Илья Владимирович Рясной
Госпитальер и Призраки Льда 2
– Прекратите! – в голосе капитана совестливых планет слышалось раздражение. – Ложитесь на орбитальное скольжение. В ваших интересах.
– Хорошо, – ответил ему Филатов.
И через пять секунд резко изменил курс.
Точки вероятностного движения, начертанные компом на обзорных экранах, начали перестраиваться. Филатов уводил корабль от столкновения, при этом в опасной близости к атмосфере. Гравикомпенсаторы выли, как волки, но не могли справиться с чудовищными перегрузками. Московитяне ощущали себя насекомыми, которых придавил башмак прохожего. Лица как-то сползли назад. Кресла окутали людей, превратившись в желе и пытаясь тоже подавить перегрузки, но им это удавалось с трудом. Госпитальер на миг потерял сознание. Тут же очнулся.
Противник, конечно, заметил этот маневр.
– Филатов, не дурите, – теперь уже уговаривал капитан Планет Совести. – Иначе я открываю огонь. Вы проиграли! Смиритесь, полковник! Я гарантирую вам жизнь!
– Бабушке своей, которую детстве удушил, гарантируй, – буркнул Филатов, когда корабль вышел из виража, и тяжесть исчезла.
Истребители тоже заложили вираж и рвались наперерез.
По всем расчетам уйти от них возможностей не было. Был один вариант. Для психов с отсутствующим инстинктом самосохранения…
Похоже, с самосохранением у Филатова были проблемы. Поэтому он выбрал этот единственный самоубийственный вариант. Он уложил «Гамаюн» на вектор разгона. Он шел через атмосферу, что само по себе опасно… Но хуже было, что и заканчивался он в атмосфере – нырок должен был состояться там.
Противник еще не врубился в этот маневр. Клещи сжимались. «Совестливые» пираты были уверены, что добыча никуда не денется. Несколько десятков километров правее замаячил ближайший истребитель. Протянулась огненная дуга. Аккуратненько так бьет, чтобы повредить надпространственный двигатель. Это еще не страшно. Силовая установка погасила удар. Всполохи побежали красочные по куполу защиты и исчезли. Последовал еще один плазменный удар – тоже не страшно.
Второй истребитель заходил с другой стороны.
– Если примутся бить всерьез – пробьют экран, черти полосатые! Воскликнул Филатов. – Держись, доктор!
Госпитальер снова отключился от навалившейся перегрузки.
– Семьдесят процентов мощности на левый борт по цели пять, – почти шепотом продублировал Филатов голосом, хотя управлял через обруч. – Ну, давай!
Правый истребитель вспыхнул. Его слабенькое защитное поле не смогло погасить импульс плазморазрядника «Гамаюна».
– Полковник! – заорал неизвестный капитан. – Вы убиваете моих людей! Вы осложняете себе жизнь! Ложитесь в дрейф, и забудем об этом недоразумении!
Так. Пятьдесят процентов мощности по цели один!
Вспышка! На этот раз истребитель не разнесло, но тряхануло прилично. Он изменил траекторию и поплелся к базе, не в силах больше драться.
На этот раз тряхнуло «Гамаюн». В него впилась плазменное орудие с крейсера. И его достал третий истребитель. В рубке послышался зубовный скрежет, и возникло ощущение, будто корабль сейчас распадется. Но ничего такого не произошло.
– Повреждения пять процентов, – отчитался комп. – Регенерация – пятнадцать минут.
Филатов еще раз изменил курс. «Гамаюн» уже входил в верхние слои атмосферы.
На этот раз врезали по московитянам снизу – с поднимающегося неторопливо эсминца. «Гамаюн» завибрировал так, что, казалось, людей взболтает, как яичный желток.
– Повреждения десять процентов, – проинформировал комп.
– Прижали! – выдавил Филатов. Он прикинул, что вполне может изменить курс, пробиться к эсминцу, выйти на удар и вломить на сто процентов. Вооружение «Гамаюна» позволяло разворотить эсминец. Но малый крейсер его добьет. И еще юркие и больно жалящие истребители. Совсем если жить надоест – можно попробовать. Но пока Филатов намеревался выжить и вытащить своего друга.
