Игорь Аркадьевич Родинков
Последняя битва Корнилова
Политические лозунги и генеральские разборки
Воспоминания Корнилова о романтическом прошлом в Туркестанском крае прервал визит Родзянко и Алексеева. Они вошли в кабинет командующего, отряхивая и снимая мокрую от снега и дождя верхнюю одежду. На фоне тучного и вальяжного барина, Михаила Родзянко, сухонькая фигура его тезки выглядела комедийно маленькой. Родзянко сел за стол, вытирая платком потное и оплывшее лицо. Алексеев подошел к командующему и положил ему на подпись финансовый отчет о расходе денежных, продовольственных и фуражных средств за последнюю неделю. Корнилов бегло просмотрел и подписал бумаги. Алексеев тоже сел за стол, и было видно, что оба не собираются уходить. «Зачем пожаловали Михаил Владимирович с Михаилом Васильевичем?» – подумал про себя Корнилов. Теперь они оба смотрели на него как на старшего, а ведь всего год назад его политическая карьера только начиналась, и он всецело зависел от этих людей. Родзянко ему симпатизировал и продвигал по военной карьере, Алексеев же всячески препятствовал.
Лавр Георгиевич прощать обиды не умел и не хотел, но интересы дела удерживали командующего в рамках внешней терпимости по отношению к своему заместителю – генералу Алексееву.
В 1917 году генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев дважды выражал недоверие Корнилову. 2 марта 1917 года председатель Государственной думы Родзянко после Февральского переворота назначил на пост командующего Петроградским гарнизоном Л. Г. Корнилова. Такой «революционный» путь назначения, минуя военное командование, не понравился Ставке. Начальник Ставки генерал Алексеев возражал, однако в тот же день отдал приказ: «Допускаю к временному главнокомандованию войсками Петроградского военного округа… генерал-лейтенанта Корнилова». Алексеев считал Корнилова выскочкой и не видел его в числе военной элиты страны. Но разве мог он знать тогда, что через год вынужден был признать его превосходство в командовании им же созданной Добровольческой армией!
В последних числах апреля 1917 года Корнилов подал в отставку с поста командующего Петроградским гарнизоном в связи с его полным разложением. Гучков в бытность тогда военным министром рекомендовал Корнилова на должность командующего Северным фронтом, наиболее важным в связи с близостью к столице. Именно из Пскова, где была ставка фронта, можно было влиять на события как на фронте, так и в Петрограде. Но генерал Алексеев, занимавший тогда пост Верховного главнокомандующего, встал в позу: или он – Верховный, или Корнилов – командующий Северным фронтом. Алексеев сослался на недостаточный командный стаж Корнилова и неудобство обходить старших начальников. В результате командующим Северным фронтом стал генерал Драгомиров, а Корнилов – командующим 8-й армией.
Это был второй эпизод, дающий ключ к разгадке установившихся между генералами Алексеевым и Корниловым отношений.
Корнилов выжидающе смотрел на Родзянко и Алексеева. Первым заговорил Родзянко:
– Лавр Георгиевич, – начал он, – мне кажется, нам надо на Кубанской земле обнародовать нашу политическую программу, показать казакам и иногородним, за что мы боремся, к чему стремимся. Михаил Васильевич мне показывал вашу программу переданную ему вами еще в Новочеркасске. В целом мы с Михаилом Васильевичем ее одобряем.
При этих словах Родзянко Алексеев достал из папки два листа бумаги, исписанные мелким почерком Корнилова, и передал их Родзянко.
Корнилов избегал предавать бумаге свои политические мысли, но, находясь на Донской земле, счел уместным изложить свои политические взгляды и обосновать цели войны с Советами. Политическую программу он передал Алексееву 2 февраля 1918 года13.
– В нашей программе, Лавр Георгиевич, 14 пунктов. В первом пункте вы говорите о восстановлении гражданских прав, попранных большевиками. Хорошо, что вы говорите о равенстве всех перед законом, но уничтожение классовых привилегий – это что-то сродни Декрету большевиков об отмене сословий и гражданских чинов.
