Инана
Спрессованные в алмазы
здесь, наедине со своей судьбой. Но, разумеется, мы
каждый день будем приходить сюда, навещать вас
с Арсеном. И если что надо – всё будет сделано.
Наргиз обняла Каро. Это была её первая большая
победа в жизни.
29
Глава 3. Отец
Для Акопа Левоновича отказ Наргиз от обручения
стал ударом. Злость на дочь, затмившая ему рассудок, ввергла в депрессию. Ведь он всё делал ради своих детей, и вдруг неповиновение, дерзость, самостоятельность —
других объяснений поступку Наргиз он даже не искал.
Поэтому, когда Левон принёс ему письмо от Давида, не прочитал его сразу. Наверное, впервые за свою
жизнь, он сильно напился и теперь приходил в себя
после жестокого похмелья. Когда постаревший, с посе-ревшим лицом, снова появился в офисе и увидел письмо на столе, отодвинул его в сторону, испытывая стыд
и вину перед бедным мальчиком, скорей всего, про-явившим верх великодушия в своём прощальном
письме. Позвал к себе сына.
Как обычно очень внимательный Акоп Левонович
заметил, что у Левона какое-то странное выражение
лица: жалость сквозь осуждение. Начал обсуждение
дел, но Левон перебил:
– Папа, ты прочитал письмо Давида?
– Нет. Ты ведь его читал. Не могу. Бедный мальчик
не заслужил такого позора. До конца жизни не смогу
смотреть ему в глаза, а к Грише и на похороны прийти
постесняюсь. Как там Гриша?
30
– Дядя Гриша – очень плох, кстати, от него скры-ли, что произошло на обручении, и объяснили отъезд
Давида, якобы он должен закончить в Штатах свои де-ла, чтобы собраться назад навсегда.
– Почему якобы?
– Потому что Давид никогда не вернётся на родину, даже чтобы похоронить отца. Он дал матери деньги
на похороны и обещал: как только отец умрёт, вызовет
её к себе, но приехать сам не сможет. А дяде Грише
осталось совсем немного, может, месяц, может, два, а может, и две–три недели.
Акоп Левонович застонал, провёл ладонью по лбу.
– Папа, прочти письмо Давида.
– Потом.
Левон резко встал, взял письмо и начал читать:
«Дорогой дядя Левон, я должен объясниться и, хотя
моей вины в случившимся не вижу, попросить у Вас
прощения. Я не придавал серьёзного значения мечтам
моего отца видеть своей невесткой Наргиз, потому что
такая необыкновенная девушка современного мира, как она, обычно сама выбирает спутника жизни.
А Наргиз не видела меня много лет, и я даже не мог
представить, что даст согласие на брак со мной.
У меня в Штатах есть женщина, с которой по объ-ективным причинам я не оформил официальный брак.
И ребёнок. Я не поставил своих родителей и родственников в известность. Сначала не был уверен в прочно-сти наших с ней отношений, потом из-за болезни от-ца. Не вижу в этом никакой своей вины, потому что
никому не обязан отчитываться о своей личной жизни.
31
И я никогда не поручал отцу просить для меня руки
Наргиз.
К сожалению, в свой приезд я попал в ловушку, наверное, поступил глупо, утаив правду ото всех, кроме
Наргиз. Я рассказал ей в день обручения о том, что
у меня в Штатах уже есть семья и попросил её фиктивно обручиться, а потом разорвать обручение, чтобы
избежать скандала. Мне показалось, что это самый
лучший выход из положения.
Но Наргиз нашла настоящий и единственный выход. Я восхищён её красотой и неординарностью.
И желаю большой и настоящей любви Вашей необык-новенной дочери. Давид»
Акоп Левонович откинулся в кресле и захрипел:
– Что?! Дай сюда!!!
Вырвал письмо у сына, руки его дрожали, буквы
плыли перед глазами. Потом Акоп Левонович смял
письмо и кинул его в угол комнаты.
– Закажи билет в Москву. Для меня.
Левон тяжело вздохнул. И опять посмотрел на отца
с жалостью:
– Папа, в Москву тебе ехать не надо. Наргиз нашла
в Москве Арсена и осталась в госпитале, чтобы за ним
ухаживать.
Левон никогда не видел отца таким растерянным
и жалким. Он подошёл к бару, вытащил бутылку коньяка, разлил коньяк в хрустальные рюмки, одну
из которых протянул отцу, другую залпом осушил сам.
