Инна Бачинская
Шаги по воде
– Я? – Он снова задумался, пожал плечами. – Дождь… наверное.
– Дождь? Дождь?! – Я задохнулась. – Почему это вы дождь, а мы суховей?
– Да нипочему. Фигура речи. Хотите, будьте вы дождем. Или давайте я буду экологически грязным дождем, содержащим угарный газ и синильную кислоту. Лады? Ну, а теперь скажите, что вам от меня нужно.
– Ничего! – закричала я, чувствуя себя последней идиоткой. Диалог наш на глазах принимал иррациональный характер. – Ничего мне от вас не нужно!
Он протянул руку, сжал мое плечо и сразу же отпустил, сказав:
– Успокойтесь. Вы пришли по поручению вашей подруги Стеллы. Она звонит мне… часто в последнее время. Стелла очень красивая женщина… Вы тоже ничего, – он скользнул по мне оценивающим взглядом. – Но вряд ли у нас что-нибудь получится. Дело не в ней, дело во мне. Так что спасибо за доверие.
Он говорил небрежно, не желая хотя бы интонацией смягчить свои слова. Смотрел на меня вяло-зелеными глазами в красных веках, небритый, с уголком воротничка, торчащим над ухом.
– Да кто ты такой? – рвалось у меня с языка. – Ты… ты… посмотри на себя!
– Я пошел, – сказал он вдруг. – Устал, как бродячая собака. Подруге передайте, что она слишком хороша для меня. – В голосе его мне почудилась насмешка. Я вспыхнула – доктор Лапин, видимо, уловил мое настроение. – Как вас зовут? – спросил он.
– Ксения, – ответила я, чувствуя себя дурой набитой.
– Прощайте, Ксения, – сказал доктор Лапин, протягивая мне руку. – И будьте счастливы.
Я протянула свою ладонь. Лапин тряхнул ее, сунул руки в карманы и зашагал по улице, оставив меня стоять на тротуаре.
– Послушайте! – закричала я ему вслед. Он оглянулся. – У вас пуговицы застегнуты неправильно.
Он помедлил, соображая, потом провел рукой по груди, вытащил рубаху из брюк, принялся расстегиваться. Расстегнувшись, уравнял полы рубахи и начал застегивать пуговицы, причем снизу. Застегнувшись до пупа, кое-как запихнул рубаху обратно в брюки. Махнул мне рукой и ушел.
Я постояла, глядя ему вслед, и тоже пошла восвояси.
Глава 7
Всякая всячина
Шум из нашего предбанника, где сидели секретарша и молодняк, был слышен даже в коридоре. Я остановилась под дверью, пытаясь понять, что происходит. По коридору прошел незнакомый мужчина, подозрительно смерив меня взглядом. Видимо, решил, что я подслушиваю. Решительно нажав на ручку двери, я вошла. Шум стих, головы повернулись в мою сторону. «Ксения Валентиновна! – завизжала Оля. – Как хорошо, что вы пришли!» Как будто я не являлась на работу каждый день. Она рванулась ко мне и, прежде чем я успела уклониться, обняла. Человек, которому бросаются на шею ни с того ни с сего, ничего не объяснив, выглядит глупо. Особенно тот, кто не пришел в себя после встречи с доктором Лапиным и всю дорогу нудно с ним доругивался, приводя все новые и новые красивые аргументы, которые, как все красивые аргументы, приходят с большим опозданием.
– Ксения Валентиновна! – Оля наконец оторвалась от меня. – Я принесла шампанское! Я так рада, вы себе не представляете. Я вас ждала до девяти вечера, думала, вы придете, хотела рассказать про Густава. Он купил две квартиры, а сегодня купит склады€.
Она еще что-то говорила, а я смотрела на девушку и не узнавала ее. От прежней Ольги не осталось почти ничего. Ни краски на лице, ни встрепанной гривы, ни хамских ярких шмоток и бижутерии. Гладко причесанная, неожиданно круглая, воробьиная головка, белая блузка, узкая черная юбка, черные туфли на высоком каблуке.
– Стас! – крикнула она. – Открывай! Все в сборе!