– Мы что, сейчас будем осуждать мою программу? – вдруг резко перебил его Корнилов.
– Нет, но мы должны определить узловые моменты политической платформы Добровольческой армии, – парировал Родзянко.
– Какие, например?, – не унимался Корнилов.
– Ну, хотя бы восстановление законности и порядка, попранных Советами, вопрос о новом созыве Учредительного собрания, разогнанного большевиками, о сохранении единой и неделимой России, об исполнении союзных обязательств, о доведении войны до победного конца в тесном единении с нашими союзниками, наконец, вопрос о земле.
– Хорошо давайте по порядку, – произнес Корнилов. – Первое, что мы должны сказать казакам, – продолжал он, – это то, что мы пришли разогнать Советы и вернуть им попранные большевиками их права. Но вот лозунг «Вся власть Учредительному собранию» надо временно снять. Вспомните, много ли он нам помог на Дону?
– Но что же мы предложим? Восстановление монархии? Я знаю, что среди добровольцев много монархистов, и казаки были верной опорой Романовых. Но не для того мы всю Великую войну боролись с монархией, чтобы ее реставрировать в той или иной форме, – вспылил Родзянко.
При этих словах Алексеев улыбнулся, он вспомнил, как в Феврале Родзянко не прочь был вести переговоры с Николаем II о конституционной монархии. Но промолчал.
– Я всю войну воевал на фронте с внешним врагом, а не боролся с монархией, – отпарировал Корнилов.
– Но, Лавр Георгиевич, вы же участвовали в аресте императрицы и отвечали пред Временным правительством за охрану царской семьи в Царском Селе, – напомнил Родзянко.
– Только по долгу службы и потому, что считал: династия Романовых себя дискредитировала перед народом.
– Я согласен с командующим, что лозунг «Всю власть Учредительному собранию» надо придержать. Да и поддержки идеи «единой и неделимой» среди казаков мы не найдем, казачьи атаманы страдают болезнью самостийности, – вмешался в разговор Алексеев.
– А как же быть с войной до победного конца и верностью союзническим обязательствам? – не унимался Родзянко. – Насколько мне известно, сепаратные переговоры большевиков с немцами в Брест-Литовске сорваны, и они наступают по всему Восточному фронту. Красногвардейские отряды бегут, немцы уже заняли Двинск, Минск, Полоцк. Враг рвется к Петрограду, пали Таллин, Псков, Нарва. По последним известиям, немцы вступили в Киев.
– Да, положение удручающее, нам еще предстоит поднимать народ на войну с немцами, надеюсь, союзники нам помогут. Для этого мы здесь, на юге России, создаем новую Русскую армию. А пока наша задача – пробиться к Екатеринодару и поднять кубанцев на борьбу с Советами, а потом, я надеюсь, поднимется и Дон. А сейчас, господа, нет ничего лучшего, чем выспаться. Нам завтра предстоит длинный переход, – подвел черту этому малом политическом совещании Корнилов.
Дурные вести
25 февраля войска прошли около 60 верст. У станицы Ново-Леушской был выход на железную дорогу – Ростов-Кавказскую. На ее узлах, Тихорецкой и Сосыке, были сосредоточены большие силы красных. Чтобы не попасть под обстрел бронепоездов, армия круто повернула на юг и пересекла железную дорогу. Взорвав полотно, корниловцы первыми вошли в станицу Ново-Леушскую. Затем подтянулась вся армия. Одновременно отряд разведчиков взорвал железную дорогу северней станицы Ново-Леушской. Снаряды, посылаемые с бронепоездов у разорванных полотен, ложились в степи далеко от станицы. Спокойный ночлег был обеспечен.
Но радость удачного перехода была омрачена дурными вестями. От перебежчиков и из советских газет добровольцы узнали о заключении Советским правительством в Брест-Литовске мира с Германией и ее союзниками.
Вечером в хате, выбранной квартирьерами для командующего, собрался командный состав Добровольческой армии.
– Поздравляю с похабным миром, господа офицеры, – съязвил генерал Марков, переступая через порог хаты.
