Илона Виндзор
Жизнь. Ключи к пробуждению
What if God was one of us…
Если Бог был одним из нас…
Cranberries, ирландская рок-группа
Посвящается моему мужу. Пусть задуманное исполнится. А книга – принесёт читателю пользу и озарения.
Пара слов перед стартом
Перед твоими глазами роман-путешествие и обнажённая исповедь. Эта книга пропитана новизной приключений и ароматами дальних стран. Детские шалости, поиск Большой Разгадки, встречи с удивительными людьми, таинство семьи – всё это виражи самой Жизни.
На что способен Человек и где его истинное лицо? Как не страдать и раскрыть Ресурс любви и творчества в самом себе? На этих страницах ты найдёшь кладезь психотерапевтических практик, медитации и проактивные инструменты. Увидишь, как нырок на тёмное дно души помогает переродиться и почувствовать неповторимый Вкус самого пути.
В книгу вошли фрагменты, записанные на протяжении 15 лет. Эволюция мироощущений хранится в деталях, пропитанных духом эпохи. На этих страницах рождаются смех, слёзы, испуг, откровения. Проживать весь калейдоскоп чувств так же естественно, как и быть Живым. Время вспомнить об исконной чистоте того, кем Ты пришёл в этот мир. Чтобы стать Тайной, Вопросом и Ответом самому себе.
Забегая вперёд
Мастер на все руки и новый Колумб – назвали Илону Виндзор друзья. В 18 лет она уехала одна в Индию, в 21 – создала в Москве Первый международный фестиваль travel-фильмов, в 26 – свободно говорила на шести языках. Окончив журфак МГУ, Илона вела рубрику путешествий, снимала кино, работала тургидом и моряком парусной лодки. Жила в Аргентине, Испании, Франции, Израиле. Изучала психологические и духовные практики. Счастливая мама и исследователь по жизни, Илона делится историями о парадоксальных этапах и свойствах самопознания.
Первая часть книги – Карусель. Здесь сверкает мир детства, в котором ты ещё не забыт самим собой. Вдыхая полноту жизни, влюбляясь в её цвета, умещаешь в себя целый мир. Постигаешь основы игры, в которую вскоре придётся нырнуть с головой. Поверить в реальность «сна» и поиски «пробуждения».
Во второй части книги Большое путешествие будут прыжки в неизвестность, рисковые опыты, попытки понять себя и безумный мир. Много романтики (местами эротики), иностранных слов (мои авторские словарики), духовные практики (испытано на себе). Самая тёмная ночь? Она перед рассветом.
Здесь хранится Тайный дневник. Аромат лёгких крыльев, когда тебе 18. Блокнот студентки, живущей градусом от минус до плюс бесконечность. Поток льётся сплошным откровением сквозь тени социальных образов и мнимых авторитетов. Психиатрия именует такие явления биполярным расстройством и деперсонализацией. Но в них больше Искры, чем в последующем «духовном пути». Ломка начнётся из-за псевдонеобходимости «быть кем-то» в глазах окружающих. Искушение стать принятой и удобной оказывается главным снотворным.
Книга в книге, как выдержанное вино, Travelogue «Влюблённые в жизнь». В каждом глотке – квинтэссенция вкусов и парадоксов. Эта часть была написана десятью годами раньше и спрятана от читателя. Тогда вся жизнь казалась захватывающим кино, а я была в нём наивной и характерной актрисой одновременно.
Оказавшись на грани и не понимая «как жить дальше», я повстречала Дизайн Человека. Это перевернуло все мои представления. В главе С чистого листа собраны инсайты и сюрпризы первых трёх лет эксперимента с ДЧ.
Духовный путь – действие-трансформер в трёх частях. Возможный синопсис к фильму. История «засыпания», «мистической ночи души» и «пробуждения». В этой главе автор познаёт силу дружбы, молитвы и отваги идти до конца.
