Игорь Сотников
Люди слова
Но вот пана Паника слегка отпустило и, что он первое смог выговорить, так это обвинение в сторону сэра Рейнджера, который судя по разлившейся по его лицу радости, уже обо всём давно догадался:
– И ты, Брут!
– Ха-ха. – Уже откровенно и громко развеселился сэр Рейнджер. – Что ж, я должен отдать должное твоей разведке. Она отлично справилась со своей задачей, покопавшись в открытых источниках информации. Но ведь так и должно быть. – Наклонив чуть в сторону голову, с каким-то чуть ли не покровительственным (как с неразумным ребёнком) тоном, заговорил сэр Рейнджер. – Ведь мы же себя позиционируем с великой римской империей. А ей без Цезаря и Брута в ней никак. Неполноценная какая-то империя получается. – Вновь издевательски рассмеялся сэр Рейнджер.
А ведь кинься сейчас сэр Рейнджер отговариваться, юлить и ловчить в своём оправдывающим его ответе, то, пожалуй, пан Паника, посчитав, что он всегда это знал – сэр Рейнджер потенциальный предатель и шпион – сейчас бы чувствовал себя более чем уверенно и даже хорошо, но это его открытое, без всякой боязни и оглядки по сторонам признание сбило с толку и окончательно пошатнуло в пане Паника всякую уверенность в себе и понимание того, что, чёрт возьми, вокруг сейчас здесь и, вообще, происходит.
Но сэр Рейнджер не останавливается на достигнутом и продолжает разориентировать в политическом пространстве пана Паника. – Да и не ты ли всегда говорил, что в наше не спокойное время, на большой шахматной доске делать ставки на одни и те же фигуры неразумно.
– Но я…– попытался было возразить пан Паника, но схваченный за галстук был перебит сэром Рейнджером.
– Без всяких но. Не запряг. – Рычит прямо в притянутое ухо пана Паника сэр Рейнджер. – Ты уже добился своего. Твоё имя стало нарицательным и обозначает именно то, что сейчас творится на всех этажах власти. – Сэр Рейнджер вслед за сказанным ослабевает свою хватку и, улыбнувшись пану Панику, мягко говорит. – Впрочем, никто не заинтересован в шоковом сценарии. Так что можешь не обращать большого внимания на мои слова, вырванные тобою, из своего, никому не доверяющего и во всём видящим затаённый смысл (а он хоть и есть, но не тот) мысленного контекста, и приступать к тому, к чему тебя обязывают сложившиеся обстоятельства. Тем более, одобрение с самого верху уже получено.
«Что он хочет этим сказать? – уже ничего не понимая, пан Паника попытался понять, что было правдой …Хотя нет, такого слова в его лексиконе не было, а вот то, что из сказанного сэром Рейнджером считалось целесообразным и чему он, в конечном счёте (а так это, всего лишь его декларации о намерениях), будет следовать в своих действиях, то это и волновало пана Паника. – Выходит, что сэр Рейнджер уже в курсе нового проекта, а это значит, что из нашего ведомства идёт утечка и у нас завёлся какой-то… гад!», – представив этого гада, а другими его словами и не назовёшь (заслужил), от отчаяния за то, что он ничего не может поделать, закипел пан Паника.
Но не успевает пан Паника проникнуться злобным огорчением, как сэр Рейнджер своим новым заявлением заставляет пана Панику окончательно потерять веру в бескорыстность и умение держать язык за зубами людей из своего ведомства и ещё, нелюдей, а всего лишь близких к его ведомству конгрессменов.
– Ну что, мистер. – Улыбнувшись одним глазом, сказал сэр Рейнджер, окончательно отпустив галстук пана Паника. – Вы готовы, как следует, не скупясь, торговаться за ваш новый проект «Несокрушимая решимость».