– Да, кайзеровские деньги сыграли свою роль. Как у этого подлеца Ленина хватило наглости исполнить свою заветную мечту – заключить мир, не спрашивая у народа, – подхватил тему генерал Боровский.
– Могли ли мы представить еще год назад, господа, что Польшу, Прибалтику, Белоруссию, Украину, наши завоевания на Кавказе эти большевики отдадут немцам, австрийцам и туркам. Псу под хвост три с половиной года войны, кровь, пот, наши потери и победы, – громко возмутился полковник Тимановский.
– Это еще не все, – вмешался в разговор, присутствовавший на совещании Родзянко. – По моим сведениям, Финляндия получает независимость, Балтийский флот выводиться из своих баз в Финляндии и Прибалтике. На Украине вновь у власти Центральная Рада. Черноморский флот передается Германии и ее союзникам. Кроме того, Россия еще должна выплачивать контрибуцию золотом и продовольствием.
– Боже мой! – в отчаянии воскликнул генерал Деникин. – Еще века не прошло, как Россия диктовала свою волю Европе… И что же – все это смиренно положить к ногам немцев?
– Не надо отчаиваться, господа, – вмешался, наконец, в разговор Корнилов. – Ни мы, ни наши союзники не признаем Брестского мира. В России еще найдутся силы… Мы еще не выдохлись… Поборемся! Отстоим Россию! И накажем, жестоко накажем виновных! Дайте срок…
У командующего заходили желваки, глаза его горели. В хате воцарилась гробовая тишина, которую прервал генерал Деникин.
– Как вы думаете, Алексей Васильевич, – обратился он к Алексееву, – как приближение немецких войск повлияет на наш театр военных действий?
– Я думаю, – начал как всегда медленно Алексеев, поправляя пенсне, – в ближайшие недели ничего существенного не произойдет. И мы должны продолжить свое движение к Екатеринодару, на соединение с войсками Кубанской Рады. А в перспективе, я думаю, немцы совместно с украинскими войсками войдут Крым и на Донбасс, а возможно, пойдут и на Ростов. Это, несомненно, отвлечет силы красных и облегчит нашу задачу по освобождению Кубани и Дона от Советов.
– Да, – подтвердил эту мысль Корнилов. – Нет худа без добра. Немцы отвлекут силы красных войск с Дона и Северного Кавказа. И нам нет резона в ближайшее время вступать в боевое столкновение с немцами…
Вскоре генералы и старшие офицеры разошлись по своим частям, а Корнилов, помешивая ложечкой крепкий и горячий чай, любезно приготовленный адъютантом Долинским, вспомнил свое первое боевое крещение в Русско-японской войне.
Начало военной карьеры Корнилова
В сентябре 1904 года Корнилов по своей воле прибыл на Маньчжурский фронт и был назначен начальником штаба 1-й стрелковой бригады. Боевое крещение Лавра Георгиевича произошло во время сражения при Сандепу. А в феврале 1905 года 1-я стрелковая бригада прикрывала отход 2-й армии во время отступления из Мукдена. Три полка этой бригады (1-й, 2-й и 3-й стрелковые полки), окружённые превосходящими силами японцев у деревни Вазые, приняли неравный бой. 25 февраля 1905 года командование бригадой принял подполковник Корнилов. Для Лавра Георгиевича это был первый бой и он выдержал его с честью. Штыковой атакой Корнилов прорвал окружение и вывел уже считавшуюся уничтоженной бригаду с приданными ей частями, с ранеными и знамёнами, сохраняя полный боевой порядок, на соединение с армией. За этот подвиг Корнилов был удостоен производства в полковники вне очереди («за боевые отличия»), ордена Святого Георгия 4‑й степени и высшей военной награды империи – Золотого оружия «За храбрость». Этот героический эпизод стал широко известен, и Корнилов, чье имя было уже на слуху как исследователя, приобрел новую популярность, его стали считать офицером, способный своей волей переломить ход сражения.