Третья часть книги – Полёт распахнутых крыльев. Здесь происходит внутреннее очищение от пугающих снов. Прошлый опыт и отверженные крупицы воскресают в новой безусловности. Начинает светить мудрость Большого Пазла. А рождение сына и близость семьи раскрывают глубину человеческих чувств.
Часть 1
Карусель
Если ты хочешь построить корабль, не надо созывать людей, планировать, делить работу, доставать инструменты. Надо заразить людей стремлением к бесконечному морю. Тогда они сами построят корабль…
Антуан де Сент-Экзюпери
Полёт бабочки
В детстве порхаешь душистой бабочкой над огненным океаном, который не страшит своим пламенем. Пока однажды не будешь представлен лицом к лицу с чувством вины. И не услышишь, кем тебе нужно стать. А о чём нельзя и мечтать. Ты был счастлив, пока был самим миром, всем и никем. Пока не знал, что к счастью надо стремиться. Пока не слышал про главенство будущего над настоящим. Пока не научился скрывать своих чувств. Поняв, что каждый занят собой. И готов видеть лишь тени собственных убеждений. Пока ты не знал слов, не знал себя, не имел представления о борьбе тьмы со светом, дня с ночью, мир был твоей колыбелью. Крепостью. Океаном, где любое направление ведёт к неизведанным берегам. Любой маршрут хорош. И куда бы ты ни отправился, ты не мог ошибиться. И даже если однажды в глубоком отчаянии ты был сбит с толку, потеряв все ориентиры и сигнал GPS, ты стоял на дне океана, как никогда близко к разгадке самой игры.
Ты проснёшься, солнце будет медленно выползать из-за горизонта. Не понадобится будильник, родители, гуру – кто бы ни пытался торопить тебя одеваться и намазывать бутерброд. Спать ты будешь долго, ворочаясь с боку на бок, посапывая и натягивая тёпленькое одеяльце по самые уши. Но когда выспишься, обнаружишь, что все разошлись. Улыбнувшись без малейшей причины, босиком проскользнёшь к балкону. Робко потянешь за краешек занавески ещё сонными пальцами. И слегка прищуришь глаза, когда краснеющий раскалённый диск нашей звезды пахнёт тебе прямо в лицо безбрежным пламенем океана. Ты уже видел его однажды, в начале большого странствия. И сохранил этот вкус в своём пламенном сердце.
Тайные вдохновители
Герои моего детства – дельфин Флиппер и фокусник Дэвид Копперфилд. Первый помогает береговой охране ловить браконьеров, второй может летать. Вечерами смотрим с родителями телеигру Форт Боярд. Команда участников должна собрать связку ключей, пройдя страшные и рискованные задания во французской крепости – бывшем морском форте Наполеона. Надо успеть проползти под падающим потолком, засунуть руку в банку со змеями, прыгнуть с тарзанки в пропасть, сразиться с хранителем ключей в битве мешками, стоя по колено в грязи. Вот это жизнь!
В дверном проёме родители повесили металлический маятник Фуко. Он показывает, что Земля вращается вокруг своей оси. Дарит нам день и ночь. Но у меня есть свой тайный метод проверить, что Земля вертится. Надо хорошенько закружиться, как на карусели, и упасть на ковёр. Лежишь неподвижно и видишь – всё куда-то летит.
Идём с папой на пруд кататься с ледяной горки. Соскакиваю с трамплина и вдруг задыхаюсь – удар. Папа несёт меня домой на плече. Потом врачи увозят в больницу и не разрешают встать с койки. В женской палате мест нет, а среди мальчиков у меня появляется тайный друг. Всё не так плохо, но нет – нас разлучат. И на новое место в девичьей койке он пришлёт мне подарок – самую вкусную сливу на свете.
Скорей бы вырасти и решать всё самой – вот чего я хочу. «И куда ты спешишь? – удивляется мама – Впереди рутина, работа, серые будни…» Это что, такая жизнь взрослых? Ну уж нет. Родители, явно, что-то скрывают.
