Внутренняя рама достигла расчетной скорости, после ее запуска прошло четыре минуты пятьдесят семь секунд, раз, два, три… Тело Макса попало в коридор времени.
-8-
Узнав о разграблении Мальты войсками Наполеона и казни Французского Короля Людовика Шестнадцатого, Великий Магистр полностью уверовал в божественную силу маленького серебристого кубика, обладателем которого он стал. Но его не покидало непреодолимое желание, используя его возможности, увидеть Спасителя, того, кому он посвятил почти всю свою жизнь, упасть перед ним на колени, поцеловать его руку и попросить благословения. И хотя на дворе стояла вторая половина восемнадцатого века, Великий Магистр боялся, что за это его могут обвинить в ереси и колдовстве. Но после долгих сомнений он все-таки решился исполнить задуманное.
Поздно вечером он отпустил своего секретаря Джузеппе, заперся в Ореховом кабинете, зажег свечи и задернул плотные шторы на окнах, затем достал из ларца серебристый кубик и проделал с ним те же манипуляции, что и раньше. Через несколько секунд перед ним возникла полупрозрачная фигура в белом плаще рыцаря Мальтийского ордена с красным крестом на спине.
Эммануэль набрался смелости и обратился к фантому:
– Ты говорил, что можешь перемещать душу и плоть своего владельца и в прошлое, и в будущее?
– Да.
– Возможно, это и грех… – Великий Магистр мучительно подбирал слова и после небольшой паузы продолжил. – Я хотел бы увидеть Спасителя, встать перед ним на колени, поцеловать ему руку и получить благословение.
– Ты хочешь попасть в Святой город и увидеть Христа? – спросила полупрозрачная фигура в белом плаще.
– Да, – с замиранием сердца ответил Эммануэль.
– Конечно, это возможно, он и сам иногда прибегал к моей помощи, но ты человек, рожденный на Земле, а не посланец с другой планеты. И для перемещения твоего духа и плоти ты должен попасть в «Восьмигранный Зал Вечности», он находится под Сокровищницей вашего ордена в форте Святого Ангела. «Зал Вечности» вырубили в скале по приказу Первого Великого Магистра Пьера де Обюсьена. Там же должны храниться и точные чертежи этого зала.
Фигура подошла к бюро, взяла гусиное перо, обмакнула его в чернильнице и стала что-то писать на листке бумаги, через несколько секунд произнесла своим странным голосом:
– Здесь то, что ты должен сделать. Когда будешь на месте, пригласи меня.
Фантом пропал, пирамидки опять собрались в серебристый кубик, и он плавно опустился на подушечку из красного бархата, лежащую рядом с ларцом.
Великий Магистр подошел к бюро и посмотрел на листок, на нем каллиграфическим почерком было написано:
– В Сокровищнице ты откроешь золотую шкатулку, в которой хранятся Священные кресты Великих Магистров ордена. Возьмешь крест Первого Великого Магистра Пьера де Обюсьена, подойдешь к противоположной от входа стене и увидишь на ней небольшое углубление, оно полностью повторяет форму креста Первого Великого Магистра, вставишь в нее крест, откроется потайная дверь, за ней будет вторая винтовая лестница, ведущая вниз. Ты спустишься и попадешь в «Восьмигранный Зал Вечности», зажжешь на колоннах все факелы и увидишь в центре площадку из белого мрамора с большим золотым Мальтийским крестом посередине, встанешь на нее и пригласишь меня.
Великий Магистр дважды перечитал текст, потом отошел в сторону, сел в кресло и начал размышлять вслух:
– «Восьмигранный Зал Вечности» … А может быть, все-таки не стоит больше испытывать судьбу и вернуть ларец в Сокровищницу? – Магистр посмотрел на серебристый кубик, лежащий на подушечке из красного бархата. – Но я хотел увидеть Спасителя, и в этом нет ничего греховного. Возможно, он откроет мне тайну, которая пока неизвестна людям. Вот только идти в этот «Зал Вечности» я должен не один, вот только с кем? А если это будет Казначей Палаццо, тем более что ключи от Сокровищницы хранятся только у него. Но сначала я должен взять с него Священную клятву, что он не расскажет никому то, что он увидит в «Восьмигранном зале Вечности».
