Инга Максимовская
Венера для Милосского
Глава 1
Больница – это место, где вершатся людские судьбы. Место силы и сакрального космического «звездеца» для каждого сапиенса явившегося в этот мир. Да, да, это не преувеличение или пафос, а констатация. Хотелось бы нам этого или нет, но… Человек делает в стенах больницы первый вздох, издает первый в своей жизни крик. Первый зуб, температура, детские хвори, беременность, роды, вирусы и прочее, прочее, от чего никто из нас не застрахован. Мы проводим в больницах лучшие дни своего существования даже не задумываясь о том, что так и проходит наша жизнь и былая слава. Даже сильные мира сего не лишены удовольствия или неудовольствия присутствия в стенах клиник. Пусть и очень дорогих. Кто-то больше и чаще, кто-то почти никогда, кому-то вообще даже нравится, и такие случаются. А кто-то… Кто-то живет там жизнь. Точнее проживает. Как я.
Меня зовут Венера Карловна Шац. Потомственный врач, не скажу в каком колене. Мой дедушка говорит, что род наш идет еще со времен Гиппократа, и что мои пращуры стояли у истоков лекарского искусства. Хотя, дедушка мой тот еще фантазер. Короче, вся моя жизнь – больница. И на мне скорее всего наш род и прервется. Потому что кроме работы в моей жизни пока не случилось другой любви. Шутка.
И теперь я иду по длинному коридору клиники с картонным стаканчиком кофе в руке, восьмым или девятым за сегодняшний день, давно сбилась со счета. Голова гудит, руки снова пересохли от перчаток, с которыми я почти срослась. Ни один крем не помогает избавиться от мерзкого шелушения кожи. А перед глазами…
Ах, да, я забыла сказать. По специальности я дерматовенеролог. Один из ведущих специалистов шикарной клиники имени Григория Хаусова. Представьте, что мне снится ночами, когда работа не отпускает. Отсюда и мой цинизм наверное. Отсюда и все остальные комплексы, свойственные дамам, с утра до вечера рассматривающим то, что обычно сокрыто от глаз.
– Венька, куда бежишь? Я заждался и соскучился.
Я замираю, но тут же вздрагиваю, получив шлепок по заду. От неожиданности сжимаю пальцами стаканчик, и черный, как моя жизнь, кофе, выплескивается прямо на новый, небесно-голубой, китель моей медицинской пижамы. Уродливое пятно расплывается прямо по груди.
– Вазген Арменакович, соблюдайте субординацию, – с трудом сдерживаю рвущуюся из груди ярость, и желание вылить остатки кофе в улыбающееся лицо моего непосредственного начальника и по совместительству… Да не знаю я, кем мне приходится этот шикарный человек-гора, волосатый по всему телу, будто мама его не рожала, а связала. Горячий джигит, с повадками альфа самца и слишком раздутым эго. Но… Мне тридцатник, и я ни разу не была замужем, женихи в очередь не выстраиваются за трудоголичкой, днюющей и ночующей вне дома. Поэтому семья моя постановила, что Вазген идеальный кандидат в мои ухажеры, а в будущем и мужья. А спорить с родными у меня нет ни сил, ни желания. Потому что я все равно проиграю неравный бой с династией потомков Гиппократа. Да и Вазген красавец, по которому сохнет все «женское» в нашем отделении. Так чего от добра, добра искать?
– Вась, ну серьезно. У меня работы еще валом, а пижама испорчена, – морщусь я, от чего очки съезжают на кончик носа. – Еще раз шлепнешь меня по заднице, я тебя препарирую, уясни.
– Ой, баюс-баюс. Э, женщина, ты определись, кто я Вася или Гена, – хохочет Вазген, – слушай. Я соскучился. Пойдем в кабинет ко мне, пижаму снимешь, я тебэ поглажу, потом костюмчик твой. У меня утюг есть. Ну и обрадуемся на пару… Я цветы купил, шампанское. Детка, давай расслабимся. Ну, Венчик бубенчик.
