Инга Киркиж
Зулумбийское величество
– Значит, я теперь король Зулумбии? Круто! А где она, твоя Зулумбия?
– Сейчас здесь. Потом там, – Зягура мотнула головой в сторону далёкого гула электрички.
– Перемещается, что ли?
– Вместе с нами. Где мы, там и Зулумбия.
«Прикольно», – подумал Семён и поднялся. Темнело. Зулумбии было пора передвигаться в тёплые края, на отапливаемую территорию коммунальной квартиры.
Спокойно, Жорик!
Самое приятное в любой работе – момент отправки резюме. Все эти волнения и планы на будущее… И все эти разговоры за твоей спиной:
– Георгий во «Время» устраивается. Повезло…
– Люся, порадуйся за меня! Моего Жорика пригласили в Институт Времени! Нет, дорогая, ты ошибаешься – туда берут не всякого дурака! Ты просто не хочешь признать – я таки вырастила его человеком. А твоя Софочка что? На рыбную ферму? Ну-ну…
– Слыхала, твой экс в ИВэ наладился! Жалеешь, что бросила?
Неделя между подачей резюме до собеседования – мой упоительный миг славы. И он подошёл к концу. Теперь отсчёт идёт на короткие треньканья лифта, отмеряющего этажи: 10, 11, 12…
– Датчики указывают на повышение адреналина. Боитесь высоты?
– Ерунда! Просто первый раз тут…
– Желаете освежиться? «Вечный покой»? «Сон разума»? «Краткая передышка»?
– Пожалуй, немного «Передышки» не повредит. Самую капельку…
Тихий щелчок, и меня окутывает облаком успокоительного. Нефиговые тут лифты! Внимательные. Так бы ехал и ехал…
Лифт тренькнул последний раз, остановился и произнёс: «Ваш сто тридцать седьмой этаж – прошу не задерживаться на выходе. Желаю удачи!»
Очень-очень культурные лифты! Даже посылают вежливо. Умру, но устроюсь сюда! Пусть Зинка локти кусает. Будет знать, как менять мужа с высшим образованием на бойфренда-дальнобойщика! Осталось толкнуть вон ту дверь и ответить на все вопросы. Спокойно, Жорик – ты под контролем. Дышим глубже. Дышим и отсчитываем шаги – раз, два, три…
– Я закончил рускласс гуманитарного университета с золотой медалью. А моя дипломная работа…
– Какой размер носите?
– Э-э… Сорок восьмой.
Я занервничал. Моё жалкое телосложение всегда доставляло мне немало неприятностей, начиная с начальной школы, где меня сразу прозвали «шваброй», и заканчивая едкой шпилькой Зинки, которая, бросив меня, хвасталась подругам, что сменила «зубочистку» на «батат».
– Рост?
– Сто девяносто три. Примерно.
– Лариса! Форма лифтёра на какой размер?
– Сорок восемь на сто девяносто.
– Вы нам подходите. Заступать на должность нужно прямо сейчас. Главное требование – не опаздывать и не грубить посетителям. Лариса, выдай новенькому форму! И монтёра отправь – пусть ИИ отключит. Желаю удачной карьеры!
Самое приятное в любой работе – ожидание вызова на собеседование. Вся эта романтика, надежды и отчаянное желание порвать мир… На деле всё всегда прозаичнее. Лысеющий завхоз Сергей Петрович потряс руку, толстая сотрудница склада Лариса выдала форму и проводила к тому самому лифту, который доставил меня наверх. Теперь это мой офис.
– Стойте, не едьте! Надо монтёра дозваться. Иван! Ванька!!! Шевелись! Тебя человек ждёт, – прокричала толстуха.
Вышедший на её вопли Ванька был похож на гнома – ростом мне до подмышки, носатый, весь обшитый карманами, из которых торчат инструменты. Он не спеша подошёл и смерил меня взглядом.
– Ему что ль тоже интеллект отключать?
– Идиот! – фыркнула Лариса и поощрительно мне улыбнулась. – Не обращайте внимания – он у нас шутник. Желаю удачи!
Лариса нажала кнопку вызова лифта и торопливо скрылась в лабиринте коридора. Пожалуй, слишком торопливо для её комплекции.
– Вот так всегда, – вздохнул Ваня. – Дают приказ и в кусты. Ну, давай – поможешь мне. Сюда встань. Потом, как скомандую, запрыгивай внутрь и жми красную кнопку.
