Прототипом чести и власти, которые были предоставлены епископу Константинополя 3-м правилом II Вселенского Собора, являлись честь и власть епископа Рима – по той причине, что Константинополь стал к тому времени столицей государства и был почтен пребыванием в нем царя и синклита. Епископ Рима в ту эпоху имел сверхмитрополичью власть только над соседними с Римом митрополичьими епархиями (loca suburbicaria), но не над выходящими за их пределы диоцезами Карфагена, Милана или Галлии[67]. 3-е правило II Вселенского Собора, следуя этому образцу, не спешило дать епископу Константинопольскому сверхмитрополичью власть над диоцезами более широкой области, ограничив его административную власть епархиями Фракийского диоцеза (прежде находившимися в подчинении у епископа Ираклийского). 2-е правило того же самого Собора[68] существенно помогает в толковании 3-го правила, поскольку ограничивает власть архиепископов Александрии и Антиохии четкими географическими рамками, определенными правилами I Вселенского Собора, а также обеспечивает и подтверждает права митрополитов Асийского и Понтийского диоцезов, провозглашая принцип: «Областные епископы не должны простирать своей власти на другие Церкви, вне своих областей, и смешивать Церкви»[69]. Характерный пример запрещенного вторжения в пределы другого диоцеза приводит 4-е правило II Вселенского Собора, осуждающее хиротонию Максима Киника на Константинопольский престол группой александрийских епископов во главе с епископом Александрийским Тимофеем. Также 6-е правило II Вселенского Собора подчеркивает важность самоуправления (свободного от внешних вторжений) Соборов, не подчиняющихся сверхмитрополичьей юрисдикции церковных диоцезов, говоря: «Святой Собор повелевает им прежде всего представлять обвинения перед всеми епископами митрополичьей области и перед ними доказывать свои жалобы на епископа, обвиняемого в чем-либо. Если же случится, что епископы области будут бессильны уладить приносимые на епископа жалобы, тогда обвинители пусть обращаются к большему Собору епископов того диоцеза, которые должны быть созваны по этой причине, и на этом дело оканчивается» (как переводит прп. Никодим)[70].
То же самое 2-е правило II Вселенского Собора определило на первом этапе порядок управления Церквами варварских стран, а именно – выбрало носителя церковной власти, который должен заниматься вопросами, возникающими в Церквах за пределами Римской империи. И это постановление помогает в понимании объема привилегий, которые предоставило Константинополю 3-е правило II Вселенского Собора. Вопросы, касающиеся Церквей у варварских народов, должны были, по этому правилу, решаться в соответствии с действовавшим до того времени обычаем, согласно которому им предоставлялась помощь от епископов близлежащих областей империи. Так, например, в предшествующие годы церковные проблемы в Армении решались Кесарийским или Антиохийским епископом. Прп. Никодим Святогорец пишет по этому поводу: «Находящиеся же в среде иноплеменных народов Церкви Божии, которые или не имеют достаточного числа епископов для того, чтобы состоялся Собор, или нуждаются в том, чтобы для утверждения христиан в вере туда отправился образованный епископ, должны быть управляемы по сохранявшемуся доныне обыкновению отцов. Это означает, что находящиеся по соседству, и притом достойнейшие, епископы должны посещать эти Церкви с целью
созыв Вселенского Собора, поскольку подсудимые были главами Поместных Церквей, а судящие были враждебно настроены в отношении к ним. Это последнее замечание прп. Никодима объясняет канонически правильный способ действия права апелляции, когда проблема превосходит компетенции Поместной Церкви: апелляция должна быть обращаема к всецелой Церкви. Поэтому и Досифей Иерусалимский пишет о восстановлении Павла и Афанасия, что Юлий Римский стремился, чтобы суд относительно них был сделан всей Церковью: «Что надлежало восточным епископом так поступающих написать и западным, чтобы всеми было определено справедливое, поскольку страдающими были епископы тех Церквей, в которых только апостолы были учителями» (Δοσίθεος. Δωδεκάβιβλος, II. 5, 10. Σ. 344). восполнить недостающее число епископов для созыва местного Собора, что хотя и не соответствовало правилам, однако по необходимости позволено этим Собором»[71].
Понятие «варварские страны» сегодня поменяло значение и относится к сложной проблеме так называемой православной диаспоры.