– У меня пациент платник через десять минут. Пусти, – выворачиваюсь из медвежьих объятий, чувствуя прилив необъяснимой брезгливости. – Сам же мне его сосватал «ах такого человека». Так что, селяви, придется тебе самому погладить себя и расслабиться. Только особо не усердствуй, «дарагой». Завтра у нас званый ужин, а бабуля моя не любит «парней плечистых», ну ты понял. Не сотри до мозолей свои натруженные профессией руки.
– Ты ужасная циничная сука, Венька, но это страшно заводит, до жжения в чреслах. Просто шайтан в юбкэ, – акцент у Вазгена появляется только в двух случаях – когда он перевозбужден и когда нервничает. Сегодня сошлись видимо все звезды, судя по дергающемуся мужественному кадыку моего суженого.
– Тебе не идут восточные ругательства. Шайтан персонаж мусульманского фолькльора, ты, насколько я знаю, христианин. Да и жжение там где ты говоришь – симптом тревожный. Это я тебе как венеролог говорю. Чего пришел то, Вася-Гена? Ой, только не ври, что без меня завянут розы, запахнут полынью и выдохнется шампанское, которое я, кстати, терпеть не могу.
– Дэтка, твой пациэнт платник, очэнь нэпростой чэловэк. Богатый, знамэнитый. В наш город приэхал по дэлам. Говорят покупает завод градообразующий. Поэтому, нэ надо разговаривать с ним словами твоей уважаемой бабули, и вот это вот все, про плечистых парней тоже… И умолаю, давай без твоих выкрутасов. Хочэшь на колэни встану?
– Ты еще мне предложение сделай, – ухмыляюсь я. Интересно, что за птицу занесло в кабинет венеролога, если Вазген Арменакович на таком нерве?
– Я готов. Собственно и цветы с шипучкой… Венера, я кольцо купил. Хотел торжественно и при свечах, чтоб завтра твоим объявить. Так что, ты приедешь ко мне сегодня? Я страшно тебя хочу, прям до дрожи. И надо соблюсти традиции. Детка, ты же так хотела колечко. Ну же. Тебе колечко. Мне твое огненное тело.
– Пока воздержусь, пожалуй, Вась. Не сегодня, я вжата как лимон. Но завтра… Ну Вася, ну Гена, ну не обижайся. Я согласна, если что, на соблюдение всех условностей. Только не сегодня, гут? А я хорошей буду в честь ожидания предложения. Даже обещаю ради отсрочки твоих матримониальных устремлений не ругаться матом, не спрашивать глупостей и вообще… Что там еще нельзя?
– И это, лупу не надо брать, когда будэшь осмотр дэлать, – мнется мой начальник. – Мужчины нэ любят такого насмехатэльства.
– Нет такого слова, Вазген Арменакович, – хмыкаю я, глядя на часы. Это что же, мои дети будут говорить вот так? А если им передастся волосатость моего суженого. Эх. До прихода владельца заводов, газет пароходов остались считанные минуты. – Пойду я. Не гоже Мистера Твистера заставлять ждать. А ты до завтра блюди себя, о мой горячий господин. Я станцую тебе танец живота.
– Ты опять. О, что за жэншина? – воздевает руки к потолку мой начальник, явно не читавший в детстве стихов Маршака.
– Ты домой поезжай. Я тебя завтра осчастливлю комиссарским телом, а сегодня… Я хочу ванную, бокал «сухаря» и восемь часов сна.
– Черт, а я надеялся. У меня все звенит уже.
