Он вздохнул задумчиво.
– Гришечка! – сказала она вкрадчиво, садясь на подоконник, обнимая молодого человека за шею и наклоняясь к нему. – Ну, вообрази, милый!.. Ну, ты только себе вообрази!..
– Да что, Соня… – произнёс он, пьянея от её прикосновения и припадая к ней, сжигаемый стыдом…
– В самом деле, Гришечка…
Она смотрела на него с неподвижной улыбкой.
– Прощай, Соня!..
– Не пущу! – страстным шёпотом крикнула она.
Он понурил голову.
– Голубчик! – начала она. – Ведь что же тебе? Только недельку… Ведь можно бы… А то и не увидимся больше!.. Ну?.. Что же ты?.. Дорогой, прошу тебя, милый, прошу тебя!
– Слово дал… – пробормотал он.
– О, милый!..
Он поднял глаза. Волосы её рассыпались по плечам. Лоб бледнел, облитый лунным сияньем. Длинные ресницы кидали на щёки мягкие тени. Губы алели соблазнительно над маленьким подбородком – изящным и нежным. И поворот её тела – стройного, воздушного, змеиного – будил желание.
– Я тебя крепко люблю!
– Любишь?.. Крепко?..
Он поцеловал её.
– Так ты мой?
– Твой…
– И я твоя…
Он молчал.
– Слышишь? – сказала она.
– Я останусь… на наделю…
Она обняла его и шепнула ему в ухо, горячо дыша:
– Иди сюда… Ко мне… Иди милый…
– Сонечка…
– Иди… иди же…
– Сонечка…
Она крепко прижалась к нему и капризно всхлипнула.
– Иди!
Он влез в окно.
Ночь смотрела в спальню девушки.
– Знаешь… – начала Соня, – ну, вдруг… застанут… нас…
– Запри дверь.
– Запереть?
Подкравшись, она повернула ключ в дверях с лёгким звоном…
– Тсс…
Звёзды потухали, мерцая в редеющей лазури. Щебетали птицы. Сумрак становился розовым, и ветер колебал волосы на влажных висках Сони, опять стоявшей у окна и прощавшейся со своим Гришей. Лицо его, молодое и бледное, смотрело кротко и покорно. Глаза сияли счастьем.
– Так до завтра?
– Нет…
– Как, Гриша?
– Милая, я с тобой не расстанусь!..
Соня покраснела от радости и поправила на груди смятую, с разорванной петелькой оборку.
– Это измена, Соня! – продолжал он. – Знаю… Но, значит, я не гожусь на серьёзное дело. Не могу тебя бросить, не могу… Соня, мы повенчаемся… Скорей… Соня, дай руку!