Ида Мартин
Сердце Гудвина
К подобному я привыкла. Подобное не удивляло, не пугало и не омрачало жизнь. Небольшое дополнительное знание о вероятности того или иного события – как наблюдение за погодой: набежали тучки, скорей всего, будет дождь.
Порой поступали и серьезные тревожные сигналы, неясные, зловещие, откуда-то издалека, будто приносимые ветром раскаты грома, но если к ним не прислушиваться и не смотреть в сторону темнеющего горизонта, они пролетали мимо, и снова все входило в привычное спокойное русло.
Телефон пиликнул уведомлением о сообщении. Гудвин: «Видел в группе вашу переписку. Вы смешные. Теперь я понимаю, почему ты спрашивала, на сколько баллов я себя оцениваю». – «Ты имеешь к этому посту какое-то отношение?» – «Нет. Зачем мне?» – «Не понимаю, кому нужно пытаться опозорить всех сразу?» – «Он заявляет о своей власти и, подозреваю, выложил в группе далеко не самые страшные секреты из тех, что отыскал на взломанных страницах». – «Хочешь сказать, что это предупреждение?» – «Это всего лишь версия».
Под балконом остановилась машина с громко бухающими басами.
«Из-за тебя я сегодня попала в идиотское положение». – «Очень любопытно». – «Подробностей не дождешься, но круг сужается! Еще немного, и я до тебя доберусь». – «Ого! Мне показалось или ты со мной заигрываешь?» – «Я тебе угрожаю». – «Это одно и то же.
Глава 8
Город пах зеленью. Почувствовать это в Москве редко удавалось, но сейчас повсюду косили свежую молоденькую траву, изумрудные облака первой листвы опушили кусты и деревья, на клумбах распустились тюльпаны. Сирень еще только набирала цвет, но те участки газона, где не успели пройтись косилки, были усыпаны жизнерадостными одуванчиками. Я могла бы всю жизнь сидеть вот так на качелях с Ксюшей, есть ореховое мороженое и разглядывать прохожих. В солнечный воскресный день на улицу, казалось, вышел весь район. Люди гуляли с детьми, собаками, семьями, поодиночке, мимо то и дело пролетали ребята на скейтах, самокатах или велосипедах, многие из них были из нашей школы. К парочкам нашего возраста мы присматривались особенно внимательно, а когда кого-нибудь узнавали, с любопытством обсуждали их.
– Смотри! – Ксюша ткнула меня в бок и покосилась через плечо.
Я обернулась. К нам приближались Марго, Ника и Лена Колпакова.
– Чего им надо? – прошипела Ксюша. – Почему я должна видеть их в воскресенье?
Ответить я не успела. Девчонки поравнялись с качелями.
– Приве-е-ет! – Лена широко заулыбалась, словно безумно рада неожиданной встрече.
– А что вы тут делаете? – воскликнула Ника, разве что не кинувшись нам на шею.
– Привет, – натянув такие же притворные улыбки, отозвались мы.
– Гуляем, – сказала я. – А вы?
– Тоже гуляем, – ответила Ника.
– Мы сейчас Мартова видели, – сообщила Лена, – он у себя во дворе в футбол играет.
– Очень за него рада. – Я наблюдала за выражением лица Марго, которой улыбка давалась с большим трудом.
Маргарита была черненькая, кудрявая и голубоглазая. Она начесывала свои кудряшки наподобие афро, одевалась в стиле хип-хоперши из Бруклина, а материлась как сантехник из Жулебино. Ее мама работала в «Смешных ценах» на соседней улице и жила с их водителем в его квартире, поэтому Марго постоянно водила к себе компании, а Лу даже оставляла ночевать.
– Вы чего одни? – как бы невзначай поинтересовалась Ксюша. – Где ваши парни? Паша? Лу?
– Они не смогли, – щурясь от солнца, Ника развела руками.
Из троих она, пожалуй, самая невзрачная. Рыжеватая, бледная, почти не накрашенная, безвкусно одетая и немодная. Однако Марго приходилось мириться с ее обществом, потому что Проскурин был лучшим другом Лу.
– Жаль, – сказала Ксюша, слегка раскачивая качели, – погода классная.
Разговаривать было не о чем, но они все равно стояли перед нами.
– Есть какие-нибудь мысли по поводу того, кто взломал странички? – наконец произнесла Марго.
