой, страх всё нарастает, жертва бежит из стороны в сторону, прижимается то к движущимся, то к статичным стенам, ища себе укрытие, так жалобно дыша.
Дыша так, что так и хочется сжалиться, но, к сожалению, человечеству не дано даже дышать искренне жалобно. Щенок может скулить, котёнок жалобно глядеть, оленёнок издать этот душераздирающий звук, подобный плачу, пингвинёнок запищать и только человек, коему дан талант говорить, плакать, выть, кричать, стонать, при всём этом не может вызвать даже капли жалости. Поразительно и отвратительно, – дыша с отвращением, ещё более широко раскрытыми дикими глазами, с оскалом говорил доктор. – Один за другим, сначала подставленные ноги. Карс! Затем, руки. Курс! После постепенно грудная клетка, шея, лоб.
Сами эти кости, так разламываясь, с таким звуком, тональность коего даже сложно передать, смешанные с этим воплем, криком адской муки и боли, становятся остриём, который протыкает органы и приводит к неминуемой смерти.
Произнося последнюю букву, доктор слегка смыкал зубы, широко раскрыв губы, после чего приоткрыл рот и словно демонстрируя движения своего языка, не смыкая рта шипяще произнёс:
– Тик-так… тик-тик… Гм.
Те самые часы
Прадо замер, словно завершивший своё повествование и смотрящий в небытие.
– Интересно, – заговорил инспектор. – Но, почему же, каждый раз, после такого преступления, – взгляд убийцы тут же хищно переметнулся на инспектора, из-за чего тот несколько перепугался, но сдержал себя, – акта правосудия, – взгляд несколько уменьшил напряжение, – вы говорите: «Тик-так» или «тики-таки»?
– Хм, – с иронической улыбкой ответил доктор, доставая из кармана красивые серебряные часы на цепочке. – В детстве, в юношестве, меня очень даже много обижали, да и в целом, причина моей мизантропии, не смотря на учёную степень доктора наук вам известна. Так вот, в юношестве, я написал один роман, в коем описал юношу, попавший в XIX век – времена аристократии, где были популярны часы на цепочке. И как-то в то время, когда мы прохаживали по парку, я заметил такие часы и приобрёл их, – крутя в руке те самые часы говорил убийца, – и как бы я ни старался, какие бы усилия не предпринимал, их нельзя было завести.
Тогда меня обманули, сказав, что они будут хоть всегда. Но часы, остановились ровно в определённое время, которое послужило мне знаком и практически позже, временем наказания тех, кто меня обманул. Эти часы до сих пор не ходят, оно и к лучшему, ибо они теперь, стали символом этой человеческой лжи и напоминанием о той боли, которую могут принести люди. По ним вы отчётливо можете увидеть, да и догадаться, мой дорогой инспектор, что это время…
– 15:25…
Доктор показал инспектору эти часы, где было показано именно названное время, когда было совершено каждое преступление.
– Именно так. Так, я вовремя стараюсь отплачивать человечеству, за его «доброту», хоть делаю это не каждый день, но только в это определённое время.
Внезапно их разговор перебил звук больших напольных часов. На удивление, вместо обычного времени, эти часы пробили ровно 15:25. Доктор, не отрывая взгляда слушал, как один за другим начинают бить эти часы, а инспектор со страхом тут же посмотрел в сторону доктора Прадо, всё больше прижимаясь к стулу, не в силах встать, ибо стул незаметные механические клешни на рукоятках стула, стоявшие словно декоративные, внезапно ухватили его. В этом положении, он с ужасом наблюдал, как доктор постепенно поворачивал голову в сторону посетителя, под этим монотонные звуки высоких часов, раздающиеся эхом, произнеся:
– Тики-таки, тики-таки…
Всего лишь одна ошибка, профессор…
Ужас заключается в том, что у него не собачье, а именно человечье сердце и самое паршивое из всех, которое существует в природе.
Профессор Преображенский
Руки в белых перчатках были подняты и испачканы в некой странной бесцветной жидкости, в кою также был испачкан белоснежный халат. Вскоре к стоящему человеку с довольно пышной бородой подошёл молодой человек, уже успевший снять с себя перчатки и халат, поспешивший помочь дорогому учителю. Когда халат вместе с белым колпаком был снят, также выброшены испачканные перчатки, тщательно вымыты руки, протёрты очки, которые даже успели от пылкости проведённой работы запотеть и также проглажена большая борода, профессор со спокойной душой, не произнеся ни слова покинул операционную комнату, проходя через коридор в гостиную, откуда лишь на секунду посмотрев в сторону одной из картин, прошёл в кабинет. Ему не хотелось тратить время на лишние мысли и скорее записать небольшой отчёт о проведённой работе, к чему тот и приступил, сев за печатную машинку.