– Ты мне говоришь об этом сейчас? – почти
с ненавистью спросил сына Акоп Левонович.
32
– Ты был совершенно невменяем эти три дня.
– Какой ещё Арсен? Они ведь никогда не дружили.
– Да. Но Наргиз, оказывается, была в него влюблена.
– Что значит влюблена?! – заорал Акоп Левонович. – Какая ещё любовь?! – и вдруг, резко поменяв
тон, испуганно спросил, – А этот Арсен, случайно, не женат?
– Нет, нет. – Левон ободрительно закивал головой, – тут в этом плане всё чисто. Ни жены, ни женщины, ни девушки, ни ребёнка.
– Ты уверен?
– Да. Бедный парень и не успел. Прямо с пятого
курса – на фронт. Нет, я знаю точно. Мы искали со-провождающих, когда отправляли его, раненого, в Москву. У него одна старенькая бабушка, сама больная. Мать где-то затерялась, и никого из близких
не нашлось.
Акоп Левонович, казалось, окаменел. Потом
неожиданно тихо спросил:
– Сынок, что мне делать?
Левону захотелось обнять отца и, как маленького, прижать его к себе, – таким беспомощным и растерянным тот не выглядел ещё никогда. Но вместо этого
ответил
твёрдо,
как
озвучивают
продуманные
и не подлежащие сомнению решения:
– Папа, я думаю, надо нам подождать и больше
не принимать скоропалительных решений под горя-чую руку. Наргиз в госпитале ухаживает за моим товарищем, у которого нет близких. Давай посмотрим
33
с этой стороны, тут нет ничего такого. Выполняет свой
долг, так сказать. А что из этого выйдет, там видно будет. Поженятся – слава Богу. Не поженятся – тоже хорошо, не ровня Арсен нам, хоть и уважаю я его. Не будем вмешиваться в их дела.
Акоп Левонович в отчаянии схватился за голову.
Он проклинал Давида – жена, видите ли, ребёнок.
Ещё неизвестно, чей ребёнок! Мало ли жён с детьми
бросают… А тут даже не расписаны. Подонок. Нет, всё
правильно сделала Наргиз. Наргиз…
Сердце кольнула острая боль: правильно ли он поступил? Акоп Левонович вдруг почувствовал себя каким-то незначительным существом, которое может об-мануться, которому можно навязать чужие правила…
Ну что ж, если само провидение навязало ему свою иг-ру, и Наргиз была послана в Москву за своей судьбой, то более ничего не остаётся, как ждать.
В памяти смутно проступил образ Арсена. Никогда бы не подумал, даже в кошмарном сне, даже в шутку, что у него будет такой зять. Безотцовщина. Да
и мать… уж лучше бы её совсем не было. За такого
свою дочь Наргиз отдать? Акоп Левонович застонал.
Он, ведущий деловые переговоры с иностранными ми-нистрами, финансирующий политиков, должен пород-ниться…
Нет, он едет в Москву, он привезёт свою дочь назад. Сколько поухаживала, – ладно, Бог с ними обои-ми. Акоп Левонович резко встал.
– Папа, что с тобой?
Акоп Левонович рухнул в кресло, как подкошенный.
34
Глава 4. На ступеньку
вверх
Неделя, проведённая Наргиз в больнице, показалась ей месяцем – как здесь всё отличалось от того, что она видела до сих пор. «Грязная» работа, воздух, пропитанный лекарствами и испарениями от лежачих
больных, временами сводили с ума. Но она ни на миг
не пожалела о принятом решении, ведь ради настоящей любви идут и не такое.
Кроме того, к Наргиз впервые пришло ощущение
самореализации. Уважение и теплоту в глазах Каро
с Ингой, а также совершенно незнакомых людей она
заслужила тем, что делала конкретно здесь и сейчас, а не потому, что была хорошей дочкой большого человека. И, конечно, ничто не могло сравниться с ощуще-нием полноты бытия, когда она сидела рядом с не при-шедшим пока в сознание Арсеном и слушала его тихое, ровное дыхание.
Даже во время её недавнего триумфального докла-да на научном форуме для молодых учёных и специалистов, проведённом под эгидой ООН в Эдинбурге, Наргиз не покидало чувство, что всё это красивый
спектакль, где она просто заботливо наряженная кук-35
ловодом марионетка. А настоящая жизнь где-то рядом – пусть не такая красивая и не гламурная.
Теперь она чувствовала к самой себе уважение.
