Амира встретила в холле. Он был с парнями, над чем-то смеялся. В груди привычно кольнуло. «Хорош!» – подумала я, залюбовавшись, но быстро опомнилась. Тряхнула головой, прогнала ненужные мысли и подошла к ребятам.
– Привет!
– Салам! – получила в ответ.
– Амир, можно тебя? – после этих слов парни начали многозначно играть бровями и пошленько хихикать, а я закатила глаза в ответ.
Амир коротко кивнул и отошел в сторону, смотрел он на меня с интересом. Я подошла, встала рядом и начала смотреть в окно, было неловко начинать разговор. Отколупнула кусочек краски с оконной рамы, растерла его в пальцах. Сдула с руки. Амир молча ждал. Вздохнула и решилась:
– Слушай, такое дело… Это… Кхм. Ладно. А как люди Ислам принимают?
Амир удивился. Хмыкнул. Почесал затылок и с подозрением поинтересовался:
– А тебе зачем?
Я вздохнула. Согрела стекло дыханием, нарисовала солнышко, стерла и ответила:
– Просто интересно. Это тайна?
Амир покачал головой отрицая. Я продолжила:
– Я вот крещенная. Правда, крестили поздно, в двенадцать лет. Обряд проводит священник, в церкви. Там еще крестные со мной были, обрядом нас как бы связали, теперь они мне не чужие люди, а почти родня. Потом праздник был дома. У вас тоже так?
– Нет. У нас совсем не так. – ответил парень. – Чтобы принять Ислам ничего и никого не нужно. Просто говоришь шахаду и все, с этого момента ты мусульманин, ну или… – он демонстративно осмотрел меня и продолжил с легкой улыбкой: – Или мусульманка.
– Шахаду? – уточнила я.
– Угу. Это свидетельство единобожия. Фраза на арабском.
– И что она значит? – не унималась я.
Амир ответил:
– Переводится как: «Я свидетельствую, что нет Бога, кроме Аллаха Единого и что Мухаммад Его раб и посланник».
– И все? То есть эти слова говоришь, и ты мусульманин? А кто-то должен быть рядом? – удивилась я.
Амир улыбнулся и подтвердил:
– Да. Сказал и мусульманин. И никто не нужен. Я тебе говорил, у нас нет никаких посредников между человеком и Создателем. Важна лишь вера – вот здесь. – он указал пальцем на область своего сердца и так пронзительно впился в меня своими красивыми глазами, что моим щекам стало тепло и я поняла, что пора заканчивать:
– Все ясно. Спасибо! – собралась уйти, но Амир задержал вопросом:
– И все же. Зачем тебе это все?
Отвечать не стала, только пожала плечами, улыбнулась и ушла. Знать бы самой, зачем я в это лезу…
А ночью снова не спалось. Пыталась уснуть, ворочалась. Встала, побродила. Поела. Почитала. Снова легла. В голову полезла всякая муть. Вспомнила о смерти. В животе свело. Страшно, как же страшно! У меня и раньше была танатофобия, а после прочтения аятов об Аде она увеличилась, ведь описания Ада в Коране были весьма красочными. А с моей буйной фантазией у сна просто не осталось шансов.
Чтобы отвлечься стала представлять Рай. Полегчало. А потом вдруг страх вышел на новый вираж. Получается я знаю, что ждет неверующего человека и ничего не делаю? Живу и надеюсь попасть в Рай просто так? Непроизвольно передернулась.
Решила не мучить себя. Встала. Заварила чай. Раздвинула шторы, бросила на подоконник подушку, завернулась в плед и села у окна. Потягивала чай, любуясь небом, по нему робко сумрачно-розовыми мазками растекался рассвет. Прекрасное зрелище, завораживающее. Такое просто не может быть случайным! Как и все в мире, во Вселенной. Все закономерно, логично, правильно. Выверено до мельчайших деталей. Не это ли говорит, что у всего есть Создатель, единый Творец?
Отставила чай, прильнула к окну, солнце уже появилось наполовину. В голове всплыли слова: «Аллах поднимает солнце на востоке…» (Коран, 2:258). И вдруг с губ слетело:
– Я свидетельствую что нет Бога, кроме Аллаха Единого и что Мухаммад Его раб и посланник!
Произнесла и резко замолчала. Пораженно уставилась в окно. На свое мутное отражение. Бледная. Взлохмаченная с огромными пораженными глазами. Свалилась с подоконника. Подскочила.