***
Утром Эммануэль вызвал к себе секретаря Джузеппе и сказал:
– Немедленно разыщи Казначея Палаццо и передай, что сегодня после полудня я жду его с ключами от Сокровищницы в Соборе Святого Иоанна.
Джузеппе низко поклонился и вышел из кабинета.
За полчаса до полудня Эммануэль вытащил из ларца серебристый кубик, аккуратно завернул его в белый батистовый платок и положил в карман своего камзола, вышел из Орехового кабинета и направился к выходу из Дворца Великих Магистров, затем он сел в карету и поехал к Собору Святого Иоанна.
Когда часы на башне Городской Ратуши Валлетты пробили двенадцать, он был уже на месте. К нему сразу подошел Приор Собора и поинтересовался причиной его неожиданного визита.
– Я хотел в одиночестве поговорить с Богом, – ответил Великий Магистр.
Приор понимающе покачал головой и удалился.
Эммануэль сел на лавку напротив алтаря и в глубокой задумчивости просидел почти полчаса. Неожиданно в тишине собора он услышал торопливые шаги, Магистр обернулся и увидел Палаццо.
– Я немного опоздал, прости, – очень робко начал Казначей, подойдя к Эммануэлю. – Твой секретарь очень поздно сообщил мне, что ты хотел меня видеть именно здесь, в Соборе Святого Иоанна.
– Пустое, – немного отрешенно ответил Великий Магистр. – Присядь.
Палаццо сел, молча они просидели около десяти минут, рассматривая великолепный иконостас и, наконец, Великий Магистр очень загадочно произнес:
– Палаццо, ты умеешь хранить тайны? Ответь так, как будто бы тебя об этом спросил Господь.
– Прости, Великий, но за мои сорок лет, что я живу на этом свете, еще никто и никогда не посвящал меня ни в какие тайны. Поэтому я не знаю, умею я их хранить или нет, – немного растерянно ответил казначей.
– Ты откровенен со мной Палаццо, благодарю тебя, – произнес Великий Магистр и неожиданно встал. – Тогда поклянись перед ликами этих двенадцати Апостолов…
Двенадцать серебряных Апостолов все еще мирно стояли в Соборе Святого Иоанна, это чуть позже в одна тысяча семьсот девяносто восьмом году после разграбления Храма французскими солдатами они будут переплавлены в серебряные монеты, чтобы окупить Египетский поход Наполеона Бонапарта.
– … и перед ликом Господа, что то, что ты сегодня узнаешь и увидишь, ты унесешь с собой в могилу.
– Клянусь перед ликом Господа, перед двенадцатью Апостолами, что тайна, которую ты мне сегодня доверишь, умрет вместе со мной. Амен, – торжественно произнес Палаццо.
– Амен, – как бы скрепляя клятву, произнес Великий Магистр. – Идем.
Они вышли из Собора, сели в карету Великого Магистра и поехали к Форту Святого Ангела.
***
Эммануэль и Палаццо спустились в Сокровищницу. Великий Магистр очень внимательно посмотрел на Казначея и неожиданно спросил:
– Ты исполнишь клятву, данную мне в Соборе Святого Иоанна?
– Да, – немного растеряно ответил Палаццо.
– Хорошо, я верю тебе, – сказал Великий Магистр, подошел к круглому постаменту, на котором стояла золотая шкатулка со Священными крестами Великих Магистров ордена, открыл ее, достал крест Пьера де Обюсьена, направился к противоположной от входа в Сокровищницу стене, посветил факелом (он держал его все время в руке) и сразу увидел выемку, о которой было написано в послании полупрозрачной фигуры в плаще Мальтийского рыцаря. Великий Магистр перекрестился и приложил крест Пьера де Обюсьена к выемке. Через секунду послышался металлический скрежет, и в стене открылась потайная дверь, за которой показались ступени второй винтовой лестницы.
– Возьми факел и ступай за мной, – сказал Великий Магистр Палаццо.