– Вообще нет, – ответила я, – мы сами прикидывали, но ничего не придумали.
– А твой брат не знает? – Марго пытливо посмотрела на Ксюшу. – Это ведь точно кто-то из ашек. Недоделанные, блин, хакеры.
– Не знает.
– И не догадывается? – уточнила Лена.
– Послушай, – меня начал напрягать этот допрос, – мы тоже попали, поэтому можешь быть уверена, что спрашивали его с пристрастием.
– Да, вы тоже! – Марго недобро нахмурилась. – Как раз хотела предупредить. Она медленно перевела взгляд на Ксюшу. – И не думайте к Лу лезть, ясно? Замечу что-то такое, обеим волосы повыдираю.
– Что? – от возмущения Ксюша перестала дышать.
– Можешь не волноваться, – фыркнула я, – нас бэушные экземпляры не интересуют.
– Меня интересуют! – Ксюшина улыбка напоминала оскал. – Пока ты не сказала, я об этом и не думала. Но теперь как вызов получила.
Марго резко шагнула вперед.
– Я предупредила и не шучу.
Ксюша спрыгнула с качелей ей навстречу. Пришлось последовать за ней и, подхватив под локоть, увести в сторону, прежде чем произошло столкновение.
– Пока, – крикнула нам вслед Ника.
– Угрожать она мне еще будет, коза, – возмущалась Ксюша, пока мы шли в ТЦ. – Теперь нарочно возьму и отобью его у нее.
– Не дури! К чему сейчас еще и эти проблемы?
– К тому, что жить нужно сейчас. И если хочешь что-то сделать, то тоже сейчас, чтобы потом не кусать локти, что не решилась. Я хотела влюбиться в Лу, вот и влюблюсь.
– Ты же вроде пообещала мне, что не будешь с ним связываться?
– Пообещала. Но Марго меня выбесила.
В понедельник математика была третьим уроком, и я, прижавшись плечом к такой же нахохлившейся и полусонной Ксюше, пригрелась.
У доски Веня Шалаев делал доклад о ярких фигурах в мире математики. Иван Сергеевич дал это задание тем, кто хотел закрепить пятерку. Мы с Ксюшей, разумеется, в этот список не попали, поэтому не готовились и своей очереди не ждали.
Веня вещал о некоем Абрахаме де Муавре, который при помощи арифметической прогрессии вычислил дату своей смерти.
Никогда прежде слово «смерть» меня не пугало и не вызывало каких-то особенных чувств. Ну смерть и смерть, чего тут такого? С ее упоминанием сталкиваешься по сто раз на дню: на уроках литературы, истории, биологии, в интернете, кино и книгах. Необратимое прекращение жизнедеятельности организма – не более.
Однако в тот момент, когда Веня произнес это слово, я вдруг ощутила нечто похожее на удар током. Мощную болезненную вспышку тревожного беспокойства, настолько сильную, что показалось, будто еще секунда – и я отключусь. Резко вздрогнув, я откинулась на спинку стула. Меня окатил жар.
– Что случилось? – шумно вскинулась Ксюша. Убрала с моего лица густую завесу волос и потрясла за руку.
Проскурин с Лу обернулись, а математик обеспокоенно подошел к нашей парте.
– Алиса, тебе нехорошо?
– Можно выйти? – прошептала я, все еще чувствуя заложенность в ушах.
– Конечно, – Иван Сергеевич испуганно кивнул, – ты уверена, что тебе не нужна помощь?
– Я помогу! – Тут же вскочив, Ксюша быстро покидала наши с ней вещи в свой рюкзак и вытащила меня в коридор. Как только дверь класса за нами закрылась, я сползла по стене вниз. Подруга опустилась рядом на корточки.
– Что? Живот болит?
– Нет.
– А что?
– Кажется, это опять.
– Что это?
– То самое! – Я многозначительно посмотрела в ее прекрасные, густо накрашенные черной тушью миндалевидные глаза, и они со страхом распахнулись.
– То самое?
– Да. И очень сильно. Неожиданно. Как будто на кнопку нажали.
– Может, ты о чем-то таком думала?
– Вообще нет. Я просто слушала Шалаева, вот и все.
– Ты уверена, что это оно?
– А ты? Ты ничего не почувствовала? Не заметила?