Одна за другой выводились буквы и можно было услышать характерное чирканье устройства, активно избивающее белый лист, прекращая эту расправу лишь в момент, когда строка кончалась и приходилось со звуком, словно проведённой рукой по твёрдой расчёске перейти на новую строку, начиная писать после звона небольшого колокольчика. Или же маленькая пауза наставала в момент, когда эти чёртовы шпицы скреплялись друг с другом, именно в разгар бушевания гениальной мысли. Поэтому приходилось впихивать в кратковременную память этот мысленно-логический поток, набивая его чуть ли не доверху, пока руки успевали разомкнуть эти соединения – продукт быстрой печати, которой благо не страдала современная клавиатура.
Ученик, молодой доктор, тем временем покинув также операционную вышел в гостиную, где под яркими впечатлениями обдумывал операцию, которая только что прошла. Когда он сидел на кресле, откинувшись назад, его размышления взрывались ярким фонтаном, стараясь ярким фонарём осветить хоть какие-нибудь, хотя бы самые тусклые границы биологической науки, но это вряд ли ему удавалось. Ведь подумать только, сколько различных работ смог провести его учитель – величайший профессор, сумевший произвести такое различное количество операций, которые затрагивали область абдоминальной, торакальной, пластической хирургии, гинекологии, андрологии, урологии, нейрохирургии, кардиохирургии, травматологии и даже трансплантологии. Вот и сейчас, их последняя работа была связана с пересадкой органов, фактором того, насколько они могут прижиться, насколько организм, в который была произведена пересадка будет сопротивляться и сможет ли лично, учитывая направленную на его восстановление помощь совершить акт регенерации?
Размышления доктора прервал проходивший к профессору камердинер, коего тут же поспешил остановить доктор.
– Погодите, мистер Зори, – заговорил доктор, тут же встав и подойдя поближе.
– Профессор занят?
– Да, он записывает результаты нашего последнего, чрезвычайно важного и интересного исследования. А что случилось?
– Прибыл посетитель.
– Разрешите уточнить, кто это?
– Некто инженер Шорте, – передавая визитку посетителя ответил камердинер.
– Пригласите его в гостиную, если он не против моего общества, пока он будет ожидать профессора.
Камердинер раскланялся, после чего совсем скоро в дверях показался высокий мужчина с пышными усами и густеющей сединой, которые хоть как-то изменяли форму его невероятно ровного черепа, поверх коего также была пышная шевелюра, отчасти даже закрывающая верхушки уха. Этот человек, с большими глазами, острым носом и тонкими губами, практически невидные под усами, поприветствовал доктора, поправляя свой чёрный костюм, мимолётно бросив взгляд на тёмно-коричневый костюм доктора, пригласивший его присесть.
– Добро пожаловать, мистер Шорте, мы очень даже рады вас приветствовать, – заметил доктор.
– Благодарю вас, сэр…
– Доктор Борметилу, к вашим услугам.
– Я прибыл к профессору Рее, с целью рассказать ему об одной моей замечательной идее, мнение по поводу коего я желал бы узнать у него, – объяснил инженер.
Во время того, как господа беседовали, чириканье от пишущей машинки прекратилось, однако, внезапно послышался трезвонящий звук телефонного аппарата, к коему подошёл доктор, максимально близко подойдя к двери, откуда через узорчатые окошки был виден его силуэт. Подняв трубку, он переговорил с необычайной радостью с неким человеком, несколько раз повторив, что всегда рад его видеть, а также обсудить самые различные вопросы, пусть даже философские. Интересно, что даже здесь, при каждом своём слове, профессор буквально сыпал различными фразами, готовые превратиться в цитаты.
Об особенностях удивительного органа человеческого организма беседовали присутствующие
Наконец, когда он завершил беседу и вернувшись к столу снял последний лист, отложив его в стопку, после что-то записав на тетрадке ручкой, он повернулся в сторону двери, увидев два силуэта, понимая, что к нему прибыл посетитель. После он поправил несколько волосков, закрывающие его седину, вновь поправил бороду с усами и поспешил выйти к ожидающим.