Не было Романа, но вассал, еще вчера готовый выполнить любую прихоть сюзерена, уже поменял знамена и напрочь забыл о прежнем хозяине. А с другой стороны, Роман не появляется на работе раньше одиннадцати. Баба Броня уже доставала из серванта стаканы. Динка сидела мрачная, завидовала. Стас открыл шампанское по-гусарски – пробкой в потолок. Пробка, ударившись, рванулась вниз и в сторону и со смачным звуком залепила по лбу Кире, который как раз подгадал открыть дверь. Он шарахнулся в сторону, зацепился за край дорожки и рухнул на пол, нелепо взмахнув руками.
– Какой козел! – взревел он, лежа на полу. – Стас, ты?
– Пить будешь? – спросил Стас, протягивая другу стакан с шампанским.
– Пошел ты знаешь куда? – заорал Кира. – Козел! Давай!
Я смеялась, вытирая слезы, баба Броня хохотала басом, Динка тонко скулила, всхлипывая. Они пили шампанское, причем Кира – лежа на полу и подпирая свободной от стакана рукой голову. Я почувствовала, как рассеивается неприятный осадок от встречи с доктором Лапиным. «Оля, зайдите ко мне», – сказала я, направляясь в свой кабинет.
– Ксения Валентиновна, спасибо вам! – Взволнованная Ольга стояла перед моим столом. – Если бы не вы… Когда вы меня позвали вчера, я подумала – ну, все! Под ж… коленом. Динка еще сказала, теперь ее очередь. А я думаю, что же делать? Что? Снова в массажный кабинет? Туда возьмут, им всегда кадры нужны. И бабла зашибить можно, но, как вспомню, рыгать хочется! Всякое быдло изгаляется! Думает, купило. Я и проводником работала, от пьяни отбивалась, и уборщицей в аэропорту. Комендант, сука, никого не пропускал, еще и бабки плати за место. Иду к вам вчера и думаю: «Господи, помоги!» – Девушка слегка опьянела от шампанского и страшно возбуждена.
– Сядьте, Оля. Вы хорошо поработали.
В своем пьяноватом простодушии Оля открыла, как боятся меня и с каким чувством идут ко мне на ковер. Я представила себе ненависть этих девушек… Я не обольщалась насчет их чувств, но одно дело подозревать, и совсем другое, когда тебе говорят об этом в лицо.
– Когда придет… клиент?
– Густав? В девять. – Оля взглянула на часы. – Через пятнадцать минут. Вы знаете, он такой… – она запнулась. – Ну, как брат… внимательный, добрый. Спрашивает меня – вы голодны? И без всяких… Не то что наши мужики…
– Молодец, Оля. Не забудьте сказать спасибо бабе Броне.
– Не забуду. Я и сама думала… Я куплю ей духи… с зарплаты. Французские. И еще что-нибудь… может, конфеты для внучки.
– Оля… – Я запнулась, не решаясь нарушить собственную заповедь – держи дистанцию! – Оля… у вас есть семья?
– Одна мать, – Оля, казалось, не удивилась. Жизнь ее вошла в новую полосу, звезды выстроились по-новому, и могли случиться всякие неожиданности. – Она сейчас в больнице с переломом ключицы. Упала на лестнице, пьяная в дымину, а у нас там никогда нет света. Лампочки прут. – Оля говорила о матери так непринужденно, будто у той был всего-навсего легкий насморк.
– Она пьет?
– Пьет. Как убили отца, так и запила. Я еще маленькая была, три года всего… когда его грохнули.
– Кто?
– Дружки. Они вскрывали товарные вагоны, ну и чего-то там не поделили.
– То есть… воровали?
– Ага, – беспечно отозвалась Оля. – Продукты всякие, консервы, водку.
Озадаченная, я не знала, что сказать. Наконец выдавила из себя:
– Может… вашу маму нужно лечить?
– Она лечилась два раза, не помогает, – махнула рукой Оля. – Держится полтора месяца, а потом срывается. Когда бабушка была жива, еще кое-как, боялась, а сейчас совсем плохая стала.