– До завтра не отзвенит. Слушай, а у кого звенит, тот мудозвон получается? – хмыкаю я. Грубость мачо меня не коробит, но вот отношение… Потребительски-покровительское страшно бесит. Ну какая нам семья? Мы же поубиваем друг друга. Он горячий кавказский джигит, я неправильная еврейская девочка. Но замуж мне пора, а Вазгену нужна я. Так что, все по-честному. Да и мне с ним неплохо. Даже хорошо, когда он не превращается в горного винторогого ангорского козла.
– Сука, – беззлобно хмыкает мой будущий «жоних». – До завтра, богиня. Я буду вибрировать.
А вообще я не грубая. Я белая и пушистая, где-то очень глубоко в душе. Просто выросла я в семье зачерствевших всем своим интеллигентским ливером эстетов. Бабушка акушер гинеколог, прекрасный специалист, но не терпимая к человеческой глупости. Слова она не подбирала никогда ни в семье, ни в общении с пациентками, даже невзирая на то, что маленькая Венера очень активно рисовала уродцев, пока она вела прием. Рисовала и впитывала как губка. Девать меня некуда было, вот и передавали меня как переходящее красное знамя из одного отделения больницы в другое. К слову сказать, чаще всего бабуля была права. Пациенток она называла исключительно одним словом «бабы», но дело свое добре знала, потому в практике у нее простоев не было. Дед был проктологом. Мама с отцом оперирующими хирургами. И когда встал вопрос о том, кем стать мне, мое семейство интеллигентное чуть не передралось. Чего хочу я меня не спросили. А я хотела быть графическим дизайнером, а не «писькиным доктором», как метко назвала мою профессию бабуля, когда дед с пеной у рта доказывал, что венеролог профессия будущего. И у меня всегда будет кусок хлеба с икрой, а значит я не загнусь в костлявых руках голода. А вот если начну картинки малевать, то скорее всего буду культями асфальт скрести к старости.
– Венера Карловна, там… – бросилась мне навстречу медсестра Наташа, но тут же замолчала, наткнувшись на мой взгляд. – Пришел…
– Подождет. Мне надо переодеться, – поморщилась я. Встречать Мистера Твистера в костюме кофейного поросенка мне не позволяет мое куртуазно-великосветское воспитание. – А то подумает еще платник, что у нас не больница крутая, как мы себя позиционируем, а богадельня. Подождет. Наташ, сделай одолжение, вызови мне такси к концу приема. Я адски устала. И это, там фруктовую корзину пациент презентовал. Себе забери, порадуй дочку. Только цитрусовые не давай. Как она там, поправилась?
– Да, конечно, Венера Карловна, – мягко улыбнулась медсестра. Мне с ней очень повезло. Она единственная, кто выдерживает мои закидоны, как из метко охарактеризовал Вазген Арменакович. – А Лисенок лучше уже. Спасибо вам. Сыпь сошла, зуд исчез.
– Ну и славно, – натягиваю чистую белую футболку. На безрыбье, как говорится… Господи, еще один пациент и домой. В пустую квартиру, в которой не приживаются даже рыбки. Ни одно живое существо не выдержит голода и пустоты. Ни одно, кроме врача. В моем желудке с утра плещется лишь несколько литров кофе, мерзкая конфета и таблетка от «головы». – Запускай тигра в клетку.
– В смысле? – удивленно смотрит на меня медсестра.
– В смысле, пригласи «ах такого человека» в нашу юдоль. У меня мечта, Наташа. Я до одури хочу домой. Представляешь? У всех масштабные мечты: съездить на Мальдивы, купить тачку крутую, дом построить в Зарублевье. А я просто хочу домой, каши гречневой хочу с маслом, запить ее Пино Гринжо и упасть в кровать.
– Вам в отпуск бы, – вздыхает моя понимающая помощница, направляясь к двери кабинета. Ну ничего. Еще немного, еще чуть-чуть. Бой на сегодня последний. А завтра… Завтра у меня единственный выходной, который я проведу принимая поздравления от одуревших родственников. Еще бы. Им наконец-то удастся сбагрить перезрелое яблочко.