Тренькнул лифт, останавливаясь на нашем этаже. Ваня выхватил из-за пояса лом и ловко раздвинул двери.
– Взлом и незаконное проникновение, – заверещал лифт. – Я вызываю охрану!
– Заходи скорей! – пнул меня Ваня. – Я его долго не удержу. Жми красную кнопку! Кнопку, я сказал!!!
– Это нарушение прав механизмов! – вопил лифт. – Я буду жаловаться в профсоюз!
– Кнопку!!!
– А, чёрт! Не могу! Она током бьётся!
– Перчатку держи!
– Это возмутительно! Вы не имеете права! Это убийство! Я требую своего инженера! Позовите инженера! Инженера!!! Нет! Нет! Умоляю вас! Не надо! А-а-а!..
Ваня сорвал пломбу и ловко вскрыл щиток. Ткнул отвёрткой в микросхемы. Лифт зашёлся писком, забился в агонии и затих. Ваня вытер потный лоб.
– Сука железная! Всякий раз истерику закатывает.
– Часто отключаете?
– Раз в месяц примерно. Как нового лифтёра находим.
– Такая текучка? Никогда бы не подумал…
– А ты, брат, лучше и не думай. Твоя работа – кнопки нажимать и посетителей развлекать. Если до зарплаты продержишься – заходи, набухаемся.
– Я продержусь. Мне нужна эта работа!
– Все так говорят, – отмахнулся Ваня, распихивая по карманам инструменты. – Ну, бывай, друг. Мне ещё пылесосы отключать – сегодня нового уборщика наняли.
Самое приятное в любой работе – лишь мечта о ней. Потому что в первый же рабочий день резко начинаются трудовые будни. Я пожелал Ване счастливого дня и приступил к выполнению должностных обязанностей – нажал кнопку закрывания дверей и выдал себе хорошую порцию «Сна разума».
Вот до чего так и не дошла современная наука, так это до управления психикой. Лет двести назад эта задача казалась вполне решаемой: практики йоги, антидепрессанты, алкоголь, на худой конец – психушки. В нашем времени эта лабуда не работает: мы все глубокие невротики. Любой из нас легко впадает в бешенство или в восторженные любовные волнения. Всё, что мы можем сделать – дышать глубже и постоянно делать вид, что адекватны. Расшатаны у нас нервишки, расшатаны.
– Слыхала – твоего экса в ИВэ взяли!
– Плевать!
Локон за ухо, и ложечкой в чашечке – дзинь, дзинь. Пусть Машка не думает, что может меня достать!
– Плевать – не плевать, а зарплата у него теперь, как у банкира! Не жалеешь?
Стерва! Пока не доведёт до истерики, не уймётся. Не дождёшься, милочка! Закидываю ногу на ногу – сдохни: чулки с анимацией от Микоянца тебе только сняцца. Лёгким движением ноги ловим свет и вверх по чулкам карабкается матросская команда. Машка икает от зависти. Выдерживаю паузу.
– А мне пофиг. Подумашь, ИВэ! Лузер был – лузером помрёт.
– А он ничего – симпотный. Я подберу, раз тебе не нужен? – Машка с тоской проводила взглядом последнего матроса, нырнувшего мне под юбку.
– Забирай! Дерьма не жалко! Шубку заберу – и вселяйся.
Хитрожопая – жуть! Как с ним голодать на стипендию, так дур нет! А как на всё готовое, так я подберу. Щаз – ага!.. За этот приз тебе ещё придётся побороться!
В наше время ничего нельзя потерять. Захочешь – не выйдет. Система поиска потерянных вещей признана самым большим достижением человечества за последние сто лет. Например, покупаю я для дочери Пушкина-подушкина… Вообще-то, я не из тех людей, которые покупают всякую пошлятину. Просто у меня нет дочери. Увидев чёртовы подушки, дети вцепляются в них намертво и закатывают истерики, не отходя от прилавка. На их вопли сбегается персонал – и опаньки! – бедный родитель уже на собеседовании у ювеналов. А там – дай вам Бог выдержки – любой срыв – и ты лишён родительских прав сроком от трёх дней до пожизненного. А детишки, прижав к груди Пушкина-подушкина, отправляются в интернат на попечение психиатров – исправлять травмы, нанесённые семейным воспитанием. Ненавижу!..
