bannerbannerbanner
Исаак Левитан

Игорь Грабарь
Исаак Левитан

Полная версия

В зависимости от темы и настроения, он пишет то деловито и сурово, оставаясь на строго реалистической почве, то вдруг уходит от «будней» в область чистой живописи, и тогда создает несравненные холсты с той чудесной поверхностью, тонкой, драгоценной, почти эмалевой, которая бывает только на картинах величайших мастеров-живописцев.

Но живопись Левитановских картин далеко не главное их достоинство, и не за нее мы любили его. Не из-за одних только красок – пусть тусклых сейчас, тогда же горевших для нас самоцветными камнями – мы с нетерпением ждали некогда открытия Передвижной выставки, и жадно искали уголка с его новыми картинами. Каждая из них была для нас новым откровением, ни с чем не сравнимым наслаждением и радостью. Они вселяли бодрость и веру в нас, они заражали и поднимали. Хотелось жить и работать. Велика должна быть сила художественных произведений, если они действуют столь неотразимо и благодатно. В них есть дыхание истинной жизни и скрыта подлинная поэзия. Поэтому сквозь их, сейчас, быть может, чуть-чуть старомодный красочный наряд и через головы самых модных живописцев, из глубины вызвавшего их к жизни чувства до сих пор светит и не перестанет светить таинственно прекрасное приветливое искусство великого поэта русской природы.

Игорь Грабарь.

Аушино. 10-го октября 1912 года.

Исаак Ильич Левитан

 
О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней
Сияй, сияй, прощальный свет
Любви последней, зари вечерней!
 
Тютчев

Левитан, вместе с целым рядом других художников, стоит на том перевале, который отделяет передвижников от искусства, зародившегося у нас под влиянием целого ряда западных, веяний позднее, в конце восьмидесятых годов XIX столетия. Все эти художники с одной стороны были тесно связаны с отживавшим и воспитавшим их искусством, но с другой – всеми силами души стремились вперед, к новым горизонтам. Это не были эпигоны, повторявшие уже сказанное теми, кого колесо истории сметало со своего пути, но они не были и новаторами или пророками грядущего. Это были именно художники перелома, стоявшие одной ногой еще в прошлом, но другой ступавшие в будущее.

Среди этих художников Левитану принадлежит очень видное место. С его именем связан целый период в истории русской пейзажной живописи, несмотря на то, что на том же пути одновременно с Левитаном работали и другие, не менее даровитые художники, влиянию которых во многом был подвержен и сам Левитан.

Это произошло потому, что в живописи Левитана все искания современных ему русских пейзажистов нашли себе какое-то особенно яркое, полное и наиболее законченное выражение и в конце концов создали даже маленькую школу «русских барбизонцев».

Что же за человек был Левитан и как протекала его жизнь? О чем он мечтал, к чему рвалась его душа, что радовало его и о почему он страдал? Увы! Материалы для его биографии более чем скудны, но и то немногое, что уцелело в воспоминаниях, различных сталкивавшихся с ним людей и в кое-каких сохранившихся у них письмах Левитана, все-таки в очень определенных очертаниях рисуют личность этого влюбленного в русский пейзаж поэта.

I. Семья и детство

Левитан – еврей. Его дед был раввином, отец учился сначала в раввинском училище, но затем стал усердно заниматься дальнейшим своим образованием и добился того, что впоследствии даже сам мог учительствовать. Служил он на железной дороге близ западной границы, занимая то на той, то на другой станции разные мелкие должности, и в 1861 г., в то время, когда он служил на станции Вержболово, в соседнем местечке Кибарты[1], где жила семья Левитанов, родился маленький Исаак, который и был приписан к Кейданскому мещанскому обществу Ковенской губернии.

Еще ребенком Левитана увезли в Москву, куда, бросив железнодорожную службу в надежде на лучшие заработки, переселился его отец. Однако, ни хорошей работы, ни сносного места отцу Левитана найти не удалось и пришлось перебиваться кое-как грошовыми уроками. Дети росли и, чем старше становился Исаак, тем ярче сказывалось в нем желание стать художником[2]. В Москве семье Левитана не повезло. Сначала заболела и умерла мать, а затем эпидемия брюшного тифа постигла отца Левитана и его самого. Обоих увезли в разные больницы, и когда маленький Левитан, оправившись, вернулся домой, он узнал, что отец в больнице умер. Дети остались без куска хлеба и без крова. Как пережили они это трудное время, и кто им тогда помогал, остается совершенно неизвестным, известно только, что в 1873 г. двенадцатилетний Исаак Левитан от своего собственного имени подал прошение в Училище Живописи и Ваяния и был зачислен туда учеником.