– Не-а, – Ксюша помотала головой, отчего аромат ее мускусных духов окутал меня облаком, по ее собственному определению, «лунного тепла».
– Ладно. – Я протянула руку, и она помогла мне встать. – Может, и в самом деле колики или приступ гастрита. Нужно что-нибудь съесть.
Мы молча спустились на первый этаж и пошли в столовую. Там было тепло, светло и в отсутствие голодной толпы учеников даже уютно. За дальним столиком завтракала физичка.
Объяснив поварихе, что у меня случился голодный обморок и мне срочно нужно повысить сахар, Ксюша взяла нам по стакану горячего чая, две булочки с изюмом и плитку шоколада с орехами.
– Лучше? – Подруга дождалась, пока я съем половину булочки. – Ты меня так напугала, на тебе лица не было.
– Лучше, – подтвердила я, прислушиваясь, как приятно растекается по желудку горячий чай. – Но все равно неприятный осадок остался, как после дурного сна. Да ты и сама наверняка знаешь, как это бывает.
Ксюша недовольно передернула плечами и пробубнила с набитым ртом:
– Я все забыла. Напрочь. И вспоминать не собираюсь.
– Думаешь, я собиралась?
– Хорошо, – подавшись вперед, она облокотилась на стол. – Хочешь поговорить об этом?
Мы всегда нарочно использовали эту классическую псевдоэтичную фразу психологических подкатов, чтобы разрядить обстановку и посмеяться, но сейчас было не до шуток.
– Да! Хочу, потому что боюсь!
– Чего боишься?
– Что может произойти плохое.
– Что, например?
– Ты же понимаешь, что я не знаю точно. Только чувствую.
– Смерть? – произнесла Ксюша страшное слово. – Тебя же этим Веня напугал?
– Предположим.
– В этом нет ничего удивительного. Его брат застрелился и явился к тебе во сне, приглашая сыграть в ужасную игру. Он был участником группы смерти. И то, что сам Веня вызывает у тебя такие ассоциации, естественно. Тут необязательно обладать сверхспособностями, чтобы почувствовать дискомфорт.
– Дискомфорт? – Мне не понравилось, как она это сказала. – Ты говоришь, как какой-нибудь дурацкий психолог, словно у тебя самой этого не бывает!
– Потому что последнее, что мне сейчас нужно, – это повышенная тревожность и паранойя.
– Ты ведь тоже это чувствуешь, правда? – с надеждой спросила я.
Мне казалось, еще немного – и Ксюша оттает. Мы с ней обнимемся и обсудим все, как в прежние времена. До того, пока не решили, что не хотим ничего знать. Но этого не произошло.
– Первое правило никто не отменял, – сухо произнесла она.
Я задумалась. Снова приоткрывать дверь и впускать это в свою жизнь никак нельзя. А первое правило закрытых дверей гласило: «Немедленно забудь».
Все, что вспыхивало внутри тебя красной лампочкой, требовалось срочно погасить. Любыми силами выкинуть из головы, не возвращаться, не прокручивать заново переживания, не цепляться за ниточки интуитивных смыслов и не ступать на эту темную, скрытую от разума территорию.
– Давай просто проверим Веню? – предложила я, чувствуя, что уперлась в стену ее упрямства.
– Проверим на что?
– Просто проверим.
– Как Ершова и Рощина? – хитрый блеск в ее глазах тут же подкупил меня, вызвав улыбку.
– Нет, только не так. Может, позовем его в кино или просто погуляем?
– Хорошо. У меня есть идея: мы напросимся к нему в гости.
Веня был самым очаровательным мальчиком из наших двух классов. Милый, улыбчивый, добрый и абсолютно фриковый. Он красил волосы в яркие цвета, а ногти покрывал черным лаком. Носил в обоих ушах сережки, и девочки его не интересовали, впрочем, как и парни. По крайней мере, мы ничего об этом не знали. Он жил в своем геймерско-анимешном мире, увлекался косплеем, участвовал в фестивалях, имел аккаунт на «Патреоне» и даже что-то на нем зарабатывал.
Теоретически Веня мог быть в меня влюблен, но в это верилось слабо, слишком уж тщательно он поддерживал свой андрогинный образ и, казалось, любил исключительно самого себя, и то в основном на фото.