Так вот! Если бы у меня была дочь, и я купил бы ей Пушкина-подушкина, на моей карточке навсегда остались бы его координаты. И от меня уже ничего не зависело бы. Предположим, дочь теряет Пушкина и истерит. Дальше алгоритм очень простой: я тут же хватаю карточку и подаю запрос. Система мгновенно находит Пушкина-подушкина и – вуаля! – он снова с нами!
Так вот, в наше время невозможно что-либо потерять. Я ничего и не потерял. Я нашёл!..
Сначала я даже не понял, что это. Когда находишь что-то впервые в жизни, о таких вещах, как ценность, как-то не думаешь. Тут ключевое слово «нашёл». Он лежал в углу лифта, один его край застрял под ковровой дорожкой. Это был маленький плоский диск с синим свечением. Я его рассматривал и так, и эдак, брать не решался. Ждал систему поиска. Волновался так, что испшикал суточный лимит «Вечного покоя». А когда рабочий день подошёл к концу, подумал – какого чёрта? Если за ним придут – отдам. Скажу, нашёл и взял на хранение.
Диск оказался неожиданно тяжёлым и горячим. Пока я его нёс, в кармане чуть дыра не проплавилась. Дома попытался рассмотреть на свет. Какие-то синие прожилки и твёрдые выступы. Если бы не электронная лупа – так бы и не понял, что нашёл. Ну, порадовался бы и закинул на полку. В лучшем случае достал бы только зимой – радикулит прогреть. Я и с лупой не сразу понял, что это такое. Смотрю – синие жилки двигаются будто. А прыщики сверху – белые, как в накипи. Отрегулировал лупу на максимальное увеличение и…
Если бы не перехапал на работе «Вечного покоя» – умер бы. Потому что человеческая психика не рассчитана на такие перегрузки. Найденный в лифте диск оказался… миром.
Синие жилки и кляксы – реки и моря, прыщики – горы с заснеженными вершинами. Жёлтые пятна – пустыни, зелёная плесень – джунгли и леса. Здесь должна водиться жизнь… Чёрт возьми!
Такая штука, как мир, не может просто валяться на столе. Пришлось надавить себе на больную мозоль и полезть в овощной ящик, приспособленный для захоронения семейных реликвий. Когда Зинка ушла, я всё сгрёб и сюда засунул, чтобы ничто о ней не напоминало. Совсем выбросить – рука не поднялась. Всякие её мелочи и подарки – пепельницы, вазы и фарфоровые собачки. На самом дне лежали три слона – бессмысленный подарок, который сделала мне Зинка на Новый год. Впрочем, она не сильно скрывала, что купила их для себя. Выставила на трюмо и всем подругам показывала: «Видала? От Сваровски, не кот чихнул!» Когда к дальнобойщику уходила, про них даже не вспомнила – наигралась.
Я составил слонов на подоконнике в форме трилистника. Сверху уложил перевёрнутую бронзовую черепаху. На плоское черепашье брюхо мир лёг, как на тарелку. Я пододвинул лампу, включил в режим мигания – и закатное солнце окрасило снежные вершины розовым. Жаль, что Зинка этого не видит!.. Она бы сразу бросила своего дальнобойщика, чтобы сидеть со мной рядом и рассматривать это чудо. Зинка – она же такой романтик! Стихи любит до умопомрачения.
Что бы Машка обо мне не думала – а я не такая дура, чтобы отдавать за просто так хорошего мужика. В тот же вечер начистила пёрышки и к Жорику. Он дверь открыл, а на пороге я во всей красе, в чулках от Микоянца. Он и припух. Носом хлюпнул, глазки на мокром месте. До сих пор переживает, бедненький. А это очень даже хорошо. Я с порога: так, мол, и так – не думай, я не к тебе, я за шубкой. Он: «Пожалста, пожалста – забирай шубку и ступай по холодку…» Ага, щас!
Я в квартиру прошла, глазками – тынц-тынц – провела разведку. Посторонней бабой даже не пахнет. Бобылит Жорик без меня – что тоже очень и очень приятно. Правда, бардак везде – неделю драить! Ну, ничего, ради дела постараюсь.
Ну, я всё посмотрела, шубку достала, на плечи накинула: «Я пошла?» Молчит. Думаю, ладно – даю две минуты на развитие реакции. И не спеша туфли надеваю. Одну… Другую… А по ногам у меня матросики вверх-вниз, вверх-вниз. Жорик не выдержал. Схватил за руку, глаза, как у раненого оленя: «Идём, Зина, я тебе что-то покажу!» Ну, покажи, покажи, сердешный!