Удивленный казначей выполнил просьбу Эммануэля, взял факел, и они стали спускаться. Снизу повеяло холодом. Магистру и Казначею стало немного не по себе, они спускались в неизвестность. Наконец ступени закончились, и они оказались в большом восьмигранном зале с колоннами.
– Мы должны зажечь на колоннах все факелы, – скомандовал Великий Магистр и направился к одной из них. Палаццо последовал его примеру, и через несколько минут весь зал был полностью освещен.
В его центре действительно оказалась невысокая (чуть больше фута) площадка из белого мрамора, в середине которой блестел золотой Мальтийский крест.
Великий Магистр встал в центр площадки и спросил Палаццо:
– Ты готов?
– Да, готов, – ответил Казначей.
Хотя вопрос: «Ты готов?», – Великий Магистр адресовал самому себе, а не Казначею ордена. Эммануэль вытащил из кармана камзола серебристый кубик, завернутый в платок, отбросил ткань в сторону и совершил уже ставшие привычными действия.
Кубик распался на несколько сотен маленьких светящихся пирамидок, через несколько секунд из них сформировалась нечто, очень похожее на ленту Мебиуса, которая плавно опустилась на мраморный пол «Восьмигранного зала», и над ней возникла полупрозрачная фигура в белом плаще рыцаря Мальтийского ордена с красным крестом на спине, лица было не видно, его закрывал капюшон.
Палаццо с ужасом наблюдал за происходящим, от страха он не мог пошевелиться, его лицо побледнело, и на нем появились холодные капельки пота.
Полупрозрачный фантом в белом плаще неестественным голосом спросил Великого Магистра:
– Твое желание остается в силе?
– Да, – дрожащим голосом ответил Эммануэль.
В этот момент от стен «Восьмигранного Зала» стало исходить голубое свечение. Мраморная площадка с золотым Мальтийским крестом посередине, на которой стоял Великий Магистр, чуть приподнялась над мраморным полом и тоже стала светиться. Из восьми углов «Зала Вечности» неожиданно протянулись восемь лучей. Перед Эммануэлем возник светящийся эллипс чуть больше человеческого роста.
– Ступай, – произнесла полупрозрачная фигура в белом плаще. – Сейчас ты увидишь того, кого хотел.
Великий Магистр несколько секунд простоял в нерешительности и, наконец, сделал шаг вперед и вошел в светящийся эллипс. Произошла яркая вспышка, и Эммануэль исчез. Одновременно с этим пропало голубое свечение, исходящее от стен и площадки с Мальтийским крестом, погасли лучи.
Находясь на гране умопомешательства, несчастный Казначей смотрел на все происходящее остекленевшими, немигающими глазами. У него сейчас было только одно желание – закричать и провалиться под землю, даже если там внизу находится преисподняя, и веселящиеся черти, взявшись за руки, пляшут пиратскую джигу вокруг вновь прибывшего грешника.
Полупрозрачный фантом подошел к Палаццо.
– Насколько я понимаю, – произнес он, – ты новый избранник, которому Вселенная доверила свои секреты?
Палаццо молчал.
– Не беспокойся, твой друг скоро вернется обратно.
После этих слов опять возник светящийся эллипс чуть больше человеческого роста, и из него вышел Великий Магистр.
– Не буду мешать, вам будет о чем сейчас поговорить, – сказала фигура в белом плаще и пропала, пирамидки опять собрались в серебристый кубик. Он подлетел к серебряному ларцу, где хранились точные чертежи «Восьмигранного Зала Вечности», и опустился рядом с ним.
Первое, что произнес Великий Магистр после того, как они остались одни, это были три слова:
– Я видел его!
– Кого? – все еще не отойдя от шока спросил Палаццо.