Квартира Шалаева находилась на последнем этаже шестнадцатиэтажки и напоминала студию. Его мама была интерьерным дизайнером, и поэтому каждая из трех комнат у них напоминала картинку из мебельного каталога.
– Все-таки лучше было вам сначала подготовиться, – всю дорогу от школы Веня ворчал, что фотографироваться в форме не прикольно.
– У нас будет кежуал-фотосет, – сказала я. – Как будто мы шли из школы и просто заглянули к тебе в гости.
– Да? – Веня неодобрительно вздохнул. – То есть у вас такой концепт изначально?
– Нет. – Ксюша с интересом разглядывала его комнату, остановившись возле стены, увешанной фотографиями Вени в красочных образах персонажей Геншина и Аркейна.
– Концепта никакого нет. Просто нам нужны хорошие фотки.
– Если хотите, я могу вас в кого-нибудь переодеть, – оживился он, отодвигая створку шкафа, за которой обнаружилась гардеробная, размером с половину моей комнаты.
Яркие костюмы наподобие театральных, парики, реквизит, обувь, куча коробок и пакетов.
– Вот это да! – ахнула Ксюша. – Даже у Альбины такого нет.
Ромина мама обожала наряды, и наши родители постоянно шутили, что если продать ее вещи, то на вырученные деньги можно десять лет кормить обе семьи.
– А то! – Веня довольно заулыбался. – Думаешь, я за красивые глаза деньги зарабатываю?
Но, поймав мой насмешливый взгляд, рассмеялся.
– Ну да, и за глаза тоже.
Я попыталась вообразить, что Гудвин – Веня. И что это его роль, в которую он вживается так же, как в своих косплейных героев. Представила, как по вечерам, лежа на своей бархатной бежевой софе с круглыми подлокотниками, он пишет мне игривые и многозначительные сообщения. Как мечтает обо мне и обещает стать чат-ботом.
– Возьми вон тот изумрудный платок, – донесся до меня Венин голос.
Пока я размышляла, Ксюша выбрала себе наряд – белое кружевное платье.
– Изумрудный? – насторожилась я. – Почему ты сказал «изумрудный»? Не зеленый, а именно изумрудный?
– Потому что он изумрудный! – Веня удивленно вскинул брови. – А что не так?
Мы с Ксюшей переглянулись.
– Все норм, – Ксюша взяла со стула тонкий полупрозрачный шарфик и обмотала им шею. – Мне, кстати, идет, да?
– Да, очень, – подтвердил тот, – глаза намного ярче, а кожа нежнее. Тебе нужно носить оттенки зеленого. Это твои цвета.
– А мне какой цвет пойдет? – подключилась я.
Веня задумался.
– Что скажешь насчет красного? – Я вперилась в него так пристально, что могла бы, наверное, прожечь дыру, однако он этого не заметил.
– Ты темненькая и броская, в красном будешь выглядеть эффектно. Хочешь один костюм примерить? Он, правда, мужской, но на тебя сядет классно.
Веня пошел к шкафу.
– А ты разве не помнишь меня в красном? – Я не сводила с него глаз.
Шалаев замер, задумавшись.
– Веня, – сжимая в руках белое платье, Ксюша с заговорщицким видом подалась к нему, – а кто, по-твоему, красивее – я или Алиска?
– Ну… – Парень потер подбородок. – Вы же совсем разные. Алиса похожа на розу – прекрасная, манящая, но колючая, а ты на роскошную белую лилию – изысканную, ароматную и соблазнительную. Как можно сравнивать?
– Чего это я колючая?
– Извини, если обидел. Я ничего не имел в виду. Всего лишь описывал розу.
– А если бы тебе пришлось выбрать, кого из нас ты выбрал бы? – снова озадачила его Ксюша.
– Все, Михайлова, перестань, – он неожиданно смутился, – знаю я ваши штучки. Вы всех так разводите.
– Почему сразу «разводите»? – Ксюша перестала улыбаться. – Вот это обидно сейчас прозвучало.
– Нет, я ничего не имел в виду, но в твоих словах слышится подвох.
– А почему у тебя нет девушки? – продолжила наступление я.
Веня вконец растерялся.
– Не знаю. Нет времени на это.
– Скажи честно, Шалаев, ты гей? – не дала ему опомниться Ксюша.
Веня окончательно задергался.
– А какое это имеет значение?
– Очень важное значение, – твердо сказала я, – если ты не можешь выбрать никого из нас, значит, ты гей.
