bannerbannerbanner
Книги прочитывают Вас раньше, чем Вы прочитываете их

Игорь Владимирович Кочкин
Книги прочитывают Вас раньше, чем Вы прочитываете их

Полная версия

Род проходит, и род приходит,

а земля пребывает вовеки.

Екклезиаст, 1:4.

Ваш отец дьявол,

и вы хотите исполнять

похоти отца вашего;

он был человекоубийца от начала

и не устоял в истине.

Евангелие от Иоанна, 8:44.

Был этот мiр глубокой тьмой окутан.

Да будет свет! И вот явился Ньютон,

Но Сатана не долго ждал реванша,

Пришел Эйнштейн – и стало всё как раньше.

С. Маршак.

Война – это мир…

Д. Оруэлл, «1984».

И увидел Господь, что велико развращение

человеков на земле, и что все мысли и помышления

сердца их были зло во всякое время. И раскаялся Господь,

что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем.

Бытие, 6:5,6.

Бобби перегнулся через стойку,

чтобы его никто больше не слышал.

– Вы только не шарахайтесь, – сказал он. –

Пусть вас не смущает размах. Нужно дерзать, Том.

Давайте напишем с вами конец света. –

Он выдержал паузу. – В натуральную величину…

Э. Хемингуэй, «Острова в океане».

Что же ещё столь пагубного в редакционные умы беларуского1 толстого, иллюстрированного – по западной кальке! – журнала образца 1997 года я успел посеять?

То, что всем нам не так уж и много надо от жизни: простой пищи, простой одежды, простых друзей (не числом в миллион душ), супругу (супруга), деток, внуков, правнуков. И ещё не помешало бы иметь крепкую, без протечек во время непогоды, крышу над головой. Ну так не я первый, кто об этом сказал.

Во время бесконечных редакционных перекуров о какой только бредятине мы не говорили: о связи либидо и творческих кризисов; о гонорарных сетках в разных СМИ; о процентном соотношении профессионалов и непрофессионалов в любом деле; о несоответствии того, что происходит в жизни, с тем, чем обычно кормят газеты и журналы, радио и телевидение своих читателей, слушателей, зрителей.

Хотя стоп: одно событие – из ряда вон, как сказал бы профессор Воланд2! – числилось за мной.

Событие это было подобно метафорической шаровой молнии, которая образовалась в редакции из ничего, но не исчезла опять в никуда, а продолжала висеть под потолком, медленно-медленно перемещаясь вокруг люстры из пяти плафонов, не работающей никогда по причине её неисправности.

А началось всё с того, что Дима пожаловался на нехватку тем. И под этим предлогом Лолита Михайловна, наша суровая редакционная шефиня, тюкает его изо дня в день.

– Все шишки на мою голову… – нахмурился он. – Нет, видите ли, значимых тем, чтобы они захватывали! Чтобы они могли парализовать читательскую аудиторию! Всё, что я делаю, «настолько затасканно, что вызывает зевоту». Может, начать писать про Холокост? Или про кровавого Сталина? Или про гадкий СССР и поганую Рашку, чтобы всё было в ажуре? И дурью впустую не маяться.

– Или про педерастов, – сказал я. – Тема «актуальная». И «незатасканная».

– Или про лесбиянок. Мне девочки более симпатичны, чем мальчики.

Я, без какой-либо задней мысли, его успокоил:

– Да, тем кругом – валом. Причём все они на поверхности. Надо их только увидеть.

– Ну конечно, – уныло ответил Дима: мол, языком трепать – не мешки таскать. И спросил с вызовом: – Ну например?

– Что например? – не понял я.

– Ну назови любую тему, чтобы она была на все времена. Только чтобы на все.

– Да, пожалуйста. Готов записывать?

– Как юный ленинец: всегда готов!

– Давным-давно… – начал говорить я.

– Очень давным-давно? – с нескрываемой иронией перебил меня Дима.

– Очень, – спокойно ответил я.

– Итак.

– Возможно, что при царе Горохе или того раньше, я был – случайно – очевидцем одной драки. Я был – случайно – её участником. Я остаюсь участником её до сих пор.

– Это как это? – ошарашенно вытаращил глаза Дима. – Она не закончилась?

– Ну ты же сам просил тему, чтобы «на все времена». Драка была в прошлом. Она идёт сейчас. И она будет продолжаться в будущем. Пойдёт?