– Спасителя, я видел Иисуса Христа и беседовал с ним, – ответил Великий Магистр. – Он сказал мне, что его проводник, – Магистр показал рукой на серебристый кубик, – должен попасть в Россию, в город Святого Петра, в Санкт-Петербург, как в самое безопасное место на Земле, но это еще не все, он поведал мне…
-9-
Весна одна тысяча семьсот девяностого года. Столица революционной Франции -Париж. Молодой Наполеон Бонапарт вышел из своего скромного жилища и хотел направиться во Дворец Тюильри, где заседал Национальный Конвент, но заметил, что начинается дождь, и решил переждать непогоду, заглянув в небольшую харчевню, расположенную на противоположной стороне улицы. Войдя в помещение, он сел за свободный столик и попросил принести ему бокал бургундского вина. Прошло примерно полчаса, Наполеон осушил бокал, но дождь пошел еще сильнее, похоже, это уже был не дождь, а скорее тропический ливень, совершенно не свойственный ни для этой географической точки, ни для этого времени года. Бонапарт выпил еще один бокал, но ливень не прекращался. Тогда Наполеон решил, что не пойдет сегодня в Конвент, а вернется в свою скромную съемную квартиру и погрузится в свое любимое еще с детства занятие – в чтение. Он встал из-за стола и направился к выходу, но в дверях столкнулся с человеком, одетым в черное. На нем все было черное: камзол, жилет, панталоны, чулки, старомодная широкополая шляпа, и лишь сорочка была ослепительно белого цвета.
Наполеон посмотрел на человека в черной одежде и подумал: «На его одежде ни капли дождя, вероятно, он приехал сюда в карете, когда же у меня будет своя собственная карета», – и уже собирался выйти из харчевни, но человек в черном неожиданно обратился к нему:
– Вы решили вернуться домой? Хотя до этого собирались во Дворец Тюильри?
– Я передумал, – немного удивленно ответил Наполеон. – В Национальный Конвент я отправлюсь завтра.
– Завтра будет уже поздно, сегодня в Париж пришло печальное известие: во время осады Тулона смертельно ранен Начальник осадной артиллерии Доммартен, и сегодня Конвент должен будет назначить нового Начальника.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил Наполеон.
– Давайте присядем.
Они сели за столик, за которым до этого сидел Бонапарт, и человек в черном представился:
– Меня зовут Франкус де Меди, я предсказатель, хиромант и астролог.
– И что из того? – немного раздраженно спросил Наполеон.
– Несмотря на этот страшный дождь, вы должны отправиться во Дворец Тюильри, даже если промокнете до нитки, ведь вы солдат…
– Я капитан артиллерии, – не без гордости уточнил Бонапарт.
– Тем более. Сегодня во Дворце вы сделаете первый шаг, который прославит вас в веках. Я очень долго искал вас и наконец-то нашел. Я хочу стать вашим астрологом, медиумом и вести по тонкому лезвию жизни к триумфу.
– Почему я должен верить вам? – спросил Наполеон.
– Потому, что меня зовут Франкус де Меди. Отправляйтесь во Дворец! В начале зимы вы вернетесь в Париж триумфатором, я разыщу вас, и буду вести по жизни, пока вы не станете тем, кем должны. А сейчас прощайте, – де Меди резко встал из-за стола и очень быстро покинул харчевню. Наполеон побежал за ним, но, когда оказался на улице, де Меди там уже не было.
Вечером Конвент отправил Наполеона в Тулон в качестве нового Начальника осадной артиллерии. В начале декабря тысяча семьсот девяностого года непокорный Тулон пал. И двадцатичетырехлетний Наполеон Бонапарт вернулся в Париж как триумфатор – в звании бригадного генерала.
-10-
Июнь тысяча восьмисотого года. Небольшая плоскодонная барка стояла в маленьком фиорде неподалеку от Выборга. Она была загружена местным гранитом, предназначенным для облицовки Церковного и Воскресенского каналов, которые были прорыты вокруг резиденции нового русского Императора Павла Первого – Михайловского замка. Выбирал гранит и в черновую обрабатывал со своими артельщиками каменотес Самсон Суханов, прославившийся в будущем колоннами Исаакиевского собора. Под его руководством они были обтесаны до идеального зеркального блеска. Но до собора было еще далеко, и молодой Суханов уже несколько раз подходил к кормчему барки Тимофею с просьбой поскорее отплыть в сторону Санкт-Петербурга. Самсон торопился, он должен был как можно быстрее закончить свою работу по облицовке стенок каналов, но кормчий медлил.