Ксюша громко рассмеялась:
– Железная логика.
– Алис, перестань. – Он миролюбиво положил мне руку на плечо. – Я не гей, но выбирать никого из вас не собираюсь.
– Ну а тебе кто-то из девочек нравится? – попыталась дожать его Ксюша.
– Допустим.
– Допустим? – Я прищурилась. – Знакомая риторика.
– Что? – не понял Веня.
– Да есть у меня знакомый, который вот так же любит уходить от ответа.
– Мы будем фотографироваться или вы продолжите отпускать неуместные шуточки? – Веня наконец посмотрел мне в глаза, но ничего, кроме раздражения, я в них не прочла.
– Пожалуй, ты прав, – Ксюша аккуратно повесила платье на спинку стула. – Давай лучше в другой раз. Я подготовлюсь. Помою голову, и брови нужно подровнять.
– Хорошо! – Веня с облегчением выдохнул. – Можем организовать съемку у Матвея. Там подходящие интерьеры, и вы подберете наряды.
– У Матвея? – переспросила Ксюша.
– Вы же едете к нему на день рождения в следующую субботу? Он вроде всех звал на дачу.
– А почему мы не в курсе? – Ксюша вопросительно уставилась на меня. – Алис, ты знала?
– Нет конечно. Я сказала бы тебе.
– Бли-и-ин, – внезапно разозлилась она, – все едут к Оболенцеву на др, а мы в пролете? Ромка наверняка знает и ничего нам не сказал, гад. Все. Идем.
Она потащила меня из квартиры.
– Слушайте, – Веня нагнал нас в коридоре, – вы только не говорите Роме, что информация от меня, а то мало ли. Вдруг это секрет, а я растрепал?
Глава 9
В тот день Ксюша осталась ночевать у меня. Она сильно обиделась на Рому, не сказавшего нам про день рождения Оболенцева. Сначала он оправдывался, что якобы думал, будто приглашение Матвея распространяется только на «А» класс. Но когда она попросила замолвить за нас словечко, потупился.
– По правде говоря, я не хочу, чтобы вы туда ехали.
– Почему это? – удивилась я.
– Потому что, скорей всего, будет пьянка, и делать вам там нечего.
– Как это нечего? Тебе, значит, есть чего, а нам нет? – накинулась на него Ксюша. – Твоя Жанна небось поедет?
– Жанна поедет. Но она не такая…
– Какая «не такая»? Что значит «такая»? Ром, ты серьезно? Ты вообще за кого нас держишь?
– Блин, да ты не то подумала, – разозлился он. – Я просто не хочу, чтобы у кого-то потом были неприятности.
– У нас или у тебя?
– Ни у кого. Матвей Ивана Сергеевича тоже пригласил.
– Что? Учителя? – ахнула я. – А так можно?
– Пьянка с учителем? – Ксюша почти кричала. – Вы вообще в своем уме? А Аксенов?
– У него проблемы, и мы хотим его поддержать.
– Так, ну хорошо! – Подруга попыталась взять себя в руки. – Повтори, пожалуйста, еще раз, почему у кого-то из-за нас должны быть неприятности?
– Я же вас знаю, – Рома кусал губы, старательно подбирая слова, – вам нужны любовные приключения, и вы будете их там искать.
– А ты своей Носовой собираешься просто бумажные платки подавать?
– Если Алиса поедет, то и Кирилл поедет и будет бычиться, отгонять от нее всех. Я прямо-таки уверен, что какого-нибудь кипежа точно не избежать.
– Шикарно! – Ситуация казалась мне возмутительной. – Ты сам понимаешь, как это звучит? Мне Мартов никто. Почему я постоянно должна на него оглядываться? Я вообще пойду и напишу на него заявление в полицию, что он меня преследует.
– Обалдела? У него к тебе настоящие чувства, а ты его в полицию.
– Это не чувства, Ром, а терроризм какой-то.
– Значит, не поговоришь с Матвеем? – зло перебила нас Ксюша.
Рома помялся, но твердо ответил: «Нет».
Я не помнила, чтобы когда-нибудь он так вредничал и упрямился. Но, похоже, математики основательно промыли ему мозги. И то, что он говорил о нас в таком тоне, мол, вам там не место, звучало оскорбительно.