– Готов. – Улыбнувшись в ответ, сказал пан Паника, совершенно не понимая, как сэр Рейнджер узнал название этого нового проекта, если его он сам ещё никому не говорил, кроме разве что только самого мало трезвого себя (но он об этом не помнит), и то наедине в своём кабинете (а там жучки).
«Кто же этот гад ползучий?», – хищно, уже про себя улыбнулся вне всяческих насчёт себя подозрений пан Паника, перебирая в голове всех сотрудников своего ведомства стратегических планирований, имевших доступ к секретной информации по новому проекту «N».
– Только учти главное. Конгресс на первых порах, готов лишь устно выразить поддержку твоему проекту, а голосовать «кошельком», будет только после того, как только ты найдёшь частных инвесторов. – Сказал сэр Рейнджер, перебив кровожадные мысли пана Паника.
– Но кто на это пойдёт? – растеряно спросил пан Паника. – Да и кто захочет рисковать своим кошельком. – Уже про себя пробубнил пан Паника.
– Я не обязан тебе объяснять элементарные вещи. – Потемнев лицом, зло проговорил сэр Рейнджер. – Сейчас для такого рода проектов одного обоснования необходимости недостаточно и нужны более существенные, так сказать осязаемые вещи. И будет целесообразней, если это будет частная инициатива – кровные волеизъявления неравнодушных к бесчинствам тиранов граждан. – Сэр Рейнджер перевёл дух, точь-в-точь, как один из тех предполагаемых им неравнодушных граждан, которому даже дышать стало трудно, стоило ему только подумать о жестокости к своему народу, всем известного не легитимного тирана Кассада, а не как он, явно на счёт себя заблуждаясь, называет себя демократично избранным президентом.
И тут даже спорить нечего, раз мировое сообщество так считает, то так оно и есть – разве миллионы людей могут заблуждаться. Ну а то, что истина есть категория качественная, а не количественная, то откуда ты взялся такой умник? Пора бы уже знать, что на земле всё течёт, всё изменяется и то, что вчера было непоколебимой и вечной истиной, сегодня уже не столь бесспорно. Ну а раз истина по своей сути, как правило, существует только для нуждающихся в ней людей – без их существования, она хоть и существовала бы, но ни имела бы того своего общечеловеческого значения для человечества, а это значит, что и истина, в том своём виде, в каком она существует для человека, не может быть постоянной константой и изменяется вместе с человеком. Ну а так как человечество на данный момент пришло к некому консенсусу насчёт своего общего понимания истинности, то она и будет считаться таковой, если на неё так смотрит или за неё проголосовало наибольшее количество, обязательно из передового общемирового сообщества людей.
– Да и вообще, отнесись к своему проекту, как к очередному бизнес проекту. – Передохнув, продолжил сэр Рейнджер. – Разработай бизнес-план. Найди частных инвесторов. Презентуй его заинтересованным людям, и если они окажутся глухи, то мотивированно объясни им, что теперь пришла их очередь оказать помощь государству. А там уж, исходя от обстановки и понимания политической целесообразности, надави, убеди или так уж и быть, примени челночную дипломатию. Да и в конце концов, не мне тебя учить как нужно действовать. – Усмехнулся сэр Рейнджер. – Ну а когда все предварительные этапы будут пройдены, то можно будет приступать к реализации проекта.
– Они значит, выразят мнимую, только на словах поддержку, которую в случае неудачного развития событий всегда можно отозвать и вообще заявить, что их неправильно поняли. А все риски получается, неси другим. – Заскрипел зубами пан Паника. – А разве частное, не есть продолжение государственной политики? – пан Паника до того разнервничался, что вновь стал заговариваться, выплёскивая наружу свои (он о них и сам не знал, а только лишь догадывался) самые затаённые мысли, в которых так и читалось его сочувствие, а местами приверженность к идеалам коммунистического пути развития общества. Но сэр Рейнджер не стал ловить пана Паника на его предательском для всякого капиталиста слове, а всего лишь записал его слова на включенный и лежащий в кармане пиджака диктофон (пан Паника в свою очередь не отличался деликатностью и тоже вёл скрытную запись всего разговора; и получается, что они друг друга стоили, да и знали, и поэтому всё делали не зря).
