Инна Ивановна Фидянина
Как богатыри на Москву ходили
у баньки новенькой.
В ней и надумал ночевать.
Всё не в чистом поле спать!
Баньку затопил, помылся,
уснул. А утром пробудился,
ноги резвы отказали.
Что такое, ты не знаешь?
Егор в ответ: «Всё сошлось!
Без нечисти не обошлось».
И в дом за тятькой побежал,
домашним новость рассказал.
Те выслушали и бегом к бане.
Отец с матерью первые самые,
за ними кошка с собакой.
Слепая курица, однако,
догоняя всех, кудахчет:
«Ко-ко-ко, что это значит?»
Прибежала к бане семья,
оглядели богатыря,
призадумались.
Каждый умный ведь,
свою думку проталкивает.
У бабы рот не умалкивает,
настаивает на порче.
Пёс: «Это разбойники, точно!»
Кошка во всём винит блох.
Курица в ноги людей клюёт
за то, что в угоду Баннику
чернушке устроили «баиньки».
– Банник! – отец догадался
и до Ставра докопался: —
Ты, воин, в баньку как вошёл,
поклонился ль хорошо
банному хозяину?
– Не, о нём не знаю я.
– А разрешения просил заночевать?
– Не, не мог я сего знать!
– Крест православный с себя снял,
и под пятку запихал?
– Нет.
– А когда в бане мылся,
оставил в ушате водицы,
веник, обмылок от мыльца?
– Не.
– Дурна твоя башка!
– Хочу румян-бок пирожка!
– Погодь, не времечко жевать,
пирог и в рот не сможешь взять.
Живо прощения у Банника проси
да поклонись ему разочка три.
– Поклоняться я не можу,
присох к лавке, совесть гложет.
– Ну… придётся нам челом побить,
витязя отворожить.
Поклонились крестьяне духу банному,
извинились за гостя самозванного.
Содрали с груди Ставра
крестик православный
и в его же сапог запихали.
А затем воды медовой дали
нашему воину
и сказали: «До скорого!»
Да в дом пошли
печь пироги.
А былинный с боку на бок
поскучал, помычал да умолк.
И разглядывая зодчество,
захрапел в одиночестве.
Тут вышел Банник злой из-за угла,
ведь ни туда ему и ни сюда:
некуда деваться,
надо снимать заклятье.
Семья крестьянская, хошь не хошь,
а ритуал совершила хорош.
Покряхтел Банник, зашептал:
заклятье тяжкое снимал.
Поколдовал и исчез.
Навсегда иль нет?
А тем временем Егоркина мамка
напекла пирогов и к баньке:
богатыря проведать,
пирожочков с ним отведать.
А за ней – ревнивый муженёк,
за мужичком – его сынок,
за сыном – кошка
(отставая немножко)
за кошкой – собака,
следом – курица в драку!
Примчались к Ставру, тот спит,
богатырским храпом храпит.
Растормошили богатыря и давай пытать:
– Как здоровьице, можешь встать?
Открыл воин очи ясные, потянулся,
встал с лавки, оделся, обулся
да накинулся на пироги:
подкрепить свои мощи.
Наелся и от врагов обещал избавить.
– Да нет у нас ворогов, некого хаять.
– Их сегодня нет, а завтра будут,
набегут, налетят, не забудут
деревню спалить дотла!
Но чтобы рать моя пришла,
вы свистите, прибегу
и дружину приведу.
Откланялся Ставр Годинович и исчез.
Жди-пожди его теперь, глазей на лес!
А Егорку спать родные отправили
по древнеславянским правилам.
Баю-бай, сыночек,
баю-бай, не срочно
нам со злом махаться;
впервой черёд – проспаться,
во второй черёд – покушать,
а в третий – сказки слушать.