Инициация папы
Гугл ещё не был зачат, когда папа с друзьями чертил на бумажных картах маршруты. С количеством дней и стоянок в пути. На байдарке. Или на лыжах. В первый вариант меня брали с самого детства. А во второй – мужской поход – с тяжёлыми рюкзаками по внедорожным сугробам на охотничьих лыжах – сначала не брали. А потом я и сама расхотела. Ночевали в мужском походе прямо на коврике у костра, дежуря по очереди. Иногда в палатке. Реже – в заброшенных лесничих избушках.
В детстве папа передал мне инициацию в спорт. В неё входил велосипед, коньки и лыжи. И шведская стенка посреди комнаты. Где я крутилась на кольцах и карабкалась под потолок. Если в соседней комнате звуковую гармонию нарушали мои капризы и разборки с женским населением дома, папа молча появлялся в двери. Подходил, подхватывал меня за ноги. И без единого слова выносил из комнаты вверх тормашками. Этого хватало, чтобы прийти в себя и тут же увлечься чем-то более мирным.
В 18 лет я посмотрела фильм «Бумер 2». И решила поехать в Гоа. Не «на». «Ведь это штат, а не остров,» – пояснял мой закадровый голос в телерепортаже, снятым на карманную камеру. Папа? Если бы не он, мама так бы и стояла в дверях с табличкою «стоп». Думаю, любая мама так бы стояла. До сих пор не знаю, что папа тогда ей сказал. Но Гоа был моей первой возможностью выглянуть за рамки привычного окружения. В новой среде, где я ничего и никого не знаю, кто я? Что может во мне проявиться? Думаю, экзистенциальный проныр, как и страсть к путешествиям – папино наследие. Пару лет спустя после «моей первой Индии» папа пошёл в трекинг на гору в Непал.
Ещё было много театра и юмора. Родители собирали в доме гостей, и каждая семья разыгрывала сценку, декламируя текст персонажей под шёпот суфлёра. Мне досталась роль Чиполлино, вызволявшего отца из тюрьмы.
Папа всегда выручал меня из передряг. А их было примерно столько же, сколько и первооткрытий. В железной телефонной будке на окраине Потоси (высокогорной столицы Боливии) сквозь позывы горняшки я прижимала к уху приятно охлаждающую трубу телефона. Звонила папе на городской. «Привет. Я не знаю, что делать. Ехать дальше одной в Перу или вернуться с ребятами назад в аргентинскую деревушку». Папа никогда не учил и не навязывал взглядов. Но озвучивал мудрый взгляд с высот своего полёта, под которым попытки себе соврать бросались, как правило, в рассыпную. Выйдя с переговоров, я просияла в лицо аргентинским друзьям – музыкальной банде. «Ясно. Поедешь с нами домой».
Папа вызывал меня на концерты в Дом Музыки, слушать симфонический оркестр, а ещё – американского гитариста Эл Ди Меолу, у которого я брала для папы автограф. Как-то в самолёте по дороге в командировку папа сидел рядом с музыкантом Валерием Сюткиным. И на обёртке для шоколадки взял для меня автограф, пояснив: «Я тоже Валера. А это – для моей дочки».
Объекты спутниковой оснастки папа монтировал от Байконура до Космодрома Восточный. От Сирии до Ирана. А когда-то в моём детстве чертил микросхемы на бумажных простынях миллиметровки.
Папой никогда не завладевали эмоции. Не знаю, как это ему удалось. Ведь у меня и у мамы всегда хватало американских горок от минус до плюс бесконечность. Возможно, папа умеет находить во всём этом неповторимый вкус.
В свободный час он едет в лес кататься с друзьями на велосипедах или на лыжах, а потом идёт с мамой в музыкальный салон.
На следующий день после родов, я прислала родителям фотку нашего космонавта и маленький видеоролик – 20 минут от рождения. Они тут же перезвонили. Впервые я слышала, чтобы папа был растроган до слёз.