Глава 2
Матвей Милосский
Зуд становится нестерпимым. Этот гребаный пыльный город сводит меня с ума. На кой хрен я приперся сюда? Надо было отправить на подписание договора о покупке чертова убыточного завода моего зама. Все равно я не собираюсь сохранять это предприятие. Я его обанкрочу, а потом просто распродам втридорога. Мне кажется, что у меня аллергия на все в этом мерзком городе.
– Проходите, доктор готова вас принять, – появляется на пороге кабинета медсестра, как раз в тот момент, когда я начинаю остервенело чесать зудящее бедро.
– Не прошло и года, – зло бурчу я, поднимаясь с уродливого металлического кресла, стоящего в коридоре клиники.
Кабинет врача дерматолога мне не нравится сразу. И еще больше не нравится женщина, сидящая за столом с видом королевы мира. Ну какой врач из этой мелкой пигалицы? Ее место в СПА салоне, или в бутике для зажравшихся сучливых бабенок. Смотрю на ее руки, не видавшие маникюра судя по всему никогда. Ногти до мяса обрезаны, пальцы тонкие обветренные порагивают. Словно она не в кабинете сидит, а шпалы на морозе кладет. Был бы я дома, порога бы не переступил этой клиники. Но я не дома.
– Насмотрелись, господин хороший? – насмешливый голос с легкой хрипотцой. Прямо мне в лицо смотрят ехидные глаза, увеличенные линзами очков. Нос курносый, нижняя губа вредно кривится.
– Да. И думаю попросить себе более опытного специалиста, – скалюсь, не понимая, что меня так раздражает в этой мелкой нахальной «докторице».
– Дело ваше. Но тогда до завтра вам придется ждать. Больше нет дураков тут до ночи ждать ваше Высокопреосвященство, – поднимается со своего ступа, легко, словно птичка. – А там может до завтра у вас что отвалится. Или наоборот вырастет. Но нонче всё лечут. И да… Спасибо вам, что избавили меня от удовольствия остаться на работе лишних полчаса и осмотра вашего, хм…достоинства. Премного благодарна.
– Я заплатил, вообще-то. Так что придется вам все же меня осмотреть, – черт, переиграла и уничтожила. Сил терпеть адский зуд у меня уже нет.
– Передумали? А что так? Непостоянство обычно свойственно моему полу, – показывает белые зубки женщина врач. А она не так и молода, как показалось сначала. Просто при искусственном освещении я не рассмотрел тонких морщинок., разбегающихся от глаз к вискам. – Ладно. Проходите за ширму, раздевайтесь. Трусы тоже снимайте. Обязательно. А то многие стесняются. А этот кабинет видел и не таких мачо.
– В смысле? – я аж злиться от изумления перестаю. – Трусы то зачем? У меня же…
– Трусы – обязательное условие. Я пока не научилась брать мазки из уретры через трикотаж пошитый заводами «Кляйна»
– У меня «Хальфингер», – черт, что я несу. Может сыпь у меня уже на мозг распространилась, иначе чем объяснить мой идиотизм? Я послушно иду туда, куда мне приказала эта курносая ехидна. Трусы снимать, надо же. – Какие мазки, вы что? У меня…
– Я врач, и лучше знаю, что мне нужно, – морщит свой нос эта коновалша. Господи, куда я попал? Может сбежать? Еще же не поздно. Но ярко-красная сыпь на теле зудит так, что сводит зубы. Даже сильнее чем от злости и страха перед этой мелкой. И до утра я боюсь не протяну. Сдеру с себя шкуру. – Не бойтесь, я вас не больно зарежу. Главное совать куда не попадя они не боятся, а тут, просто мальчики колокольчики, ни разу ни динь-динь.