II. Школьные годы

Кто помогал Левитану в первые годы его пребывания в училище, остается тоже неизвестным, но, вероятно, кто-то уже тогда заинтересовался талантливым мальчиком и вносил за него плату, или же приходило к нему на помощь само Училище. В бытовом плане Левитану это, однако, помогало не всегда, и часто ему даже негде было ночевать. Художник Михаил Васильевич Нестеров в своих воспоминаниях рассказывает: «Красивый мальчик еврей, более похожий на мальчиков, которые с цветком в кудрявых волосах так часто встречаются на площадях Неаполя и Венеции, Левитан обращал на себя внимание и тем, что тогда уже слыл в школе за талант. До чрезвычайности скромно одетый, как сейчас помню, в клетчатый пиджачок, он терпеливо ожидал, когда более счастливые товарищи его, насытившись у старика «Моисеича», расходились по классам. Тогда и Левитан застенчиво подходил к Моисеичу, чтобы попросить его потерпеть прежний долг (копеек 39) и дать вновь «до пятачка». Это было для него в то время и завтрак, и обед, и ужин».

«Левитан тогда вообще очень нуждался. Про него ходило в школе много рассказов, с одной стороны, о его даровании, а с другой-о его великой нужде. Говорили, что он не имеет иногда и ночлега. Рассказывали, что, бывало, после вечерних классов он исчезал, незаметно прятался в верхнем этаже огромного старого дома Юсупова, где школа помещалась уже и тогда, и где когда-то при Александре I собирались масоны (позднее дом этот смущал москвичей страшными привидениями). И здесь-то Левитан, выждав последнего обхода солдатом Землянкиным, прозванным «Нечистая сила», оставался один коротать в тепле длинный зимний вечер и долгую ночь с тем, чтобы утром голодным снова начать день влюбленными мечтаниями о нежно любимой природе. Так шли многие дни и многие ночи, сменяя страх и горе восторгом и радостью. Талант в самом, деликатном своем возрасте встретился с жестокой нуждой и завязалась борьба на долгие годы»[3]

Из воспоминаний других сверстников Левитана известно также, что в особо трудное для мальчика время товарищи собирали немного денег и эти гроши отдавали Левитану.

Классные занятия Левитана шли в Училище очень успешно, и в работах его скоро стал сказываться настоящий художник. В 1877 г. печать уже отмечает на ученической выставке шестнадцатилетнего Левитана как художника, «который умеет чувствовать природу и верно передавать свои впечатления», а при обзоре следующей выставки говорит о присутствии большого чувства в работах «молодого художника, который пишет по впечатлению, а не просто копирует». Михаил Васильевич Нестеров в своих воспоминаниях тоже отмечает, что Левитан скоро очень выдвинулся на ученической выставке и его, хотя не оконченный, но полный тихой поэзии «Симонов монастырь» был даже одной из лучших вещей на первой ученической выставке.

 
1Все биографы Левитана, и я в том числе, не раз называли Кибарты станцией железной дороги, но такой станции ни на одной железной дороге нет, а так называется местечко при станции Вержболово.
2О детстве большинства художников слагаются обыкновенно рассказы о том, как рано сказывалась их влюбленность в красоты природы и поэтичность натуры. Сложились такие рассказы и о детстве Левитана. Так, Соломон Самуилович Вермель рассказывает в своих воспоминаниях, что слышал от родных Левитана, как мальчик целыми часами просиживал на окне маленькой квартирки на четвертом этаже и не отрываясь, смотрел на туманные силуэты города в дождливые дни, на гаснувшую за домами вечернюю зарю или пестрящие огоньками городские улицы в темные зимние вечера. Все это, по рассказам родных, так влекло к себе мальчика, что сплошь и рядом он предпочитал созерцание этих картин и обеду, и сну, а когда родные добивались, чего ради него сидит часами на окне, то мальчик будто бы задумчиво говорил: – Погодите. Увидите, что я из всего этого сделаю… Наоборот, другой биограф Левитана, тоже со слов его родных, говорит иное, и утверждает, что «Исаак, которому в то время было 9 лет, особенных склонностей к рисованию не обнаруживал, через некоторое время, только потому, что старший сын их учился в школе живописи, родители решил определить туда же и младшего сына». (С. Шпицер «Воспоминания о художнике И.И. Левитане») Хотя любовь к красоте пейзажа и наклонность к рисованию не всегда являются синонимом, но во всяком случае, в устах обоих биографов рассказы родных звучат по-разному, и едва ли не грешат и в том и в другом случае достоверностью. Да то и не имеет почти никакого значения.
3«Мир Искусства».
Рейтинг@Mail.ru