Он дал пятьдесят процентов энергии на удар по левому борту. Еще один истребитель распался…
– Их как ос около улья! – воскликнул Филатов.
– Куда мы? – прошептал госпитальер.
– Нырнем поглубже в атмосферу. На точку перехода выйдем через несколько секунд…
Но вскоре они поняли, что этих секунд не будет. Кажется, капитан Рихард Бальм понял, что он имеет дело с сумасшедшими и завопил:
– При начале перехода вы будете уничтожены… Последнее предупреждение…
Экраны окрасились огнем – это корабль вошел в плотные слои и превратился в сгусток плазмы.
– Десять секунд! – не унимался миротворец-бандит. – И я вас раздавлю!
– Хорошо, – кивнул Филатов. – Мы сдаемся!
Им больше не верили. С эсминца и крейсера сорвались новые пучки плазмы в них. Казалось, корабль сейчас треснет от вибрации. Но поле эфиронатяжения погасило большую часть энергии.
– Повреждения – двадцать процентов, – сообщил компьютер, в голосе которого была сейчас растерянность.
– Даваться им в руки нельзя, – прошептал Филатов. И крикнул: – Переход.
Шансы при таком переходе не лишком велики. Но они есть. А сдача на милость победителя шансов не оставляла.
Дрожь еще усилилась. Трясучка такая, что, казалось, все кости рассыпятся. Госпитальер опять отключился. Но тут же сознание вернулось, еще более ясное. И он понял, что пространственный двигатель пошел вразнос.
Удары слышались со всех сторон. Возникло ощущение, что по корпусу корабля колотит стая взбесившихся циклопов. Заложило уши от свиста, переходящего в ультразвук.
– Переход, – пропел компьютер. – Опасная перегрузка.
Противник рассчитал все правильно. Он знал, что прыжковые корабли не способны при таком векторе разгона быстро провалиться в надпространство. И знал, что успеет развалить своего врага. Но он не знал, что имеет дело с принципиально новой техникой. В результате ошибка в расчетах – и московитяне получили шанс.
«Гамаюн» балансировали на грани развала. Кабина залилась кроваво-красным светом – мерцал, как безумный, сигнал тревоги.
Одна секунда. Другая. Третья… Корабль уже должен был развалиться. Или выскочить в надпространство.
– Эх! – ликующе заорал Филатов, когда экраны окрасились в глубокую синеву надпространства.
А потом настало время грохота! Только это был не такой грохот, как от взрыва. Содрогнулась сама основа мира. Дикая сила рвала людей изнутри и выворачивала их наизнанку!
Госпитальер потерял сознание. А когда очнулся, то увидел на экране гигантскую чащу планеты Феникс, покрытую толстым слоем облаков. Она купалась в космосе, пронизываемом светом далеких галактик, туманностей и звезд, реликтовым изучением.
Планета была. Звезды были. А станции не было. И кораблей противника не было…
Госпитальер качнулся в кресле, испытав приступ тошноты. Голова кружилась, мысли ворочались с трудом. Но самое странное было то, что после всего произошедшего он жив, может соображать и двигаться. После того, что произошло, после атаки той невероятной силы не живут… Хотя почему не живут?
Было понятно, что произошло нечто такое, что не укладывается ни в какие рамки этого и так странного мира.
***
Филатов тоже отключился. Но включился быстро – куда быстрее своего друга. Разведчик всегда умел включаться быстро, поскольку от этого часто зависела его жизнь.
Когда произошла катастрофа, у него тоже была святая уверенность, что им пришел конец. И очень обрадовался, что очнулся не на том свете, а в пилотском кресле.
Разведчик разом уловил основное. «Гамаюн» шел в верхних слоях стратосферы. При этом скорость его резко упала и была сейчас куда ниже первой космической. То есть корабль падал на планету.
Внизу была темная сторона планеты. В этой тьме – ни огней городов, ни всполохов молний. Но уже близилась линия терминатора, и дальше шел бескрайний океан, облака.