Боже! Что я натворила? Схватилась обеими руками за рот. Зажмурилась. Что это было? Я же не планировала. Не собиралась! Это не шутка! Зачем я это сделала? Подскочила, заметалась по комнате. Что теперь? Споткнулась об ножку стула. Взвыла, схватилась за мизинец и повалилась на кровать. Боль отрезвила.
Так. Без паники. Если я это сделала, значит так надо. Случайностей не бывает. Спокойно. Дышим. Вздохнула, выдохнула. И окончательно осознала. Я мусульманка!
Весь следующий день провела словно во сне. В голове билась набатом одна и та же мысль: «Я приняла Ислам! Я мусульманка! Что делать?». Мне остро не хватало информации, но рассказывать о смене веры я не хотела никому. Даже Амиру. Боялась осуждения, непонимания, поэтому молчала. Начала думать, где раздобыть нужную инфу. В городе раньше была мечеть, но ее закрыли после очередного взрыва в Москве. В местной библиотеке ничего не нашла. Решила съездить в городскую, поискать там. А пока вспоминала все, что знала о мусульманках: необходимость ношения платка, сидят дома, повинуются мужу, не едят свинину. Вот и все познания.
Душевные терзания прервала Сашка. Она вернулась от родителей. Румяная, довольная. Пронеслась по комнате как торнадо, завалила меня на кровать, смачно чмокнула в щеку, спросила, как дела и тут раздался стук в стену «три коротких, два длинных, бамс!», мы поняли, явился Никитос.
– Как оперативно! – засмеялась я.
– А то! – ответила довольно Сашка и метнулась отпирать дверь рыцарю.
Никита зашел, поздоровался со мной, скромно клюнул Сашку в уголок рта, и они так посмотрели друг на друга, что мне стало неловко, я почувствовала себя лишней и удалилась типа на пробежку. А сама просто бродила вокруг общаги и думала, думала…
Хотелось с кем-то поделиться радостью, страхами, но я понимала, что сейчас не время для таких откровений. О террористах-мусульманах не говорил лишь ленивый. Люди боятся, а страх рождает агрессию. Слишком уж часто я слышала истории, когда нападали на девушек только из-за того, что они носили хиджаб и мне не хотелось становиться объектом для нападок. Поэтому решила затаиться. Свыкнуться. Узнать о своих новых правах, обязанностях. А потом может и откроюсь. Кому-нибудь, когда-нибудь… Зевнула. Волной накатила усталость, сказалась ночь без сна. Обошла общагу еще раз и вернулась в комнату.
Через пару дней вырвалась в библиотеку. Мне нужно было срочно восполнять пробелы. Этим я и занялась, вооружившись блокнотом и ручкой. Сначала было интересно и легко. Я нашла несколько Исламских книг и с воодушевлением взялась за их изучение. Но вскоре голова пошла кругом от противоречивости информации. Удивилась, когда обнаружила, что в Исламе множество течений, которые отличаются друг от друга во всем, даже в, казалось бы, фундаментальных знаниях, таких как намаз, пост, понятиях харама (запрещенного) и халяля (дозволенного).
Устало полистала блокнот. Решила начать с малого – перейти на халяльную пищу, отказаться от спиртного, кальяна, одеваться скромнее, научиться намазу. С последним возникла проблема, я так и не разобралась, как правильно его совершать и призналась себе, что мне все-таки придется рассказать все Амиру и попросить его, чтобы он научил, как правильно молиться. На этом сдала книги и отправилась домой, где меня ждал большой сюрприз.
Сашкин день рождения, который подруга решила отметить у нас в комнате, даже не спросив у меня. Это задело. Комната была общей и мне казалось, что решение кого приглашать, а кого нет, мы должны принимать вместе. Но портить настроение имениннице не хотелось, поэтому сглотнула ком раздражения и, натянув улыбку, начала со всеми здороваться. Наше скромное жилище трещало по швам – собралась большая компания из парней и девчат. И не вздохнуть – перегар, сигаретный дым, музыка на всю. Обычная студенческая тусовка, на которой я, внезапно для себя, стала лишней.
– О! Ийка пришла! – радостно встретила меня изрядно пьяненькая Сашка, – Давай, дорогая, штрафную!
«Только этого мне не хватало…» – устало подумала я и начала судорожно синтезировать отмазки.
– Ммм, спасибо, Саш, но не хочу. Дай я тебя лучше поцелую! Еще раз с днем рождения! О, ты уже подарок примерила? – я с улыбкой поправила на Сашке серьги. – Носи с радостью! Тебе идет!