Племя индейцев
Годам к пяти я уже поняла: лучшее, что может случится – отважное путешествие. Садимся на дальний поезд. В купе занавески в цветочек и сладкий чай в стеклянном стакане. Гремящий подстаканник так и хочется забрать на память с собой, но мама не разрешает. Поезд отправляется, и кажется, что это поехал перрон, а мы остались на месте. Вид за окном начинает медленно плыть – вот и раскрыта игра восприятий!
Ночью все спят на полках-кроватях под стук колёс. А на рассвете оказываются в другой точке света. Рюкзаки, котелки, палатки, надувной плот участники путешествия несут в большую газель и едут к озеру. В команде у нас трое пап, трое мам, две дочки и один сын. Все – большие друзья. Папы накачивают огромный резиновый круг машинным насосом. Когда плот готов, его спускают на воду. Мамы и дети передают с берега коврики, котелки, спасательные жилеты и вёсла. Папы затаскивают тяжёлые рюкзаки. Все садятся на круглый плот, берутся за руки и кричат девиз нашей команды: «Полный вперёд!» Плот скользит по водной глади, отражающей облака.
В Карелии растут карликовые берёзки и настоящий голубой мох – ягель. Можно найти красную лужайку, покрытую ягодами брусники. Днём купаешься в озере и загораешь, а вечером надеваешь шляпу с москитной сеткой – в диких местах так много мошки. Она ещё меньше, чем комары, но кусает даже больнее.
Самое вкусное блюдо в походе – каша! Мамы подкладывают в кашу чернику, голубику, брусники или морошку! В обеденный суп насыпаем ароматные маленькие сухарики, которые папа насушил перед походом. Хлеб поджариваем на костре, нанизав ломтики на тонкие ветки. Папа учит, как правильно разжигать костёр – сложить сухие палочки домиком или колодцем.
Карабкаемся с подругой на дерево повыше, наблюдаем за жизнью в лагере и проводим шишечные обстрелы. Самый весёлый день в походе – праздник индейцев! Дети и взрослые наряжаются в костюмы из папоротника, кувшинок и пушистых мохнатых веток. Придумываем каждому имя: соколиный глаз, танцующий огонь, поющий мох, аппетит крокодила. Вождь племени наносит раскраску остывшим углём. Спортивные состязания на ловкость, стрельба из лука, заплыв на скорость, а вечером – песни и танцы вокруг костра. Ночью из палатки слышно крик птицы, шелест волны, поступь дикого зверя. Страшно, но интересно!
За время похода наша компания превращается в племя. Под конец совсем не хочется расставаться. Когда вдруг просыпаешься в домашней пижаме и по привычке бежишь чистить зубы на пляж, натыкаешься на умывальник. Садишься за стол, а в кашу не положили черники. Хочешь разжечь костёр хоть на балконе, но родители спрятали спички, заподозрив неладное. Жить вдали от природы так грустно. Вечером, ложась спать, чувствуешь в ушах писк мошки. Оказывается, и к ней привыкаешь! А через пару недель все собираются на Гусятник – традиционную встречу походников – рассказывать смешные истории, шутить, смеяться и вспоминать наши дружные приключения.
Лето в раю
Лето в деревне – пора беспричинного счастья. Свобода. Быть всюду. Покорять неизвестность. Бегать босиком по траве. Построить в лесу шалаш. Умчаться на велосипеде с подружкой на пруд. Через запретный лес. Исколоть ноги веточкой сена, запрыгнув в стог. Знойный аромат полевых колючек, в которые можно залечь посреди поля. Сминаем клетчатым пледом траву выше нашего роста, расстилаем одеяла, жмём плей на кассетнике. Пикник. Газировка, карты, великие планы. Небо бескрайне. Свобода не омрачена страхом. 11 лет. Первый осознанный возраст «возможно всё». Задумываем свой бизнес. На участках друзей набираем ягод. На всех столбах развешиваем рекламный плакат. «В назначенный день и час приходите на главную улицу у колодца!»