– В сфере сканирования техногенных объектов нет, – сообщил комп.
– Куда подевался противник? – полюбопытствовал Филатов, не слишком надеясь услышать от компа что-то дельное.
– В пределах досягаемости бортовых систем контроля среды его не наблюдается.
Какая-то чертовщина творилась. Но об этом потом. Нужно было сматываться из этой негостеприимной системы, и побыстрее. «Гамаюн» не мог вести равноценный бой с превосходящими силами противника.
Итак, нарастить скорость, выйти на вектор разгона. И вернуться сюда с усиленной эскадрой. Тогда и будет разговор.
Госпитальер застонал, зашевелился и открыл глаза.
– Сейчас нырнем, – успокоил его разведчик.
Корабль резко дернулся вперед. Скорость начала увеличиваться…. Ровно пять секунд.
– Неполадки в энергетическом контуре, – сообщил комп. – Наращивание скорости корабля приостановлено.
– Что за черт? Повреждения в силовом контуре? – заволновался Филатов. Это было бы хуже всего.
– Имеющиеся повреждения не могут быть причиной неполадок.
– Тогда что?
– Нет информации. Возможно, внешний фактор.
– Какой внешний фактор?
– Нет достаточных данных.
С изумлением Филатов видел, что энергозапас корабля стремительно падает. И вот он уже почти на нуле.
А потом начали выключаться приборы. Сканеры бездействовали. Гравикомпенсаторы накрылись. В общем, можно теперь не волноваться, откинуться в кресле и отдохнуть. Расслабиться те несколько минут, которые остались до момента, когда корабль зароется носом в океан и развалится на кусочки.
– Мы падаем, – подал голос госпитальер.
– Да-а?.. По-моему, это каюк, доктор. Кто-то высосал всю нашу энергию…
Тут заработали двигатели. Энергозапас снова был почти в норме.
– Й-а! – хлопнул в ладоши Филатов.
Оказалось, рано радовался. Энергозапас скачком сократился наполовину.
Творилось нечто невообразимое. Этого не могло быть. Но тем не менее все происходило наяву, а не во сне.
– Разбалансировка эфиронакопителей, – только и успевал уведомлять комп о событиях, которые просто не могли происходить. – Несостыковка параметров сдвига.
Он перечислял смертельные болезни. Непонятно было только, как корабль еще держится.
– Высота двадцать пять километров, – сообщил комп. – Падение остановлено. Скорость нарастает.
Корабль лихорадило. Это было жутко. Какофония звуков. Странный оркестр из пиликанья детекторов, комариного писка то включающихся, то выключающихся систем, приборов, свиста то срабатывающих, то вновь накрывающихся гравикомпенсаторов. Все это в каком-то завораживающем, потустороннем ритме. И тут еще совершенно излишние комментарии компа – Филатов и так через обруч держал под контролем корабль и знал обо всем, а госпитальер все равно был не помощник, а зритель.
Пока пилот боролся за жизнь корабля, Сомов увидел впереди по курсу странное мерцание, похожее на северное сияние.
Сначала показалось, что молнии. Потом это стало больше походить на световые эффекты на аренах сенсорнаведения – ритмический перелив зеленых и голубых лучей.
– Что за напасть? – воскликнул Сомов.
Филатов тоже заметил это, но никак не прокомментировал – не до этого. Он снова попытался набрать высоту. И ему это пока удавалось.
– Пятьдесят километров,
Корабль преодолел линию терминатора и теперь летел над голубым океаном.
– Этого не может быть! – воскликнул Сомов, глядя под ноги, где плыла поверхность океана и архипелаг островов.
Внизу растянулись в цепочку острова. Но какие!
Они все были примерно одинакового размера и аккуратненькой квадратной формы!
Насколько московитяне располагали информацией о планете, таких островов здесь не было и быть не могло. На Фениксе не наблюдалось следов каких-либо цивилизаций. И человечество еще не успело потрудиться над планетой. Вместе с тем форма островов выдавала не только их искусственность, но и говорила о достаточно высоком уровне цивилизации, умудрившейся сотворить подобную нелепицу.