Но отвлечь подругу оказалось не так просто. Ее кондиция дошла до стадии «ты меня уважаешь?», Сашка мотнула головой, нахмурилась и пробубнила:
– Не хочешь выпить с лучшей подругой?
Я вздохнула и мысленно закатила глаза. Трезвой Сашка была милейшим человеком. Но как только повышала градус в крови – включала «бычку» и начинала наезжать на все, что движется. Пытаясь задавить конфликт, я продолжила юлить:
– Пить не хочу. Голова побаливает, понимаешь?
Сашка не понимала. Но я не сдавалась. Преувеличенно бодро оглянулась по сторонам и продолжила:
– А перекусить не откажусь. Так, что тут у нас? – выдала бодреньким голоском и стала демонстративно осматривать стол. Угу. Предсказуемо: бутеры с мазиком и дешевой колбасой, сало из вековых запасов, и, слава Богу, овощная нарезка. Быстро соорудила себе бутерброд с огурцом и помидором и запихнула его в рот, чтобы у остальных не возникло искушения предложить мне чего-нибудь иного.
К счастью, Сашка отвлеклась на вновь прибывших друзей Никиты. А я забилась в уголок, сидела, жевала, наблюдала. Отметила нежелание выпить, хотя раньше не отказывалась от спиртного. Сейчас трезвой наблюдала за пьющими и испытала что-то похожее на отвращение. Не к людям, а к выпивке. Как она меняла людей! Извращалась мимика, наружу всплывала вся внутренняя грязь, которую мы никогда не покажем в трезвом уме. В этот момент я четко осознала смысл запрета на спиртное. От философии отвлек разговор нескольких парней:
– Ты прикинь, он из сортира вышел с бутылкой и после этого со мной здороваться за руку лез! – заявил один и передернулся с отвращением.
Промолчать не смогла:
– А что удивительного в том, что человек подмывается? Тебя этому не учили? Обычная гигиена. Знаешь, меня больше напрягло бы общение с человеком, который не моется, а не наоборот.
После этих слов парни заржали, а который завел разговор напрягся, нахмурился, он явно хотел съязвить в ответ, но не знал что. Поэтому просто пошел в атаку:
– А ты что нерусских защищаешь? А?
Я пожала плечами:
– Никого не защищаю. Просто говорю по факту.
– Да канеш! Все прекрасно видят, как ты около них трешься!
Ужасаясь, почувствовала, как у меня начинают гореть щеки. Еще этого не хватало! Я встала и глядя в глаза парню проговорила:
– Не твоего ума дело с кем я общаюсь и зачем. Понял?
– Все с тобой ясно! – сально ухмыльнулся оппонент и подмигнул остальным парням. – Знайте, Ия у нас по черненьким тащится. Мы для нее, видать, рожей не вышли!
– Ты точно не вышел, придурок! – припечатала я и торопливо вышла из комнаты, захватив один из учебников.
Устроилась на кухонном подоконнике и начала готовиться к завтрашним парам. Просидела до полуночи. Потом решительно пошла обратно. Веселье продолжалось. В комнате было шумно, грязно, накурено. Впрочем, никому это не мешало. Здесь царила пьяная любовь, в том числе и на моей кровати!
Это стало последней лопнувшей ниточкой надорванного каната моих нервов. Я не выдержала и стала разгонять гулянку. Открыла окно, выключила музыку и спросила у Сашки, кто будет наводить порядок в комнате. В ответ получила ведро презрения и жгучую обиду. Все быстренько собрались и отправились кутить в другую комнату. Ясно. Свинарник щедро оставлен мне.
Сгребла мусор со стола. Пошла в душевую за веником и вылетела оттуда пробкой – кого-то стошнило в раковину, запах стоял непереносимый! От картины, представшей моим глазам, к горлу подкатила тошнота. Продышалась свежим воздухом и раздраженно упала на кровать. Решила оставить все как есть. Пусть Сашке будет уроком.
После этого случая наши отношения с соседкой начали портиться. Ей не понравилось мое отношение к ее друзьям. Мне не нравилось ее пренебрежение по отношению ко мне. К тому же я перестала уходить из комнаты, когда являлся Никита и это еще больше отдалило нас друг от друга.
Вскоре все мои переживания и метания отошли на второй план. На горизонте замаячила сессия, я стала учиться еще усерднее. С Амиром общались редко. И отношения наши перешли в иную плоскость. Он окончательно принял меня за «братишку». Это было больно и обидно, но я смирилась, умом понимая, что у нас нет никакого будущего. Жаль только, что на сердце это понимание не действовало и оно, глупое, продолжало сладко сжиматься при виде неприступного кавказца.