Слушая Олю, я испытывала странное чувство нереальности не столько от ее истории, сколько от той легкости, с какой девушка рассказывает о себе. Оля не испытывала ни смущения, ни стыда, и в этом я видела странность, невольно внушавшую уважение. Или что-то похожее на уважение. Как назвать это, я не знала. Я никогда не опускалась до мутных социальных глубин, где с рыбьей легкостью плавала Оля. У меня в жизни были трудные моменты, и я гордилась тем, что сумела вовремя принять нужное решение. Где-то внутри меня сидела уверенность записного идеалиста в том, что хорошим людям воздается по заслугам, всякий труд вознаграждается, успех приходит к трудягам, есть свет в конце тоннеля, и так далее, а если ничего этого не случилось, то… сами виноваты. Впервые мне пришло в голову, что мои трудности и не трудности вовсе, а так, легкие препятствия. У меня не было в жизни ни массажного кабинета, ни коменданта аэропорта… ни пьющей матери. Да если бы мне пришлось выбирать между массажным кабинетом и аэропортом, я бы скорее умерла. «Умереть легко, а ты поживи, – сказал рассудительно кто-то внутри, – а потом суди. Умная какая…»
– Бабушка хорошая была, любила меня, – продолжала Оля.
– Меня тоже растила бабушка, – сказала я неожиданно для себя. – А родителей я не помню.
– Моя бабулька была класс, всех строила. Мать при ней по струнке ходила. А… что случилось с вашими родителями?
– Не знаю. Бабушка никогда о них не говорила.
Странность, к которой я давно привыкла, сейчас облаком повисла в воздухе. Оля смотрела на меня сочувственно. Уж на что обделенной в жизни была эта девушка, мать у нее все-таки есть, хоть и пьянчужка.
Зазвонил телефон, и мы обе вздрогнули.
– Ксюш, ну как? – прокричала Стелла.
– Подожди. – Я повернулась к Ольге. – Оля, спасибо за шампанское. И желаю удачи.
– Спасибо, – шепотом ответила девушка и на цыпочках пошла к двери.
– Вы что, шампанское пьете? – слабо удивилась Стелла. – С самого утра? По какому поводу? – Не дожидаясь ответа, спросила: – Ну, как? Видела?
– Видела.
– Ну, говори! Не тяни! Что он сказал?
– Он сказал, что ты очень красивая женщина.
– Правда? Как именно он это сказал? Какими словами?
– Ваша подруга, говорит, очень красивая женщина.
– А что еще?
– Что ты слишком красива для него. И у него проблемы…
– Какие? С женой?
– Он не объяснил…
– Надо было спросить. Как он тебе?
– Никак. Он снова был в мятых брюках и небритый.
– А о чем вы говорили?
– Он сказал, что он дождь, а мы с тобой суховей.
– Что? Какой еще дождь? При чем тут дождь?
– Такая фигура речи.
– Ксенька, я ничего не понимаю. Ты что, опять наклюкалась?
– Даже не притронулась. Твой доктор Лапин не готов к отношениям. Ты очень красива. А он – дождь с цианистым калием.
– Ксень, ты что, с ума сошла? Что ты несешь?
– Стелла, объясни мне, что ты в нем нашла и на кой черт он тебе сдался? Он невоспитан и груб. Он не стоит тебя. Не звони ему больше.
– Это он сказал, чтоб я не звонила?
– Нет, это я говорю. Он заявил, что ты слишком хороша для него и он не готов к… ни к чему не готов. – Разговор пошел по второму кругу.
– А что было потом?
– Ничего. Он сказал, передайте подруге, что она слишком хороша для меня, попрощался и ушел.
– И все?
– Нет, не все. Он стал застегивать рубаху, так как был застегнут неправильно.
– Прямо на улице?
– Да. И после этого ушел. Мне он не понравился. Забудь о нем.
Стелла молчала. Мне показалось, она плачет.
– Ты что, ревешь? Из-за этого… типа? – возмутилась я.
– Ксенька, ты ничего не понимаешь, – всхлипывая, сказала Стелла. – Ты холодная. Разве ты хоть раз влюблялась как в омут с головой?
– Во всем должна быть мера, – назидательно ответила я. Слова ее меня задели.
– Ладно, спасибо. Я все-таки позвоню ему…
– Не звони! – закричала я, но Стелла уже повесила трубку.
Я откинулась на спинку кресла и задумалась. Мне стало не по себе. Неприятный осадок оставила встреча с доктором Лапиным, неприятно было унижение Стеллы. Если даже они начнут встречаться, то ничего хорошего из этого не получится. Стелла – собственница, а доктор Лапин – независимый бродячий кот… Или собака. Вернее, пес.