Мы с Ксюшей лежали под открытым окном плечом к плечу и, вдыхая ароматный ночной воздух, фантазировали о нашем будущем.
– Сразу накопить на две квартиры не получится, – ее профиль в полумраке выглядел призрачно-прекрасным, – сначала купим одну на двоих, а потом наберем и на вторую. Первую продадим и возьмем две рядом, как у нас сейчас.
– Это огромные деньги. Думаешь, мы столько накопим?
– Конечно, накопим! Может, даже довольно быстро. Я когда поступлю, начну видеоблог вести. Думаю, у меня получится. А блогеры квартиры покупают направо и налево.
– А я даже не знаю. Если стану расследовать преступления, как хотела, то вряд ли смогу что-то накопить в ближайшие пять лет. Может, мне вообще придется переехать в другой город.
– Да ну! С этим вообще проблем быть не должно. Заведем тебе канал на «Ютубе», найдем мальчика-оператора, и ты станешь расследовать, а он снимать. Если это по-настоящему интересные преступления, то миллионные просмотры нам обеспечены.
– Главное, чтобы получилось что-то расследовать, а то я уже начала сомневаться, что это возможно.
– Не поняла? Откуда сомнения?
– Да я со своими непонятками разобраться не могу, а там все неизвестное.
– А это нормально. Парикмахеры себя хорошо не постригут, а стоматологи не вылечат. Самому с собой всегда сложнее.
– Слышишь? – Я привстала на локте.
– Что? – Ксюша прислушалась.
– Твоя любимая песня.
– Обнимай меня, обнимай всю ночь,
У тебя на сердце шрамы, у меня по телу дрожь.
Обнимай меня, обнимай всю ночь,
Даже если утром ты меня убьешь[1],
– пропела она и рассмеялась. – А на день рождения к Матвею мы все равно попадем!
– Как?
– Без понятия. Но точно знаю, что мы там будем.
О том, какие именно знаки мир ей подавал, Ксюша молчала, но это вовсе не значило, что она не научилась их понимать.
На следующий день в столовой к нам подошел Оболенцев и запросто подсел рядом.
– Привет. Как дела?
Ксюша перестала жевать, я чуть не поперхнулась чаем. Матвей – самодовольный позер, неприкрыто кичившийся умом, внешностью и властностью. Он ходил по школе как полноправный король, хотя проучился здесь всего два года. С учителями держался на равных, а на учеников смотрел свысока. Все парни искали его одобрения, а девчонки приходили в восторг, если он обращал на них внимание.
Фишка заключалась в том, что он действительно был умным, решительным и красивым: открытое, с безупречно правильными чертами лицо, темные волосы, острые золотисто-карие глаза. По Ксюшиным меркам он тянул на девять с половиной баллов, а по моим – лишь на восемь с половиной. Наша оценка разнилась из-за его апломба, который так нравился Ксюше, но раздражал меня.
До того Нового года она только и думала, как начать с ним встречаться. Но потом словно отрезало, а о причине я начала догадываться лишь сейчас. Матвея же Ксюшино бегство, казалось, раззадорило, потому что время от времени с регулярной настойчивостью он предпринимал попытки к ней подкатить.
– Все хорошо, спасибо, – пробубнила Ксюша, торопливо проглатывая булку.
– Вы же в курсе, что у меня в субботу день рождения? – Матвей смотрел на нее. – Хотел вас лично пригласить. Шашлыки, танцы, бассейн. Все по-взрослому.
– Тебя Рома попросил нас позвать? – спросила я.
Он загадочно улыбнулся.
– Рома просил вас не звать, но я передумал.
– Как? – Ксюша от удивления раскрыла рот. – Да я ему…
– Нет-нет, не нужно! – Матвей придержал ее за руку. – Я не хочу с ним ссориться. Вы просто приезжайте, и все. А там уже разберемся. Я потом адрес скину. Или, может, Тим вас захватит – они со Степой такси собираются заказывать. Просто пока не говорите никому, ладно? – Он повернулся ко мне: – Особенно Мартову.
Оболенцев ушел так же быстро, как и появился, а мы еще несколько минут сидели молча, переваривая информацию.
Гудвин писал всю неделю каждый день и засыпал нелепыми вопросами. О чем я мечтаю? Что спасла бы из горящего дома? Когда в последний раз плакала? Верю ли в любовь с первого взгляда? Какие книги читаю, какую музыку слушаю? Куда собираюсь поступать? Какого цвета у меня зубная щетка?