– А к дележу пирога они первые прибегут. Так что ли? – Закончил свою нервную истерику пан Паника.
– А ты разве сомневаешься. Так оно всегда и бывает. – Сэр Рейнджер не перестаёт улыбаться и удивляться наивности или забывчивости пана Паника, который так изумляется тому, чему не раз был свидетелем и участником. – Ведь главное иметь политическую волю. А она у тебя, надеюсь, есть. – Сэр Рейнджер вновь перегнулся через кресло в сторону пана Паника и с хитрым прищуром посмотрел на него, ожидая, что он на это скажет.
– Можешь даже не сомневаться. Есть. – Щёлкнул в ответ челюстью, не сводящий своего взгляда с сэра Рейнджера, пан Паника.
Глава 3
Ловец слов
Когда вы владелец огромного особняка и кучи охраны, находящейся, как внутри, так и по внешнему периметру этого всего, в один день пешком не обойти частного дворового и лесного пространства, что косвенно говорит о том, что у вас окромя всего этого, публично демонстрируемого богатства имеются отложения на чёрный день (скорее всего, на понедельник), оказываетесь у себя дома после полного забот и тяжелейшего для ваших сотрудников дня (вы та ещё придирчивая скотина), а вас там как обычно никто не встречает (вы по понедельникам сверх меры раздражены и родные предпочитают пересиживать грозу в виде вас, в другом таком же особняке по соседству), то вас определённо удивит появление в вашем личном кабинете сидящего на опять же вашем любимом, истёртом только вашей задницей кресле незнакомца.
Правда, вы его не сразу заметите, ведь вы в своих мыслях ещё находитесь у себя на рабочем месте, в том самом офисе, в который так страшатся, но в тоже время неудержимо стремятся попасть независимые на публике, но зависимые от своих страстей и от своих финансовых обязательств, различные политики, бизнесмены и такого же сорта пассионарии. А сегодня как раз понедельник и вы… Но давайте уже называть всё своими именами, в общем, вы, но не вы, а мистер Морган, как и всякий человек, не по любви, а всего лишь по долгу своей генетической памяти, имеющий близкие отношения к финансовым активам, потокам или другими словами, являясь председателем директоров крупнейшего инвестиционного банка, в этот день, как обычно для таких дней, у себя в кабинете на кресле рефлекторно мучился предчувствиями финансового краха или какого другого стремительного падения индекса деловой активности.
Ну а раз так всё сложилось, то он, конечно, не может найти себе места и сам проявляет бурную деловую активность (может это поможет удержать на плаву крах очередного финансового пузыря), время от времени срываясь на всех тех, кому не повезло и пришлось встретиться с ним в коридорах здания банка или в его кабинете, находящемся на самом высоком этаже одного из небоскрёбов (а это уже надо очень постараться).
– Ну что, какие там для нас новости? – пряча своё волнение в прессующих сигару пальцах рук, сквозь маску непроницаемости, искоса глядя на стоящего перед своим столом своего доверенного лица, а по совместительству секретаря, мистера Данкана, хриплым, а значит волнующимся голосом, спросил его мистер Морган. Ну а мистер Данкан уже не первый год работает у всемогущего мистера Моргана и по его тембру голоса или даже по дыханию, всегда может определить степень незаинтересованности или того же волнения мистера Моргана. Да и в принципе мистер Морган по большому счёту всё же умеет держать себя в руках, правда, если не считать того памятливого, а для многих финансовых воротил и биржевиков, уже без памятливого (разве можно что-то вспомнить, воткнувшись головой в мостовую, вылетев в окно с семидесятого этажа) чёрного понедельника, когда он поддался общему стадному чувству, и вслед за многими банкирами, тоже было захотел стать Икаром и сунулся головой в окно (мистер Данкан тогда очень вовремя успокоил мистера Моргана, разбив об его голову бутылку).