Между тем опять стало ни до чего. Корабль так и не мог набрать первую космическую скорость, и то поднимался вверх, то терял высоту.
– Разбалансировка эфирного накопителя. Напряженность поля натяжения – пять дасвеллов, – уведомил комп.
– Черт!
Корабль опять начал снижаться.
– Надо садиться! – воскликнул Филатов. – Разобраться с кораблем, а потом стартовать! Иначе нам не выйти не только на вектор разгона, но даже в космос.
– Садимся, – согласился госпитальер.
Филатов по широкой дуге повел корабль на разворот. Облетать всю планету, чтобы опять добраться до единственного материка – это было опасно.
«Гамаюн» лег на обратный путь. И через несколько минут опять нырнул на темную сторону.
Впереди опять была та самая цветомузыка. И мелькание всполохов странно гармонировало с песнью приборов в рубке.
– Заходим на твердь, – решился Филатов.
Тут корабль сотряс удар, опять прокатилась мелкая дрожь. И запасы энергонакопителей снова скатились почти до нуля. На этот раз окончательно.
К этому времени пилоту удалось сильно погасить скорость. До земли оставалось одиннадцать километров.
Филатов трансформировал корпус лайнера. Со стороны это выглядело фантастично. Твердый корпус вдруг стал походить на ртуть, расплываться, и вскоре сигара корабля приобрела аэродинамические свойства планера – раскинулись в сторону многометровые крылья.
«Гамаюн» перестал падать как утюг и начал плавно снижаться. Гравитационные скользители худо-бедно работали, хотя все чаще с перебоями.
Девять километров. Восемь… Пять…
Сканеры, которые то барахлили, то работали нормально, разворачивали объемную карту поверхности. Внизу была равнина, с небольшими холмами и озерами, с двумя мощными реками. Все поросло лесом.
Три километра. Два…
Скорость корабля продолжала падать. Счет пошел на метры…
Гравискользители выключились перед самой землей, и корабль грузно рухнул в озеро, подняв высокую волну.
***
– С приводнением, доктор, – Филатов перевел дыхание и сорвал обруч. Открыл красные глаза. Вид у него был обалделый.
– С приводнением, – кивнул госпитальер.
Корабль покачивался безмятежно на волнах.
– Комп, жив?
– Состояние нормальное. Нестабильность энергоснабжения. Путаница в приборах.
На экранах была темень. Небо покрыто облаками. Угадываются какие-то темные массы – скорее всего лес.
– Картинку, – потребовал Филатов. – И карту.
Экраны просветлели – изображение было бледным, через приборы ночного видения, но четким. В воздухе зависла голокарта местности.
Озеро было круглым, километров пяти радиусом, поросшим как ковром какими-то водорослями. Берега полого спускались к воде. Дальше шел лес, деревья походили на огромные сосны.
– Комп, отчет по всем параметрам. Куда нас занесло.
– Соотношение звездного атласа и рисунка созвездий – планета Феникс. Время – тридцать второе ноября, шестнадцать часов девять минут по Петербургскому времени.
– Уже легче.
– Торсионная постоянная – плюс десять процентов. Константа Артемова-Шеленграеэра – разброс плюс-минус пятнадцать процентов. Константа Лао-Лин…
– Стоп, – поднял руку Филатов, встряхнул головой. – Ты чего говоришь? Что этот бред значит?
– Бред – достаточно точное определение ситуации с точки зрения ассоциативного ряда, – согласился комп, наделенный зачатками ассоциативного мышления и юмора. – Логическому объяснению не поддается. Постоянные в стабильном пространственно-временном континууме реальной Вселенной меняться не могут.
– На то она и постоянная, чтобы не меняться, – фыркнул госпитальер.
– Совершенно верно.
– Идеи? – обернулся к госпитальеру разведчик. – Что это за ерунда творится?
– Не думаю, что тебе по душе придется моя теория.
– Да ладно, не девица. Вынесу как-нибудь оскорбление.
– Мы в другой Вселенной, – с уверенностью произнес Сомов.
– Доктор, как же все просто, – всплеснул руками Филатов. – Всего-то в другой Вселенной!