Подтаскивает к подоконнику. А там мои слоны – вот ведь, блин, совсем о них забыла! Составлены задницами, сверху пресс-папье. Смотри, говорит, Зина, что у меня есть! Тут я струхнула. Думаю, капец, опоздала я – свихнулся Жорик. А он настойчиво так – смотри, да смотри. И что-то мне про чудеса какие-то, миры и горы втирает. Ну, думаю, пришла, так пришла!.. А ну как он буйный? Прибьёт меня щас за всё хорошее… Я бочком-бочком к двери – пусть лучше Машка сперва сюда сунется, а я потом его взад отобью, если он в адеквате. Только он не отпустил. Вдруг обнял и пошёл стихами сыпать. Что-то про чудесное мгновенье и какого-то Гену чистой красоты. Знает, стервец, чем меня брать. Слабость у меня на поэтические строчки. Аж ум отключается – так либидо подскакивает. В общем, сомлела я и молнию ему на штанах – вжик. А что дальше было – даже плохо помню, как в космос улетела. Только шептала ему на ухо: «Трынди, миленький! Трынди дальше!» И Жорик не подкачал, только под утро успокоился. Наголодался бедный – сразу видно.
Всё-таки мой Жорик – мужик! И не скучно с ним – стихов много знает. А что шлёпнутый – так это ничего. Брак оформим, сдам его лечиться.
– Какой этаж изволите?
– На выставку мы. – Пассажиры, с виду муж и жена – фермерская семья, уткнулись в буклет «Двадцать первый век в сериалах и комиксах».
– Поздравляю, отличный выбор! Эта выставка с успехом прошла в Париже и Нью-Йорке. Интересуетесь фаст-фуд-искусством?
– Ну, такое… – буркнул муж.
– Брат заставил, – пояснила жена и покрутила пальцем у виска. – Он у меня с образованием.
– Э-э… Ну, в таком случае, пока наш лифт поднимается, позвольте дать вам краткую справку. С тех пор, как появилось искусство, прошло немало времени. Но во все времена к нему существовало два подхода…
– Во чешет! – восхищённо присвистнул муж.
– Тс-с-с, не мешай слушать!
– …его то ставили на пользу человечеству, то, наоборот, провозглашали чистым искусством, которое никому ничего не должно.
– Ты, мужик, попроще выражайся – непонятно.
– С удовольствием. К примеру, песни. «Союз нерушимый республик свободных» – песня-гимн, создана, чтобы восхвалять государство и воспитывать в гражданах национальную гордость. И, скажем, «Прогуляюсь по ночному садику» – просто песенка о любви для поднятия настроения.
– Я ещё знаю «Затащу тебя в сторонку и порву тебе корсет», – оживился муж.
– Типичный пример городского шансона, – похвалил я его. – Так вот. И только в двадцать первом веке ситуация безвозвратно изменилась – искусство заняло нишу энтертейнмент.
– Чё за хрень?
– Тс-с… Слушай и всё поймёшь!
– Благодарю вас! Буду говорить проще, искусство стало чистым развлечением. В двадцать первом веке никто не заморачивался созданием шедевров и не старался «глаголом жечь сердца людей». Главным было слепить бестселлер и срубить бабла. Это могла быть песня с десятком бессвязных слов или положенный на простую музыку стишок, книга со светскими сплетнями или сериал. И все эти развлекухи возникали как пузыри на воде и также быстро забывались обществом. Художественная ценность могла быть равна нулю. Главная задача искусства двадцать первого века – чтобы «пипл хавал». У фаст-фуд-искусства было и остаётся только одно требование – оно должно быть понятным, как рекламный ролик.
– Не вся реклама понятная! – возмутилась жена. – Взять хотя бы «Дипхол». Там такие намёки на ж… Ну, на то, что лечим, – с ума свихнёшься!
– Согласен с вами. Объясню ещё проще: фаст-фуд-искусство не должно грузить мозг человеку. Оно как гамбургер из Макдональдс – проглотил и вышло, не оставив в организме полезных веществ. Ваш пентхаус, прошу вас!
Муж и жена заторопились к выходу. Уходя, пылко пожали мне руки.
– Спасибо, мужик!
– Обязательно скажу брату, какие у него прекрасные кадры!