Так что для мистера Данкана, раз сегодня понедельник, не новость то, что мистер Морган с опаской ждёт от него новостей; особенно из Гонконга (оттуда взял своё начало чёрный понедельник). И, пожалуй, мистер Данкан, как самое доверенное лицо мистера Моргана, просто обязан заботиться о здоровье своего босса и пока его нервы окончательно не расшатались и не лопнули, должен поскорее обрадовать хорошими новостями мистера Моргана, переживающего за финансовую стабильность построенной его предками банковской системы. Но мистер Данкан в последнее время не столь расторопен и прежде чем обрадовать мистера Моргана ростом акций и прибылей его банка, делает до глубины души волнующие мистера Моргана движения – теребит своими ногами пол (а на нём, между прочим, постелен дорогущий персидский ковёр), перебирает в руках бумаги (что заранее не мог подготовиться) и самое страшное, бледнеть лицом.
И, конечно, такие действия мистер Данкана не могут не вызывать заботу и встревоженность за свои капиталы мистера Моргана, от переживаний уже начавшего разламывать пальцами дорогущую, как месячная зарплата мистера Данкана, сигару. А ведь мистер Морган, это вам не мистер Данкан, и при его занятости, у него просто нет времени на все эти психологизмы и понимания намёкливых поступков мистеров Данкана, в общем, мистер Морган, как и всякий обладающий влиянием и властью человек, всегда, как асфальтовый каток упрям и прям в словах, и не обладает терпением ждать, что он и выражает нахмуренностью своего взгляда и своим подгоняющим мистера Данкана словом: «Ну!».
И мистер Данкан, наконец-то, раскрыл рот, после того как в очередной раз вздохнул от возникшего между ними непонимания – мистер Морган, после того как мистер Данкан не дал ему осуществить свой полёт головой вниз, обещал ему век это помнить, но как выяснилось, этого было недостаточно для того чтобы повысить оклад мистера Данкана, о чём он и пытался, таким образом напомнить, а последние годы помучить его.
– Колокол ещё не отзвенел и пока не дан старт началу биржевым торгам, ничего не ясно. – Сказал мистер Данкан и его ответ, судя по невыразительности лица мистера Моргана, не понравился ему.
– Это я и без тебя знаю. И я скажу тебе больше. Я также знаю, что зарплату плачу тебе я, и плачу я её не за такого рода неосведомлённость. – Выбросив разлохмаченную сигару в контейнер для мусора, стальным слогом отбил слова мистер Морган. И казалось бы, вот удачный момент для мистера Данкана, чтобы напомнить боссу о его обещании не забывать своего спасителя мистера Данкана, но дело в том, что подчинённый человек, как раз через это своё положение и слаб и невнятен, и мистер Данкан под грозным взглядом мистера Моргана, испугавшись потери того что есть, быстро забыл всю свою предвзятость к боссу и доложил ему все внутренние инсайды всех уже проведённых торгов, на всех конкурентных мировых площадках.
После чего мистер Морган, успокоившись за финансовую стабильность планеты и свою в том числе, откидывается на спинку кресла (теперь он может себе это позволить) и, вытянув ноги под столом из дубового дерева, в таком расслабленном положении и настроении, переходит на бытующие в их банкирском кругу частности – вопросы, кто с кем слился, взял в лизинг, девальвировал в глазах банкирского сообщества, насколько ликвиден тот сэр или уже не сэр, кто кого поглотил, и какая у того или иного юридического лица рожа, тьфу, конечно, маржа.
Когда же эти, так сказать светские разговоры были закончены, мистер Данкан внёс поправки в сегодняшнее расписание дел мистера Моргана и, пожалуй, на этом можно было закончить эту утреннюю аудиенцию, если бы мистер Морган слишком расслабившись (в таком настроении, он любил послушать какие-нибудь расслабляющие интеллект истории из жизни плебса) – он вытащил свои ноги из ботинок – ухмыльнувшись от удовлетворения своей жизнью, не спросил мистера Данкана:
– И на этом всё? Неужели, в этом городе все безумцы повывелись и перестали ненавидеть и угрожать нам успешным людям?