В полную мощь надрывается старый магнитофон. Наш фирменный магазин открывает двери прохожим! На столе стаканчики с ягодами. Сок. И визитная карточка – коктейль «хрю-хрю». По рецепту моей бабушки. Свежая клубника, мятая с сахаром и молоком. 7 лет спустя я увидела похожую лавку в Индии. Называлась она «Juice Center» и была бешено популярна среди туристов. Через 2 часа после открытия у нас покупают последний стакан смородины. Коктейли расходятся в первую очередь. Выручка? Превышает все ожидания! Что теперь? Странный вопрос. Праздновать! Организуем пикник для всех друзей. Чипсы, конфеты, мороженое, yupi и zuko – напитки из порошка – конец 90-х. Солнце в глаза, и мурашки по коже. Прохлада закатного пикника, так не хочется расходиться. Скоро хор бабушек встретится на дороге, выкрикивая имена: «Даша! Лера! Ира! Максим! Ужи-и-и-и-н! Домой!» Банда рассыпается, но ненадолго. Нас ждёт новое утро и ещё более грандиозные планы.
Подарок моей душе
– В чём смысл жизни, бабушка?
– Да что ты, милая, жить интересно! – в её глазах загорались огоньки воспоминаний.
Она всегда казалась живой и энергичной. С простым прямым взглядом счастливого человека. Который занят благодатным трудом и не привык жаловаться на жизнь. По девичьей фамилии бабушка звалась Робейкиной, но была точно не робкого десятка. Выйдя замуж за военного, она объехала почти всю страну. Их сын (мой отец) родился в Минске, а детство провёл на Чукотке. Бабушка всегда любила детишек и работала в детских садах. После служебных странствий семья вернулась в Москву, получив квартиру в пятиэтажке в Марьиной роще.
«Вы такая красивая!» – щебечут соседские ребятишки. С улыбкой бабушка поправляет свой короткий русый парик. «Знаешь, в молодости я, и правда, была красавицей. Копна волос аж до попы. Густая! Расчёски об меня ломались. А потом один раз сделала химию. Просыпаюсь… А волосы так на подушке и остались…»
В квартире жили два рыжих кота – Шустрик и Мямлик. Через балкон первого этажа у них всегда был выход на улицу. Балкон напоминал сад – в пластиковых стаканах от йогурта зрели ростки помидоров и огурцов. Пока своей дачи не было, мы гостили летом у деда Вани, бабушкиного двоюродного брата. Во мне он вызывал первые порывы экзистенциальной философии, которые сохранила мама, как байки семейных застолий.
– Деда Ваня, ты умрёшь… (пауза) И бабушка умрёт, и я умру…
Или минутки юмора.
– Деда Ваня, ты собака! А я щеночек – гав, гав!
Ещё одним выстрелом в широкую душу дяди Вани были мои «сюрпризики в бочках». Как-то за обедом он грозно сказал
– В бочки для полива грядок я налил чистую воду. Сегодня в одной из них я нашёл грязный камень. Если увижу ещё один, оторву хулигану руки.
Кажется, у меня выпала изо рта ложка в этот момент. Я потянула бабушку за рукав и дрожащим шёпотом проговорила
– Пожалуйста, пойдём! О-о-очень надо…
Мы вышли из-за стола. Засучив рукав до плеча, бабушка молча доставала мои «сюрпризики», подложенные во все бочки. «А тебя в детстве ругали, ба?»
– Как-то отец купил мне новые сандалии. Я пошла гулять в них под дождём, и они сразу же развалились. Тогда он взял сандалии и стал меня ими лупить. Это увидела мама и закричала: «Дочка, убегай, отец же тебя лупит!» Ну и пусть лупит, если ему свою дочь не жалко – сказала я. Тут он бросил сандалии. И ушёл.
У отца бабушки была большая семейная ферма. Дом среди поля, окаймлённого со всех сторон густым лесом. Хозяйство, животные. Много детишек. Потом в деревню пришли фашисты и заняли хозяйский дом.