И надежду на ответную любовь того, ради которого без
колебаний шагнула «со сцены в жизнь». Этого момента – когда Арсен придёт в сознание, она ждала
с нетерпением.
Многочасовая операция прошла успешно, молодой
сильный организм час от часу возвращался к жизни, —
постепенно восстанавливался цвет лица, усиливались
биение пульса, дыхание. Всё более уверенными и ра-достными становились лица врачей.
Но всё же Наргиз этот момент пропустила. Она
вошла в палату из коридора и сразу ощутила, что всё
изменилось. Увидела Арсена с открытыми глазами.
Подошла к кровати, села на табуретку и встретила его
взгляд. Арсен молча смотрел на неё, потом закрыл
глаза.
– Ты узнал меня, правда? – тихо спросила Наргиз. – Это я, Наргиз, сестра Левона. Арсен, открой
глаза снова, попробуй сказать что-нибудь.
Арсен открыл глаза, чистые, как у новорождённого
ребёнка.
– Наргиз, – двинулись его губы.
Наргиз поднесла к нему стакан с соком, втиснула
в сомкнутые зубы соломинку. Сок весело поднимался
по соломинке, постепенно уменьшаясь в объёме.
– Наргиз, что ты тут делаешь, – еле слышно спросил Арсен.
36
Наргиз вдруг почувствовала себя в тупике.
– Я здесь работаю, – не нашла она более умного
ответа.
Губы Арсена дрогнули, глаза заволокло влагой:
– Я точно… на том свете… И твой образ принял…
ангел…
– Нет, Арсен. Всё реально. Я из Еревана в Москву
приехала… по делам отца, зашла проведать тебя, ты
был очень… плох. Мне врачи сказали, что операцию
задерживают, потому что не хватает медперсонала. Ес-ли нет ухода в послеоперационный период – любая
блестяще проведённая операция пойдёт насмарку. Ну
и я осталась.
Глаза Арсена закрылись. Потом он опять их открыл:
– А твои родители? Они разрешили?
– Да, конечно, – Наргиз чувствовала себя как человек, которому в разгар интересного фильма неожиданно напомнили об очень неприятной обязанно-сти. – Я приняла решение и они его одобрили.
На сегодня Арсену было этого достаточно. Но он, едва придя в сознание, думал и беспокоился о ней:
– Наргиз, что-то случилось? Так? – шептали его
упрямые губы.
– Ничего не случилось. Всё хорошо. Ты пришёл
в сознание. Следа не останется от твоего ранения. Ты
снова будешь сильный и красивый.
Бескровные губы Арсена мягко изогнулись в сла-бой улыбке:
37
– Нарочка… Нарочка…
Он сомкнул веки и, кажется, заснул. В палату вошёл Антон и без слов всё понял по счастливым глазам
Наргиз.
– Арсен пришёл в сознание. Он узнал меня и заговорил.
Наргиз вся светилась, лучилась радостью, на нена-крашенном лице заиграл нежный румянец, смеющие-ся губы наполнились соком.
Антон улыбнулся в ответ усталой, доброй улыбкой
врача, который, возвращая жизнь своими руками
и сердцем, благодарит каждый раз за это Бога. Он по-щупал пульс Арсена, чуть натянул кожу на щеке и же-стом поманил Наргиз из палаты.
– Наргиз, то, что Арсен пришёл в себя на девяносто процентов твоя заслуга, теперь уже никакой опасности нет. Всё, – сейчас переход на общий режим. И, думаю, уже через неделю-другую он сможет вставать, потом ходить потихоньку. Теперь, ты можешь быть совершенно спокойной.
– Спасибо, Антон. Огромное Вам спасибо.
– Наргиз, тут такое дело, – Антон замялся и тяжело вздохнул, – в общем, есть ещё один «беспризор-ный», так сказать. Не очень тяжёлый случай, но ес-ли бы ты согласилась немного присмотреть за ним
после операции…
Антон умоляюще смотрел на неё.
– А кто он?
– Лётчик, – опять тяжело вздохнул Антон.
38
– Я имею в виду национальность, – спокойно
уточнила Наргиз и, заметив обескураженный вид Антона, добавила, – Я могу ухаживать или за своим, или
за русским.
Антон судорожно проглотил слюну, снял очки, протёр их платком. Кашлянув, надел очки обратно
и тихо произнёс:
– Он – русский. Алексеем зовут. Ну, так как?