И как вдруг прямо сейчас выяснилось, то это, конечно, было не всё (а не спроси мистер Морган, то было бы всё – всё-таки мистер Данкан, зная то, как любит мистер Морган слушать забавные истории из жизни неуклюжего плебса, очень мстительный тип, раз ради прибавки к зарплате, готов пойти на утайку информации) и безумцы в городе ещё не перевелись. И они, эти безумцы, пошли дальше и теперь эволюционируют вместе с успешными людьми города, ради которых они, в общем-то, и живут, и благодаря которым, этот круг безумных людей, всё только прибывает и пребывает. Правда коварный и до чего же строптивый мистер Данкан, вновь не спешит радовать мистера Моргана всеми историями из жизни безумцев и пытается, завуалировав их под ничтожность и никчёмность для слуха и ума мистера Моргана, скрыть их от него.
– Мистер Морган, да разве стоит придавать значение всем этим безумцам, которые находясь под прессом своего никчёмной ненужности и наружности, вечно хотят, чтобы их с открытым ртом слушали (а мистер Морган тоже этого хочет; и что, значит он безумный человек?). А так как они ничего путного сказать не могут, а быть выслушанным так хочется, то они и прибегают к угрозам и истерике. Придурки одно слово. – Мистер Данкан не сдержался и позволил себе дать характеристику этому роду, сверх меры коммуникабельных людей. На что мистер Морган хоть и улыбается, но всё же приводит мистера Данкана к пониманию того, что он, ни смотря на то, что находится на самом верхнем этаже этого монументального небоскреба, он всего лишь скребок окон, и нечего задирать голову выше головы своего босса.
– Мистер Данкан, в нашем, построенном на демократических принципах государстве, каждый имеет право на высказывания и волен быть или не быть безумцем. И уж позвольте мне решать, кого стоит выслушать, а кого нет. Так что соизвольте вернуться с небес на землю и пока за вас это не сделали другие, доложите мне обо всех поступивших на диспетчерский пункт волеизъявлениях, нашего, имеющего на это полное право граждан. – Стальным голосом сказал мистер Морган, заставив мистера Данкана, побледнев, споткнуться на месте. Что, видимо, смягчило нрав мистера Моргана, и пока мистер Данкан пытался перевести дух, он вновь вернулся в хорошее расположение духа и иронично сказал:
– А насчёт придурков, ты это верно заметил.
Ну а мистер Данкан, слегка приободрённый такой поддержкой своего босса, не мог не улыбнуться в ответ.
– И, поди что из конгресса кто-нибудь да звонил? – улыбаясь, спросил мистер Морган.
– Скорее по забывчивости, чем по незнанию. – Ответил мистер Данкан.
– Придурки по памяти. Так я их назову. Хотя по памяти, всех я их и не назову. – Рассмеялся большой любитель идиом и неустойчивых оборотов смыслов своих, но не чужих выражений и крылатых фраз, мистер Морган.
– Мы всё же не решили полагаться на их память и записали их имена в вашу синюю тетрадь. – Каким-то приглушённым (тайной) голосом сказал мистер Данкан.
– Это правильно. – Согласно кивнул головой мистер Морган. – Но что там с другими придурками или точнее, пока не найденными полицией, не нашедшими себя людьми?