* * *
А в это время в кабинете Стаса шел спор. Кира требовал зайти в Интернет на форум «Беспредел» и посмотреть, что кто сказал по теме «Секс и ты» за прошлую ночь.
– Да не могу я! – шипел Стас, оглядываясь на дверь. – Ксеня каждую минуту может ворваться.
– Мы быстро! – убеждал друга Кира. – А давай дверь закроем на ключ!
– Еще чего!
– Ты ж не с бабой, козел!
– Еще чего! Давай вечером!
– Давай сейчас! Вечером я не могу. Да не бойся ты, козел! Ксеня классная баба, к ней только подход нужен.
– Сам козел! – ответил Стас, но тем не менее кликнул мышью на закладке «Беспредел», пробежал комментарии по теме, добрался до нужной даты.
– Немного, – разочарованно протянул Кира. – Неужели нечего сказать?
Молодые люди углубились в чтение.
– Ну, козел! – возмутился Кира. – Смотри, чего пишет: «Секс – это как полет без парашюта». Он что, типа, не предохраняется?
– При чем тут… Кирка, ты что, идиот? Не понимаешь?
– Чего не понимаю? Чего тут понимать?
– Это такое образное выражение! Он описывает свои ощущения…
– Смотри, вот еще! – перебил друга Кира. – Опять «Гость». «Секс – радость всей моей жизни!!!» Ну, козел. Детский сад, блин! Малолетка! Этот «Гость» меня уже достал!
– «Гость» – погремуха всех, кто не регился! – объяснил Стас. – Неужели не понятно?
– Так это не один чувак? А почему не регился?
– Потому что из интернет-кафе.
– Слушай, а можно вычислить, если из интернет-кафе?
– А как ты его вычислишь?
– Ну, не знаю, как-нибудь.
– Зачем?
– Да посмотреть на него, козла! Не именно на этого, а вообще. Вот, например, пришлет тебе «мыло» с вирусом…
– Вычислить практически невозможно.
– Значит, все-таки возможно? Ты сказал, «практически». Значит, можно?
– Да если из интернет-кафе, как же ты его вычислишь? – заорал Стас. – Пришел, закинул, и с концами.
– Не ори, а то Ксеня прибежит! – одернул друга Кира.
Стас опасливо покосился на дверь.
– Все! – объявил. – Лавочка закрывается. Мне еще сайт доделать.
Глава 8
Александр Урбан
Около пяти позвонил Сэм Вайт и пригласил меня пообедать в «Прадо». Он по привычке называет ужин обедом, а ужина как такового у Сэма не бывает. Я спросила, в честь чего, и Сэм ответил, что у него сегодня день рождения. «День варенья», – сказала я. Он удивился. Я объяснила заодно, что это значит и что такое «варенье». «А, джем!» – понял Сэм. Фраза ему понравилась, и он повторил ее три раза, чтобы лучше запомнить: «День варенья!»
Мне нравится Сэм. Нравится его простодушие. Глядя на женщину, он не раздевает ее мысленно и не думает о том, как бы затащить в постель. И приглашает в ресторан без всякой задней мысли. Вообще, из-за отсутствия задних мыслей Сэм кажется простоватым. Читать между строк он не умеет, наших анекдотов не понимает. Говорит, что думает. Верит газетам. И при этом, удивительное дело, круто считает деньги.
Я спросила, что ему подарить. Он ответил, что ничего не нужно. Потом подумал и сказал: «Галстук, потому что у женщин хороший вкус. Что-нибудь в местном стиле, только без медведей и русалок». Дома жена всегда покупает ему галстуки. Он добавил, что с нами, если я не против, будет еще один человек. Его недавно приехавший друг-архитектор, руководящий ремонтными работами. Джон де Бэр – так его зовут – имеет опыт обращения с рабочими из Восточной Европы. Его фирма в Нью-Джерси несколько лет подряд нанимала украинцев и поляков. В голосе Сэма звучат оптимистичные нотки. Приехал Джон – теперь дела пойдут!