– А как ты иначе объяснишь все?
– Что значит в другой Вселенной?
– Параллельный мир. Отделенный от нас или временным барьером, или иной пространственной мерностью.
– Как Теневые Миры?
– Не совсем. Возможно, это искаженного копия нашего мира… Я не физик, чтобы разбираться в тонкостях…
– Ладно, – кивнул Филатов. – Принимается как рабочая гипотеза. Временно… Что еще умного скажешь?
– Судя по квадратным островам, тут есть цивилизация.
– Комп, твои выводы насчет цивилизации.
– Признаков техногенной активности не выявлено. Эфировсплесков не обнаружено.
– Радиосигналы?
– Не определено. В атмосфере сейчас магнитная буря. Ионизация – восемьдесят процентов по шкале Риммера. Проходимость радиосигналов практически отсутствует.
В воздухе возник график и поползли цифры, характеризующие магнитное состояние атмосферы.
– То есть могут быть, а могут и не быть, – кивнул Филатов.
– Сканирующие системы работали нестабильно, – посетовал комп. – Однако установлено, что двести тридцать километров по азимуту сто тринадцать имеется образование, которое можно идентифицировать как город.
– И чего молчал?
– Данные сведения не были вами запрошены.
– Город, – Филатов встряхнул головой. – Поехали дальше. Комп, в чем может быть причина нестабильности энергетических и сканирующих систем?
– Я уже докладывал. Достоверная информация отсутствует. Варианты – разница в базовых постоянных. Возможно, точечное внешнее воздействие.
– Тут чуток поподробнее.
– Флюктуации континуума. Исходная точка возмущения локализуется на поверхности планеты.
– То есть там источник этого безобразия?
– Вероятность девяносто пять процентов.
– Ты засек изменение континуума?
– Да. Оно подчинялась сложному ритму
– Вероятность, что ритмика носит искусственный характер? – спросил Сомов
– Девяносто восемь процентов…
– Ты засек световые эффекты на поверхности? – поинтересовался госпитальер, которому не давал покоя аналогия замеченного им во время полета сияния со светоэффектами на аренах психонаведения.
– Да.
– Сопоставить их ритмику с ритмикой постороннего воздействия на наши системы.
– Корреляция восемьдесят пять процентов. Случайность практически исключена.
Ошарашенный Сомов посмотрел на экран.
– Мы попали под техногенное воздействие, – кивнул Филатов.
– И источник его на поверхности. Та самая цветомузыка.
Филатов задумчиво посмотрел на экран. Потом кинул:
– Комп, мы можем сейчас взлететь?
– Исключено. Энергонапряженность ходовых систем равна нулю.
– А рабочее вещество?
– Восемьдесят один процент. Количество соответствует расчетному после затрат на прыжок и передвижение в надпространстве.
– Значит, баки полны. А энергии нет.
– Нарушение базового закона, – охотно согласился комп.
– Дай разверстку локализации зоны аномального возмущения, – потребовал разведчик.
Возникла карта континента – просканированная во время полета. Зону аномального возмущения локализовать точно не представлялось возможным. Получался приличный квадрат – тридцать на тридцать километров на удалении более тысячи километров отсюда. Это не расстояние, если бы корабль был полон сил. Но он плавал в озере обессиленный.
– Что предлагаешь, эскулап? – спросил Филатов.
– Дождемся утра, – без особой охоты изложил свой план госпитальер. – И пойдем искать точку возмущения.
– Пешком, – кивнул разведчик.
– А ты что предложишь иное?
– Мне то что. Тебя, нежного, жалко…
***
Московитяне стояли на берегу и вдыхали влажный воздух.
Туман, стелившийся над озером, начал рассеиваться. Фиолетовые водоросли, устилающие воду на многие километры, подходили к самому берегу. На поверхность выпрыгивали стайки синих рыбешек и опять зарывались в фиолетовое покрывало, уходя на глубину. Над водой склонились деревья, напоминающие плакучие ивы.
«Гамаюн» покачивался на волнах метрах в тридцати от берега. Серебристая торпеда полусотни метров в длину выглядела в этих заброшенных местах достаточно странно.