***
Как всегда усталость дня сморила генерала, и он уснул сном праведника. Под утро сон самый крепкий, сновидения самые запоминающиеся. Корнилову приснились годы его пребывания в Китае, где он находился с особой миссией Генерального штаба как специалист-востоковед. Тогда, в 1907-1911 гг., военный разведчик опять взял верх над военачальником.
Освоившись на Дальнем Востоке, после того как по Пекинскому договору границы Российской империи прошли по линиям рек Амура и Уссури, Россия начала продвижение в Маньчжурию, считавшуюся частью Поднебесной. Особенно Россия укрепилась в Маньчжурии, получив в аренду Ляодунский полуостров, создав военно-морскую базу в Порт-Артуре, также построив Транссибирскую магистраль и КВЖД (Китайскую Восточную железную дорогу).
Недовольные успехами России на Дальнем Востоке и в Маньчжурии (этот регион пресса уже называла Желтороссией), Англия и США натравили на Россию Японию, всячески способствуя перевооружению ее армии и флота. Проиграв Русско-японскую войну, Россия вынуждена была отдать Японии Ляодунский полуостров и Южный Сахалин, но не отказалась от своих интересов в этом регионе, о чем свидетельствовала миссия полковника Корнилова.
В Китае Корнилов много путешествовал, изучал китайский язык, быт, историю, традиции и обычаи. Он намеревался написать большую книгу о современной жизни Поднебесной. Корнилов собирал материал и регулярно отправлял подробные отчеты в Генеральный штаб и Министерство иностранных дел. Среди них большой интерес представляют, в частности, очерки «О полиции Китая», «Телеграф Китая», «Описание манёвров китайских войск в Маньчжурии», «Охрана императорского города и проект формирования императорской гвардии».
Объездив почти все крупные провинции страны, Корнилов прекрасно понимал, что военно-экономический потенциал Китая ещё далеко не использован, а людские резервы слишком велики, чтобы с ними не считаться. Он писал в своих отчетах: «…будучи ещё слишком молодой и находясь в периоде своего формирования, армия Китая обнаруживает ещё много недостатков, но… наличное число полевых войск Китая представляет уже серьёзную боевую силу, с существованием которой приходится считаться как с вероятным противником…». В качестве наиболее показательных результатов процесса модернизации Корнилов отмечал рост железнодорожной сети и перевооружение армии, а также изменение отношения к военной службе со стороны китайского общества. Быть военным становилось престижно, для службы в армии требовались даже особые рекомендации.
В 1910 году полковник Корнилов был отозван из Пекина, однако в Петербург возвратился лишь через пять месяцев, в течение которых совершил путешествие по Западной Монголии и Кашгарии с целью ознакомления с вооружёнными силами Китая на границах с Россией. Медленно продвигаясь верхом на лошади по уже знакомым просторам Восточного Туркестана, Корнилов опять почувствовал себя в знакомой и любимой стихии путешественника и разведчика. Вряд ли он тогда мог знать, что начальный период его биографии заканчивается, дальше шла чисто военная карьера. Потом Корнилов, обычно скупой на рассказы, всегда оживлялся, когда речь заходила о его скитаниях по Востоку.
Деятельность Корнилова-разведчика и дипломата этого периода была высоко оценена не только на Родине, где он получил Орден Святой Анна 2-й степени и другие награды, но и у дипломатов Британии, Франции, Японии и Германии, награды которых также не обошли русского разведчика.
По возвращению Корнилов в Санкт-Петербург, в феврале 1911 года он получил командование над 8-м пехотным Эстляндским полком, входившим во 2-ю пехотную дивизию 23-го армейского корпуса, расквартированного в Варшавском военном округе. Его полк располагался на станции Яблоновка Варшавской губернии. Назначение офицера командиром полка без цензового командования ротой и батальоном – случай беспрецедентный для русской армии того времени, однако и сам Корнилов был уникальным офицером.