Наргиз кивнула:
– Переводите его сюда. Я всё сделаю, как надо.
Почувствовав замешательство Антона, вполне объяснимое для врача, вежливо кивнула ему, прощаясь, —
замяла принявший неприятный оборот разговор.
И с совершенно спокойной душой вернулась в палату.
Она искренне сказала, как чувствовала.
Наргиз вдруг овладела потребность поговорить, поделиться с кем-нибудь. Вытащила из кармана сотовый
телефон и с грустью подумала, что звонить ей, кроме
как Каро, некому. Сердце обволокла теплота: какой
Каро оказался простой, милый, остроумный. С Левоном такого понимания у неё не было никогда.
Впрочем, наверное, Левон не виноват, так заведено
у них дома: каждый знал своё место. Отцу – отцово, а брату – братово. Невозможно было сесть рядом
с братом, поговорить о том о сём, обсудить какие-то
проблемы – он, как отец, всегда был занят. Раздра-жался, когда дёргали «по пустякам», и выслушивал
только информацию, что нужно купить то-то, или
пойти на свадьбу к тому-то.
39
Впрочем, так ли виноваты отец с братом, платив-шие за карьерный успех чрезмерным напряжением.
Впервые Наргиз не отогнала мысль об отце. Интересно, о чём он сейчас думает? Сожалеет ли о том, как поступил с ней? И, будто прочитав её мысли, зазвонил
сотовый. Это Каро.
– Каро, Арсен пришёл в сознание! Он открыл глаза
и разговаривал со мной!
– Наргиз, твой отец заболел. Сердце…
– Да? – У Наргиз потемнело в глазах. – Что с па-пой?
– Сейчас всё хорошо, слава Богу. Был приступ, но сейчас всё хорошо. Наргиз, тебе надо вернуться домой.
Наргиз тяжело задышала. Потом набрала в лёгкие
воздух и сказала:
– Нет.
– Послушай, Наргиз. Он очень переживает. Давид
написал ему письмо и всё объяснил. Думаю, будет правильно, если ты вернёшься. За Арсена не беспокойся…
– Каро, дорогой, рядом с отцом – мама, Левон, десятки товарищей. Я там абсолютно не нужна. Разумеется, я – дочь, и я должна быть рядом с родителями.
Но сейчас моё место – здесь. Я позвоню и поговорю
с ними.
– Сестрёнка, ты – молодец. Я тебя очень люблю.
Честно говоря, никогда не думал, что ты – такая… Всё
правильно. Очень рад за Арсена. Кстати, я скоро, недели через две, собираюсь Ингу с детьми отправить
в Ереван. Можешь поехать с ними.
40
– Каро, я пока не решила, когда вернусь в Ереван.
Я обязательно позвоню домой и поговорю с нашими.
– Пока, сестрёнка.
– Пока.
Подошла к кровати Арсена, нащупала его пульс
и подумала, что завтра начнётся не то, чтобы новая
жизнь, а жизнь на другом уровне – ступенькой выше.
41
Глава 5. Анекдот
от Наргиз
– Ну, что, герой, выкарабкался? – довольно улыбаясь, спросил профессор. – С таким ранением в голову плюс три неумелые операции в полевых условиях, шансов было очень мало, даже с нашими возможно-стями.
– Не везёт мне в смерти, – мрачно проронил Арсен.
– Не везёт в смерти – повезёт в любви, – парировал профессор, многозначительно взглянув на Наргиз.
И вслед за ним все сразу же заулыбались и посмотрели на неё. С порозовевшими от смущения щеками, в белой косыночке, подчёркивающей чёрные, вразлёт, не знавшие пинцета брови и большие миндалевидные
чёрные глаза, в белом халате, опоясанным на тонкой
талии, – она удивительно гармонировала со своим
именем, и была очень похожа на этот весенний нежный
цветок, нарцисс. От волнения у неё заложило уши, она
не могла дождаться, когда же, наконец, все уйдут.
– Наргиз, – позвал Арсен, когда палата опустела.
Она села рядом. Он молча смотрел на неё и вдруг
сказал:
42
– Спасибо. Ты спасла меня.
И в этот полный нервного напряжения момент
в мозгу у Наргиз возник анекдот про спасение, который ей рассказали ещё в школе, и она засмеялась. Она
смеялась так, как будто хотела отсмеяться за всю эту
чёрную полосу, конца края у которой не было видно.
– Извини, у меня в памяти всплыл один анекдот.