Филатов коснулся пальцем своего контактного браслета. Раздался звук, похожий на фырканье, и «Гамаюн» топором ушел на дно, только круги по волнам. Водоросли сомкнулись – как и не было инопланетного корабля.
При виде этого зрелища на госпитальера накатил тошнотворный ужас. Ему вдруг подумалось – а вдруг эта нить с их миром порвалась окончательно? Вдруг корабль так и останется бесполезной бронированной болванкой лежать на дне, и пути назад нет?
Филатов почувствовал его состояние. Видимо даже разведчика с титановыми нервами проняло.
– Не бойся, Никита. Мы еще не отъездились.
– Пошли! Чего тут стоять! – госпитальер решительно направился вперед.
На комппланшете был начерчен их маршрут, и стрелка показывала направление, нужно только не забывать сверяться.
Лес был неухоженный, что неудивительно – ухаживать за ним некому. Поэтому приходилось пробираться через кусты и поваленные стволы, сгнившие, усеянные полупрозрачными грибами с остроконечными шляпками и толстыми слоновьими ножками.
– Если придется так переться тысячу километров… – покачал головой госпитальер, присаживаясь на корягу, когда почувствовал, что прилично утомился.
– Вряд ли.
Начинало припаривать – было градусов тридцать, но жара была самой маленькой проблемой у московитян. Одеты они были в походные комбезы «хамелеоны», которые еще не успели поступить на вооружение элитных диверсионных групп Космофлота. Это была идеальная система для выживания на других планетах и выполнения боевой задачи. Гибкие кристалломорфы серии защита-К обладали потрясающими свойствами – они держали удары огнестрельного оружия, частично лазерного и разрядников, не говоря уж о холодном оружии. Карманы, контейнеры были излишни – они наращивались по мере необходимости. В нем можно было некоторое время пребывать в космическом пространстве и в атомном реакторе. В них были вмонтированы походные аптечки, постоянно контролировавшие состояние организма и при необходимости синтезирующие и закачивающие лекарства, а так же много других приспособлений, облегчающих нелегкую жизнь диверсанта. И, самое главное, все это работало.
Московитяне успели заметить, что устройство, основанные на стандартной магнитодинамике, работают более-менее прилично. Мощные эфиродинамические устройства шалят.
Госпитальер ударил себя по щеке, на которую уселось кровососущее насекомое. Посмотрел на ладонь. Комар как комар. Биосфера сильно напоминала земную, правда, с некоторыми коррекциями. С трудом верилось, что их занесло в иную вселенную, где базовые константы сдвинуты, и, по идее, все должно быть, как в Алисином зазеркалье – шиворот навыворот. Но было все наоборот – как-то слишком обыденно.
Вытащив из контейнера, вздувавшегося небольшим наростом на боку, раковину приоров, госпитальер проснулся ее пальцами, и почувствовал, что тоска отступает.
– Поднимайся, – велел Филатов. – Так можно долго баклуши бить.
Госпитальер спрятал раковину, нехотя поднялся на ноги. И они снова начали ломиться через бурелом.
Через пару часов они вышли на просеку шириной метров в сто, уходящую вдаль. По бокам деревья были вывалены в странном беспорядке и шел густой кустарник, зато в центре можно было гулять как по проспекту – даже пеньки выкорчеваны.
– Следы разумной деятельности, – сказал Филатов.
– Ну да, – кивнул госпитальер. И скоро мы наткнемся на лесозаготовительный роботозавод.
Друзья бодро направились по просеке. Идти стало совсем легко. Правда, путники немножко уклонялись от маршрута, но это было все равно лучше, чем ломать ноги в дремучем лесу. Кроме того, они надеялись набрести на более убедительные свидетельства цивилизации.
– Непонятно, кто на нас навалился на орбите, – произнес госпитальер задумчиво, шагая вперед и смотря себе под ноги, будто мечтая увидеть там что-то важное.
– Харлейцы, – сказал Филатов.
– С чего ты взял?