Ну а этот вопрос мистера Моргана, заставляет мистера Данкан начать перебирать в своих руках бумаги, после чего он, вытащив из самого низа стопки своих бумаг весь замятый листок, пробежавшись по нему, можно сказать, зачитал:
– На диспетчерский пункт по взаимодействию с общественностью, поступило несколько странных звонков, которые, судя по всему, все поступили от одного и того же лица (безумие ни с чем не перепутаешь и всегда так похоже). Так некто, желая записаться к вам на приём, на вопрос о цели своей встречи с вами, ответил «личное», ну а когда его попросили представиться, то он заявил, что он, то есть вы сэр («Я понял», – кивнул довольный мистер Морган – рост числа безумцев, косвенно подтверждало, что его влияние растёт), сам всё поймёт. Когда же операционист дал понять звонившему, что так не пойдёт и нужно его полное представление, то звонивший вдруг разозлился и заорал, что вы сэр, не представляете, до чего вы его достали и что он так и быть, лично вам представится.
– И что тут необычного? – Усмехнулся мистер Морган. – Этот человек всего лишь нетерпелив и явно страдает пониженной самооценкой себя, раз боится назвать своё имя. Ну а то, что он выбрал меня, как объект для своей ненависти, то и здесь всё логично – кто, если не я? – искренне, что бывало редко, рассмеялся мистер Морган, решив к своему удовольствию добавить ещё одно удовольствие – раскурить сигару. Что он буквально сейчас и сделал и, пустив дым из сигары в сторону мистера Данкана – мистер Морган не мог проигнорировать мистера Данкана, и поступить иначе. Ведь мистер Морган всегда проявлял заботу к своим доверенным лица, и если они не могли себе позволить курить такие дорогие сигары, то дымя в их сторону, он тем самым, через их пассивное курение, делился с ними этой частью своих богатств.
Ну а мистер Данкан, если честно сказать, до того не благодарный тип и сволочь, раз он вместо того чтобы благодарно вдыхать в себя пущенный мистером Морганом в него дым, берёт и отворачивает от него свою скривившуюся физиономию. И не надо тут нагло врать и изворачиваться, оправдываясь тем, что он из-за дороговизны сигар бросает курить. Да просто мистер Данкан, как и все находящиеся по другую сторону от стола мистера Моргана люди, завидует ему чёрной завистью, и желает сидеть на его месте и сам пускать дым из сигары в пристыженное своим новым положением, лицо согнувшегося в книксене мистера Моргана.
Но делать нечего и пока мистер Данкан находится по эту сторону стола (а ведь тогда, в чёрный понедельник, у него была возможность сесть на это место – нужно было всего лишь подтолкнуть мистера Моргана в окно – но он испугался, да и не осилил поднять эту тяжёлую тушу мистера Моргана), то ему ничего не остаётся делать и приходиться давиться своими слезами, вызванными едким дымом сигары мистера Моргана, и продолжать свой рассказ.
– Но это был один звонок из череды множества последовавших вслед за этим звонков, где, судя по голосу, всё тот же человек, в качестве цели своей записи к вам на приём, просто словесно видоизменял своё первоначальное словесное заявление. «Ведь мистер Морган, человек слова. Так что передайте ему слово в слово то, что я скажу, и он всё поймёт. Так начинался каждый его ответ». – Читая с того мятого листа бумаги распечатку последнего разговора, мистер Данкан начал свой короткий пересказ того самого состоявшегося между администратором и позвонившим незнакомцем разговора.
– Он мне и многим людям публично дал своё слово. И я хотел бы, наконец-то, обналичить данное им нам слово. – Тщательно выговаривая слова, произнёс в трубку незнакомец.
– Что за слово, сэр. Не могли бы вы объясниться. – Последовал вопрос администратора.
– Мистер Морган знает. И не мне, а ему придётся объясняться. – Жёстким тоном ответил в трубку звонивший.
– Сэр, мы на основании общих слов не можем записать вас на приём. – Не менее жёстко, то есть сухо, последовал ответ администратора.
– Так вам нужны частности. А как же насчёт неприкосновенности частной жизни? – заявил незнакомец, смутив администратора.
– Я вас не понимаю, сэр. Вы говорите загадками. – В растерянности ответила администратор.