Дима кивнул головой.

Тему своей истории я определил так: Страх.

– Страх? – переспросил он.

– А что может сильнее страха парализовать человека? А кого-то – есть такая дикая гипотеза, – и осчастливить.

Дима озабоченно почесал затылок.

Город. Летняя ночь. На улицах ни души, как после нейтронной бомбы.

Как будто мы знаем, как бывает после нейтронной бомбы.

Дома, обычные, многоэтажные, а также небоскрёбы из стекла, металла и бетона, с чёрными глазницами окон целы и невредимы. И фонари светят. И светофоры работают. И автомобили брошены у обочин, и все они с ключом в замке зажигания: если хочешь – садись в любой и катайся, сколько душе угодно.

По этому городу шли двое – Он и Она. Они были молоды, красивы, и полны здоровья.

– Сейчас ночь, – сказала Она, – когда должно быть страшно, а мне не страшно! Это потому, что никого нет?

– Это потому, что никого нет, у кого есть Страх, – сказал Он. – Я говорю о тебе. И о себе…

Они шли не по тротуару, а шагали по проезжей части дороги и говорили о простых вещах. Их интересовало: что есть любовь и что есть не-любовь, что есть жизнь и что есть смерть.

– Со времен сотворения мiра человек изменился мало, – сказал Он. – И соотношение светлого и тёмного в этом мiре3 почему-то! находится приблизительно в равных пропорциях.

– Потому что «вся природа, по мнению Гиппократа, стремится к самосохранению», – сказала Она.

– Однако процессы разрушения и саморазрушения, как были, так и продолжают нарастать. День ото дня. Год от года. Век от века…

Им казалось, что эта тёплая безветренная ночь не закончится никогда.

И никогда не оживёт этот город. И никогда его улицы не наполнятся движением ярких, разноцветных автомобилей, исторгающих из выхлопных труб черти какие запахи: сгоревшего бензина или тухлых яиц.

– А если взять и всех носителей хаоса и дисгармонии переселить, скажем, на другую планету? – спросила Она.

– Повлияет ли это на соотношение сил добра и зла? – спросил Он.

– Ну да…

И разговор их прервался. Потому что далеко впереди, на перекрёстке, где светофор в аварийном режиме через секунды! зажигался зелёным, жёлтым, красным светом, они увидели безликие, серые фигуры трёх человек. Когда один из них упал, двое других стали бить его ногами.

Они били его спокойно и методично, будто выполняя рутинную работу.

– Давай свернём в переулок, – предложила Она. – Там, впереди – Страх.

– Нет, – твёрдо ответил Он, – подойдём ближе. – И, положив левую руку на Её плечо, Он улыбнулся и добавил: – Волков бояться – в лес не ходить.

Когда Они подошли ближе к месту драки, бойня не прекратилась. Двое по-прежнему били Третьего, лежащего на асфальте. После каждого удара он что-то выкрикивал, дёргаясь от боли всем телом. И было не ясно: звал ли он на помощь или угрожал своим истязателям.

1Почему слово «беларуского» в тексте написано с одной «с»? По мнению В. Даля, правильнее писать слово «руский» с одной «с» (Рускiй человек… Рускiй мороз… Здесь руским духом пахнет… Рускiй ум… Рускiй Бог… Руское спасибо. Руская рубаха… Правда Руская; только Польша прозвала нас Россiей, россiянами, россiйскими, по правописанiю латинскому, а мы переняли это, перенесли в кирилицу свою и пишем русскiй! (Толковый словарь живаго великорускаго языка Владимира Даля. С. Петербург, Издание книгопродавца-типографа М.О. Вольфа, 1882, том четвёртый, стр. 114).
2Персонаж романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита».
3Почему в тексте употребляются два слова «мiр» и «мир»? По мнению В. Даля, слово «мiр» (подразумевает под собой всё материальное, физическое, что окружает человека, что есть в Космосе) – это вселенная; вещество в пространстве; наша земля; земной шар. Слово «мир» объясняется автором «Толковаго словаря живаго великорускаго языка» как не относящееся к материальному (подразумевает под собой мир тонкий, невидимый, но существующий, мир Богов, мир, который в народе называют «тот свет», слово «мир» подразумевает под собой духовное, то, что нельзя взять в руки, увидеть глазами) – лад, согласие, единодушие, прiязнь, дружба и т. д.
Рейтинг@Mail.ru