С учетом канонических постановлений 2-го правила II Вселенского Собора («при сохранении предшествующего правила о диоцезах»), в автокефальных Церквах (не подчиняющихся юрисдикции сверхмитрополий) право управления и, в первую очередь, совершения хиротоний имел епархиальный Собор (митрополии или диоцеза) и его митрополит. «Без приглашения епископы да не вторгаются в диоцез для рукоположения или какого-либо другого дела церковного управления»[72], – повелевает то же 2-е правило II Вселенского Собора. Данное обстоятельство свидетельствует о том, что отдельные экстерриториальные действия епископа Константинопольского (вне пределов Фракийского диоцеза) были каноничными только тогда, когда его приглашали местные епископы других диоцезов. Непосредственную канонически подтвержденную сверхмитрополичью юрисдикцию (власть) над диоцезами Асии и Понта епископ Константинопольский приобрел лишь после принятия 28-го правила IV Вселенского Собора.
Правило 28-е IV Вселенского Собора подтвердило равное преимущество чести епископа Константинопольского и епископа Римского (патриаршую честь), поскольку Константинополь также был почтен пребыванием царя и сената. Кроме того, оно наделило епископа Константинополя патриаршей властью над диоцезами Понта, Асии и Фракии[73], то есть дало ему право рукополагать митрополитов этих диоцезов, а также предоставило ему право рукополагать епископов варварских стран. Характерно выражение Собора: «только митрополитов Понтийского, Асийского и Фракийского диоцезов»[74], определяющее объем власти Константинопольского престола в тот отрезок времени, когда Восточный Иллирик еще не являлся епархией Константинополя, хотя и был частью Восточной [Римской] империи. Прп. Никодим Святогорец пространно комментирует настоящее правило, поскольку оно является определяющим. Вначале, приведя пять причин для утверждения патриаршей власти Константинополя, он делает такой вывод: «По всем этим причинам Собор настоящим правилом, обновив 3-е правило II Вселенского Собора, предоставил [епископу] Константинопольскому также и привилегии чести, равные привилегиям чести Римского, то есть патриаршее достоинство; и привилегии власти, равные привилегиям власти Римского [епископа], то есть утвержденное не только обычаем, но и каноном право хиротонии митрополитов трех вышеупомянутых диоцезов (поскольку они находятся в юрисдикции Константинополя)»[75]. Затем прп. Никодим обличает папский (и всякий подобный ему) примат власти: «Поэтому явно, что паписты лгут, говоря, что первенство епископа Рима и его старшинство, а также его великое значение в церковных делах свидетельствуют о его особом праве на власть во всей Церкви, то есть о единодержавном и непогрешимом достоинстве. Ведь если бы эти привилегии имели такой смысл, то и архиепископ Константинополя должен был бы также обладать таким достоинством, поскольку он, согласно канонам, есть равная и неизменная мера чести, власти и величия Рима. Однако [епископ] Константинопольский по канонам никогда не получал такого достоинства; следовательно, не получал его и [епископ] Римский»[76].
По поводу утверждений латинян относительно 28-го правила IV Вселенского Собора Досифей Иерусалимский делает несколько достойных упоминания точных замечаний, касающихся права апелляции и его пределов.
Во-первых, Римский епископ утверждал, что 28-е правило противоречит 5-му правилу I Вселенского Собора, поскольку дает епископу Константинопольскому право повторно судить митрополитов, осужденных другими патриархами, и их оправдывать. Святейший Досифей отвечает на это так: «Настоящее правило не противоречит предшествующему, поскольку дает Патриарху Константинопольскому право рукополагать митрополитов, не подчиняющихся никаким патриархам, и по то же самой причине, по которой оно дало четырем патриархам власть рукополагать митрополитов указанных епархий, – а именно, на основании обычая – оно предоставило и Патриарху Константинопольскому право рукополагать митрополитов упомянутых в правиле епархий. И как I Вселенский Собор не отрицает собственного 5-го правила, предоставляя 6-м и 7-м правилами преимущество епископам Рима, Александрии, Антиохии и Иерусалима, точно так же и IV Вселенский Собор, предоставляя такое же преимущество епископу Константинополя, не вступает в противоречие с данным правилом»[77]. Из ответа Досифея можно сделать ясный вывод, что преимущество чести всех патриархов пентархии является одинаковым и преимущество чести Рима и Константинополя не представляет собой исключения, хотя некоторые историки и пытаются принижать преимущество чести Патриарха Иерусалимского[78].