То вдруг его прорывало, и он, бурно признавшись в любви, резко прекращал общение, а потом, вернувшись, переходил на другую тему, словно эти признания причиняли ему боль. Больше он не писал ни о красном платье, ни о чем-либо другом, что свидетельствовало бы о его нездоровом увлечении мной.
Иногда он держался сухо и лаконично, а бывало, заигрывал и делал непрозрачные намеки на близость, которые скорее смешили, чем пугали.
Постепенно желание вычислить, кто он, сменилось интересом разобраться, какой он. Хотелось лучше его узнать и выяснить, что с ним происходит. За время нашей переписки я поняла, что у него есть какая-то темная тайна, о которой он не сказал ни слова, но я прочла это между строк. А еще признался, что однажды уже был сильно влюблен и, хотя его любовь «умерла», его обязательства перед ней не исчерпались.
Всякое подобное заявление Гудвин делал внезапно и никаких последующих комментариев не давал. А если я начинала настойчиво расспрашивать, просто пропадал. Как-то я спросила, может ли он признаться, кто он, если я пообещаю, что никому об этом не расскажу.
«А ты представь, что очень сильно кого-то любишь, – ответил он. – Так сильно, что ни о чем другом думать не можешь. И тебе это мешает есть, спать, заниматься делами. Готовиться к экзаменам, в конце концов. Просто представь, если ты подобного никогда не испытывала. Предположим, это Лу». – «Почему сразу Лу?» – «Но ты ведь писала Ксюше, что он «пляжный краш». – «Это было давно и в шутку». – «Значит, сейчас тебе он не нравится?»
Я собиралась ответить, что из-за Лу точно не перестану есть и спать, но потом вдруг подумала, а если Гудвин на самом деле и есть Лужников, то получится жестоко, поэтому ответила, что Лу встречается с Марго.
«Это не важно, – написал он, – я всего лишь попросил представить». – «Ну хорошо, представила, и что дальше?» – «А дальше ты приходишь к нему и говоришь: «Саша, я тебя люблю». Как думаешь, что он ответит? Нет, лучше представь, как он на тебя посмотрит». – «Допустим, как на дуру». – «Вот именно. Но даже если не выскажет этого прямо, то станет прикалываться за глаза, обсуждать с друзьями и никогда в жизни не отнесется к тебе серьезно». – «А если я не посмотрю на тебя как на дурака? Вдруг ты мне тоже нравишься? Ты об этом не думал?» – «Конечно, думал». – «И?» – «И даже фантазировал на эту тему». – «Серьезно?» – «Да, и это тупик, Алиса, из которого выход только один – чье-то разбитое сердце».
Ксюша считала, что с Гудвином все просто: ну поклонник и поклонник. Мало их было? Записки, признания, сообщения, взгляды, намеки – неотъемлемая часть любой девчачьей жизни. А то, что кто-то там себе напридумывал больше обычного, не наша проблема. Люди вообще постоянно хотят именно то, чего не способны осилить.
В детстве меня отдали в музыкальную школу по классу скрипки. Но проучиться больше двух лет я не смогла. Мне очень хотелось играть так же прекрасно, как Зоя Степановна – моя учительница по специальности, и выглядеть на сцене со скрипкой столь же потрясающе, как Катя Осокина из выпускного класса, но репетировать до зубного скрежета каждый день было невыносимо. У меня отваливались пальцы, болели руки, запоминать унылые гаммы не получалось и тратить драгоценное время, сидя пнем на стуле, не хватало никакого терпения.
Мама говорила: «Нужно просто очень-очень захотеть – и тогда все получится». И я честно старалась хотеть как можно сильнее. Сидела, отложив скрипку подальше, и, зажмурившись, призывала все силы хотения. Но гаммы от этого все равно не учились, а руки более гибкими не становились. Да, какое-то время я мечтала стать скрипачкой, ведь Зоя Степановна меня хвалила и не сомневалась в моих способностях. Но, как выяснилось, одного хотения и способностей недостаточно ни для чего – ни для скрипки, ни для любви.
Ксюша ошибалась. С Гудвином не было «все просто». С ним было явно что-то не так. Я сто раз перечитала все его сообщения, но отыскать ответ пока не смогла.