– Расскажи.
– Нет, что ты. Я не умею рассказывать анекдоты, и вообще он такой глупый и старый. Я его слышала, наверное, в пятом классе. Девочки рассказывали в раз-девалке на уроке физкультуры.
– Наргиз, – послышался слабый голос с соседней
кровати. – Расскажи анекдот.
– Ой, Алёша, какой ещё анекдот. Да я, если бы
и захотела, то просто постеснялась бы его рассказать.
– Так он хулиганский! Ну конечно, какие ещё
анекдоты могут рассказывать друг другу девочки в пятом классе.
– Ничего не хулиганский. Просто глупый. И всё
на этом.
– Нет не всё. Давай девчачий анекдот, а не то я…
И Алексей вдруг с силой дёрнул повязку на голове.
Наргиз кинулась к нему.
– Ты что, с ума сошёл! Алёшенька, нельзя же так, милый! – Чуть не плача, она поправила повязку.
– Анекдот! Это – шантаж.
Наргиз в растерянности встала посреди палаты.
– Ну, и что, вот так, шантажом можно ВСЕГО добиться?
43
– Нет, конечно, нет. Насчёт ВСЕГО – тут надо быть
крепче железа. ВСЕГО допускать, конечно, нельзя.
– Умираешь там, ну и умирай себе на здоровье, а ВСЕГО – ни за что не получишь, – поддержал его
Арсен.
– Но из–за анекдота человека жизни лишать – это
не по-людски.
– Да, из–за анекдота, конечно, не стоит. – задумчиво сказала Наргиз, у которой под их натиском появилась брешь в обороне. – Ну, хорошо.
Она немного ещё поколебалась, кашлянула пару
раз и неуверенно начала:
– Супруги празднуют золотую свадьбу и отправля-ются в спальню. И жена говорит: «Помнишь, дорогой, ты порезал палец в нашу первую брачную ночь и этим
спас мою честь. А сейчас я спасу твою.» И после этих
слов она сморкается в простыню.
Арсен и Алексей рассмеялись.
– Ничего себе анекдотики рассказывали скром-ные, забитые, угнетённые кавказские девочки в пятом
классе. В жизни бы не подумал. Арсен, а ты знал, какие анекдоты твои девчонки тайком от вас друг другу
рассказывали?
– Даже представить себе не мог.
– Так мы ничего не поняли. – Наргиз попыталась
отстоять честь кавказских девочек. – Ну, про палец —
ещё кое-как дошло, а вот про нос, ну, то что высмор-калась – ничего не поняли. Честно говоря, я только
здесь поняла весь смысл.
Арсен и Алексей разом прекратили смеяться. Они
44
в изумлении переглянулись и уставились на абсолютно
серьёзную Наргиз. Вдруг Алексей издал резкий поро-сячий визг, который перешёл в мучительные стоны
в унисон с душераздирающими криками Арсена. Наргиз удивлённо смотрела на них.
– Это что, вы надо мной смеётесь?
Вдруг до неё дошёл смысл сказанного ею и она вся
похолодела от ужаса. «Только бы сейчас Хмырь не при-пёрся», – в отчаянии подумала она. Хмырь, ходячий
больной, всегда непостижимым образом оказывался
в нужном месте в нужный момент, всегда знал что, где, кто и с кем, а потом разносил сплетни по палатам.
И в этот момент дверь приоткрылась и в щель просу-нулась голова с бегающими глазками и вынюхиваю-щим носом Хмыря.
– Чё вы тут делаете?
Алексей сделал слабый мах рукой, который можно
было истолковать и как приглашение и как выпрова-живание. Хмырь истолковал это как приглашение, подсел к Алексею уже с раскрытым до ушей ртом, из которого тут же послышался заискивающий сме-шок, и умильным выражением лица, на котором была
написана просьба принять его в компанию.
Наргиз выбежала из палаты как ошпаренная. Спу-стилась на первый этаж, в холл с телевизором, перед
которым с унылыми усталыми лицами сидели
несколько человек и с отсутствующим видом не слушали политические новости. «Через полчаса они все за-шевелятся и будут обсуждать, какую я глупость сморо-зила», – почти с ненавистью подумала Наргиз.
45
На глазах выступили слёзы обиды, которые тут же
покрыла другая волна слёз, – слёз сострадания. Ведь
здесь, в этой обители горя, боли и страданий так редко
звучал смех. Хоть на секунду подарить всем этим людям радость – ведь она всегда так этого хотела.