Я ответила Сэму, что куплю ему самый красивый галстук, какой только смогу найти, но не сегодня. Он совсем не оставил мне времени. «О’кей, – ответил Сэм, – не беспокойся, купишь потом. Главное не подарок, а общение».
– Не забудь, – повторил он, – в половине восьмого я заеду за тобой. Вечернее платье необязательно.
Способность Сэма говорить на темы, относящиеся к социальным табу, поражает меня. Ему ничего не стоит сообщить мне, что туалет за углом, и что он подождет, и там не особенно чисто, поэтому осторожнее, и, скорее всего, нет туалетной бумаги. Или весело рассмеяться, услышав бурчание в собственном животе, и сказать: «Я такой голодный!»
Когда Сэм пригласил меня в ресторан после заключения сделки, я собиралась дать отпор в случае чего. Но никаких посягательств на мою честь не последовало. Весь вечер он говорил о своей семье и показывал фотографии. Семья у Сэма очень большая – жена, двое детей – девочки, родители, брат, две сестры, пятеро племянников и бабушка Пола – мать отца, которой уже сто два года.
– Она наш… как это… – Сэм затруднился с переводом. – Этот… мэскот!
– Талисман! – подсказала я.
– Ну да, талисман, – обрадовался Сэм. – У нее хорошая голова, она все понимает и молодая еще в голове. Весной попросила маму купить ей розовый костюм, увидела в журнале для тинейджеров. Представляешь? – Сэм рассмеялся. – Два раза в год вся семья собирается вместе – на бабушкин день рождения и на Рождество.
В прошлый раз Сэм показал мне фотографию нового племянника – Саймона. С фотографии на меня серьезно смотрел крохотный смуглый индейский ребенок. Он сидел на коленях прабабушки Полы.
– Это первый раз его привезли к прабабушке, – объяснил Сэм. – Джуди взяла мальчика из американского приюта для подкидышей в Колумбии.
Джуди – старшая сестра Сэма, незамужняя.
– Саймон – настоящий майя, – сказал Сэм.
Прабабушка Пола, хрупкая, как кузнечик, обнимала майю тонкими руками.
– Она спела ему колыбельную на идиш, – сказал Сэм. – Эту песню она пела моему отцу, когда они еще жили в Польше, почти восемьдесят лет назад. Просто удивительно, что она до сих пор помнит слова.
Я смотрела на фотографию прабабушки – еврейки из Польши, эмигрировавшей в Америку перед войной, и правнука – индейца из Колумбии, и думала, что истории, которые придумывает жизнь, бывают покруче тех, что выдумывают люди.
Джон де Бэр оказался громадным громогласным детиной из тех, что всегда и везде чувствуют себя как дома.
– Сэм, старина! – кричал он. – Я так рад, что приехал! Потрясная еда! Обалденные цены на фермерском рынке! Невероятно красивые женщины!
В конце ужина (или обеда) Джон выдал набор выученных у рабочих из Восточной Европы слов:
– Плохой! Ганьба! Еж твою мать! Пся крев! Водьяра! Оди-но-кий! Баба! Не сви-сти!
Сэм делал страшные глаза, я хохотала. Джон радовался и повторял слова снова и снова, видимо, не полностью догадываясь об их значении. Сэм сказал, что Джон знает и другие слова, но он попросил его употреблять их только на работе.
Они привезли меня к дому около одиннадцати. Джон сказал, что хочет кофе, но Сэм ответил, что кофе на ночь вреден. Джон заявил, что не против выпить чаю, но Сэм ответил: «Next time»[1], и они уехали.
Я поднималась по лестнице и думала, что в жизни моей почему-то стали происходить интересные события. Стелла, как амазонка, преследующая доктора Лапина, на которого где сядешь, там и слезешь, как говаривала моя бабушка. Яркой кометой пролетел по ночному небу экстрасенс Александр Урбан. Я представила себе рокового красавца Александра верхом на метле и расхохоталась. Оля явилась в новом свете. Приехал приятель Сэма Джон де Бэр. (Кстати, необычное имя для американца. Предки его, наверное, откуда-нибудь из Бельгии – удивительно, что сохранилась приставка «де».) Все эти события не касаются меня прямо, но хороводом кружат вокруг. Если честно, жизнь моя последнее время казалась мне слегка пресной. То есть с работой все прекрасно, а вот личная жизнь ограничивалась телевизором и книгами на ночь – с десяток страниц вместо снотворного. Любой скажет, что в моем возрасте нужно играть в другие игрушки, но… Один из моих любовников (каков анахронизм! Хуже только молодцеватый «бойфренд»!) рассказал однажды, что жена часто ищет его по кабакам и друзьям. «Борется за меня», – гордо сказал он. «С кем?» – спросила я. «Ну… вообще», – ответил он, подумав. «Я бы не стала», – заявила я. «Поэтому я с ней, а не с тобой», – резонно заключил он.