– Мил человек, – сказал кормчий, когда Суханов в очередной раз подошел к нему, – моя барка не фрегат, парусов у нее всего лишь два, да и те прямые. Сейчас ветер малой силы, ну поплывем, а друг штиль, встанем посреди залива, а если шторм, мое суденышко его не выдержит, в щепки развалится. И сами сгинем, и груз твой не доставим. Так что не торопи меня, будет нужный ветер, сразу поплывем. Я по этому морю уже двенадцать годков хожу. Ступай, не мешай мне лоцию штудировать.
Расстроенный Суханов по деревянным сходням сошел на берег, лег на прибрежный песок, посмотрел на небо и подумал: «Три дня уже ждем у моря погоды, чую, Государь недоволен будет, ой, как недоволен».
Наступил вечер. Кормчий Тимофей долго смотрел на залив и вдруг почувствовал, что с Запада подул ветер, которого он ждал уже несколько дней.
– Отходим, – громко крикнул кормчий, – все на барку, быстро!
Каменотес Суханов, три корабельщика и пацаненок Филька (племянник кормчего) моментально поднялись на борт, и барка наконец-то отплыла.
Барка уже два часа шла в сторону Петербурга, кормчий Тимофей поймал правильный ветер, и она, как трехмачтовый фрегат, летела по глади Финского залива.
Пацаненок Филька (это было его первое плаванье) устроился на носу и, как завороженный, смотрел вперед. Неожиданно с левой стороны в трехстах метрах по курсу появился светящийся круг, на мгновенье он завис над волнами, из него выпал человек и сразу погрузился в воду, круг исчез, и через несколько секунд над водной гладью залива появилась голова человека.
– Дядька, дядька, – закричал Филька. – Там, там, – мальчик не знал, как сформулировать то, что он только что видел светящийся круг над водой, и просто крикнул, – там человек, там человек!
Кормчий Тимофей не заметил светящийся над водой круг, он разбирался с лоцией, хотя курс, которым шла его барка, знал почти наизусть.
– Где человек? – недовольно спросил кормчий Тимофей, оторвался от карты и увидел слева по курсу в воде голову плывущего человека.
– Мать честная, он же утопнет. Лодыри, где вы там? – крикнул Тимофей в открытую дверь очень тесного кубрика, расположенного под капитанским мостиком.
На палубу сразу поднялись трое немного сонных корабельщиков.
– Вон, смотрите, – Тимофей показал на человека за бортом, – ведь утопнет, утопнет душа православная, прибрать паруса.
Трое молодых парней моментально выполнили команду своего капитана, и барка стала чуть притормаживать.
Тимофей сложил ладони рупором и со всей силы крикнул в сторону тонущего:
– Эй, ты, давай к нам! – и начал размахивать руками.
Человек услышал его и совершенно спокойно поплыл к барке. Тимофей почесал свою рыжую бородку и подумал: «Странный утопленник, не кричит, не брыкается, не просит о помощи, а плывет, как рыба. И не саженками, а как-то по-другому, и уж больно бойко, я так не умею».
Действительно, человек, оказавшийся в воде, плыл очень быстро и через пару минут оказался у барки. Один из корабельщиков бросил ему веревку, «утопленник» схватился за нее и очень ловко поднялся на борт. У всех, кто был на палубе, в том числе и у Самсона Суханова (услышав шум, он тоже поднялся из тесного кубрика) возникло ощущение, что человек, которого они только что выловили из воды, всю свою жизнь только и делал, что плавал в одиночку по морям и залезал на борта попутных кораблей.
– Здравствуйте, добрые люди, – сказал спасенный и улыбнулся.
***
Коридор времени открылся, Максим по привычке сгруппировался, но мог этого и не делать, он упал в воду и сразу погрузился в нее с головой.
«Надеюсь, это не Атлантический океан, и я не у Канарских островов», – подумал Максим, вынырнул, сплюнул воду (она была не очень соленая, значит, не океан), сделал несколько плавных гребков и посмотрел по сторонам.