Прокрутила мысленно состоявшийся пять минут
назад разговор и прыснула от смеха. Сидевшие рядом
люди оглянулись на неё. Безучастность на лицах сме-нилась удивлением. Наргиз сказала сквозь смех:
– Я сейчас и вам всем расскажу.
На бескровных синих губах начали как по мановению волшебной палочки появляться слабые улыбки.
А у Наргиз на глазах появилась третья волна слёз —
слёз смеха.
Через три дня она увидела Хмыря, стоящего около
окна в коридоре напротив их палаты. Он был серьё-зен, – дурашливое выражение лица и ужимки бала-ганного шута как будто были сметены неведомой силой. Наргиз кивнула ему, намереваясь пойти по своим
делам, но он её окликнул:
– Наргиз, можно с Вами поговорить?
Онемев от удивления, подошла к нему. Взглянула
в его бледное лицо, на котором светились полные
внутренней силы голубые глаза:
– Слушаю… Вас, – запнулась, не зная имени.
– Владимир, – подсказал он. – Меня выписывают
сегодня. Хотел на прощание поблагодарить Вас, Наргиз, за подарок, который Вы для меня сделали.
– Подарок? – Наргиз была ошеломлена.
– Да, Наргиз. Вы подарили мне смысл жизни.
46
На войне, да и до войны… у меня перед глазами одна
грязь была, а в голове – сплошной абсурд… А когда
услышал про Ваш анекдот, услышал Ваш смех, то понял, что в этой жизни есть Чистота. А до этого Вы до-казали, что есть Любовь. А раз есть Чистота и Любовь – значит есть Бог. Есть… Я в это поверил… Вы
ведь верите в Бога, Наргиз?
– Верю, – твёрдо и искренне ответила Наргиз.
– И я сейчас верю. Теперь в моей жизни всё будет
по-другому. Я много думал эти три дня…
И правда, эти три дня Владимира нигде не было
видно.
– Желаю Вам, Владимир, мира в душе, – улыбнулась ему потрясённая до глубины девушка, – спокойной и стабильной жизни.
– Можно поцеловать Вас на прощание по-нашему, по-русски.
– Можно.
Владимир подошёл и, остановившись в полушаге, прикоснулся сухими губами, несущими поцелуй чи-стоты и любви к ближнему, к её губам – один раз, второй и третий.
– Я буду молиться за Вас, Наргиз, – сказал он
и пошёл уверенной походкой солдата, одержавшего
победу в главном своём сражении – за свою душу.
Наргиз смотрела ему вслед и светлая грусть покры-валом, опущенным кем-то сверху, укутала её. Как ма-ло, оказывается надо иногда, чтобы помочь человеку
обрести себя – немного внимания, или рассказать
анекдот, например…
47
Глава 6. Don’t trouble trouble
Don’t trouble trouble till trouble troubles you
– Наргиз, – в тиши палаты неожиданно раздался
голос Арсена.
– Да, я здесь, – Наргиз отошла от окна, у которого
стояла, заглядевшись на звёздное небо.
– Нам надо серьёзно поговорить.
У Наргиз замерло сердце перед жаждаемым всеми
фибрами души разговором, который либо оправдает её
надежды, либо даст подтверждение самому ужасному: есть другая.
– Ты выйдешь за меня замуж?
Наргиз как-то неприятно резанул прямой вопрос, заданный к тому же обыденным тоном, как будто
спросил: «который час»,
– Арсен, если ты себя считаешь обязанным за то, что я ухаживала за тобой, то я просто выполняла свой
долг. И ты мне ничем не обязан. Как, например, Алексей. Если есть другая, любимая…
– Дурочка, ну, какая ты дурочка.
Арсен произнёс эти слова как-то устало. И вздохнул. У него были женщины, прошедшие жизнь, всё по-48
нимавшие. Он всегда избегал «розовых девочек», на-читанных, тонких, – и таких далёких от жизни. Что
делать с такими дурочками, как с ними разговаривать, как подлаживаться под их вычитанные из мудрёных
книг классиков стандарты поведения, как отвечать
на их цитаты из Ахматовой и Бёрнса (в оригинале)?
То ли дело… Ах, Наргиз, Наргиз – нецелованная дурочка, сразу видно.