Любые отношения между мужчиной и женщиной – разновидность рабства. Уступки, компромиссы, закрывание глаз. Это цена за союз. Все как на рынке. На тебе «союз», но плати. Пока есть любовь и привязанность, платишь, не торгуясь. Когда «амур пердю», необходимость платить вызывает раздражение. Казалось бы – уходи! Ан нет! Уже повязаны общей собственностью, детьми, комфортом… И влачатся дальше, стараясь не смотреть друг на друга лишний раз, особенно по утрам.
Да, да, знаю! Вместе легче в случае чего. Плечо, жилетка, стакан воды под занавес… Но ведь думаешь о любви, а не о том, кто в финале подаст стакан воды, не правда ли?
Так или примерно так думала я о мужчинах в моей жизни.
– Это как дорога, – втолковывал мне один доморощенный философ. – Мы встретились и часть пути пройдем вместе. Или проедем в автомобиле. Потом разойдемся в разные стороны…
В общем-то, он прав. Я чувствую, что идти с любимым человеком до конца у меня не хватит ни терпения, ни желания. А раз так, то и сиди одна, как дура. Как ведут себя женщины, которые хотят удержать мужчину? Я помню советы тети Нюси и ее ликбез на дворовой скамейке для молодок из нашего дома на тему, как «годить» мужу. Откройте любой современный дамский журнал и почитайте добрые советы, как «захомутать» мужчину. Та же тетя Нюся, только с глянцем. Почему в мужских журналах не дают советов, как завоевать женщину? Что, парни и так все знают? Или их меньше, конкуренция большая? Сойдет и так?
Я не буду завоевывать своего мужчину! Я не хочу мужчину, которого нужно завоевывать тети-Нюсиными методами. Я не хочу мужчину, которого можно подцепить на крючок силиконовыми прелестями. Я не хочу глупого самодовольного самца, которому требуется все время повторять, что он самый-пресамый! Так и знайте! Точка.
Тут я пришла на свой этаж и стала шарить в сумке в поисках ключей. Мне в тысячный раз пришло в голову, что нужные вещи в дамской сумочке находятся в последнюю очередь. Сначала попадаются всякие ненужные – косметика, ручки, салфетки, рекламные проспекты, подобранные по дороге, а ключи… Вот они! Да, так на чем мы остановились? Список мужиков, которых я не хочу, можно продолжать до бесконечности. Но кому это интересно? Это, к сожалению, даже мне неинтересно. «Дэвушка, идем в баню! – весело кричал какой-то нацмен из моего детства. – Нэ хочешь – ходи грязный!»
Я достала связку ключей, вставила в замочную скважину. И в этот момент в квартире зазвонил телефон. От неожиданности я выронила ключи, присела на корточки и стала шарить рукой по коврику. Три ключа на колечке как сквозь землю провалились. Телефон заливался, а я все не могла найти связку. На лестничной площадке царил полумрак. Ключей не было. Мистика какая-то!
Я подняла коврик, вытряхнула его, осмотрела лестничную площадку – ничего! Ну не испарились же они, в самом деле! Ничто в природе не исчезает бесследно… и так далее. Куда же они делись? Телефон все звонил. Черт бы его побрал!
Я стояла, прислонившись спиной к двери. Соображала. Главное, спокойствие. Перебрав все возможности и ни к чему не придя, я вытряхнула содержимое сумочки на ковер. Ключи, звякнув, выпали с остальным барахлом. Я отодвинула их на край коврика, запихнула обратно в сумку весь скарб. После этого осторожно подняла ключи. Перед моим мысленным взором промелькнула картинка – связка летит вниз и падает в раскрытую сумочку. Только и всего. Чудес не бывает.