Однако, не успел профессор открыть до конца дверь кабинета, как послышался звонок и тут же прекрасно понимая, кто пришёл, учёный на ходу кивнув присутствующим лично пошёл открывать дверь. Ожидающие лишь встали в знак уважение, провожая взглядом профессора, который уже спустя пару минут вместе со звуком начавшего разговора с сотнями расспросов о состоянии здоровья, работ и близких вошёл в гостиную вместе с неким господином.
Прибывший отличался от присутствующих своим поведением, всем своим существом отсылающий к аристократическому происхождению. От красивого фрака с тростью, при его высоком росте до голубых глаз, контрастирующие с его морщинистым худым лицом, который украшала седая борода.
– Добро пожаловать, добро пожаловать, мой дорогой коллега, – говорил профессор, приглашая друга в гостиную.
– Благодарю вас, профессор, очень даже благодарю, – отвечал прибывший, но он был не один и вместе с ним в кабинет вошёл его спутник.
Это был человек среднего роста с выразительным взглядом, начисто выбритым лицом, большим моноклем в левом глазу и свойственным врачам движением рук, иногда представленные в лице жеста, словно левая рука, чуток испачканная чернилами, держала шариковую ручку, у коей не успели высохнуть чернила.
– Доктор, разрешите представить вам, моих дорогих друзей, профессора Властвующего и вашего коллегу, доктора Мишева. Господа, мой ассистент и коллега, доктор Борметилу.
– Очень рады знакомству, – ответили прибывшие гости.
– Господа, профессор, – заговорил доктор, – к вам прибыл посетитель, который, как вы можете видеть, ожидал завершения вашей работы. Разрешите представить, инженера мистера Шорте.
Инженер подошёл и раскланялся.
– Мы знакомы, – заметил Властвующий.
– Действительно, – подтвердил инженер.
– Вот и замечательно, друзья, прошу всех присаживаться.
Вскоре был подан кофе и лёгкие угощения.
– Господа, я очень даже рад, что все вы прибыли и мы можем обсудить несколько событий, произошедшие сравнительно недавно, – первым заговорил профессор. – Я полагаю, вам всем известен мой эксперимент, который я произвёл вместе с доктором, по пересадке гипофиза, который кончился не самым лучшим образом, приведя к тому, что совершенно чистый организм, превратился чуть ли не в настоящее чудовище. Отдельную благодарность я должен принести вам, Михаил Аронович, – обращаясь к доктору Мишеву, говорил профессор, – ведь именно вы честно рассказали всю эту историю, которую прочие журналисты, спешили исказить.
– Не стоит благодарностей, профессор, – отозвался доктор, откидываясь на спинку кресла, прогладив подбородок.
– Должен сказать, дорогой Фёдор Федорович, что знаком с этим не понаслышке, учитывая результаты моих экспериментов, – сказал инженер.
– Ах да, молодой человек, извольте рассказать нам о причине вашего прибытия, если же это конечно не конфиденциально.
– Только если вы не держите секретов от ваших товарищей.
– Можете в этом быть уверены.
– Ровно также, – начал Флавий Фадеевич Властвующий, – как и в том, что ваш эксперимент, как я полагаю весьма известен тем, кто хоть раз читал статьи мистера Арбела.
– Ах вот о ком шла речь в знаменитых статьях об инженере, сумевший передавать мысли, – заметил доктор Мишев.
– Простите, но разрешите уточнить для непросвещённых, – попросил Фёдор Фёдорович.
– Разумеется, – наконец взял слово инженер. – Дело в том, что я исследовал электромагнитные волны и, к своему удивлению, заметил, что во время действия мозга, также образуются электромагнитные импульсы. К этой догадке я пришёл во время того, как игрался со своим псом Фальком, на удивление прекрасно понимающий мои самые различные мысленные приказы. Эти мыслеформы, если угодно, выражались таким образом, что я буквально представлял себя на месте своего пса и воображал то, что он должен сделать и мысленно внушал ему это, словно это был самый настоящий гипноз, но это было нечто иное.