– Какими же загадками, если я на ваши требования раскрыть, возможно, конфиденциальную информацию о цели нашей встречи с мистером Морганом, всего лишь хочу оградить и оставить в неприкосновенности свои и права мистера Моргана на свою частную жизнь. А если так, как вы хотите случится, то вполне вероятно, что у мистера Моргана после вашего вмешательства совершенно не останется времени на свою личную жизнь. – С какой-то даже угрозой сказал незнакомец.
– Сэр, вы цепляетесь за слова и, судя по всему, пытаетесь угрожать, а это неприемлемо нами. Я вас отключаю. – Закончила разговор администратор.
Закончив свой пересказ написанного, мистер Данкан посмотрел на мистера Моргана и к своему удивлению, не увидел его окутанного в облако дыма сигары лица.
– Мистер Морган. – Попытался растормошить может быть уже задохнувшегося в дыму мистера Моргана мистер Данкан. Но мистер Морган как будто замер в этой туманности Андромеды – сидит там и не шевелится. И только с третьего раза мистеру Данкану удалось дозваться, или, вернее сказать, докричаться до мистера Моргана.
– Да-да. – Придя в себя, отозвался натужно улыбающийся мистер Морган, рукой разгоняя вокруг себя скопившийся и почему-то не улетучивающийся дым.
– Это всё, мистер Морган. – Ответил почему-то не удивившийся всему случившемуся с мистером Морганом мистер Данкан. «Совесть замучила, вот он время от времени и впадает в мысленную прострацию. Грехи, как оказывается, не только разъедают тело и душу, но и сказываются на умственной деятельности грешника, заставляя его хандрить и углубляться в себя, в поисках оправданий для своих прегрешений». – Рассудил про себя мистер Данкан, глядя на виноватую улыбку мистера Моргана, чьи подлости и прегрешения, как не ему принимавшему самое деятельное в них участие, не знать.
– Хорошо, мистер Данкан. Оставьте мне информационный листок и можете идти. – Сказал мистер Морган, туша в пепельнице сигару. После чего он дожидается того, когда мистер Данкан выйдет из кабинета и, взяв в руки положенный на стол информационный лист, с записанным на нём всеми ищущими с ним встречи лицами, начинает пальцами перебирать их имена, а в памяти лица. И, в общем, это для мистера Моргана стандартная процедура – она для него служит своего рода гимнастикой для памяти и ума, а также в зависимости от количества и качества ищущих с ним встречи лиц, служит для него сейсмографом, по которому он может отслеживать колебания мысленастроений людей и значит, контролировать отпускную цену земли.
После своего беглого осмотра, мистер Морган берёт ручку и начинает с помощью неё распределять свои приоритеты и отношение к этим лицам, записанным на листе в виде своих, часто благозвучных, а ещё чаще ничего не значащих имен и фамилий. Где сам процесс по выделению этих, самих себя записавших в этот список людей, состоял из траты на них чернил из ручки. Так кого-то мистер Морган вычёркивал, кого подчёркивал, а кого и вовсе отмечал, ставя напротив имени жирную галочку, с какой-нибудь обозначающей время цифровой заметкой.
Правда и здесь были свои исключения из общих, придуманных самим мистером Морганом каллиграфических правил. Так напротив особо им отмеченных фамилий, он, не стесняясь в выражениях, иногда с весельцой в устах, а иногда нервно сжимая ручку, вписывал в историю этого информационного листа звучные прозвища и выражения.
– Ну, мистер Бланк. Вы меня своей наивностью и простотой просто удивляете. – Покачал головой мистер Морган, какой уже раз, в числе записавшихся на приём обнаружив имя этого, до нестерпения любого собеседника, настойчивого конгрессмена. – Ему хоть кол на голове чеши, всё равно ничего не поймёт. Баран, да и только. – Мистер Морган решил особенно выделить мистера Бланка, нарисовав напротив его имени барашка.