После сессии решилась и попросила Амира научить меня читать намаз. Признание далось непросто. Амир стал первым человеком, которому я рассказала о принятии Ислама. Наградой стало удивление, радость и поздравления. Амир быстро научил меня молитве, объясняя энтузиазм тем, что теперь ему, как учителю, будет записываться награда за каждый мой намаз. Да на здоровье! Мне не жалко. Всем сердцем полюбила наши занятия, еще бы! Училась благому делу и могла бесконечно долго любоваться Амиром, его невероятными глазами, открытой улыбкой. Обучением намазу мы не ограничились, Амир так увлекся, что предложил позаниматься и арабским языком:
– Так тебе будет проще. Да и читать Коран сможешь сама. – пояснил Амир.
И я не стала отказываться. В итоге училась не только арабскому, но и основам Ислама, уточняя непонятные моменты. И снова наши отношения сменили полюс. Теперь он относился ко мне скорее как брат. Так и говорил:
– Ты теперь моя сестра по вере! Обращайся с любым вопросом, помогу с чем смогу, бисмиЛлях (ради Аллаха).
Мы начали заниматься, Амир учил меня религии. Я наслаждалась этими встречами, ждала их. Но чувства не демонстрировала, скрывала, как сокровище. Не хотела, чтобы о них кто-то узнал и все очернил, извратил, испортил. А о том, что будет, когда учеба кончится, не хотела думать. От одной мысли, что он уедет и женится – к горлу подходила горечь и живот скручивало от ревности. И я просто запретила себе эти мысли. Доживу – разберусь. Ин ша Аллах (если на это будет Воля Аллаха).
Но наше общение не осталось незамеченным. Хоть я и старалась не оставаться с ним наедине, не заходила в его блок. Мы занимались в комнате самоподготовки, там было тихо, спокойно и место это особой популярностью не пользовалось. Причину встреч не афишировала, чтобы меньше людей узнало о моей смене веры, и вскоре стала слышать противные шепотки в спину. Старалась не обращать внимания, но с каждым днем это было все сложнее. Скандал был неизбежен. И случился он в тот день, когда я впервые встала на намаз.
Сашка с раннего утра укатила в центр с Никитой, и я была уверенна, что ее не будет до самого вечера. Нервничая, словно перед экзаменом, я решилась на первый настоящий намаз.
Для молитвы была нужна закрытая одежда, которой у меня пока не имелось, поэтому я взяла обычную чистую простынь и с помощью булавки сделала из нее свой первый хиджаб. Подготовила листки с текстом, взяла чистое полотенце вместо коврика для намаза, совершила омовение и, потея от волнения, начала молиться.
Руки мелко дрожали, на лбу от волнения выступила испарина, сердце билось как колонка под басы в папиной копейке, но вместе с тем в душе рождалось приятное чувство правильности происходящего. Меня наполнила любовь к Создателю, выступили слезы, накрыли новые эмоции и вдруг я услышала звук поворота ключа в двери и застыла, не в силах пошевелиться…
Дверь распахнулась и в комнату влетела смеющаяся Сашка, за ней Никита с объемными пакетами. Они увидели меня и замерли. А я наоборот отмерла и опустилась в земной поклон. Молитву прерывать нельзя. Поэтому, совершив суджуд, я поднялась и, склонив голову с горящими щеками, продолжила молиться. А они стояли и смотрели. Не отрываясь. Наконец-то я прочла необходимое число ракаатов (порядок слов и действий, составляющих мусульманскую молитву), дала «салават» (слова, завершающие намаз) и, посмотрела на Сашку. Она молчала. Я тоже. Встала, сняла трясущимися руками простынь и посмотрела на подругу, остро понимая, что уже бывшую. Первой в себя пришла Сашка:
– Я не поняла, это что было?
– Намаз. – больше не видела смысла скрывать я.
– Что? – не поняла Сашка.
– Ийка башкой тронулась окончательно. – пояснил ей Никитос. – Это она молилась, как мусульманка.
– Как кто? – продолжала тупить Сашка, неверяще переводя взгляд с парня на меня.
– Да. Я приняла Ислам. – сказала я и отвернулась. Мне не понравилось выражение брезгливого шока на лице подруги.