Во-вторых, латиняне утверждали, что данное 28-е правило не согласно с 3-м правилом II Вселенского Собора, поскольку последнее помещает епископа Константинопольского на второе место после Римского, в то время как 28-е правило предоставляет им равное преимущество. Совершенно очевидно, что латиняне смешивают здесь понятия «преимущество чести» и «чин чести». Досифей справедливо отвечает на это утверждение следующее: «Данное правило согласно с 3-м правилом II Вселенского Собора, которому оно и следует, поскольку оба назвали епископа Римского первым, а Константинопольского – вторым по чину, и только. А IV Вселенский Собор удостоил епископа Константинополя одинаковой с епископом Римским чести (точнее, не удостоил чести, но подтвердил решение ΙΙ Собора, как указывается в Первом послании этого Собора к Папе Римскому Льву), объяснив, в чем заключается преимущество, а именно: не в епископском, но в патриаршем достоинстве, поскольку патриаршее достоинство является самым высоким в Церкви, а оно было дано епископу Константинопольскому II Вселенским Собором; и потому все пять патриарших престолов имеют равное достоинство»[79]. Досифей здесь имеет в виду, что нельзя сравнивать преимущества чести патриархов и разделять их на высших и низших. Преимущество чести каждого из патриархов, как высочайшее достоинство в Церкви, можно сравнивать только с более низким достоинством подчиняющихся патриарху митрополитов. В этом смысле он отмечает, что «все отцы исповедали (на IV Вселенском Соборе), что без принуждения, по собственной воле отдают преимущество епископу Константинопольскому»[80]. Первенство чести патриархов в системе пентархии означает право патриархов рукополагать и судить митрополитов, подчиняющихся их собственной юрисдикции. Этим правом в одинаковой мере обладают все пять патриархов.
В-третьих, латиняне утверждали, что Римский епископ выше Константинопольского, Константинопольский – выше Александрийского и так далее. Досифей отвечает на это: «Мы говорим, что Константинопольский епископ выше Александрийского только по чину так же, как Римский выше Константинопольского только по чину, а Александрийский – выше по чину Антиохийского, Антиохийский – Иерусалимского и Иерусалимский – Московского… поэтому у всех патриархов общие достоинство и власть, отличие есть только в чине, установленном ради церковного благочиния». При этом он ссылается на Вальсамона, который с присущим ему изяществом пишет: «Подобно тому, как пять чувств одной головы, известные христоименитому народу, нераздельно связаны между собой и во всем равночестны друг другу, так и главы находящихся во всей вселенной Святых Божиих Церквей, справедливо так названные, свободны от человеческих различий»[81].
И в-четвертых, латиняне утверждали, что 28-е правило подписали только двести из шестисот тридцати епископов Собора, с тем чтобы угодить Анатолию, епископу Константинопольскому. Досифей отвечает на это, что «никто из достойных доверия или древних историков не писал ни о чем подобном, и в деяниях Собора об этом не упоминается»; а также, что «Собор, будучи Вселенским, не имел необходимости льстить Анатолию и защищать Анатолия. И это видно из того, что он отверг его просьбу о том, чтобы Соборы и суды по всем делам, даже если они касаются других епархий, проходили в Константинополе. Однако он совершенно заслуженно предоставил Константинопольскому [епископу] право рукополагать митрополитов, не подчинявшихся ни одному патриарху»[82]. Из данного ответа можно сделать вывод, что свт. Анатолий предлагал, чтобы на постоянном Синоде в Константинополе рассматривались дела епархий, не входящих в его юрисдикцию, но отцы Халкидонского Собора отвергли это предложение, предоставив ему 28-м правилом власть рукополагать митрополитов только трех диоцезов: Фракийского, Асийского и Понтийского – и рассматривать судебные дела епископов лишь своей юрисдикции.
Итак, из вышесказанного явствует, что Константинопольский престол, по определению 3-го правила II Вселенского Собора, приобрел патриаршее достоинство (преимущество чести) и получил второе место среди великих церковных кафедр по чину чести (по порядку) после епископа Римского, а 28-е правило Халкидонского Собора дало ему, помимо этого, каноническую патриаршую власть над конкретными тремя диоцезами: Фракийским, Азийским и Понтийским – и прилегающими к ним варварскими территориями.