Перед телепортацией профессор Холин сказал ему, что он попадет в одна тысяча восьмисотый год ночью с двадцать шестого на двадцать седьмое июня неподалеку от Санкт-Петербурга. Максим посмотрел на небо, звезд почти не было видно, стояли Белые ночи. Но ему все равно удалось сориентироваться, он находился примерно в нескольких километрах от столицы Российской Империи.
«Похоже, море, в котором я плаваю – это Финский залив, – отметил Максим. – Где-то там должен быть мой домик, правда, его еще не построили. Почему меня выбросили посреди залива, разве нельзя было на пляж?» – Максим посмотрел направо от себя, там были видны еле различимые очертания береговой полосы, но до нее было далеко, почти два километра, а по-морскому чуть больше мили. «Вернусь обратно, напишу Холину рапорт, чтобы меня не швыряли куда попало», – решил Максим, хмыкнул себе под нос и увидел слева от себя на сравнительно небольшом расстоянии маленькое суденышко, скорее всего, транспортную барку. И на ней, похоже, его заметили, по палубе забегали люди, приспустили паруса, а человек, стоящий на корме, вероятно, капитан, что-то прокричал в его сторону и стал показывать жестами, чтобы он плыл к ним.
«Меня приглашают в гости, ну, раз приглашают, грех отказываться. Интересно, они видели круг, из которого я вывалился? Ну да ладно, потом разберемся», – подумал Максим и очень быстро кролем поплыл к барке. Через пару минут он был у ее борта, сверху ему бросили веревку, он ловко ухватился за нее и через несколько секунд уже стоял на палубе.
***
Все, находившиеся на палубе, начали с интересом рассматривать спасенного ими и умеющего идеально плавать улыбающегося человека. У него было умное, доброжелательное лицо, но понять, к какому сословию он относится, было невозможно, на нем не было одежды.
– Кто таков? – осторожно спросил Максима кормчий Тимофей.
– Я матрос со шхуны «Архангел Гавриил», – ответил Максим. – Мы шли из Выборга в Любек с грузом пеньки.
– Ты русский?
– Русский.
– Как звать?
– Петром, – не задумываясь, ответил Максим.
– А почему нет креста и одежды?
– В рубахе и портах уж больно тяжело плыть, сбросил с себя, а вот крест, наверное, случайно обронил.
– Не хорошо, грех.
– Сам знаю, что грех.
– Почему в воде оказался? – продолжил свой допрос кормчий Тимофей.
Максим на несколько секунд задумался. Назвать истинную причину, что это была чья-то ошибка во время телепортации, он, конечно, не мог. И здесь он вспомнил одну детскую книжку про пиратов, которую читал еще шестилетним ребенком. В ней был эпизод, когда три незадачливых пирата после взятия на абордаж испанского галеона в каюте убитого ими капитана нашли небольшой сундук с золотыми монетами. Но решили никому об этом не говорить, а тайно поделить между собой. Один из пиратов оказался честным и решил рассказать, что замышляют его товарищи, и за это «сообщники» бросили его в океан на съедение акулам. У Максима включилось воображение, и он рассказал следующее:
– Я узнал, что на борту нашей шхуны припрятали контрабандный груз, и доложил об этом капитану. Наверно, он был в доле и велел пятерым матросам ночью, когда я стоял у штурвала, бросить меня за борт.
– Значит, ты у нас честный? – лукаво улыбаясь, уточнил Тимофей.
– Честный, – утвердительно кивнул Максим.
– Ну и сколько времени ты, честный, плавал?
– Ой, долго, увидел берег, сразу к нему поплыл, а здесь ваша барка совсем близко, ну и повернул к вам.
Племянник Тимофея Филька что-то хотел сказать, но не осмелился и опять промолчал.
– Где так хорошо плавать научился?
– На озере Ильмень, там у нас волны во время штормов на полтора аршина поднимаются, как на море, а сам-то я каменщик из Новгорода.
– А как в матросы попал?
– Случайно.
– Что строил? – к разговору подключился каменотес Самсон Суханов.
– Новый дом Губернатора строил, имение графа Сашенкова строил, да много чего, – ответил Максим.
