Игорь Владимирович Марков
Требуются плотники
– Почему главный? Я не главный… – боец, сам не зная зачем, начал оправдываться. – Меня тут поставили… Я стою… Сказали пускать по пропускам пока взрывы не кончатся. Я и пускаю…
– Ну вот и пускай, раз тебе сказали. Что-то я не слышу никаких взрывов.
– Может покажете всё-таки какой-нибудь пропуск, – жалобным голосом, уже ни на что не надеясь, попросил часовой. – Вдруг они ещё не кончились…
– Нет, служивый, ты всё-таки меня не понял. Говорят же тебе: у Степана Петровича… Цельный час с тобой потерял. За чей счёт простой списывать будем? За твой? Развёл тут саботаж, понимаешь! Хочешь сорвать важное правительственное задание? Саботажник! Я думаю, товарищ… Как тебя там?..
– Николаев, – обречённо сказал часовой. – Николай…
– Так вот, – продолжил Алексей, – я думаю, товарищ Николаев Николай, надо мне будет доложить о тебе кому следует. Как ты считаешь?
Тот послушно кивнул в ответ. Затем, шмыгнув конопатым носом, часовой сделал то, что ни один часовой никогда не должен делать на посту: он принялся рассуждать и более того – делать умозаключения.
«Велели никого не пускать и спрашивать пропуск, пока будут взрывать. А как узнать: кончили они уже взрывать или нет? Если кончили, то можно пускать? А если нет, то можно с пропуском? А если он с пропуском взорвётся? А пропуск должен всегда быть, или только когда взрывают? И кто вообще эти пропуска дурацкие придумал. Если человек говорит, что идёт на работу, значит он туда и идёт. Он же не дурак, чтобы под взрывы свою голову совать».
Айзек Азимов ещё не успел открыть три основных закона роботехники, но в примитивном мозгу Николаева они уже сами собой зародились, перепутались и вступили в противоречие с нечёткой инструкцией, полученной от разводящего. Алексей заметил в глазах новобранца суетливое метание посторонних мыслей и решил добить его решающим ударом.
– Да вон он! Сам Степан Петрович, – закричал Круглов и ткнул рукавицей в сторону стройплощадки. – Видишь, на брёвнах стоит. Видишь, рукой машет, чтобы я быстрее шёл. Ты что хочешь, чтобы он сейчас всё бросил, и сам к тебе с бумажками прибежал? Может, он и в ноги тебе поклониться ещё должен, как государю-императору? А я так думаю: лучше, наверное, ему сразу к твоему начальнику пойти, на тебя пожаловался, Николаев Николай! Чтобы тебя из Москвы прямиком в Сибирь служить отправили. Пешком. Китайскую границу охранять… Сейчас мы это быстро устроим, – сказал он и, сложив ладони рупором, прокричал. – Степан Петрович! Меня тут не пускают! Скажите там кому следует!
Мужчина в бушлате выпрямился, посмотрел в его сторону и махнул топором, на что-то показывая. От костров, разложенных для обогрева земли и людей, валил густой дым. Порывы ветра разносили его клочьями, и было не разобрать, что у них там происходит.
Человек с ружьём безнадёжно попытался согласовать между собой приказание разводящего, слова рабочего и обрывки собственных мыслей, но ни к чему толковому – кроме извечного русского вопроса: «Кто я? Тварь дрожащая или право имею?» – не пришёл. Да к тому же не в классической постановке Фёдора Михайловича, о котором он по малограмотности и не слыхивал, а в более простой, народной: «Да пошли они все… Мне тут, что, … больше всех нужно, что ли?».
И ответ не замедлил явиться. Сердце часового успокоилось, и голос его окреп.
– Ладно, – сказал красноармеец Николаев твёрдо, как мальчик решившийся наконец прыгнуть с крыши сарая в сугроб. – Идите себе уже. Сегодня так и быть пропущу… В порядке исключения… Но завтра, чтобы пропуск оформили… Проходите. – И он сделал шаг в сторону, открывая дорогу.
Мужчина с топором действительно оказался бригадиром плотников и самое удивительное, что его на самом деле звали Степаном Петровичем.