Только тут я понял, что брат «с образованием» – сам Степан Эдуардович, наш директор.
В тот же день прибежала возбуждённая Лариса и сказала, что личным приказом от босса мне подняли зарплату. Вот так-то! Такую везуху пришлось успокаивать хорошей порцией «Сна разума»! Весь оставшийся день я просто летал на своём лифте! А Зинка-дура три года меня пилила: «Нафига учицца? Отстой твой рускласс!»
Я её понимаю – образование у меня не престижное. Русский классический язык и литература. В наше время изучать рускласс, всё равно, что когда-то латынь. Применить его негде, разве что подрабатывать переводчиком в историческом архиве – а это, как ни крути, работа для женщин. На нашем факультете до меня парней лет десять не было. Думаю, мои вступительные тесты даже не проверялись – преподы так удивились, что решили дать увечному дорогу в жизнь. А мне просто нравится русский классический. Пушкин, Набоков, Бродский, Ахматова… И Зинка на меня повелась только благодаря Есенину. Я читал, а она, хоть и понимала одни союзы с предлогами, всё равно теряла волю и тянула ослабевшую руку к моей ширинке. Если бы не Есенин, такая крутая тёлка и смотреть на меня не стала бы – сразу б затусила с дальнобойщиками и жила себе, как сыр в масле. Так что мы с Есениным отняли у неё лучшие годы жизни. Только ради этого стоило поступить на рускласс.
А моя новая работа поможет оттяпать у Зинки ещё несколько лет. Я же не дурак – всё понимаю. Она вернулась ко мне только из-за зарплаты. Только бы дотянуть до первого числа… Прознают про мою находку – так влетит, мало не покажется! Странно, что до сих пор за мной не явились. У задержки может быть только одно объяснение: потерявший тоже не спешит заявлять. Микромир похерить – это не пуговицу от штанов – за это по головке не погладят!
С такими мыслями и домой пришёл. Зинки не было, зато следы её присутствия – повсюду. Дом блещет чистотой, с кресел и стульев убраны шмотки, из углов пропали грязные носки, все реликвии вытащены из ящика и расставлены по прежним местам. Даже слоны снова на кухонной полке… Слоны? Я оглянулся на подоконник – пусто. Кинулся искать. Черепаха нашлась в туалете – Зинка подпёрла ею дверцу шкафчика со сломанной защёлкой. А мир лежал на кухне под тарелкой с супом. С запиской: «Еш супчиг, он гарячий. Чмоки милый – скора приду ♥» Дура!!!
Трясущимися руками я начал поднимать тарелку. Через край выплеснулось немного супа, и я впервые услышал ЭТО.
Услышал – неверное слово. Это не слышно ушами, это бьёт прямо в мозг. Вопли тысяч голосов. Крики умирающих и стоны покалеченных. И ужас, смертельный ужас – он прошиб меня так, словно меня самого топят в кипятке. Меня прибивает ко дну варёным луком. Мой рот обволакивает расплавленный жир. Я задыхаюсь, тону, бьюсь в агонии, ломаю хребет о лавровый лист, а горошина чёрного перца раскатывает мой город в пласт из камней и костей и бухается в море, подняв цунами. В тот момент, когда на мир пролилась капля супа, я умер сто тысяч раз…
Подоконник, три слона, перевёрнутая черепаха. Мир вернулся на своё место. Я вытер пот со лба и потянулся за успокоительным, когда почувствовал чей-то призыв задержаться. Взял лупу, всмотрелся. На вершине крохотной горы – человек-пылинка: голова-атом и запятая – ссутуленная спина. Это ещё кто? Альпинист?
– Я – один из недостойных рабов твоих. Пришёл спросить, за что ты обрушил на нас гнев свой?
Что тут скажешь, кроме правды, какой бы идиотской она ни была?
– Прости, парень – случайно вышло. Суп пролился.
– Может, мы плохо молились тебе? Ты только скажи, и мы воздвигнем в твою честь храмы и пирамиды! Принесём человеческие жертвы. Пойдём в крестовый поход, восхваляя…
– Не надо, парень! Ничего этого не нужно. Иди домой. Я позабочусь о вас, обещаю.
– Ты очень милостив, мы все будем молиться тебе! Можно последний вопрос?
– Хоть десять!
– На чём стоит наш мир?
Ну, что тут скажешь, кроме правды – какой бы тупой она ни была?
– На черепахе стоит. А черепаха – на трёх слонах от Сваровски.