Вам может показаться, что это лишь случайность или привязанность моего питомца ко мне, но я несколько раз попытался провести подобный эксперимент с людьми, к сожалению, получив каждый раз отрицательный результат. Однако, я решил не останавливаться и начал подробнее изучать этот вопрос, в частности, я начал с физиологии, к своей радости, узнав, что человеческий мозг состоит из клеток, передающие внутри себя электрический ток. Эти клетки скомканы в самой различной форме, которая может выполнять также и роль катушки, ведь даже самый обычный металлический проводник, когда по нём течёт переменный электрический ток, что известно даже из первоначального курса по теории электромагнетизма, создаёт из переменного электрического тока, переменное магнитное поле.
Эти два компонента, соединяясь вместе, стоим им только объединиться с мысленным конденсатором, могут излучать электрическое поле, путь даже ничтожно малой мощности. Дальнейшим своим шагом я решил проверить эту мою теорию и поэтому собрал устройство невероятно чувствительное ко всем электромагнитным колебаниям, практически я создан датчик, принимающий все сигналы. Один за другим, я формировал самые различные мысли, буквально создавая настоящую азбуку из мыслей, своего рода словарь, но здесь мне приходилось из предложений формировать слова, из слов буквы и из букв элементарные мыслеформы.
Затем, когда я научился дешифровывать мысли, я научился передавать их на расстояние, в сторону мозга другого человека, сумев внушить ему ту мысль, ту эмоцию, то чувство, которое я хочу. Но признаться, очень даже многое здесь осталось неизведанным, без ответа. Я смог управлять сотнями людей, и я полагаю, это вам известно, однако, всё это было искусственно, фальшиво. Мне было невероятно одиноко. Я задумался о том, чтобы создать новую форму человека, его следующую стадию. Я сам возомнил себя властелином мира, но в одиночестве это довольно мучительно. Спустя некоторое время, я узнал о ваших экспериментах и о том, что и вы работали над преобразованием, практически превратив животное в человека…
– …который вновь вернулся к своему первоначальному состоянию, – поправил говорящего профессор.
– Но всё же ваша попытка имела место быть, и вы также хотели создать новое существо, что уже само по себе не может не восхищать, – заметил инженер.
– Да, это действительно так, мой дорогой друг. Ваш рассказ и подтверждение моих друзей даёт мне все основания полностью быть убеждённым в вашем таланте. То, что вы рассказали удивительно и поразительно. Вы правы в том, что такой эксперимент действительно имел место быть и ещё вы правы в безмолвной догадке о том, что я учёный и всеми силами служу науке. Создание нового существа – это нечто грандиозное, к чему я пришёл хирургическим методом, пересадив своему псу, гипофиз умершего преступника, результат чего уж точно вам известен.
– И уж явно не хотелось бы, чтобы это повторилось, – добавил ассистент профессора, с обидой вспоминая те дни.
– Да, но…
– Господа, – заговорил Флавий Фадеевич. – Я послушал вас и разрешите мне несколько прокомментировать ситуацию, как тому, кто имел честь работать в области физики, физиологии и нейрологии, речь о коей идёт.
– Прошу вас, коллега, – ответил Рее.
– Идея, которую выдвигает дорогой инженер это очень даже интересная мысль, ровно, как и реализация, о коей он также поведал. Человеческий мозг, безусловно, величайшее творение природы известное нашей цивилизации, позволяющее нам существовать, дышать, размышлять, в конце концов изучать окружающий нас мир и приведший нас к тому, чем мы являемся ныне. Сам мозг подразделён на различные структуры, в частности можно выделить кору мозга, серое и белое вещество, базальное ядро, нервную трубку.
К тому же есть полушария мозга и целый спектр разнообразных участков. Каждый из них состоит из нейронов, уложенные с различной плотностью. Сам по себе нейрон – это удлинённая клетка, объединённая с прочими себе подобными нейронами, владеющая различным количество электрических связей через синапсы – места контакта двух нейронов. Так, когда мы что-либо видим, изображение отражается на нашей сетчатке, под действием полученного света, который вызывает химическую реакцию с возбуждением ионов, которые случат переносчиками электрических импульсов в нашем мозгу. Их не мало и различная концентрация каждого из них вызывает те или иные сигналы, образуя положительную или отрицательную связь между теми или иными нейронами. Так, увеличение серотонина приводит к увеличение числа положительных связей в одной области, дофамина – в иной.