– Да я прямо Экзюпери какой-то. – Оставшись довольным своим художественными талантами, которые так преобразили имя этого упорного конгрессмена, болтнул мистер Морган. После чего его взгляд перемещается ниже и, наткнувшись на ненавистное ему имя частного лица, но кого он хочет этим обмануть, а на самом деле представителя представителей бога на земле, падре (так он представился; на счёт чего у мистера Моргана было очень много сомнений) Себастьяно. Ну а эти представители бога на земле, по непонятно по каким причинам (они заявляют, что по его принадлежности к их вероисповеданию) записали его в число своих братьев по вере – если не кривить душой, то они в чём-то были правы и, разделяемая ими с мистером Морганом бесконечная вера в силу денег, давала им право так называться. А раз так, то ему, для которого бог не поскупился и одарил его всем тем, что у него есть, нужно подумать и о других людях, за счёт которых бог, можно и так сказать – одарил его таким богатством.
Ну а так как эти представители бога на земле и в частности самый представительный из них падре Себастьяно, отлично понимали мистера Моргана – он же их брат по вере в презренный метал, то и их напористость в отстаивании прав обделённых мистером Морганом людей (в их число входили и они), была еженедельной и беспрецедентной.
– Ненавижу. – Заскрипел ручкой мистер Морган, с особым рвением листа бумаги, на котором было написано имя падре Себастьяно, ставя на его имени крест. – Решил меня жизни научить. У меня для вас есть новое слово говорит. – Мистер Морган вдруг закипел и резко сорвался со своего места, принявшись ходить вдоль кабинета. – А у меня для вас есть с десяток, хоть и стареньких, но никогда не теряющих своей актуальности слов. Пошёл ты на …– Мистер Морган от перенапряжения, и от актуальности, и могущества подступивших к его горлу выразительных слов, от упоминания которых горло говорящего всегда обдаёт внутренним жаром, а слышащего бросает в холодный или горячий пот – всё зависит от того в чьих устах прозвучали эти слова – оступается и со всего маху присаживается на свой стол. Затем переводит дыхание и, выплюнув из себя словесный остаток: «Козёл», – возвращается обратно на своё место.
Там же он прежде всего наливает себе воды, для того чтобы остудить свой внутренний жар, затем садится на стул, смотрит на лежащий на столе лист, на котором чётко выделяется крест на имени злополучного падре Себастьяно, и уже улыбнувшись, с присказкой: «В сердце человека всегда множество мыслей», – берёт этот лист, складывает его пополам и когда уже было собирается убрать его в отдельную папку, где хранится архив с этими записями, вдруг замечает на краю листа сделанную ручкой приписку.
Ну а так как неоспоримое право владеть ручкой и делать ею правки и замечания на этих информационных листах, сколько он себя помнил, было закреплено за мистером Морганом, то появление здесь на его территории ещё одной ручки, было воспринято им как вызов его гегемонии власти. А уж этого, ни один привыкший безраздельно властвовать гегемон, не потерпит. И мистер Морган с нехорошим предчувствием для мистера Данкана, чья неосмотрительность иметь в кармане ручку, теперь может стоить ему всей месячной премии или того больше, пинка под зад с работы, вновь начиная закипать, принимается осторожно (наверное для того, чтобы чернила не сбежали от страха перед своим раскрытием) разворачивать этот лист бумаги. После чего мистер Морган, с той же осторожностью, приглядывая и держа в уме эту чернильную запись, дабы не быть предвзятым и суметь объективно разобраться, что к чему, начинает подходить к этой записи постепенно, с самого начала листа.
Ну а там, с самого начала листа, как уже было раз зачитано мистером Данканом, находилась текстовая распечатка телефонного разговора диспетчера с тем неизвестным типом. Правда, этот разговор закончился не так, как мистер Данкан зачитал. Хотя если читать то, что было пропечатано принтером, то мистер Данкан ни на одно слово не оступился. Но вот, если принимать во внимание вот эту, появившуюся между слов чернильную дописку, то, пожалуй, можно сделать вывод, что мистер Данкан определённо что-то скрывает.