Наргиз сидела растерянная. Если бы Арсен был
здоров, и они были бы – в парке, на скамейке, например, – она бы тут же ушла, оскорблённая и возмущён-ная невоспитанностью и хамством. Но Арсен был пока
«неходячий», и Наргиз позволила самой себе посту-питься немного гордостью (полезная привычка
и в «ходячих» случаях).
– Ты мне всегда нравилась. Как нравятся недо-ступные принцессы – без всяких шансов. Я совершенно не достоин тебя, и никогда бы не посмел не то, чтобы сделать тебе предложение, а просто подумать
об этом. Мало любить, надо суметь обеспечить жене
и ребёнку хотя бы сносное существование. А у меня
ничего нет. Тогда как у тебя есть всё.
– Я хочу за тебя замуж, – прерывисто дыша, быстро перебила его Наргиз, испугавшись, что разговор
зайдёт в совершенно другое направление.
«Бедность и богатство» – вопрос особенно болез-ненный даже для распростившимся с последним сты-дом Западом, ну а для затянутого ремнями этикета
и предрассудков Востока – водоворот, уничтоживший
не одну любовь.
49
– Я люблю тебя, Арсен. Только поэтому осталась
здесь с тобой. Меня ничего не пугает, кроме того, что…
может… есть другая… любимая.
– Наргиз, как ты думаешь, если была бы другая —
она не дала бы за всё это время, хотя бы, знать о себе?
– Может, не любящая, но любимая.
– Раз не любящая – значит и не любимая. Ты —
любимая, Наргиз. Если сумел бы, опустился бы перед
тобой на колени – только так надо просить такую девушку, как ты, выйти замуж за себя. Я поспешил, чтобы не было никаких недомолвок между нами и твоими
родственниками. Я верю тебе. Уверен, если не испугалась, и пошла на скандал из–за меня, осталась здесь
в госпитале, – значит, сможешь разделить со мной
мою трудную судьбу. С детства трудную.
Он протянул руку и взял руку Наргиз, которую поднёс к своим губам:
– Ты – моя награда, – прошептал Арсен, —
за мою безотцовщину, за третье замужество матери, за кровь и грязь войны.
– Арсен, – Наргиз была на самом верху блажен-ства, – спроси меня ещё раз, ну, насчёт замужества.
– Ты выйдешь за меня замуж? – Арсен вдруг
неожиданно протянул руку к колену Наргиз и погладил его.
Наргиз, делая вид, что не замечает никакой руки
у себя на коленях, капризно произнесла:
– Я должна подумать.
– Ах, вот как! – Рука покинула девичьи коленки.
– Да, так. А ты как думал?
50
Рука Арсена обратно вернулась на коленки Наргиз.
– Да так и думал. Конечно, девушка должна подумать – кто это сразу бросается на шею. Я подожду.
– Ты, наверное, будешь страдать всё это время?
– Буду страдать, – Арсен деланно вздохнул, – но, тебе, конечно всё равно.
Наргиз выловила забывшую дорогу назад руку Арсена и, положив её на кровать, строго сказала:
– Абсолютно всё равно.
– Тогда поцелуй.
Наргиз прикоснулась губами к щеке Арсена, он повернул голову и их губы встретились. Вдруг с противоположной стены до них донёсся то ли лёгкий стон, то ли всхлип. Наргиз подошла к кровати Алексея и, ничего не разглядев во тьме, положила руку ему на лоб.
Её ладонь вдруг защекотали ресницы глаз, судорожно
пытавшихся удержать предательскую влагу, всё же
просочившуюся на ладонь Наргиз.
Она наклонилась и поцеловала Алексея в лоб. Потом подошла к двери и тихо сказала:
– До завтра. Спокойной ночи. Завтра будет пре-красный день. Для всех нас – мы это заслужили.
Утро следующего дня действительно было прекрас-ным. Сквозь раскрытую форточку и вымытые неуто-мимой Наргиз окна в палату весело запрыгивали сол-нечные лучи, ласково щекоча запавшие бледные щёки
его обитателей, наводя на них естественный румянец.
Завтракали ребята уже сидя. Арсен взял руку Наргиз, когда она хотела убрать поднос, и уже по-хозяйски
её поцеловал:
51
– Лёш, слышишь, Наргиз – теперь моя невеста. Я
ей вчера предложение сделал.
– Ну, брат, то, что предложение сделал – не значит, что уже невеста. Надо, чтобы согласилась с пред-ложением–то.
– Главное, чтобы я сделал предложение. А потом
такая канитель пойдёт – Наргиз будет думать, потом
её родители будут думать, потом подготовка к обруче-нию, потом обручение, потом подготовка к свадьбе, потом свадьба – до коей дай Бог здоровья дожить.