Всё-таки мой Жорик двинутый нахрен. Аж не по себе. Прихожу домой в духах вся и помаде, а он с диском своим разговаривает. На меня – ноль реакции. Подхожу сзади, бедром прижимаюсь и глаза ему ладошками: угадай, кто здесь? А он как подскочит! И в крик. Не смей, дура, мой диск трогать! А я ему: транквилизатора глотни, милый! И на кухню ушла – жрать ему, козлу, готовить.
Рублю лук, слезами обливаюсь. Он подходит. Извиняется. Прости, Зина, вспылил. Но знаешь ли ты, Зина, что это за диск? А то я дура? Для подогрева!.. А он: ты дура, Зина! Ты не понимаешь! Это – мир! Живой. С человечками. А я для него – бог!
Тут у меня настоящие слёзы поплыли. Всё, думаю, трындец Жорику. Конкретный трындец! Рехнулся. Не дождусь я свадьбы, придётся сегодня-завтра сдавать в психушку. И тю-тю новые колготки от Микоянца! От отчаянья я его обняла – сама от себя не ожидала. Прижала голову к груди, поцеловала в макушку и по волосам погладила. Бедный ты, бедный! Эк тебя жизнь покалечила… Он притих, и, чувствую, по заднице меня гладит. Ну, думаю, слава Богу, очухивается. И в сторону спальни его отвальсировала. Секс – лучшее лекарство для чокнутого мужика. Я ему такой минет сделала – он своё имя забыл, не то что мировое господство! Сама из сил выбилась, но оно того стоило. Я ещё повоюю за тебя, Жорик! Постараюсь для дела – никуда тебя не отпущу. Спи спокойно, мой дурачок! Мож, ты по мне так страдал, что с катушек съехал? Это, конечно, приятно. Я оценила!
Ночь спала, как на посту стояла – от каждого шороха просыпалась. Руку его не отпускала, чтобы не ушёл. Утром подорвалась в семь. Навела макияж, пирогов разморозила, кофе растворила. С дурным жить можно, надо только содержать правильно. Чтоб желудок у него был в сытости, а мозги работали только на либидо. Тогда с ним любая баба справится. Всё у нас будет хорошо, Жорик! Вот увидишь!
– Ваш этаж – прошу вас, господа! Желаю удачи!
Очередные посетители института вышли из лифта, и я закрыл за ними дверь. В моей работе только один минус – лифт можно покинуть строго по расписанию. Каждые три часа – пять минут перерыва. За это время можно успеть сбегать в туалет или глотнуть стаканчик кофе из автомата. Я свой прошлый перерыв потратил на писсуар, а кофе бы сейчас не повредил. Зинка всю неделю спать не даёт. Мало того, что приходится её ублажать до глубокой ночи, так она ещё и спит теперь, наваливаясь на меня всем телом – ни вздохнуть, ни повернуться. Кто бы мог подумать, что зарплата – такой сильный афродизиак. Дотяну до первого числа, куплю ей сумочку от Биркин – пусть порадуется, дурочка. А сейчас бы глоток кофе, чтобы дожить до конца рабочего дня. Лифт открывает двери. На пороге Лариса с подносиком, застенчиво краснеет.
– Георгий! У меня сегодня день рождения. Заходи после работы – отметим. А щас вот… Угощайся! Сунула подносик и по коридору убежала.
Кофе и тортик. Чудеса? Вовсе нет. Я уже успел привыкнуть к тому, что все мои желания мгновенно осуществляются. Для бога это совершенно нормально. За меня же молится целый мир! Взамен надо совсем немного: бросить им манны небесной, полить водичкой там, где засуха, подвинуть ближе к лампе тем краем, где морозы. И всё – они счастливы, и я доволен. Вот только времени на это требуется всё больше: народ расплодился, потребности у них возросли, а поколения сменяются на плоском мире каждый час. Глаз да глаз за ними. А Зинка не понимает, требует всё больше и больше внимания. Как видит, что я к окну подхожу, сразу находит какое-нибудь дело. То посуду утилизируй, то новый гвоздь в стене закажи, то просто поцелуй. По ночам смотаться тоже не получается – она научилась спать, вцепившись в мою руку. Стоит просто повернуться на другой бок – просыпается в ужасе: «Ты куда?!» Как ребёнок, чесс слово!
Я допил кофе и глотнул «Краткой передышки». Кажется, меня может спасти только одна вещь. Какой бы ужасной она ни была.