Командовать полком пришлось недолго, и уже 3 июня Лавр Георгиевич снова получил назначение в Азию – на этот раз на Дальний Восток, в Заамурский округ пограничной стражи. В чине генерал-майора он возглавил 2-й Заамурский отдельный корпус пограничной стражи (2 пехотных и 3 конных казачьих полка), расквартированный в Харбине, в задачу которого входила охрана КВЖД, связывавшей напрямую Читу и Владивосток, и потому представлявшую стратегическую важность. С приходом на новую должность Лавр Георгиевич развил кипучую деятельность. Он сразу же обратил внимание на необходимость уточнить карты Маньчжурии, начал чаще проводить маневры и военные игры, а также активнее бороться с хунхузами (китайскими преступными группировками).
Подчиненные Корнилова любили и даже обожали за беззаветную храбрость, честность, самостоятельность в принятии решений и прямоту. Но начальство недолюбливало по тем же причинам. В 1913 году Лавр Георгиевич инициировал расследование по организации довольствия, выявил факты воровства в Амурском военном округе. Это вызвало конфликт с командующим округом Е.Н. Мартыновым, за которым стоял премьер-министр Коковцев. Скандал завершился отставкой Мартынова, но в столкновении с Коковцевым политический вес сторон был неравным, а потому Корнилов вернулся в военное ведомство командиром бригады 9-й Сибирской стрелковой дивизии, располагавшейся на острове Русском во Владивостоке.
С тех пор прошло всего четыре года, но казалось, что это было так давно, в какой-то совсем другой жизни.
Кубанские дела, бой за станцию Выселки
Приток кубанских добровольцев был невелик. Казаки выжидали. Маятник все время колебался. Как только армия приходила в станицы, кубанцы поворачивались в сторону добровольцев, с уходом армии маятник отклонялся в другую сторону.
После взятия станицы Ново-Леушской, армия миновала Старо-Леушскую, Ираклиевскую и 1 марта подошла к станице Березанской. Здесь впервые против корниловцев выступили кубанские казаки. На станичном собрании верх одержали иногородние и фронтовики, станицу решили Корнилову не отдавать, и за ночь вокруг станицы выросли окопы. Утром по авангарду добровольцев ударил град пуль. Но бой был краток. Огонь артиллерии и атака корниловцев и марковцев быстро заставили большевиков очистить позиции. Пришлые ушли на станцию Выселки, а местные большевики разошлись по домам и попрятали оружие. Чтобы не поднимать против себя кубанских казаков, Корнилов поручил расправу над ними местным старикам. Вечером старики в станичном правлении уже пороли нагайками свою молодежь.
Вот уже почти три недели Добровольческая армия была в походе. Она прошла 250 верст, обходя или легко опрокидывая большевицкие отряды. Силы красных почти всегда были значительнее, они могли бы драться более отчаянно, но предпочитали при первом сильном натиске отступить и сдать позиции, победа для них в этот период войны не была столь обязательной. Для Добровольческой армии каждый бой был ставкой на жизнь или смерть. Армия должна была продвигаться, сметая заслоны, поэтому в каждый бой добровольцы вкладывали всю силу отчаяния – и побеждали.
Так случилось и у станции Выселки. Здесь было большое скопление красных отрядов, можно было миновать станцию, но у добровольцев заканчивались боеприпасы, а тут были артиллерийские склады, и Корнилов приказал, отклонившись от прямого маршрута на Екатеринодар, взять станцию с боем.
Ночь была темной и очень холодной. Ранним утром 3 марта в атаку на Выселки пошел партизанский полк. Партизаны генерала Богаевского, преимущественно донские казаки, голодные и усталые, так как до утра они сидели у костров в степи, повели наступление четырьмя отрядами: капитана Курочкина, есаула Лазарева, есаула Власова и полковника Краснянкого.
Редкие цепи шли безостановочно, когда по ним ударил ружейный и пулеметный огонь с мельницы, на правом фланге и в тылу заухали артиллерийские взрывы. Партизаны подались назад и залегли.
В полуверсте от залегших партизан, на стогу прошлогоднего сена, расставив широко ноги, стоял Корнилов и наблюдал за ходом боя в бинокль. За плечами мотался вещевой мешок. Его маленькое калмыцкое лицо выражало неудовольствие. Бой оказался серьезнее, чем он рассчитывал.