– Нафига? – выдохнула она, – Это же… Да бред какой-то! Ты что в секту попала? Это все твои дружки, да? Заставили? Одурачли? Или ты того? – Сашка попятилась к двери, – Тоже хочешь этот, как его… Джихад творить?
– Сань, не мели чушь, – неожиданно вступился Никита. Но обрадовалась я рано, он добавил: – Тут явно все добровольно. Она давно с кавказцами трется, вполне ожидаемый результат. Вот только я бы не хотел, чтобы она и тебя за собой потянула. – после этих слов Никита твердо взял Сашку за руку и вытянул из комнаты, хлопнув дверью.
А я осталась. И вдруг расплакалась. Меня обокрали! Лишили чувства сладости первой молитвы. Дружеской поддержки. Толики понимания и приятия. Я же никого не трогала! Какое дело людям до веры в моем сердце? Тошнило от надобности оправдания, защиты выбора. Плакала долго и со вкусом. А потом успокоилась. Вот только зря. Тогда я еще не знала, что меня ждет…
Сашка наплевала на нашу дружбу и дала волю языку. Скоро новость о том, что я сменила религию, или «предала веру предков», разлетелась по всей общаге, а потом и по универу. Я резко стала знаменитой, мегастар, вот только такая популярность меня не радовала. Отношения с подругами окончательно испортились, знакомые тоже начали сторониться. Куда бы я ни пошла – меня верными псами сопровождали шепотки и сплетни.
Сложно? Да. А с другой стороны, стало даже проще. Хотя бы не приходилось скрывать намаз, но все равно старалась не молиться в комнате. Сашка вела себя по-детски: если вдруг заставала меня за молитвой – начинала специально громко разговаривать или включала музыку. Ругаться и что-то доказывать мне не хотелось, поэтому я облюбовала под молитву общаговский спортзал. Там на двери была задвижка и я могла спокойно совершить намаз под видом занятия спортом.
Так постепенно и привыкла ко всему. Погрузилась с головой в учебу. Лишь изредка общалась с Амиром и его друзьями. На остальных мне стало все равно и лишь одно пугало до мокрых ладошек – мысль, что весть о моих переменах дойдет до родителей. Вот это было действительно страшно. Боялась представить, как отреагирует отец на такие выверты, поэтому постоянно просила у Всевышнего стойкости, сил, терпения, возможность достойно пережить этот непростой период.
А еще с каждым днем во мне нарастало желание покрыть голову и сменить джинсы на юбку в пол. Чем больше узнавал Ислам, тем острее чувствовала себя раздетой в привычной одежде. Менять образ решила постепенно, резко облачиться в хиджаб не хватало духу. В один из дней разбила копилку и поехала на рынок. Там столкнулась с проблемой: длинной одежды не было! Вообще!
Я обошла все ряды несколько раз, даже заглянула в отделы для беременных и не нашла ничего подходящего! Расстроилась, собралась домой и вдруг натолкнулась на ларь с джинсовой одеждой, где, к счастью, нашла длинную джинсовую юбку. Подходящая кофточка у меня была, оставался платок. Выбрала яркий шарфик, который прямо в магазине повязала назад, выпустив концы на грудь.
Мне понравилось. Образ получился скромный и романтичный. Но когда я в таком виде пришла на пары столкнулась с насмешками и острым непониманием. От меня даже отсаживались на парах. Что только я не услышала! Цыганка, бабка, дебилка, шахидка… У меня даже пара человек спросила про вшей… Только Амир подмигнул и показал большой палец. От этого одобрения стало легче, но ненадолго. Меня вызвали в деканат.
Олег Иванович, декан, сидел за столом и нервно постукивал пальцами по столешнице. Уже несколько минут он меня рассматривал с неодобрением. Я тоже молчала, лишь выпрямилась и повыше задрала нос. Уже догадалась, что послужило причиной вызова на ковер и просто мысленно повторяла «мне нечего стыдиться» и демонстрировала деланное спокойствие.
Наконец-то декан не выдержал:
– Ия, думаю, ты поняла, зачем я тебя вызвал.
Я пожала плечами, делая вид, что ничего не понимаю.
Декан продолжил:
– Что у тебя за вид?
Я удивленно подняла брови:
– А что не так? Скромная одежда. Мне нравится.
– Угу. Скромная, значит… А на голове что? Ты знаешь, что по уставу в помещении нужно находиться без головного убора?
– Так это просто косынка. – растерялась я. – Чем она мешает? Кусочек ткани, который никак не влияет на мои умственные способности.