Максим сказал правду, во время его командировки в Псков в начало четырнадцатого века ему пришлось участвовать в строительстве каменной Изборской крепости, месить раствор и класть блоки из местного известняка. Да и изначально, еще в юности он мечтал стать архитектором и даже закончил два курса «Национального Архитектурного университета». А в сталкеры попал случайно. В «Школу сталкеров» поступал его друг и попросил ради шутки вместе с ним пройти экзамены. Максим согласился, и как это часто бывает, друга не приняли, а его взяли. Он блестяще прошел все тесты, сдал экзамены и был принят в «Школу сталкеров». Но и после этого очень долго колебался, не зная, что делать: или продолжить учиться на архитектора, или стать сталкером – но все-таки выбрал последнее.
– Ладно, все понятно, – закончив свой допрос, сказал кормчий Тимофей и обратился к корабельщику Федору. – Дай ему какую-нибудь одежду и рюмку водки для сугреву, а вы, – сказал он двум другим, – поднимайте паруса, пока ветер не поменялся.
– Идем, – позвал Федор Максима.
Они спустились в тесный кубрик под капитанским мостиком.
– Вот, держи, – Федор протянул Максиму рваную рубаху, такие же штаны и очень важно произнес, – извини, но партикулярного платья у нас здесь нет.
Максим надел обновки и, улыбнувшись, сказал:
– Спасибо, на первое время сойдет.
Федор из маленького рундука достал штоф водки и небольшую рюмку, налил в нее содержимое и протянул ее Максиму.
– Нет, я не буду, я непьющий.
– Ну, как знаешь, будь здрав, – радостно сказал Федор и осушил ее залпом.
В тесный кубрик спустился Самсон Суханов и спросил Максима:
– Значит, каменщик, говоришь?
– Да, – ответил Максим.
– А каменотесом не пробовал?
– Нет.
– А попробовать не хочешь? У меня в артели народу не хватает.
– Что ж не попробовать, можно и попробовать, – ответил Максим.
– Когда приплывем в Петербург, пойдешь со мной.
– Хорошо.
***
Ранним утром барка вошла в дельту Невы, Максим перешел на нос и стал рассматривать берега, которые очень сильно изменились за последние почти триста лет. Рядом появился Филька, он сделал вид, что тоже внимательно смотрит вперед, а потом неожиданно спросил Максима:
– Дядька Петр, почему ты сказал неправду, что тебя выбросили с корабля, я же видел, что ты выпал из светящегося круга. Ты Ангел? Тебя сюда Боженька прислал?
Вопрос мальчика поставил Максима в тупик, но он решил не отпираться и очень тихо, почти шепотом ответил:
– Нет, я не Ангел, я появился здесь, чтобы спасти одного хорошего человека, – потом положил Фильке на плечо правую руку и, как его учил доктор наук Керн, очень вкрадчиво произнес. – Я досчитаю до пяти, и ты навсегда забудешь то, что видел. Один, два, три, четыре, пять…
У Фильки на мгновения округлились глаза, и он сказал:
– Дядька Петр, смотри, какой огромный корабль, – и показал на трехмачтовый фрегат, шедший из Невы в Финский залив.
Барка вошла в Большую Неву, прошла мимо Адмиралтейства, где кипела работа (заканчивали достройку двух линейных кораблей для эскадры Балтийского флота), миновала Петропавловскую крепость, Летный сад, вошла в Фонтанку, бросила якорь, опустила паруса и встала в створе Мойки.
Вскоре к ней подплыл небольшой ялик, им управляли два немолодых солдата. С барки сразу спустили веревочный штормтрап с деревянными ступеньками.
– Следуй за мной, – сказал каменотес Суханов и начал очень неумело спускаться по трапу к причалившему ялику. Когда он оказался внизу, спрыгнуть в ялик ему помог один из солдат. Максим проделал этот путь в три раза быстрее и проворнее.
Ялик отчалил от барки, прошел по Мойке, повернул налево в еще не облицованный камнем Церковный канал и причалил к уже построенному гранитному спуску к воде.