Телефон, конечно, уже молчал. Зато мигал автоответчик. Я с некоторой опаской нажала на кнопку – хватит на сегодня сюрпризов! Из динамика полился бархатный голос Александра Урбана.
– Ксения, где вы? – спросил он печально. – Я названиваю вам целый вечер, а вас нет. Сейчас уже почти полночь, время всякой нечисти. Маленьким девочкам пора спать. (Услышь я подобное от кого-нибудь другого, я бы только фыркнула, но Александр сказал это удивительно… мягко!) Ксения, где же вы? – продолжал взывать он. – Позвоните мне. Я буду ждать. Спокойной ночи.
Голос у него был такой… как бы это сказать? Ощущение мелькнуло и пропало. Чуть насмешливый… да! Так взрослые говорят с детьми. «Дура Стелка!» – вдруг подумала я. Щеки горели. Я включила запись еще раз. Александр повторил свой монолог. И еще…
Почему бы и нет?
Он позвонил рано утром, не было семи.
– Господи… – пробормотала я в трубку. – Алле?
– Доброе утро, Ксения, – произнес Урбан бодро. – Я вас не разбудил?
– Разбудили! Но это такая мелочь… Мне страшно интересно, что заставило вас позвонить в семь утра.
– Извините, – покаялся Александр. – Я поднимаюсь в шесть и все время забываю, что остальное человечество еще спит. Меня ничто не заставляло, просто захотелось услышать ваш голос.
– Может, вам нужна квартира в центре с двумя лоджиями?
– Нужна! Мне нравится, как вы берете быка за рога.
– Так бы и сказали! Наша брокерская фирма берется найти вам квартиру. Какой суммой вы располагаете?
– Ксения, Ксения, пожалуйста! – взмолился Александр. – Я действительно хотел услышать ваш голос. Вчера я звонил несколько раз, но вас не было дома.
– Да, не было.
Я подавила желание объяснить, где находилась. Удивительное дело, утром флюиды Александра действовали меньше, чем вечером или ночью. Сейчас я уже не так уверена, что хочу его видеть. А чего же я хочу?
– Мы не могли бы пообедать сегодня? – спросил Александр.
– Боюсь, что нет, – вежливо ответила я. – Сегодня никак не получится.
Господин Бьяготти однажды сказал, поучая меня, молодую и глупую, что уважающей себя женщине не следует принимать приглашение провести вместе уик-энд, сделанное позже вторника. «Не позже вторника, моя девочка, – настаивал господин Бьяготти. – Запомните это и не бойтесь сказать «нет». Если это ваш мужчина, никуда он не денется. А если больше не позвонит – значит, случайный».
– Жаль, – ответил Александр. – Я все время думаю о вас. Еще раз извините, что разбудил. Прощайте.
Щелчок и сигналы отбоя в трубке.
Обескураженная скорой расправой, учиненной мне экстрасенсом, я держала трубку, словно надеялась услышать что-нибудь еще. Но из трубки раздавался только противный писк. Щеки и уши мои горели, особенно правое ухо, к которому прижата трубка. Наверное, нужно обидеться. Он что, никогда не получал отказа? Все сразу соглашаются и бегут вприпрыжку навстречу своему счастью? Не на такую напал. Подумаешь, экстрасенс! Тоже мне, профессия для мужчины. Хиромант несчастный!
Растравляя себя подобным образом, я побрела в ванную. Постояла под душем. Опять без удовольствия пила кофе. Черт бы тебя побрал, Александр Урбан! У меня было все хорошо, даже расчудесно, а ты появился и все испортил. Теперь я буду думать о тебе, мысленно продолжать диалог и доказывать, что ты не прав. Равно как и доктор Лапин. Не прав! Тебе следовало спросить: «А завтра?», только и всего. Я бы ответила: «Да!» И дело с концом. Существуют стереотипы поведения и правила игры, они же законы жанра, и не стоит выдумывать велосипед. Играйте по правилам, Александр Урбан!
Около восьми телефон зазвонил снова.
– Да! – закричала я.
– А завтра? – спросил Александр.
– Я уже думала, вы не позвоните, – рассмеялась я.
– Я решил дать вам еще один шанс. Завтра?
– Завтра, – ответила я.