– Вам на какой возраст?
– На двадцать пять.
Продавец в отделе игрушек нисколько не удивился.
– Тогда рекомендую вам обратиться в отдел эротических товаров, это на втором этаже.
О, Боже, это всё-таки случилось – я, человек с русклассом, покупаю Пушкина-подушкина! Да ещё и в эротических товарах. Докатился! Ненавижу всё это! И себя ненави… Спокойно, Жорик!.. Спокойно… Дышим глубже… Вдох… Выдох на счёт семь… Спокойно, ты под контролем… В конце концов, этот Пушкин-подушкин почти не отличается от детской модели, разве что покрупнее будет. Те же бакенбарды из розового меха – чёрный цвет вызывает отторжение у потребителя. Тот же серебристый цилиндр. Те же пухлые ручки, торчащие из рукавов голубого фрака – «тёплые объятия для вашего ребёнка!» Только между ног у него торчит здоровенный вибратор. Спокойно, Жорик… Спокойно. Надо просто подойти к прилавку и купить. Любого – пусть завернут.
– Рекомендую вот эту модель, с эротическими сказками. Она стоит несколько дороже, но…
– Давайте.
– Желаете прослушать репертуар?
– Нет, спасибо.
– Желаете проверить работу вибратора?
– Я же сказал – нет! Просто запакуйте его скорее, окей?
Девушка за прилавком обиженно зашуршала пакетами. Ну, что я, в самом деле?.. Спокойно! Жорик, спокойно! Дыши глубже. Нет никакого Пушкина-подушкина! И просто Пушкина – тоже нет и никогда не было. Не думай об этом! Это сейчас не главное! Главное – дышать ровно. Раз, два!.. Вдох-выдох!.. Дышим. Дышим. Успокоились. Изначально Пушкин-подушкин был правильной задумкой. Эдакий любимый классик, на мягком животе которого под лепет сказок должны засыпать детишки. Но сказки Пушкина быстро закончились. И началось!.. Появились Толстой-матрасный, Чуковский-одеялов, Маршак-горшак… Но все эти клоны до оригинала не дотягивали. По продажам даже исчерпавшийся Пушкин-подушкин легко переплевывал своих литературных конкурентов. Второй ход оказался успешнее: фирма-изготовитель выкупила ФИО Александра Сергеевича в свой бренд и стала под его именем шлёпать ИИ литпродукцию (так же, как в начале двадцать первого века по мотивам культового фильма снимали мыльную оперу). В литпродукцию годится всё, главное – набор одних и тех же персонажей. Будь у меня дочь, она целыми днями слушала бы аудиопостановку «Руслан – победитель монстров». А Зинка будет наслаждаться «Приключениями Людмилы в стране великанов». Ненавижу! Ненави!.. Вдох! Вдох! Ещё вдох! Выыыдох. Не сомневаюсь, что ей понравится.
Как только Зинка угомонилась и заснула, я достал из-под кровати Пушкина-подушкина и тихонечко подложил ей под бок. Включил в режим воспроизведения. Пушкин зашептал на ушко Зинке какую-то пошлость, она сладко чмокнула во сне губами и вцепилась в его каучуковую руку. Я встал незамеченным – и к окну. Мой мир грелся под лампой на плоском черепашьем брюхе и молился. А значит, мне снова завтра повезёт. Я не заметил, как уснул. Прямо у окна, положив голову на подоконник.
Проснулся, когда комнату уже заливал солнечный свет. Вскочил в ужасе – проспал! И Зинка не проконтролировала! Пушкин-подушкин свою работу знает – под его сказки Зинка спит, как младенец. Не стал будить – торопливо оделся и выскочил из дома. В принципе, особо волноваться не о чем – я же бог, мне везёт!
– Я говорил вам, что опаздывать нельзя?
– Говорили.
– Предупреждал, что за это увольняют без оплаты отработанных дней?
– Предупреждали.
– Вы уволены. Лариса, забери у него форму! Желаю удачи.
Пухлый завхоз потряс мне руку и выпихнул за двери кабинета. Вот сука! Дождался, пока я доработаю день – и уволил! Спокойно, Жорик! Спокойно! Этого не может быть. Просто не может быть, потому что богов не увольняют!..