Я не дослушиваю. Скрываюсь за идиотской ширмой, за которой скрыто еще и кресло гинекологическое. Черт, дошел до ручки, но терпение мое на исходе. Чертова экзема, о которой я совсем забыл, вернулась с какой-то совершенно зверской силой. Послушно стягиваю штаны, дорогие боксеры, свитер. В рубашке расстёгнутой, и ботиках надетых на носки выгляжу, скорее всего, как чокнутый прелюбодей, застуканный чужим мужем. Только розу бы в зубы и сходство будет полным. Господи, какие идиотские мысли лезут в мой мозг. Скорее бы уже закончилось это испытание.
– Симпатично, – хмыкает мерзавка, словно вырастая из-под земли. Едва успеваю прикрыть руками от чего-то, резво восстающее, естество. – Можно было просто приспустить ваши Бриони и Хальфингера. Но так тоже ничего. Руки…
– Что? – я аж задыхаюсь от злости и кажется слепну. – Что ты себе позволяешь.
– Вы, вообще-то. Это, во-первых. Во вторых, вы мешаете мне проводить манипуляции. Чем дольше вы будете прикрывать пенис руками, тем дольше продлится наше с вами общение. А у меня на него нет ни сил, ни времени, – не ведет и бровью чертовка. Идеальной бровью, надо сказать. И нос морщит, на котором становится заметна едва видная горбинка.
– Пенис? – хриплю я.
– Ну да. Не петушлк же его называть, – чертова баба. Ни у кого не получалось еще меня вывести вот так из равновесия. Я конкурентов через колено гну, а тут пасую как сопляк.
– Я просто никогда не был… Ну, у врача вашей специализации.
– Ну. Все когда-нибудь случается впервые. Я не страшная. Давайте, уберите ручки, вот так. Я врач сейчас, не женщина. И уж поверьте, я тут такого перевидала, что … – в ее руке появляется какая-то заостренная хреновина, при виде которой у меня поджимается все, что только может поджаться у взрослого, половозрелого мужчины. Твою мать. – теперь крайнюю плоть отодвиньте. Ой, какой умничка. Не надо бледнеть, у нас нашатырь кончился. Процедура безболезненная. Возможен небольшой дискомфорт после. Чувство легкого жжения, не более того. И лучше не дергайтесь. У меня рука хоть и друг индейца, ну, верная то-есть… Короче, в случае чего вы виноваты будете.
Главное не свалиться к ногам этой чертовой ведьмы, сейчас похожей на засахаренную в сиропе гадюку. Боли не будет? Мне кажется, что меня до пяток пронзает. Не заорать бы. Вот уж позор.
– Вот и все, мой хороший, – лыбится глазами мучительница. Губ ее я не вижу под маской, но она наверняка их кривит в ядовитой ухмылке. – Но и без мазка могу вам сказать. Признаков вен заболевания нет. Хотя… Минуту. Наташа, принеси мне лупу.
– Лупу? Лупу? Сука, что ты там рассматривать собралась?
– Пенис. Слушайте, не надо нервничать. Без лупы я его плохо вижу. Хочу рассмотреть головку. Сыпь там странная, не похожа на ИППП.
– А я разве сказал, что меня мучают сомнения на этот счет? У меня сыпь по всему телу, мать твою, видит она плохо. Ты еще и тупица. Лупу ей, блин, рассматривать залупу. У меня размер нормальный, не жаловался никто, – черт, я не рычу, как хотел, а жалобно кряхчу. Сейчас я желаю одного. Растерзать эту пигалицу. Никто и никогда еще не видел меня вот таким жалким и разбитым. Никто и никогда. И только за одно это ее надо стереть в порошок.