Как это часто случается в больших проектах, первое время на объекте царила полная неразбериха. Ещё вчера Петрович подал начальству записку: сколько и чего надо завести на стройку, но не учёл священную заповедь «Человек предполагает, а Бог располагает». В результате, складской бог отгрузил доски другого размера, поставку задержал на три часа и рабочих прислал с руками, растущими не из того места. Ими только нужники строить, а не склеп для вождя мирового пролетариата, – ворчал бригадир. Зато караульных по всей площади натыкали – не зайти, не выйти.
– Меня товарищ Мавричев прислал, – представился Алексей. – Сказал, что вам плотники требуются.
– Ну, Мавричев, так Мавричев, – кивнул бригадир, которому эта фамилия, по-видимому, ни о чём не говорила. – Плотники позарез нужны, братишка. А то вон нагнали лапотников, могут только землю копать да брёвна таскать. Ты сам-то топор в руках держать умеешь?
– Умею.
– А что такое фуганок, знаешь?
– Знаю.
– Ну ты, братишка, прям-таки профессор… Иди пока к Семёну, – он ткнул топором в сторону рабочего, размечающего мелом привезённые доски. – Будешь сегодня у него на подхвате. Дальше посмотрим, куда тебя определить. О деньгах отдельно поговорим, когда работу сделаем, – оплата артельная. А сейчас иди – горячую кашу похлебай. Вон там в палатке, если ещё не остыла.
Профессия революционера подобна профессии артиста: успех приходит к тому, кто много и эффектно выступает, переезжая с места на место. Владимир Ильич Ленин, без сомнения, был успешным революционером. Значительную часть жизни он провёл в поездах дальнего следования, меняя страны, города и конспиративные квартиры, а лучшие его выступления навеки отобразились в живописных полотнах и монументальных скульптурах. Ни одному популярному артисту не снился рейтинг, которого достиг Ильич только за одно выступление апрельским вечером 1917 года на Финляндском вокзале. Стоя на крыше броневика и потрясая знаменитой кепкой, он бросил в массы гениальный для своего времени слоган: «Да здравствует социалистическая революция!». Кстати, бронированный автомобиль для охраны Ленина прислал на вокзал премьер-министр Временного правительства Александр Керенский, который уже через полгода вынужден будет бежать от этой самой революции за границу, по неподтверждённой версии, в женском платье.
Свою последнюю поездку Ленин совершил также по железной дороге, в персональном вагоне, но уже не пассажирском, а багажном, лёжа в гробу, – от станции Герасимовская до Павелецкого вокзала. Единственный вагон скорбного поезда прицепили к паровозу с номером У127. Замечательно то, что покойный был не только его пассажиром, но также и машинистом. Звание почётного машиниста этого самого паровоза ему присвоили в 1923 году после того, как Ленин поддержал «великий почин» железнодорожных рабочих – субботник – новую форму добровольного бесплатного туда для общей пользы. Особо дотошные читатели возможно возразят, что Ленин в 1941 году совершил ещё одну поездку – в эвакуацию, в Сибирь и обратно, но этот факт к нашей истории не имеет никакого отношения.
Пока на Красной площади ударными темпами возводился первый деревянный Мавзолей, забальзамированное тело вождя временно положили в Колонном зале Дома Союзов, где проходило официальное прощание, и куда бесконечным потоком пять дней круглосуточно шли люди.
Дом Союзов находится рядом с Красной площадью, но выбраться туда Алексею Круглову не довелось: всё это время он не отлучался с объекта – работал, обедал и даже спал рядом с ним в наспех сколоченной бытовке. В один из этих дней случилось довольно-таки необычное происшествие, существенным образом повлиявшее на судьбу нашего героя.
Несколькими годами позже описываемых событий, в Москве на Патриарших прудах великий Воланд повстречается с Берлиозом и Иваном Бездомным. В знаменитом разговоре на бульварной скамейке он заметит, что ничего просто так не происходит, и всегда есть какая-нибудь причина. Причин может быть даже несколько, но только одна из них – главная. В нашей истории драматической первопричиной явилась жестяная кружка чая, неловко пролитая на морозе Алексеем. Перед тем как замёрзнуть горячий напиток растёкся по сырым смолистым доскам и превратился в скользкую ледяную корочку.
Ближе к обеду, отстояв положенный срок в почётном карауле у тела вождя, группа видных революционеров решила проверить, как идёт строительство усыпальницы. Группа собралась немногочисленная – всего два человека: Дзержинский и Ворошилов. На площади к делегации присоединился третий – уже знакомый нам красноармеец Николаев, наряженный толи для охраны проверяющих, толи для помощи, если что потребуется.