– Я этих тварей носом чую… Тактика боя. Некоторые нюансы. Они, точно. Больше некому.
– Значит, они теперь называются Объединение Планет Свободной Совести.
– Любят звонкие названия, сволочи! Свободная совесть! Надо ж!
– Судя по тому, что тебя называли по фамилии, их информированность выше всяких похвал.
– Утекла информация, – вынужден был согласиться разведчик. – Притом из нашего ведомства.
– Им нужен был ты?
– Вряд ли из-за меня стали бы затевать весь сыр-бор. Им нужна приорская раковина. Компенсация за артефакт, который уплыл от них на Швице.
– Сергей, все хотел тебя спросить – как ты узнал, что станция захвачена?
– Выключенная система оповещения – это нечто неординарное. И капитан вел себя как-то не так.
– Они моделировали изображение капитана Роберта Савельева?
– Точно. Моделированное изображение невозможно отличить от настоящего. Поэтому я и устроил клоунаду – признал его как старого друга. Напомнил о старых похождениях. Он копился и не стал отрицать. То есть попался в простейшую ловушку.
Госпитальер спотыкнулся и упал, ударившись коленом о какой-то сучок. Застонал.
– Жив?
– Жив… Замаялся уже.
– Ты представь, как бы мы проводили сейчас время в плену у харлейцев. И тебе станет легче.
Госпитальера передернуло. Он имел представление, как харлейцы встречают гостей.
Он нехотя поднялся, и они поплелись дальше. Вспомнилось, как они топали по Ботсване. По Гаскони. По Синей Долине… Все повторяется. Тогда они сумели выкрутиться. Хватит ли заряда везения на этот раз? Сомов пытался отогнать эту назойливую мысль, но она донимала его.
Над ними закружилась птица, страшно похожая на ворону, она спустилась ниже, с интересом посмотрела на людей и сиганула дальше.
– Все похоже, – произнес госпитальер. – Не удивлюсь, если по лесам здесь рыскают волки и в берлогах спят медведи. Оно и лучше, что нет экзотической живности.
Филатов резко вздернул руку.
– Что? – замерев, спросил Сомов.
– Тише, – негромко произнес Филатов. – Слышишь?
Откуда-то издалека раздавался треск.
– Что это?
– Ты кого еще спроси… Знаешь, давай-ка сойдем с улицы и посидим в засаде. Оно правильнее будет.
Госпитальер спорить не стал. Он отлично знал, что при работе с другом для того, чтобы выжить, нужно немногое – четко и быстро выполнять его приказы, какими бы они не были.
Они спрятались в кустарнике, который шел по краю просеки, как специальное ограждение.
Треск и тяжелый топот приближались.
– Слонов там что ли стадо? – нервно хмыкнул госпитальер.
– Сиди тише. Если что – сматываемся.
У них были бластеры, но непонятно, будет ли от них польза в боестолкновении. Индикатор боезапаса вел себя как ненормальный – то показывал то максимум, то ноль. Так же как и энергозапасы гравитационных поясов. Фокусы другого мира.
Земля тряслась.
А потом справа на той стороне просеки треснуло и повалилось дерево. Еще одно…
И на просеку резво выскочило нечто!
– Матерь божья, – прошептал Сомов.
То, что вышло из леса, больше всего походило на танк времен больших земных войн. Ног у него не были. На месте конечностей колыхались какие-то складки, что не мешало двигаться быстро. Массивное приземистое тело размером с пару бегемотов, наверху впереди – утолщение в форме сундука, которое можно при желании принять за голову. На месте носа свисал хобот. И это чудо-юдо перло вперед, валя небольшие деревья и обходя те, что побольше.
– Каменный гость, – хмыкнул Филатов.
Действительно, создавалось ощущение, что оно сделано из камня. Очень его поверхность напоминала шершавый, покрытый желтым мхом булыжник.
– Это какая-то машина, – предположил разведчик.
Сомов, обладавший зачатками экстрасенсорных способностей, правда, пробуждавшихся время от времени, вдруг ощутил некий внутренний толчок – так появляется снисходящее откуда-то знание предмета.
– Оно живое, – заключил он.