– Так и надо было сказать. И тон сбавьте. Я вам не девочка с улицы. И клиент не всегда прав, в моем случае пациент, который двух слов связать не смог. Да и исследование это в вашем возрасте нелишне. Оно выявляет ни другие заболевания половой сферы. Например, проблемы с простатой, – эта выдра сейчас язык мне покажет, кажется. А может уже показывает под маской. Я смотрю на тонкую шейку и желаю вцепиться в нее руками. Желание слишком жгучее. И внизу живота тоже пылает огонь. Черт, только не хватало мне заманьячиться. Наверняка самым страшным душегубам психику сломали вот такие вот ядовитые цветочки. – Я же не провидица. Обычно, такие как вы приходят ко мне с букетом, и отнюдь не ароматным. А с этим вам не ко мне. Это работа инфекциониста и аллерголога, что скорее всего.
– Я говорил. Точнее пытался. Ты… Ты… Я тебя… В порошок… Я тебя… Такие, как я?
– Ой, напугали венеролога голым хреном. Ничего, что я свистков обсыпанных не видала?
– Хамка, – от ярости перед моими глазами висит алая пелена, а в голове даже ругательств не осталось. Только хамка, невесть каким образом выплывшая из глубин подсознания. Еще ни одной бабе не удавалось довести меня до такого состояния. Ни одной, кроме этой личинки дьявола. Которая сейчас прожигает меня взглядом синих глаз. А я стою, прикрыв ладошками живущее своей жизнью, главное достоинство мужчины, и выгляжу сейчас, наверняка как полный мудак.
– Да? Совсем недавно была сукой. Опускаюсь в позициях. Пора прокачивать скил. Одевайтесь, я напишу вам назначение и направление к специалистам. Инфекционка в клинике Хаусова есть. Можете прямо сейчас посетить, на всякий случай. А то лицо у вас сейчас, как у больного африканской чумой свиней. Прости господи. Но, как по мне это аллергия.
– Я на тебя накатаю такую телегу. Вылетишь пробкой с этого места, по статье такой, что тебя свиней лечить не подпустят.
– Хорошо бы. Вы не затягивайте с телегой. Жаль, что на мое место желающие не стоят в очередь. У медсестры возьмите рецепты. Я выпишу антигистаминное и успокоительное. Вам надо обязательно. Должно легче стать. И к Решетову бы нашему заглянуть не мешало вам. Прекрасный психиатр, прекрасный. Да с. Наташ, кольни его гормончиком на всякий и направление дай к Артему Викентьичу. Все болезни от нервов, только сифилис от любви. Экземы часто случаются на психогенкке. А мне пора. До свидания, господин, как вас там?
– Милосский, – хриплю я. Девка замирает на минуту, потом тихонько хихикает, прежде чем исчезнуть из моего поля зрения.
Мелкая ведьма спокойно идет к столу, покачивая округлой попкой, потеряв ко мне интерес. Натягиваю штаны, загибаясь от ощущения, что меня сейчас поимели, при чем противоестественно и сука, цинично. И я этого так не оставлю. Клянусь всем, что у меня есть.
– Ой, подождите. Не одевайтесь. Я вам укол сделаю, – пищит за моей спиной медсестра. Твою мать, я что сегодня всем покажусь во всей красе? В ягодицу впивается игла. От неожиданности я издаю звериный рык, спотыкаюсь о собственные трусы и начинаю заваливаться вперед. Едва успеваю схватиться за чертово кресло. С землей сровняю эту суку. Растопчу. О боже. Зуд прошел. Хорошо то как.
Бабы чертовой нет, когда я наконец то, уже похожий на себя выхожу из-за ширмы. Испарилась. О том, что она тут была напоминает лишь маска, валяющаяся на столе и тонкий аромат духов, приторно сладких, пахнущих ежевикой.
– Вы не обращайте внимания. Венера Карловна очень чуткий человек, и прекрасный специалист. Просто …
– Я заметил. У нее такие дни, как у всех стерв нескончаемые. Не нужно мне биографию ехидны. До свидания, ноги моей больше не будет в этой богадельне, – я зол. Но… Черт, мне сейчас хорошо. Мерзкий зуд затих, а, сука, пенис… Короче, никогда не говори никогда.