– У нас дресс-код! – вспылил декан и продолжил: – И вообще ходят слухи, что ты подалась в верующие. Мне это не нравится! Ия, я вынужден сообщить твоим родителям и в органы!
Сердце пропустило удар, а потом заколотилось как бешеное. Я втянула воздух, пытаясь успокоиться, потом спросила:
– Зачем? Я совершеннолетняя и имею право выбора! Никаких законов не нарушаю. У нас в стране вроде бы свобода вероисповедания и выбора? Нет?
– Тише, тише! – Олег Иванович устало потер лоб. – Мое дело маленькое – следить, чтобы в университете не разводилось всякого… Этакого. Только таких проблем нам не хватало! Я тебя предупредил. Дальше сама разбирайся. А еще лучше – просто живи как раньше. Осталось два месяца до выпускных экзаменов. Вот выпустим и делай что хочешь. А пока прекращай! Мой тебе совет. Иначе сообщу, куда сказал. Понятно?
Я кивнула. Молча развернулась и вылетела из кабинета. О, Аллах, почему все так сложно? Никому, никому я не сделала ничего плохого, слова дурного не сказала! Откуда столько ненависти? Из глаз потекло, сорвала с головы косынку и приложила к лицу. Не хотела, чтобы меня увидели и забежала гардеробную. Забилась в уголок и начала плакать. Вдруг хлопнула дверь, и я притаилась, стараясь не шмыгать носом.
Но Амир меня нашел.
– Эй, вот ты где! – улыбнулся он, и присел рядом. Замолчал. Косо посмотрел на мою опухшую физиономию с размазанной тушью.
Амир сочувственно покачал головой и спросил:
– Что, сильно орал?
– Нет. Вообще не кричал. Олег Иванович у нас культурная сволочь. – ответила я и шмыгнула носом.
– Так что тогда рыдаешь? – спросил Амир с удивление косясь на то, как я сморкаюсь в несчастную косынку.
– Сказал, если не сниму, родителям и в органы донесет. – ответила я.
– Хм. Вот вам и свобода… И что делать будешь? – Амир посмотрел мне в глаза. Я отвернулась, пожала плечами:
– А у меня есть выбор? Ты даже не представляешь, что мне родители устроят. Да и учиться осталось два месяца. Окончу и надену. Ин ша Аллах.
Амир поддержал мое решение и помог подняться. Раздался звонок, оглашающий, что начинается пара. Амир проводил меня до туалета и поспешил на лекцию, а я привела себя в порядок и пошла домой, думать.
Снять платок оказалось тоже не простым делом. Да, в теории, можно было повоевать, доказать свое право на ношение платка, но я же совсем одна… Я испугалась и проиграла этот бой. Мне не хватило силы веры, чтобы продолжить борьбу.
Потом на пары ходила в закрытой одежде, но без головного убора. Девочки, увидев меня без платка, обрадовались, в их глазах светилось облегчение и торжество. Меня подозвали к себе, но я молча прошла мимо и уселась на галерке. Больше ни с кем из них я практически не общалась. Чувствовала себя преданной. Простить я могла многое, но только не предательство. Наверное, именно поэтому я в чем-то понимала окружающих. Ведь я тоже была предательницей. Мне кидали в лицо, что я предала веру предков, свой народ. Справедливо? Не знаю.
Амир тоже начал готовиться к сессии, и мы практически не встречались. Одиночество окутывало, но не пугало, как раньше, сейчас я в нем находила успокоение. Потерянных друзей не оплакивала. Отсекло одним ударом. Только просила в молитвах, чтобы Всевышний привел в мою жизнь настоящих, искренних людей, которые станут мне опорой и поддержкой.
Время летело незаметно, дожили и до последней сессии. Сдала все на отлично. А на выпускной просто не пошла. Самым сложным стало прощание с Амиром. Я так и не смогла окончательно избавиться от своих чувств к нему. Прощаясь, Амир подарил мне небольшую серебряную подвеску – полумесяц со звездочкой.
– Вспоминай обо мне в своих дуа. – попросил он смущенно.
– А ты меня в своих… – так же смущенно попросила я в ответ и просто сбежала, чтобы парень не увидел предательских и красноречивых слез.
Так и расстались. Амир пообещал иногда звонить, но я сразу простила ему эту маленькую ложь.
Из общежития съезжала с легким сердцем. Решила, что теперь мне точно ничего не помешает идти к своей мечте и сконцентрировалась на собеседовании. Оно предстояло через неделю, и до этого момента я решила пожить у родителей.