Причём, все эти этапы от жениха совершенно не зависят, – он просто уже символическая фигура без права
голоса. Все его права исчерпаны этими тремя словами.
Да, любимая?
– Да, – Наргиз разом погрустнела, – но я не хочу, чтобы у нас так было.
– Ну тогда, при Лёше, скажи ответ.
– Я согласна выйти за тебя замуж. И я обещаю, что
не допущу никакого постороннего вмешательства
в нашу теперь общую личную жизнь. Не позволю ни
обстоятельствам, ни кому бы то ни было встать между
нами.
Арсен слегка засмеялся и ещё раз поцеловал ей ру-ку. Раздался голос Алексея:
– Это хорошо, что пообещала. Может быть, и вы-полнишь обещание.
Наргиз краем уха зацепила слова Алексея, Арсен же вообще пропустил их мимо ушей. Не стоит касаться неприятности, пока неприятность не коснётся
тебя.
52
Глава 7. Плод дерева
познания
Это было самое счастливое время для Наргиз.
Арсен был на ногах, практически здоров. Жил он
уже у знакомых, ходил на процедуры. Её не просто любили – обожали. Что бы она не сделала – в ней
не разочаруются, она это знала.
Но был вопрос, который встаёт перед всеми влюб-лёнными – когда? Она понимала, как уже ответил самому себе Арсен – после свадьбы. Она читала этот ответ в его долгом чистом взгляде. Но у неё было другое
мнение на этот счёт. Она хотела сейчас, до того, как
они уедут из Москвы домой. И не потому, что не могла
совладать с желанием, а потому что, во–первых, свадьба будет не скоро – у него нет ни дома, ни работы, ни богатой родни.
Очень много всего может произойти во время этого
«не скоро». Наргиз боялась думать о реакции родителей. Пока отец приходил в себя, а брат был занят делами и отцом, она была предоставлена самой себе.
Но всё может измениться в Ереване. Наргиз боялась, что её сломают. Боялась, что Арсен пойдёт к прости-тутке.
53
Нет, она б уверена в их любви. Но ведь вся литера-тура, так ею любимая, от античных времён до современных, говорила о тяге, которая сильнее жизни, а значит, сильнее даже такой любви, какая у Арсена
к ней. Она должна это сделать, чтобы скрепить себя
со своим любимым навсегда, и, чтобы не произошло
потом, – этого у них уже никто и никогда не отнимет.
Во-вторых, – достаточно и «во-первых».
Разумеется, всё должно быть грамотно и безопасно.
Наргиз до тошноты надоели истории про то, как про-калывались девушки в прямом и переносном смысле, – любимая тема разговоров матери и её подружек.
У неё всё будет по плану.
Первым делом критически осмотрела своё нижнее
бельё – неплохо для раздевалки в бассейне, но не для
любовника. Она пошла в магазин.
– Могу ли я помочь, – любезно спросила продавщица, увидев, как беспомощно остановилась у при-лавка Наргиз.
– Мне нужны кружевные трусики, – храбро произнесла Наргиз.
Продавщица оценивающе посмотрела на неё и вы-ложила перед ней атласные квадраты с кружевами, на-поминающие мужские семейные трусы.
– Нет, нет, не такие, – обиженно заморгала Наргиз.
– О, пардон, – кашлянула продавщица, – Вам на-до секси?
– Да, – твёрдо ответила Наргиз.
– Нет, это не пойдёт, – она решительно отложила
в сторону прозрачные треугольники с ниточками. —
54
А это, вообще, порно… Вот – то, что мне нужно. А какие ещё цвета есть, кроме белого?
– Чёрный, самый сексуальный цвет.
– Да вообще-то, но не для девушек. Нет, с голубым
у мужчин нездоровые ассоциации. Красный? – она
немного задумалась и также решительно вернула товар, – Это цвет проституток, розовый – это пошло.
Вот, сиреневого цвета, пожалуйста.
– А как насчёт верха? – спросила подошедшая
к ним другая продавщица.
– Можно в комплекте, – заколебалась поначалу
Наргиз, – но, нет. Не для первого раза. В первый раз
должно быть всё целомудренно.
– Ну, дай бог, будет второй, третий раз.
– Загадывать наперёд – плохая примета, – как
можно естественней ответила Наргиз, скрывая смуще-ние.