– Каменный гость…
Между тем чудовище замерло, прокрутилось вокруг своей оси, будто прикидывая, что делать дальше, от тяжести в земле образовалась круглая воронка. Издало какой-то звук, похожий на сирену воздушной тревоги в мирах второй линии. И рвануло вперед. Прямо в сторону притаившихся людей.
Филатов весь сжался и опустил голову, представляя, как этот каменный «танк» налетит на них и раскатает в блин. Рука потянулась к бластеру, но разведчик остановил его.
Монстр мчался все быстрее. Земля дрожала.
Он вломился в кустарник метрах в трех от затаившихся людей, повалил дерево. Ринулся обратно. И устремился дальше по просеке, снова яростно затрубив.
– Ты заметил, что у него в складках за головой? – спросил разведчик.
– Что?
– Наездник!
– Как? – не поверил своим ушам Сомов.
– Там сидел человек. Обычный человек…
Госпитальеру было стыдно, что не увидел ничего, малодушно уткнувшись носом в землю. Но он ничего не мог поделать с собой – он молился. Чтобы пронесло. И ему было не до рассматривания.
– Да, тут вовсе не скучно, – произнес он.
– Пошли дальше, – Филатов начал подниматься, но госпитальер удержал его за руку.
– Подожди… За ним кто-то гонится.
– Ты представляешь, кто может напугать такое чудище!
– Даже думать не хочу, – поморщился Сомов. – Но, может, сейчас увидим…
Они пролежали в засаде еще минут пять, когда послышался топот. Он ничего общего не имел с сотрясанием почвы при приближении каменного танка. Из леса, там где, чудище свалило деревья, появились преследователи – четверо всадников в розовых рыцарских доспехах, на гладком металле которых плясало вскарабкавшееся на небосвод солнце. А кони – огромные, с тяжелой поступью, и при этом легкомысленно полосатые, как зебры. Компания смотрелась бы забавно, если бы от них не распространялась удушливая угроза.
Они на миг замерли. А потом устремились вслед за «каменным гостем». У одного из них на плече была установка, чем-то напоминающая крупнокалиберный пулемет.
Они растянулись и поскакали друг за другом, наращивая скорость. Первый. Второй. Третий пронеслись мимо.
Замыкающий рыцарь, пролетая мимо притаившихся людей, вдруг натянул поводья. Его конь резко затормозил, ударил копытами.
Рыцарь напряженно огляделся, будто выискивая кого-то. На месте железного забрала у него было дымчатое стекло, которое скрывало лицо.
Госпитальер готов был поклясться, что этот тип почувствовал их присутствие.
Рыцарь еще раз огляделся. Волны угрозы, исходившей от него, стали еще удушливее.
Сомов стиснул бластер. Кинул взор на индикатор – он был на нуле – теперь это было не страшное оружие, а никчемная игрушка.
Рыцарь еще раз осмотрелся. Ударил коня закованной в металл ладонью по боку. Скакун, ударив передними копытами о землю, привстал на дыбы, устремился вперед.
– Уф-ф, – перевел дыхание госпитальер.
– Похоже, тут все не так просто, – хмыкнул разведчик. – Как бы не попасть из огня да в полымя.
– Если уже не попали.
***
Лес поредел и стал более ухоженным.
От греха подальше друзья с просеки свернули. Тем более она резко заворачивала и уходила в совершенно не нужную сторону.
Воздух был напоен пьянящими цветочными ароматами, хотя самих цветов не было видно. Трава росла приземистая, по щиколотку, мягкая, ярко зеленая и какая-то декоративная. На ней хотелось поваляться и поглазеть на голубое небо, перечерненное ветвями деревьев, напоминавших ясени. Местами рос колючий кустарник с лиловыми ягодами, выглядевшими страшно аппетитно. Естественно, пробовать их не стали – благо с провизией проблем не было. У каждого в контейнерах «хамелеона» имелся запас пищевых пластинок. Пусть они не наполняли желудок и на вкус напоминали картон, но по энергоотдаче каждая из них заменяла плотный ужин. Их хватит месяца на три-четыре.