Так функционируют больше те или иные участки мозга. Он может принимать информацию, которая, взаимодействуя с различными прочими импульсами, пришедшие от различных органов чувств, к тому же от сигналов, которые сознание не получает, а действует лишь подсознание, к примеру контроль вашего дыхания или процесса пищеварения, ведь вы не можете их контролировать, при отсутствии какого-либо подобного отклонения. Но если возникает вопрос относительно того, откуда же мы можем получать гениальные идеи, то первоначально, нейроны должны быть предрасположены ещё в момент своего создания к этому, владеть более гибкими синапсами, а после под воздействием внешних факторов, должна быть образована также более благоприятная для их развития среда.
Но бывают случаи, когда мозг выдаёт то, что, казалось бы, не имеет под собой никакой логической цепочки. Одним из таких случаев можно признать работы индийского математика Сринивасы Рамануджана, к примеру. В таком случае, здесь начинает действовать удивительный квантовый эффект туннелирования, основанный на том, что в синапсе, между двумя концами нейронов должен произойти контакт, который осуществляется из-за вероятностного характера телепортации иона из одного конца нейрона в другой. Так, даже если эта вероятность могла составлять 40%, 70% или 20%, либо вообще 3%, но этот контакт произошёл, причём произошло неоднократно – в таком случае зарождается особенная мысль, непредсказуемое озарение, но вы сами понимаете, что вероятность таких случаев в принципе невелик.
Именно так действует человеческий мозг, который к тому же возможен к своей эволюции, к примеру, посредством увеличения количества нейронных связей, улучшения их деятельности благодаря различным терапиям, а также благодаря тому самому методу электромагнитного воздействия. Сегодня мы не имеет на руках полную электрическую схему мозга, так как имеем схему от микропроцессоров, к примеру. Однако, если это будет возможно, то открывается шанс для прогнозирования мыслей, посредством прослеживания хода электрического взаимодействия в мозге. Тогда уже, можно будет даже брать различные виды такой «схемы» и создавать более лучшие их версии, формируя их, хоть даже хирургическим методом.
Говоря эти слова, профессор неоднократно смотрел на присутствующих, обращая внимание и делая акценты, то на словах и работах Рее с его ассистентом, то на словах инженера, то на возможностях направления этой идеи в массы, благодаря трудам доктора Мишева, прекрасно разбирающийся в этом.
– Более того, вы все хотели создать сверхчеловека, это существо, которое превосходит человека настолько, насколько человек превосходит обезьяну, животных, примитивных существ. Я также желаю этого, господа и возможно, вы слышали и о моих экспериментах, – на этом моменте, все единогласно подтвердили этот факт, – откуда напрашивается вывод о том, что вы, Шорте, сами хотели стать этим сверхчеловеком и возможно отчасти и стали, но применяя террор. Работы, которые вы совершали, профессор, совершал и ваш далёкий коллега – доктор Моро, возможно также желая создать что-то подобное, но вы сами, профессор…
Он сделал паузу, смотря внимательно на коллегу.
– Да-да, именно сами сказали, почему ваш эксперимент, да и все прочие, кроме моего был провальным. Вспомните свои же слова: «Ужас заключается в том, что у него не собачье, а именно человечье сердце и самое паршивое из всех, которое существует в природе», именно так вы ответили своему ассистенту и я полностью согласен с этой мыслью. Вся прелесть в том, чтобы не брать какой-то существующий индивид и из него образовывать следующую его стадию, хотя так было бы логичнее, а именно брать с нуля, хотя бы в силу моего утверждения, пусть даже евгенического, о важности изначальной, донорной предрасположенности.
– Если так задуматься, то вы действительно правы, коллега, – сказал профессор. – Ведь хоть вы и брали в качестве донора человека или самого себя, вы буквально уничтожали генный материал, когда превращали свою стволовую клетку в эмбрион, куда потом внедряли необходимый генный материал. Я ожидал, что смогу проделать подобное хирургическим методом, но ваш микро-метод оказался куда точнее, что немаловажно, как показала практика.
– Именно так, Фёдор Фёдорович. Может быть, в некоторых идеях говорилось, что можно создать или что существуют организмы, превосходящие человека, но они далеко и непостижимы, уводя их к утопии, хотя мои работы – реальны и вы это знаете. Но, однако ясно, что везде, в каждой всей вашей идее, – обращаясь ко всем говорил Флавий Фадеевич, – которая вела к тому, что невозможно по итогу создать творение, превосходящее человека, что очень даже тешило антропоцентрическую догматику, крылась ошибка, меняющая всё понимание и всё дело, – он посмотрел на Фёдор Фёдоровича и добавил. – Всего лишь одна ошибка, профессор…
