Игорь Анатольевич Верещенский
Психопатия
Лиза мысленно с ним согласилась: она припомнила дни, когда он вообще не курил, и дни, когда дымил без остановки – и, кстати, именно тогда был наиболее задумчив. Наверно, по этой же причине она спросила тогда у него сигарету… тут он озвучил продолжение её дум:
– Ты, как и я, бесцельно шаталась по берегу, всматриваясь в чёрную воду. Что-то столкнуло нас и продержало вместе вон как долго, и я не думаю, что этому нужно сопротивляться теперь.
Долго (а может, так только показалось) они сидели молча, наслаждаясь угасающим в проёмах окон днём. Вскоре серое небо приобрело мутно-жёлтый оттенок, как моча с повышенным содержанием белка: включили уличное освещение. Свет рассеивался между небом и землёй, ему некуда было деться. Комната тоже наполнилась желтоватой мутью; да, тьмы сегодня не видать. Костя очередной раз вздохнул про себя, что в их городе слишком много фонарей. Подростком он любил бродить по вечерним улицам и подмечать, какие из фонарей не горят; тогда ему хотелось, чтобы их поскорей чинили, теперь же он предпочёл бы обратное.
Лиза будто бы собралась с духом и резко встала. Гадкая желтизна рассеивала грёзы. Наверное, это и было её основное назначение: удерживание людей в реальности, а уж потом – банальное освещение улиц. Она, к слову сказать, всегда выбирала наиболее тёмные места для прогулок.
– Мне пода идти, – вздохнула она.
– Почему?
– Потому что мне нужно со всем этим разобраться. Я должна подумать…
Она направилась в прихожую и зажгла там свет – последние грёзы рухнули. Костя вышел проводить её, когда она уже застёгивала пальто.
– Почему ты носишь пальто такого яркого цвета? – Спросил он, снова подпирая косяк.
– Наверно, с той же целью, с какой люди включают свет – боюсь потеряться в темноте.
По его лицу было видно, что ответ ему понравился.
– И что, пальто тогда укажет тебе путь?
– Нет, но я хотя бы не потеряю само пальто.
Она взяла небольшую сумочку и уже открыла дверь на лестницу, но задержалась на пороге:
– Скажи… а вот про ту пару… ну что к батарее друг друга поочерёдно привязывают, ты ведь выдумал?
С крайне загадочным видом молодой человек ответил:
– Ну про пару может быть и выдумал.
Лиза ещё немного помешкала.
– А про бабку, перебирающую пшено?
– Всего лишь чуть-чуть приукрасил.
Девушка словно что-то определила для себя, кивнула, бросила «ну пока» и ушла. Лестница отозвалась эхом гулких шагов. Костя закрыл дверь. Никогда никакой сентиментальности при расставаниях – как ему это в ней нравилось!
Он вернулся в комнату, оставив свет в прихожей, взял со стола мобильный и набрал номер некой Ани.
– Ну, разобрался ты со своей бывшей? – Донёсся из трубки нетерпеливый голос после краткого приветствия.
– С «бывшей»? Да, разобрался. Теперь всё ясно.
– В смысле? Что ясно?
– Мы с ней просто созданы друг для друга.
– Я не поняла: ты издеваешься или что?
– Я – на полном серьёзе. Ты там всё подготовила, как я просил? Ужин, свечи, музыка – всё готово?
– Готово, – отозвался голос примирительно, испугавшись настойчивого тона.
– Отлично, тогда жди: я где-нибудь через час буду, – и он повесил трубку. В планах на вечер у него значилось поиграть в романтику, и в недавнем выяснении отношений он не нашёл повода, чтобы не выпускать сегодня своих тараканов на прогулку.
В задумчивости Лиза пересекла двор и через арку вышла на набережную. Снега подвалило уже порядочно, он превращался в жидкую кашу и заставлял при ходьбе думать о ногах и о том, как бы не упасть, а не уноситься мыслями в необозримые просторы фантазии. Из подворотни за ней скользнула длинная, слегка неуклюжая тень.
– Лиза, Лиза! Подожди!
Девушка обернулась:
– Ты что, всё это время торчал здесь? Не замёрз? – Осведомилась она, впрочем, не слишком участливо.
– Нет, не замёрз.
Она пошла дальше. Фигура двинулась вслед. Это был хрупкий молодой человек, завёрнутый в куртку с капюшоном, так что лица почти не было видно; в узких джинсах, больше напоминающих рейтузы, и низких кроссовках, зачерпывающих снег и явно не подходящих для такой погоды. В них, однако, по наблюдению Лизы, передвигалась основная часть молодого населения города, и ей вспомнились теперь слова об отсутствии гармонии – они, если приглядеться, подходили здесь к каждому метру мостовой, к каждому явлению и каждому слову. Лиза ему не поверила – как такое тщедушное создание могло провести на холоде больше часа и не продрогнуть? Он волочился за ней пару месяцев, причём буквально – таскался следом почти везде, и иногда её это забавляло – так кошка играет с пойманной мышью перед тем, как оставить её бездыханное истрёпанное тело (или вовсе съесть).
– Ты поговорила с ним? – Спросил он почти жалобно.
– Поговорила.
– И что?
– Теперь всё понятно.
– Что понятно, Лиза? Ну скажи!
– Мне нечего тебе сказать. Кроме того, что тебе лучше всего было бы пойти домой.
– Может, зайдём в кафе?
Не ответив, Лиза перешла через дорогу, на саму набережную, и медленно побрела вдоль облепленной снегом решётки, подставляя лицо ветру. Она сделала это намеренно – узкая гранитная дорожка не позволяла идти двум людям рядом, и её наивный спутник топтался позади или забегал сбоку, соскальзывая с поребрика и часто чуть не падая.
– Лиз, ну ты всё, рассталась с ним? – Повторил попытку молодой человек.
– С чего ты взял?
– Ты обещала… поговорить… он больше не будет тебе звонить? Всё кончено?
Лиза усмехнулась в шарф. Как легко наивная молодёжь оперирует такими весомыми понятиями!
– Не знаю. Позвоню завтра сама. А может, и вечером сегодня.