– Сидят за столом, суп едят и пердят. Я одному немцу язык показала. А он меня об косяк кинул. Вот, память – вмятинка на плече на всю жизнь сохранилась.
Когда началась война, дети ходили в школу через лес в ближайший посёлок.
– Домой идём с уроков, а с самолёта по нам немец стреляет. Мы змейкой бежим, как мама учила, – так ему сложнее в нас попасть. Все уцелели в тот раз. Но больше в школу мы не пошли. И хозяйство… И дом… Всё фашисты сожгли.
Два часа паримся в духоте электрички. Ещё два часа топаем пешком через ферму, поле, лес и снова поле. Жрут комары, ветровка липнет к шее, срезаем ножом по дороге пеньки опят. На исходе похода сквозь пот у бабушки сверкают глаза. Наша новая «фазенда» в деревне Ильятино. Рядом с местами Зои Космодемьянской. В лесу до сих пор стоят остатки сгоревшего танка. По утрам я бегу метров сто по песочной дороге к забору большого деревянного теремка и кричу: «Да-а-а-ша-а-а-а!» Дашина бабушка появляется первой, нахмурив бровь: «Подожди, Даша ещё завтракает». Я сажусь на траву и разглядываю дорожные камушки с причудливыми узорами. На этом месте когда-то стояла семейная ферма Робейкиных.
Бабушкин муж был городским жителем и приехал оценить дачное хозяйство за все годы один только раз. И к вечеру уже собрался домой. Хотя банки с солёными огурцами и веточками укропа он уважал без вопросов. Дедушка любил театры, музеи, концерты, писал стихи в районную газету. Каждую нашу встречу дарил мне тетрадь, в которую наклеивал интересные задания, лабиринты и анекдоты, вырезанные из газет. А в деревенских трудах главным бабушкиным компаньоном была Динка, собака с человеческими глазами. Бабушка нашла её на улице, отмыла, причесала. Динка сдавала бабушке свою шерсть, из которой получался отличный пояс от радикулита.
Как-то в бабушкиной пятиэтажке случился потоп. В ряд стояло три прогнивших от времени хрущёвки, и уже лет 15 в управе района жильцам обещали переезд в новый дом. На этот раз заявили: «Хотите, заселяйтесь в новостройку за МКАД». К сожалению, дедушка уже не дождался этого дня. Бабушка обосновалась в «небоскрёбе» на 19-ом этаже, и я переехала от родителей жить к ней. Ночью с балкона Москва казалась сверкающей новогодней ёлкой. А под окнами расстилался уютный лесной оазис, который вскоре усилиями местного населения превратился в помойку.
Как-то раз ко мне в гости приехал француз. Я вернулась из маленького путешествия по Парижу, и новый знакомый, не раздумывая, появился у нас на пороге. Когда я пришла домой с учёбы, он доложил: «У тебя такая милая бабушка, она кормила меня вкусным салатом и что-то рассказывала по-русски». А бабушка шепнула на ушко: «Поедешь в Париж – выходи за него замуж. Этот парень мне нравится».
Каждое утро бабушка замешивала в стакане воды ложку яблочного уксуса. Это было её народное средство от всех недугов. Когда она тяжело заболела и уже лежала в кровати, я садилась рядышком и слушала её истории и воспоминания молодости. А бабушка добавляла: «Совсем не хочется умирать… Жизнь такая всё-таки интересная…»
После бабушки остался большой коричневый платяной шкаф, который я перекрасила в белый цвет. Хрустальная посуда. Кружева ручной работы. Чёрная винтажная сумка, на которой бабушка вышивала бисером разноцветные фрукты. Однокурсницы всё спрашивали меня: «Где ты такую достала?» Репродукции картин «Троица» Андрея Рублёва и «Мона Лиза» Леонардо да Винчи. Их бабушка ещё в молодости вырезала из журнала, наклеила на деревянные доски и покрыла лаком. Они излучали, как и сама бабушка, утончённую, совершенную красоту.