В ста шагах от него, в ложбине, спешились текинцы – его личный конвой, полсотни худых, кривоногих людей в огромных круглых бараньих шапках и полосатых халатах. Внизу у стога стоял поручик Долинский, адъютант командующего, – большеглазый темноволосый юноша в офицерской шинели и мятой фуражке защитного цвета.
– Ваше превосходительство, умоляю вас, сойдите, подстрелят, – постоянно повторял он.
Корнилов не реагировал, его лиловые губы еще сильнее сжались, судорогой свело рот. В бинокль он видел, как поднялись в атаку густые цепи большевиков. Некоторые из партизан дрогнули и попятились назад, одного из них, вставшего во весь рост, сразила пуля.
– Срочно батальон корниловцев и Офицерский полк на помощь партизанам! – скомандовал он.
Через десять минут марковцы уже бежали прямо на станцию, корниловцы, как всегда, пошли в обход с востока. Цепи большевиков залегли, началась перестрелка. Еще сильнее затрещали пулеметы противника, заохали орудия. Марковцы тоже залегли.
К Корнилову подошел генерал Деникин.
– Надо бы поддержать наших артиллерией, – произнес он не уверено, понимая, что снарядов очень мало.
– Знаю, – зло ответил Корнилов. Черт, снарядов осталось по три на орудие. А снаряды там, у большевиков, на железнодорожных складах.
Сильно ухнула красная шестидюймовка, большевики снарядов не жалели. Торопливо застучал пулемет. Пчелки пуль пропели где-то над головой командующего.
– Ваше превосходительство, умоляю, сойдите, подстрелят, – опять взмолился Долинский.
Корнилов опустил бинокль. Коричневые калмыцкие глаза его сузилось еще больше.
– Коня мне! – приказал он Долинскому.
Ловко, как джигит, он вскочил на коня и поскакал к своим текинцам.
– Айда! – крикнул он зычным голосом и показал рукой в сторону оврага.
Текинцы, как кошки, вскочили на коней и выхватили кривые сабли. С гортанными криками галопом они поскакали в степь, в сторону оврага, где чернела пашня и за ней виднелась полоска железнодорожной насыпи.
Скоро обозначилось наступление корниловского батальона. Быстро, как на учениях, они зашли в тыл большевиков. Поднялись марковцы и сильно поредевшие цепи партизан. Большевики дрогнули и побежали. Текинцы рубили их на скаку, мало кто ушел с поля боя. Но и те, кто поднял руки, не пережил этот день.
К полудню все было кончено. Корнилов в сопровождении Деникина и свиты крупной рысью въехал в Выселки. Сзади колыхался распущенный трехцветный флаг. Навстречу обозу тащились раненые, кто еще мог передвигаться сам. Корнилов подъехал к есаулу Лазареву, раненному в ногу. Весь мокрый, он остановился перед командующим.
– Ну, что, партизаны, как повоевали? – ехидно спросил Корнилов. – Скажите спасибо моим текинцам и корниловцам.
– Большие потери, ваше превосходительство. От моего отряда осталось меньше половины. Погибли полковник Краснянский и есаул Власов…
Корнилов поскакал дальше. Справа от мельницы слышалcя сухой треск одиночных выстрелов. Это шла расправа над пленными. Корнилов не реагировал. Генерал Деникин перекрестился и произнес:
– Прости, Господи, виновных и не осуди за кровь невинных!..
Первая трудная победа «ледяного похода» омрачилась неприятной новостью. Корнилов узнал, что не так давно здесь, возле станции Выселки, произошел бой между большевиками и отрядом кубанских добровольцев Покровского. Добровольцы Покровского были разбиты и поспешно отступили в сторону Екатеринодара. Шли какие-то зловещие слухи и о кубанской столице. Пока только слухи.
Вечером Корнилов издал приказ наступать на станицу Кореновскую, в которой, по данным разведки, сосредоточилось не менее 10 тыс. красноармейцев с бронепоездами и большими количеством артиллерии. Командовал ими кубанский казак, бывший фельдшер Сорокин.