– Пошли, – сказал Суханов и спрыгнул с ялика, Максим последовал за ним. Они поднялись на набережную и направились к большой походной офицерской палатке, стоящей неподалеку от строящегося Михайловского замка.
Перед входом в палатку Суханов сказал Максиму:
– Стой здесь, я доложу Викентию Францевичу, что прибыл, – и вошел внутрь.
Максим посмотрел по сторонам. То, что происходило вокруг, чем-то напоминало подготовку к штурму вражеской крепости. Вокруг стен замка работало несколько сотен человек, Император Павел Первый приказал возводить его новый дворец не только днем, но и ночью при свете факелов. Мастеровые тащили доски, балки, горбыли, забивали сваи, катили тачки с песком, с известью, с гранитными и мраморными блоками. Кто-то кричал, кто-то ругался. Кроме штатских в этом аврале участие принимали и солдаты. Работа кипела.
Через несколько минут из офицерской палатки вышел человек, облаченный в дорогую одежду, на его груди сияла орденская звезда, в руке он держал трость с медным набалдашником. За ним, пригнувшись и что-то бормоча себе под нос, семенил Суханов. Вышедший из палатки случайно посмотрел на Максима, остановился и стал внимательно его разглядывать. Возможно, в его в сознании возникло некое несоответствие. У стоящего перед ним сравнительно молодого человека было умное, даже одухотворенное лицо, но лохмотья, надетые на нем, полностью разрушали его образ и никак ему не соответствовали.
Мужчина со звездой легонько ткнул своей тростью Максима в грудь и с итальянским акцентом спросил:
– Кто ты есть такой?
Максим не успел ответить, его опередил Суханов.
– Это мой артельщик Петр, Викентий Францевич, – как бы извиняясь, сказал он.
Кто такой Викентий Францевич Максим хорошо помнил еще с первого курса «Национального Архитектурного университета», так в России называли Винченцо Бренна, Главного архитектора Михайловского замка. И после слов Суханова он поприветствовал Винченцо по-итальянски. Ведь его командировка в Италию (в эпоху «Возрождения») была неожиданно отменена.
Удивленный Архитектор спросил Максима, откуда он знает итальянский язык. И дальше их разговор шел на итальянском.
– Когда в Новгороде я строил новый дом губернатора, – начал Максим, – работами руководил Альберто Ломбарди…
– Кто, кто? – утончил Винченцо.
– Альберто Ломбарди, он говорил, что учился архитектуре в Риме у Великого Стефано Поцци, – Максим знал из истории архитектуры, что Винченцо Бренна постигал азы мастерства именно у Стефано Поцци и специально назвал его имя. – Он и научил меня итальянскому языку.
Когда Максим произнес фамилию Поцци, у Винченцо загорелись глаза, ведь это именно он, Поцци, научил его основам архитектуры и живописи. Бренна стал перебирать в своей памяти архитекторов, с которыми учился у великого мастера, но человека по имени Альберто Ломбарди припомнить не смог. «Вероятно, он учился уже после меня», – подумал Бренна и с неподдельным интересом продолжил внимательно слушать Максима.
– Ломбарди рассказывал, что в Петербурге строят для Императора Павла замок сказочной красоты, вот я и подался сюда в Петербург. Но со мной приключилась оказия, и я попал в матросы.
– А чему еще тебя научил мой соотечественник Ломбарди? – спросил Бренна.
– Чертежному делу, – ответил Максим.
– Чертежному делу? – переспросил Винченцо.
– Да, – уверенно подтвердил Максим.
На прошлой неделе Бренна лишился своего любимого чертежника Клаудио, у него оказались слабые легкие, они не выдержали сырого климата Российской Столицы, Клаудио заболел и пять дней назад уехал на Родину в Италию – лечиться.
«Если этот человек также хорошо изучил чертежное дело, как и мой родной язык, он мог бы легко заметить заболевшего Клаудио», – подумал Бренна и перешел на русский:
– Ступай за мной.
Каменотес Суханов, ничего не понимая, как завороженный наблюдал со стороны за этим диалогом и даже чуть приоткрыл от удивления рот.