А может, всё это – только начало чего-то большего? Ну, в самом деле, какая карьера меня ждала в этом лифте? Годам к пятидесяти дослужился бы до завхоза – и это предел. А ведь я заслуживаю большего. Однозначно большего! Прощай, мой лифт! Теперь я желаю тебе удачи! Выдай-ка мне напоследок «Вечного покоя». Дышим, дышим… Спокойно, Жорик. Всё под контролем… Просто не может быть иначе…
Мой Жорик – хитрожопая сволочь! Подсунул вместо себя набивного мужика и смотался! Я как проснулась, чуть не рехнулась. Открываю глаза – рядом урод какой-то лежит, голова розовая. Несколько секунд не врубалась – пыталась вспомнить, где так вчера надралась, что с кем попало в постель бухнулась?.. Дом, вроде, мой, а мужик чужой… Ну, не дура ли я? Расслабилась. Думала, всё под контролем. Ну, ладно, миленький, ты у меня об этом пожалеешь!.. И диску твоему мало не покажется! Выкину на фиг! Но сперва разобью!
Цапнула диск и со всей злости – шарах об пол! Не разбился. Но от него вдруг попёрло такое… Такое… Даже объяснить не могу! Ужас! Ужасный ужас! Что бы это ни было, но оно меня попросило так больше не делать. Ну, ладно-ладно… Я ж не зверь какой – положила обратно, под мигающую лампочку.
Ну, думаю, дела!.. Села телик смотреть. Есть там одна передача, которая стресс снимает. Лотерея «Побалуй себя немедленно!» Нажимаешь кнопки на пульте и выигрываешь разные фигнюшки. Самое большее, что я выигрывала – помада от Лореаль. Мелочь, но настроение поднимает, как всякая халява. А сегодня – офигела просто – главный приз оторвала! От счастья по комнате скакала, как коза, а потом телевизионщики прикатили. Интервью там всякие, комплименты. Коробки с призами и платье от Гуччи. Зашибиться! Ну, думаю, это – самый чумовой приз в моей жизни! Круче не бывает.
И ошиблась. Бывает! Вечером моя кредитка выиграла ужин на двоих от Планеты Голливуд. Даже ехать никуда не пришлось – Планета Голливуд сама ко мне приехала. Накрыли стол, скатерть постелили белую, тарелки фирменные, вилки-ложки серебряные. Жратвы наставили. Свечи, там, шампанское… Приятного вечера, мадам – и свалили. Сижу в платье от Гуччи, попиваю шампанское от Рикард – охренеть, не встать! Жорика жду.
А он приходит – морда прям с порога недовольная. Увидел всю эту роскошь и давай вопить: где взяла? Кредитку мою ограбила? Да, на фига мне твоя кредитка?! Там и на шпильки не наберётся! Оказалось, его с работы попёрли. А я при чём? Новость, конечно, дрянь полная, но не портить же праздник? Думаю, потом, всё потом… Садись, милый, за стол, шампанского выпьем.
Он садится и подозрительно так глазищами зыркает. А не трогала ли ты, Зина, мой диск? Я ему честно – да, мол, трогала. А чё такого? Он – да ни чё. Чокнулись, махнули шампанского. И он снова: а скажи мне, Зина, ты мой диск водой не поливала? Манкой не кормила? Вот дурак… Чё его поливать-то? Не растение. Нет, говорю, не поливала – об пол хлопнула. Тут он как вскочит, как забегает! Как погонит опять про миры, человечков и пруху несусветную. Я слушала, слушала и вдруг поняла – не, он не чокнутый! И мне не просто так свезло!
– Ты не понимаешь, Зина! Нельзя так с мирами: чуть что – об пол! Мир – он же хрупкий!..
– Да ладно – хрупкий! Даже не треснул. Фигли с ним нянчиться? Ты его водой поливал, манкой кормил и чё выиграл? Увольнение! А если потрясти как следует!..
– Не смей, Зина! Слышишь, не смей! В конце концов, это МОЙ мир! Не ты нашла, не тебе и трясти!
– Как это – твой? Ты у него сам спроси – кому он молится? Добренькому дяде или мне? И, кстати, из страха они молятся куда как старательнее!
– Убирайся! Забирай свою шубку и убирайся из моего дома!
– Жорик, да ты чё? Чё я сделала-то? Праздник тебе устроила. Ждала, блин. А ты…
– Уходи, Зина. Просто уходи, хорошо?
– Ой, да, пажалста! Больно ты мне нужен, лох безработный! Но учти – диск забираю.
